Изотопы для Алтунина - Михаил Колесников 3 стр.


Еще вчера такое назначение показалось бы Алтунину величайшим счастьем. Очень часто он представлял, как подходит к пульту управления гидропрессом или взбирается на самый верх его по тонким стальным трапам, чтобы окинуть все хозяйским глазом, пощупать собственной рукой.

А теперь вот, когда до осуществления мечты было так близко, всего несколько минут, он почему-то не ощущал радости, не чувствовал душевного подъема. Лишь вяло подумал, что частенько был несправедлив в своих суждениях о начальнике цеха, напрасно считал, что тот держит его, Алтунина, лучшего кузнеца, в черном теле. Да ведь и другим, наверное, кажется, что их недостаточно ценят, медлят с выдвижением.

Правда, у Алтунина были некоторые основания относиться к Самарину настороженно. Не из-за Киры, нет! Началась история давно, когда Киры еще и на свете-то не было. Удивительное дело: Алтунин в мыслях своих вообще не связывал воедино Киру и ее отца Юрия Михайловича Самарина. Они словно бы существовали в разных плоскостях: Кира - это друг, а Юрий Михайлович - начальник цеха, строгий и не всегда справедливый.

Когда-то, еще в юности, Самарин любил девушку, а она вышла за другого, за того, кто стал отцом Сергея, а потом погиб на фронте. Выждав год, Самарин посватался к Алтуниной. Оба тогда были еще молоды и вполне могли бы построить семью заново. Но мать Сергея не согласилась. Самарин женился на другой. После войны окончил институт и продолжал работать здесь же, на заводе. Его назначили начальником кузнечно-прессового цеха. И когда Сергей подрос, вошел в силу, то попал именно в этот цех. Да он и не мог попасть в другой: здесь ведь работал его отец на паровоздушном молоте, все об этом помнили.

Очень часто исподтишка разглядывал Сергей начальника цеха: одутловатая полнота, красные, как свекла, щеки, неприятная острота в маленьких серых глазах. Трудно представить, каким он был четверть века назад. Но, несомненно, плотные, крепкие щеки были и тогда. Без этих щек не было Самарина. И он мог стать отчимом Сергея? Спасибо маме за то, что не изменила памяти отца. А ведь ей не сладко приходилось одной, без мужской поддержки.

Нет, не мог Сергей представить Самарина в своей семье. Сергей неизменно думал, глядя на Самарина, что и отец мог бы окончить институт и возглавить кузнечный цех. Конечно, тогда, в годы войны, кто-то должен был ковать танки - женщинам такая работа не под силу. И Самарин ковал их, не щадя себя, получил орден за трудовую доблесть. Он отчитался перед народом, а перед Сергеем ему нечего отчитываться. Да Самарин, скорее всего, и не замечал его, уйдя по уши в свои заботы. Сергей был для него просто рабочей единицей.

И все же... Алтунин догадывался, что в действительности было совсем не так. Самарин почему-то сразу невзлюбил его. В чем это проявлялось? В массе мелочей, в почти неприметных для стороннего глаза ущемлениях. Он словно бы старался взвалить на Сергея работенку потяжелее, допекал придирками к качеству поковок. Любой срочный и сложный заказ неизменно вешал на шею Алтунина. Сергей явно не нравился начальнику цеха, и он всякий раз давал это почувствовать. Почему-то у него сложилось о Сергее мнение, как о работнике бесперспективном, которого, собственно, и продвигать-то не стоит: получил в свое распоряжение паровоздушный молот - вот и вкалывай до седых волос.

Однажды даже Скатерщиков взорвался:

- Не понимаю тебя, Сергей. Всегда ты был напористым, а Самарин из тебя веревки вьет, и ты хоть бы что! Ну объясни: почему он все срочные и не очень приятные заказы перекладывает на нашу бригаду? Материальной выгоды нам от этого почти никакой. Да еще и упрекает: "топчетесь на месте", подгоняет: "живей, живей!". Это же за какие такие грехи? Рядом, на таком же арочном молоте, ребята работают спокойно, без дерганья, им за все время ни одного ответственного заказа. А я из-за всей этой срочности могу троек в институте нахватать: руки до учебников не доходят.

Неизвестно почему, слова Скатерщикова, в общем-то справедливые, глубоко возмутили Сергея. Он спросил резко:

- Что это ты, Петенька, в критиканство ударился? Легкой жизни хочется - переходи на соседний молот. И запомни: начальнику цеха лучше знать, кому какой заказ поручить: он начальник.

- Спасибо, что объяснил. Одним словом, дисциплина. Как в родной роте. Недовоспитал ты меня, не научил ценить особое доверие начальства: я ведь, как несчастный обыватель, все перевожу на материальную заинтересованность. По мне, научно-технический прогресс требует ритма на производстве, деловых отношений между людьми без всякой там ставки на энтузиазм и повышенную сознательность, чтобы не приходилось оказывать кому-то особое доверие, а если уж это потребуется, то плати вдвое.

- Ты прав, - сказал на это Сергей, - я в самом деле недовоспитал тебя: трухи у тебя в голове много. Деловой человек без энтузиазма и повышенной сознательности - это ж, если хочешь знать, просто холодный ремесленник. Это человек с рыбьими глазами: ему все равно, в каком пруду плавать, лишь бы корм был.

Сергей за всю свою жизнь никому не сказал плохого слова о Самарине, никогда не жаловался на его несправедливости. То была их игра, и посторонние в нее не имели права включаться. Самарин считался начальником Алтунина, начальником всего цеха и в общем-то был неплохим начальником - распорядительным, целеустремленным, с твердой волей. С Самариным его связывали чисто производственные дела, а все остальное не имело значения. Алтунин обладал достаточно развитым чувством дисциплины и в то же время - чувством юмора, чтобы здраво корректировать отношение Юрия Михайловича к себе и свое отношение к нему. Он сознавал неуловимость этих отношений. Отчужденность - вот как их можно назвать. В кузнечном цехе они оба - и сам Сергей, и Самарин - были у себя дома. Пусть на разных уровнях, но именно дома. Из-за того, что цех возглавляет некий Самарин, для Алтунина нет необходимости переводиться на другой завод или в другой цех. Какое Сергею дело до того, что много лет назад Самарин соперничал с его отцом? И не только в личной жизни, но, наверное, и в работе. Горечь поражения в этом соперничестве была, по-видимому, слишком велика, если уж начальник цеха до сих пор переносит те далекие отношения на тебя: ведь ты так похож на отца! Наверное, он просто забывает иногда, что ты - Алтунин-младший. При встречах в цехе всегда - пытливость, вроде бы все хочет оценить, на что ты способен, и сделать себе зарубку для памяти. Как бы ты ни старался, как бы ни перекрывал норму - ему все мало. И словно нарочно стремится создать ситуацию посложнее, чтобы проверить твою выдержку, выносливость. Авось сорвешься, забузишь. Вот уж тогда можно будет выдать тебе на полную катушку, поучить уму-разуму...

Когда на завод прибыл первый манипулятор, Самарин вызвал Алтунина в свой кабинет, уставленный телефонами и телевизорами.

- Техника новая, невиданная. Тебе и твоей бригаде осваивать. Запорешь машину - ответ особый будет!

Почему именно - бригаде Алтунина? Не имело смысла спрашивать. Начальник цеха сам все объяснил:

- Эта штука может заменить целую бригаду. Вот и начнем с твоей... Отберем у тебя специалистов и поставим их на другой молот.

Алтунин раньше всех освоил машину. Она пришлась ему по душе: мощь, красота! Решил обучить ковке на манипуляторе Сухарева. Тот оказался слишком чувствительным: вылезая из кабины, закричал в сердцах:

- Пусть он сдохнет, этот прогресс! Лучше на ручную ковку уйду. Трясет - спасу нет. Все печенки вытрясло.

К тому времени в цех поступила уже целая партия молотовых и прессовых манипуляторов. Их операторы так же, как Сухарев, страдали от вибрации кабины, и никто не знал, как избавиться от этой беды, Каждый удар молота по слитку отдавался в кабине. Был брошен призыв рационализаторам, конструкторы пустили в ход всю свою измерительную технику и математические расчеты. В конце концов они, конечно, докопались бы до сути и устранили дефект. Но на этот раз их опередил опыт кузнеца Алтунина. Именно он предложил сделать в кабине манипулятора деревянный пол. Ведь даже паровой молот устанавливают на подушку из дубовых брусьев, чтобы смягчить вибрацию. Вот тогда-то и прослыл Сергей рационализатором. Казалось бы, все просто, а эффект колоссальный: машинистов перестало трясти. "Подушка Алтунина" была записана в инструкции всех ковочных манипуляторов.

...Очутившись в прессовом пролете, Сергей невольно замедлил шаг. Над печами нависала сумрачная громада гидропресса - будто строгий, угрюмый храм неведомого народа.

Как ни был угнетен Алтунин случившимся, при взгляде на пресс-великан он ощутил знакомое томление в груди. И горечь сразу смягчилась.

Вновь подумалось, что в общем-то он и сам не очень справедлив в своих претензиях к Самарину, приписал ему черт знает что, как будто начальнику цеха, кроме Алтунина, некем и нечем больше заниматься. Ого-го! У начальника цеха огромное хозяйство, разветвленный аппарат управления: тут и технологи, и старшие мастера участков, и сменные мастера, и бюро технического контроля, и диспетчеры, нормировщики, плановики, табельщики, бухгалтерия. План, ответственность, сотни рабочих, и у каждого своя судьба, свои права и обязанности. Нужно обладать большим самомнением, чтобы все время усматривать нечто "личное" в отношениях твоих с таким вот перегруженным работой человеком, не знающим покоя ни днем, ни ночью. Почему это тебе всегда кажется, что на свете существуют только двое: ты и кто-то другой, который беспрестанно должен держать тебя в узком луче своего внимания, будто у него нет иных, более важных забот?

Алтунин показался самому себе вздорным, мелочным и устыдился. Он несмело подошел к начальнику цеха, обнаружив его возле нагревательных печей.

Самарин повел себя не очень-то дружелюбно. Капризно выпятив нижнюю губу, заговорил не о гидропрессе, не о том, что пора формировать бригаду, а о делах, которые никакого отношения к работе цеха не имели да и вообще мало касались начальника цеха. Обычный самаринский прием: начинать разговор издалека, как бы запутывая собеседника, говорить ему неприятные вещи, корить, чтобы ты вдруг почувствовал себя виноватым перед всем светом, а потом, когда ты раскиснешь, падешь духом, навязывать тебе свою точку зрения.

- Звонил я декану на ваш вечерний факультет. Плохо учишься, Алтунин - опять долги накопил за семестр. Понимаю: тяжело учиться бригадиру, но мы-то со своей стороны стараемся создать тебе щадящие условия... Разумеется, когда позволяет план.

- Подтянусь, Юрий Михайлович. А за щадящие условия спасибо. Накуешься за смену, а потом хоть ремнями к стулу пристегивайся, как пассажиры в самолете: того и гляди, задремлешь и сползешь на пол во время лекции.

- Ты-то, может, и подтянешься. А вот бригаду твою мы с доски Почета снимем и первого места лишим.

- За что такая немилость?

- За то, что ты выпивох и разгильдяев покрываешь. А ведь партийный билет в кармане носишь!.. Твоя бригада на тебе же скоро воду возить будет. Знаешь, какими качествами должен обладать руководитель?

- В общем и целом знаю.

- Вот-вот. Это чувствуется. "В общем и целом"... Где твой машинист манипулятора Сухарев, знаешь?

- Где же ему быть? Наверное, уже в цехе. Через четверть часа начинаем ковку.

Самарин брезгливо поморщился.

- Твой Сухарев в отделении милиции - вот он где. Вчера подобрали в состоянии крайнего опьянения. И это, Алтунин, уже не первый случай. Два раза Сухарев являлся на работу в нетрезвом виде, а ты скрыл эти позорные факты. Почему?

Алтунин уперся взглядом в кафельный пол. Все так и было: два раза Сухарев являлся в цех под хмельком. А он, бригадир, в самом деле никому не доложил об этом: ни мастеру, ни дежурному диспетчеру. Правда, на манипулятор Сухарева не пустил - вместо него работал Скатерщиков. Сухарев после холодного душа сметал метлой окалину.

Что мог ответить начальнику цеха Алтунин? Рассказать, как пытался усовестить Сухарева и даже грозил увольнением? Но результат-то каков?.. Собирался пожаловаться мастеру. Тот, возможно, перевел бы Сухарева в другую бригаду. Но этого-то Алтунин как раз и не хотел. Сухарев искусный машинист ковочного манипулятора, а вместо него, гляди, дадут третьеразрядника или какого-нибудь недотепу, который запорет срочный заказ.

Не всякому под силу управлять манипулятором. Работенка эта не из легких. Чтобы переместить горячую заготовку в нужной плоскости, машинисту ковочного манипулятора приходится выполнить свыше полутораста операций. При всем том он обязан еще контролировать размеры и форму заготовки, ее температуру, определять дефекты.

Скатерщиков иногда подзуживает:

- Знаешь, Сухарев, при Петре Первом пьяницам вешали на шею чугунную медаль, весом в семь кило, с надписью: "За пьянство".

- Так то при Петре, - мрачно отвечает ему Сухарев. - А у меня манипулятор висит на шее - это тебе не семь кило.

Нет, Алтунин не пожертвует Сухаревым ради собственного престижа и даже престижа бригады. Он не воспользуется случаем и не скажет начальнику цеха: "Да заберите от меня этого разгильдяя!"

Чутье подсказывало Сергею, что и Самарин внутренне не одобрил бы этого.

Вспомнилось, как несколько лет назад, утверждая Алтунина бригадиром, Самарин сказал:

- Запомни, Сергей Павлович: коллектива без руководителя нет. Ты человек грамотный, разумный и должен понять, что руководить людьми, не вникая в их психологию, просто невозможно. Учись этому. И еще мой тебе совет: один знаменитый писатель рекомендовал обращаться с людьми лучше, чем они того заслуживают. Так и поступай.

Слова Самарина запомнились. Хотя и без того Алтунин, конечно, знал, что если человек споткнулся, не полагается толкать его в спину - надо помочь ему встать на ноги. Он называл это "проектировать положительное в человеке". Вот он и старался "проектировать положительное" в Сухареве, а тот бессовестно подвел всю бригаду.

- Ну и как ты теперь намерен поступить с Сухаревым?

Сергей поднял голову:

- Накажем по общественной линии, внушим... Ну, а меня вы сами накажете, так я понимаю?

Самарин усмехнулся:

- Да уж за этим дело не станет. Тебе я выговорок запишу - не обессудь, Сергей Павлович. Порядок есть порядок. По партийной линии выдадут само собой... Однако я вызвал тебя не только за этим...

Алтунин встрепенулся: сейчас предложит уникальный гидропресс!.. Выговорок - выговорком, но кто-то все-таки должен осваивать эту гигантскую машину! А кто же ее может освоить в короткие сроки, кроме Алтунина?

- Ковку затянули вы - вот что! - не меняя ворчливого тона, сказал начальник цеха. - А задание-то срочное, заказчик за горло берет. Поднажми, Сергей Павлович. Знаю, у тебя экзамены на носу. Но тут уж апеллирую к твоей сознательности.

- Да мы же ковку-то почти закончили, - отозвался Сергей. - Недельки через две заказ сдадим.

- Ну, две недели - согласен. И вот еще что: Скатерщикова мы у тебя забираем.

- Куда?

- Не догадываешься? Вырастил орла - пора ему вылетать из гнездышка. Сперва берем на комплексное опробование уникального гидропресса, а потом станет тут бригадиром. Понимаю, как жалко тебе отдавать дружка, да что поделаешь! Ты у нас и в прямом и в переносном смысле - кузница кадров, рабочий-учитель. Вон сколько их, кто начал у тебя на молоте, - Вавилов, Сердюков, Михеев, Маков, Луговой, Говоров. Десятка полтора наберется - и все стали машинистами, техниками, инженерами даже. Кстати, вашего нагревальщика Рожкова тоже переводим в прессовое отделение.

Алтунин смотрел на него стылыми глазами и все не верил собственным ушам: Скатерщикова - бригадиром уникального пресса!

А голос Самарина рокотал и рокотал:

- Будь взыскательнее. Особенно по отношению к дезорганизаторам. К сожалению, в каждом коллективе на определенной стадии нет-нет да прорастет из пассива такой дезорганизатор. Больше внимания пассиву, переводи его в актив. А Скатерщикова правильно воспитал - широко шагнет. Это я сразу почувствовал, когда он в твое отсутствие одним рывком вывел бригаду на первое место...

Конечно, Алтунин мог бы возразить: бригада вышла на первое место не благодаря усилиям Скатерщикова, а потому, что в течение года боролась за это. Правда, когда Алтунин был в отпуске, Скатерщиков постарался довести дело до победного конца. Но какими методами! Замордовал и машинистов и подсобников. Двое, не выдержав его грубости, подали заявление об уходе. Алтунин едва уговорил их взять эти заявления обратно. Петенька любит пошуметь. У него - все лентяи, все недотепы, один он хорош.

История эта не стала достоянием гласности лишь потому, что Сергей всячески старался притушить ее, а грубые выпады Петра умел обратить в шутку. Но наедине он выдавал дружку за это полной мерой, и случалось, что после таких объяснений они не разговаривали неделями. Пока над Скатерщиковым стоял Алтунин, вздорный характер машиниста не представлял серьезной угрозы для коллектива. А что произойдет, когда Петенька сам сделается бригадиром, да еще на уникальном гидропрессе? Не наломает ли дров?..

К сожалению, Сергей не мог высказать своих опасений начальнику цеха: не хотелось, чтобы тот заподозрил его в зависти. Но Самарин, словно угадав его мысли, спросил сам с обычной своей напористостью:

- Ну и как ты отнесешься к моим планам касательно Скатерщикова?

Алтунин болезненно свел брови, сузил глаза, наконец, сломив что-то в себе, сказал:

- Скатерщиков - хороший машинист молота. Но будет ли он таким же хорошим бригадиром на гидропрессе - не знаю. Ведь бригадир, как вы сами любите выражаться, - это своего рода дирижер. Честно признаюсь: поручиться за Скатерщикова как за дирижера на все сто процентов не могу. Хватит ли у него терпения, ровного напряжения сил?

- Вполне разделяю твои тревоги и сомнения, - согласился Самарин. - Но на кого в данном случае можно положиться на все сто процентов? Ты ведь тоже никогда не работал на такой машине. Ну, а если имеешь в виду ерепенистость Скатерщикова, то, может быть, потому он и ерепенится, что способен делать большее, чем делает теперь. Тут, брат, наперед трудно сказать что-нибудь определенное. Развитие коллектива и руководителя - единый процесс, а Скатерщиков попадет в бригаду, куда будут сведены лучшие специалисты. Поживем - увидим. Так что можешь поздравить своего дружка. Пусть завтра с утра и начинает на новом месте.

Завершая разговор, Самарин посетовал на нехватку квалифицированных рабочих. Почему так неохотно идут люди в кузнечный цех? Тяжелые условия? Но ведь и оплата тут - по "горячей сетке" и квартиры кузнецам дают в первую очередь. А иной получит новую квартиру и сразу же переводится в другой цех, где полегче.

- Скажи, есть ли разгадка этой загадки? - допытывался Самарин. - Если бы не ты, с твоим умением ковать кадры кузнецов, сидели бы мы на бобах...

Алтунин не настроен был сейчас обсуждать эту проблему, и похвалы начальника цеха не подбодрили его.

Взглянув на огромный гидропресс, который вдруг стал чужим, неприступным, вроде бы отвернул лицо, Алтунин нехотя направился в свой пролет.

За каких-нибудь полчаса произошло столько неприятных событий, что Сергей был совершенно подавлен ими. Он просто сник.

Да не все ли равно, кто будет управлять этим гидропрессом - Алтунин, Скатерщиков или кто-нибудь третий?.. Пусть - Скатерщиков...

Назад Дальше