Через неделю рыба так и не пошла. И хотя Василий о предсказании Демьяныча молчал, ее уже почти перестали ждать: тоже не все были лыком шиты. Трое тут же уехали, Демьяныч отпустил их почти без разговоров. Сам он раздобыл моторную пилу и с утра до вечера разбирал брошенные дома, пилил дрова, - готовился везти к себе в Восточный. В море почти не выходили, ждали команды сниматься. Заранее сняли дальний невод, а на ближний наведывались только для того, чтобы привезти рыбы кандею на готовку.
Наконец-то выпали яркие солнечные дни, и те, кто не уходил в Кандыбу, с утра до вечера загорали, купались, отогревались после многомесячной сырости. Василий часто ходил на охоту, но и это не отвлекало его. Становилось ему все неспокойнее, все чаще задумывался он о том, что же дальше делать. Ну вот, через две недели снимутся отсюда, - куда дальше? Опять пить, потом вкалывать, - и опять все сначала? Нет, хватит с него, пора и за ум браться, - настойчиво говорил себе Василий. Но как? Этого он не знал.
Однажды в Кандыбе он зашел в книжный магазин и накупил учебников для восьмого класса. Руслан удивленно спросил:
- Ты что, Макар, решил на старости лет в науку вдариться?
- Пошел ты… - огрызнулся Василий.
Из всех учебников он не одолел и по десятку страниц - школьная премудрость забылась начисто. Попросил Володю объяснить кое-что, и тот, повозившись с ним полчаса, с сожалением сказал:
- Тебе, Вася, не с восьмого класса надо начинать, а с пятого.
Василий мрачно чертыхнулся и засунул учебники под раскладушку.
Тане он все-таки написал, не выдержал, - очень уж хотелось узнать хоть что-нибудь об Олежке. Она ответила тут же, - письмо было спокойное, дружеское, - и прислала фотографии Олега. С них на Василия с веселым удивлением смотрел красивый, еще больше, чем раньше, похожий на него мальчишка, и Василию с трудом верилось, что ему всего полтора года - таким осмысленным был его взгляд.
Таня писала в основном об Олежке, в конце письма спрашивала, что у него нового, и просила, чтобы он не пропадал надолго и хоть изредка сообщал о себе. Василий вздохнул - и вот уже третью неделю никак не мог собраться и ответить ей. Что у него может быть нового? Разве что пить бросил - да не бог весть какое достижение…
Фотографии он бережно завернул в целлофан и каждый вечер украдкой разглядывал их. Однажды Володя застал его за этим занятием и спросил:
- Племянник?
- Сын, - не подумав, ответил Василий.
Володя удивился.
- Ты же говорил, что не был женат.
- Мало ли что говорил, - буркнул Василий, пряча фотографии.
9
В субботу отправились в Восточный, повезли Демьянычу дрова. Дорку и большой пятитонный кунгас нагрузили до отказа, плыли весело, - и погода стояла почти что крымская. Демьяныч отправился искать машины. Потом весело нагрузили два огромных трехосных грузовика, отвезли, разгрузили и к вечеру уселись в огороде, за щедро уставленным закусками столом. Быстро опьянели, Витька Косых тут же, на лавочке, свалился и захрапел, а капитан, механик и двое других пошли на промысел - попытать счастья у здешних бабенок. Звали с собой Василия, но он отказался, не хотелось ему никуда идти. Пьян он не был, невесело смотрел перед собой в стол, вполуха слушал болтовню Демьяныча. А когда они остались вдвоем, Демьяныч, помолчав немного, поднялся на нетвердых ногах, тронул Василия за плечо:
- Пойдем-ка, Васыль, в дом, разговор есть.
Василий молча пошел за ним, недоумевая, что за разговор может быть по пьянке. Но Демьяныч был не так уж и пьян, смотрел серьезно. Усадив его за стол, он ушел куда-то и скоро вернулся с тремя пухлыми общими тетрадями, положил перед собой, бережно разгладил загнувшиеся уголки обложек.
- Что это? - равнодушно спросил Василий, глядя на тетради.
- Сейчас все скажу, - значительно сказал Демьяныч. - И не думай, что это только по пьянке, я не пьяный.
- Да ладно, говори, - вяло сказал Василий, раздумывая, не лечь ли ему спать.
- Да ты слухай внимательно, - с досадой сказал Демьяныч, - я тебе дело говорю, а ты как дохлая рыба глядишь.
- Говори, я слушаю.
- Знаешь, что в этих тетрадях? - торжественно начал Демьяныч. - Я тут двадцать три года все записывал - когда рыба начинала идти, когда кончала, какие течения, ветры, погода, - в общем, все, что лова касается. Этим записям цены нет, сколько уже человек выпрашивали их у меня. Я же на всем побережье ловил - и горбушу, и кету, и навагу, и селедку…
- Интересно, - безразлично проронил Василий.
- Погоди, дай до конца сказать. Кому попадут в руки эти тетради - гарантию даю, и в самый плохой год без рыбы не останется. Ты не смотри, что в этот раз так вышло. Не идти бы мне на пенсию - я давно бы уже из Кандыбы на другое место перебрался, без рыбы не остались бы…
- Другие тоже впустую сидят.
- Другие сидят, а я не сидел бы, верно тебе говорю. Да стар я уже стал, силы не те…
Демьяныч помолчал, глядя на него, и словно ждал от Василия какого-то ответа.
- А мне-то зачем ты все это говоришь? - безразлично спросил Василий.
- А затем и говорю, что идти мне на пенсию, а вместо себя надо кого-то в бригадиры ставить. Вот я и думаю тебя.
- Меня? - опешил Василий.
- Ну да, тебя. Парень ты с головой, рыбацкое дело знаешь, характером тоже бог не обидел, - справишься…
- Это ты загнул, Демьяныч, - Василий покачал головой, еще не зная, как отнестись к неожиданному предложению.
- Чего это я загнул? - Демьяныч даже обиделся. - Мне надо все хозяйство в надежные руки передать, тут не до шуток. А чем тебе это плохо? Сам себе хозяин будешь, никто тебе не указ, наоборот - сам приказывать будешь. Ну что, согласен?
- Да все равно правление не утвердит, - уходил от прямого ответа Василий. - Я же для них "бич", голь перекатная.
- Ну, это не твоя забота, - решительно отмел его возражение Демьяныч. - Утвердят, раз я рекомендую, со мной там пока еще считаются… Говори прямо - согласен?
- Погоди, Демьяныч, не горит ведь, - сказал Василий, решив про себя, что не пойдет на это, не стоит привязываться к такому месту. - Подумать надо.
- Ну, думай, - согласился Демьяныч. - Время пока терпит. А только дурак дураком будешь, если откажешься. Я десять лет на Азове простым рыбаком вкалывал, пока в бригадиры вышел. А тебе такая возможность выпала…
- А почему ты именно меня выбрал?
- А кого? - поднял на него светлые глаза Демьяныч. - Народ шебутной пошел, на месте не сидит, вечно несется куда-то.
- А у меня ведь тоже ни кола ни двора.
- Живи зиму здесь, если хочешь, только рад буду. Такой домина - а сам знаешь, вдвоем со старухой живем. А там колхоз даст тебе что-нибудь в самом Старорусском, к лету вроде дом намечают сдавать.
- Ладно, успеем еще поговорить, - оборвал разговор Василий и встал. - Давай-ка я спать лягу.
- Ложись, ложись, - засуетился Демьяныч, тоже вставая. - Сейчас скажу Матрене, постелит.
Утро для всех было - словно нож острый. Демьяныч за бок держался, морщился - вчерашняя выпивка явно не в прок пошла. И капитана, Вальки Кузнецова, тоже не было. Подождали немного и решили отправиться без него.
До ковша идти было неблизко. Демьяныч сразу отстал, весь посерел лицом, и Василий, подождав его, сказал:
- Оставайся-ка здесь, Демьяныч, отлежись, потом поездом приедешь. Делать там все равно нечего.
Демьяныч с трудом выдохнул, тяжело привалился к штакетнику. И, подумав, согласился:
- Ладно, Васыль, что-то и в самом деле плохо мне.
- Печень, что ли?
- Она, проклятая. Только ты уж проследи там…
- Да ладно, иди, ложись.
И Демьяныч медленно побрел обратно.
Капитан храпел в дорке, крючком согнувшись вокруг мотора. Витька Косых, - маленький, быстрый, резкий в движениях, - открыл дверь рубки и дурным голосом заорал:
- Кэп, мать твою, подъем, в Японию уносит!
Капитан и ухом не повел, выдал такую руладу, что Витька с завистью сплюнул:
- Вот гад, хитрый, лишних два часа урвал. Скойлался, как цуцик, и хоть трава ему не расти… Кэп, дорка от твоего храпа уже течь дала!
Наконец и капитан очухался… Только к обеду снова вышли в море.
Бодро поплыли по ярким синим волнам, под горячим, необычным для Сахалина солнцем. Василий лежал на носу кунгаса, надвинув на лоб капюшон робы, думал о предложении Демьяныча. Идти в бригадиры было и заманчиво, и страшновато. Весь опыт прошлой его жизни, прожитой налегке, без всякой ответственности за кого-то и за что-то, подсказывал ему - не соглашайся, не связывай себя, не вешай ярма на шею, - как бы ко дну не утянуло. Придется отвечать за людей, за бригадное имущество, за ошибки и неудачи. Не прав Демьяныч - какое уж тут сам себе хозяин, когда хозяев над ним будет куча и спросят они за любую провинность по всей строгости. А зачем тебе это? На жизнь себе всегда заработаешь, как вольная птица - езжай куда хочешь… И тут же о другом думалось - а куда ехать? Будет везде все то же, что было в семнадцать лет этой вольной жизни. От такой воли иногда уже волком выть хочется… Да и надоело окрики и приказания слушать, неплохо бы и самому покомандовать, посмотреть, на что ты годен, Василий Макаренков… Можно и попробовать, не получится - недолго и уйти, а не то и самого уйдут…
Но так ничего и не надумал он, привычно отложил решение на потом, - авось как-нибудь само собой все утрясется, время есть…
К концу пути дорка стала выписывать такие кренделя, что Василий подумал - надо бы взять у капитана руль. И, по буксирному тросу подтянув кунгас к дорке, он перепрыгнул на корму и сказал Вальке:
- Дай-ка я постою.
Но Валька мотнул головой, заорал ему в ухо:
- Давай, Макар, гуляй отсюда, я сам!
Василий пытался настаивать, но Валька зло ощерился:
- Я капитан или ты?
И Василий, махнув рукой, перебрался на нос дорки, на всякий случай приготовил весло, чтобы отталкиваться от камней. Хорошо еще, что был прилив. Дорка по широкой дуге на полном ходу влетела в бухту и, замедлив ход, направилась к устью реки. И, казалось, все уже сошло с рук веселому капитану, - оставалось сделать последний нетрудный поворот, выключить мотор и ткнуться носом в берег. Валька крикнул механику, чтобы он сбавил обороты. Жорка Смагин, одуревший от бензинового чада, вместо того чтобы сбросить газ - прибавил обороты до полного. Дорка рванулась вперед, и Валька вылетел за борт, не успев вовремя выпустить румпель. Дорка круто развернулась влево, Смагин тут же выключил зажигание, но было уже поздно - корма дорки с грохотом налетела на камень. Василий, тоже едва не свалившийся в воду, уперся длинным веслом в дно реки и с трудом подтолкнул дорку к берегу.
Двое безмятежно спавших на дне дорки, даже не проснулись. Василий закрепил дорку и пошел к корме посмотреть на винт. Смотреть оказалось не на что - все три лопасти срезало с вала так аккуратно, словно их там никогда и не было.
Из реки, отфыркиваясь, вылез мигом протрезвевший Валька. Василий, глядя на него, пожалел, что сам не сбросил его с кормы еще в море, - авось протрезвел бы часом раньше и ничего не случилось бы. Плавал Валька как рыба, так что опасаться было нечего.
- С приехалом, капитан, - мрачно сказал Василий. - Морду бы тебе набить за такое вождение.
- Да брось, - миролюбиво сказал Валька. - Обошлось, и ладно.
- Обошлось? А ты на винт посмотри, - посоветовал Василий.
Валька посмотрел - и даже икнул от неожиданности. И полез в дорку - бить Жорку Смагина. Тот уже вылез из рубки, обалдело щурился на солнце. Василий, не трогаясь с места, спокойно пообещал, глядя на Вальку:
- Будете счеты сводить - обоих за борт выброшу.
И Валька присмирел, сел на борт, зябко поводя плечами.
Из всей бригады на месте оказался только Степан Хомяков - тихий многодетный мужичок.
- А где остальные? - спросил Василий.
- "Лбы" здесь, с бабами, остальные еще вчера в Кандыбу умотали.
Василий, не раздеваясь, лег на раскладушку и задремал. Сквозь сон слышал, как Валька бодро докладывает по рации в Старорусское:
- "Ролик", я "двенадцатый". Докладываю обстановочку. Были в море, рыбы нет. Прием.
- Вас понял, "двенадцатый". Примите прогноз погоды.
Прогноз был обычный, спокойный.
- "Ролик", как у "шестого" и "десятого"?
У "шестого" и "десятого" рыбы тоже не было.
- У меня все, "ролик", - сказал Валька и выключил рацию.
Василий посмотрел на него. Валька, в выходном костюме и сапогах, готов был отчалить. И остальные, кроме Степана и Володи Карасева, тоже.
- Ты что, о винте ничего не сказал? - спросил Василий.
- Это не твоя забота, Макар, - небрежно ответил Валька, даже не взглянув на него. - Винт в Кандыбе достанем.
- Где, в пивной?
- Не ерепенься, сказал, достанем, - значит, достанем. И вообще - тебе-то что за дело? Будете выходить на связь, докладывайте, как обычно: были в море, рыбы нет.
И все умотали в Кандыбу. Василий повернулся на бок и снова заснул.
10
Утром Василий ушел на охоту, предупредил Степана:
- Не забудь на связь выйти.
- Ладно.
Когда Василий вернулся и спросил, что нового передавали, Степан виновато сказал:
- Так, понимаешь, вчера спать-то рано легли, двигун не включили. Аккумуляторы сели, ничего не было слышно.
- Ну и черт с ними, - бросил Василий. На связь, случалось, и раньше не всегда выходили, ничего страшного в этом не было.
В двенадцать он сам включил рацию и приготовился было привычно соврать, - были в море, рыбы нет, - но диспетчер сразу обрушился на него:
- "Двенадцатый", почему утром на связь не вышли?
- Все в море были, а у кандея часы стали, - ляпнул Василий первое, что пришло в голову.
- Кто это говорит?
- Макаренков.
- А где бригадир, капитан? - бушевал "ролик".
- В море все, вот-вот должны вернуться, - изворачивался Василий.
- Примите штормовое предупреждение, - вдруг спокойным голосом сказал диспетчер, и у Василия вспотели ладони. Он успел подумать, что шторм, может быть, ожидается так себе, но четкие, скупые слова прогноза не оставляли никаких надежд: восемь - девять баллов, ветер западный с переходом на юго-западный, порывистый, до двадцати пяти метров в секунду. Приказ по всем бригадам: невода немедленно снять, плавсредства закрепить, - в общем все, что полагается в таких случаях.
- Повторите, как поняли, - приказал "ролик".
Василий повторил, и "ролик" сказал:
- Все.
Василий медленно повесил микрофон и выключил рацию.
- Пропал невод, - жалобно сказал сзади Степан.
Василий повернулся. Степан и Володя смотрели на него так, словно ждали каких-то указаний. Каких? И почему именно от него? "А от кого же еще", - спокойно подумал Василий. Не им же, впервые столкнувшимся с морем, что-то решать…
- Что же теперь будет? - сморщился Степан. Казалось, он вот-вот заплачет. - Побьет ведь невод - что тогда? Посадят Демьяныча…
- Да не ной ты, - оборвал его Василий и вышел из избы.
Над землей и морем полыхало яркое солнце, с берега дул теплый, совсем не сильный ветер. Вышедший следом Володя, глядя на это благостное великолепие, с надеждой сказал:
- А может, они того… загнули с прогнозом? Больно уж не похоже на шторм.
- Все похоже, - невесело сказал Василий. - К вечеру такая свистопляска начнется - всем чертям тошно станет.
Его-то эта благодать ничуть не успокаивала. Скорее наоборот - по опыту он знал, что летом самые сильные штормы бывают именно после таких вот теплых дней. Он посмотрел на море. И там ничто не предвещало бури - неторопливо бил в берег невысокий накат, кое-где прорезывались "белячки". Он прикинул, что еще часа два-три будет сравнительно спокойно. Была бы дорка на ходу - всей работы с неводом на час, не больше. А теперь оставалось одно - попытаться снять невод на кунгасе…
Мысль эта пришла сразу, как только он выключил рацию. И он стал обдумывать, как это сделать.
- А где "лбы"? - спросил он.
- Да где же им быть… - сказал Володя и покосился на дом под скалами.
- В Кандыбу не умотали?
- Вроде нет, утром я видел их… Слушай, Вась, что делать-то будем?
- Невод снимать, - спокойно сказал Василий.
- На кунгасе?
- А на чем же еще?
- А это самое… - Володя опасливо покосился на море, - не загремим? Ветер-то береговой, унесет к чертовой матери - и крышка нам.
- Не унесет, - уверенно сказал Василий, - впятером выгребемся, ветер несильный. Поторопиться только надо.
- Ты думаешь, эти "лбы" пойдут?
- Пойдут, куда они денутся.
На самом деле Василий совсем не был уверен в том, что "лбы" пойдут. Если не пойдут - все: втроем и соваться нечего. Он посмотрел на Степана - тот задергал глазами, опустил голову и мелко заперебирал ногами. Очень уж, видно, не хотелось ему идти в море. Василий негромко сказал:
- Братцы, невод надо снять, иначе Демьянычу и Вальке хана, упекут за решетку. Да и нам не поздоровится, - на всякий случай добавил он, - сами знаете, барахло на всей бригаде висит, это же колхоз, а не гослов. Припаяют - и будешь платить как миленький.
Зачем он говорил им об этом? Василий знал, что никто им ничего не припаяет и не придется платить ни копейки. Слишком уж явные тут были виновники, чтобы можно было взвалить ответственность на всю бригаду. Даже в том, что они утром не вышли на связь и вовремя не получили штормовое предупреждение, виноват был не Степан, забывший включить аккумуляторы на зарядку, а Валька и Демьяныч, оставившие бригаду. Они-то и получат на полную катушку…
Знали об этом Володя и Степан или нет, но оба промолчали, словно соглашаясь с ним. Василий сказал:
- Ничего страшного, ребята, поверьте уж мне, старому волку. Мне ведь тоже подыхать неохота. Часа четыре еще спокойно будет, - на всякий случай приврал он, - а мы и за полтора управимся.
- А чего стоим тогда, пошли, - заторопился Володя.
- Подожди, - остановил его Василий. - Возьмите спасательные жилеты и робы этих "лбов", а я за ними пойду. Готовьте пока кунгас и шлюпку. Весел возьмите четыре пары, проверьте уключины. Черпаки не забудьте, отлейте пока воду. На всякий случай "яшку" положите.
- А какой кунгас готовить? - спросил Степан.
- Трехтонный, - сказал Василий.
- А потянет?
- Потянет.
О том, какой кунгас брать, Василий думал с той самой минуты, как решил идти снимать невод. По всем правилам полагалось брать пятитонный. Трехтонный тоже выдержит, но наверняка сядет так основательно, что его захлестнет первой же хорошей волной. Но если ветер усилится, на пятитонном они не выгребутся даже впятером. Получалось, что и так, и этак - все плохо, и у Василия даже мелькнула мысль - не идти. В самом деле, почему он должен чужие грехи замаливать?
И все-таки он решил, что надо идти. А выбор в пользу трехтонного кунгаса решился сам собой, когда он сообразил, что пятитонный намного шире и он с трудом дотянется до весел. А если и дотянется, это будет не гребля, а мука мученическая. А грести ему придется за двоих - ведь их будет только пятеро…
- Ну, шагайте, - сказал он и пошел к дому, где обосновались "лбы".
"Лбы" развлекались. Из дома слышалось пение Руслана, женское взвизгивание. Василий погрохотал сапогами о стенку дома, чтобы предупредить о своем вторжении. Голоса стихли. Василий вошел в темную избу.