Вадим теперь никого не замечал, кроме Никандрова. Вопрос касался вещей, в которых он разбирался. Какая разница где, в зале или лаборатории? Вадим поднялся со своего кресла:
- Хочу заметить, что в своей нобелевской речи физик Роберт Милликен, человек, определивший заряд электрона, заявил приблизительно следующее: "Ответ экспериментатора на вопрос, что такое электричество, будет прост. Экспериментатор прежде всего констатирует, что о последней сущности электричества он ничего не знает"… Кстати, и сегодня о конечной сущности электричества мы знаем не больше, чем Милликен. Другое дело, если Никандрову что-нибудь известно! Пусть он с нами поделится…
Тишина прорвалась.
- Братцы, среди нас гений! Он пробовал электричество на вкус, - кричал какой-то парень в ковбойке, глядя на доцента.
- Никандров, остановите время! - истошно вторила ему девушка в очках.
Никандров размахивал руками.
- Надеюсь, что Волков не имел в виду квантовую электродинамику! - пытался перекрыть страшный шум доцент.
- Откуда вам это известно?! В том и талант поэта, чтобы вникать в суть вещей. Пусть подсознательно, - ответил Вадим.
- Браво, Димка! - раздался голос Ипполита.
Вадим повернулся, но ничего не мог разглядеть в полутемном зале. Вдоль рядов суетился зам. Поравнявшись с Вадимом, он прошипел: "Вы мне за это ответите!" И проскакал дальше - наводить порядок.
Вадим усмехнулся, посмотрел на часы и сделал шаг к выходу.
В дверях стоял Савицкий.
- Ну, вы довольны? - бросил через плечо Вадим.
Савицкий задумчиво посмотрел на него и ничего не ответил.
3
Ирина проявляла пластинки. Длинные пальцы изгибались в красном свете. Как щупальца. Изображение спектра уже набрало четкость, пора и закреплять…
Ирина не любила фотолабораторию. Когда весь мир сжимался до размера маленькой комнатки, из темноты лезли холодные мысли. Никакие посторонние предметы не отвлекают… Позади почти тридцать лет. Многие подруги имеют семью или прошли через это. А у нее все как в замедленной кинопроекции. Днем, на людях, на работе, мысли отвлекались, но стоило ей остаться одной, как сейчас, в темноте лаборатории…
Это ощущение ворвалось в ее жизнь три года назад. В Святогорске. На экскурсии. Они приехали в монастырь. Странно, в наше время где-то есть монастырь. Она отстала от группы. И тут в маленькой узкой двери показалась женщина в черном длинном платье с белым воротничком. Монахиня… Ирина с любопытством посмотрела на женщину. Глаза женщины, вначале такие равнодушные, вдруг потеплели, в них появилось участие и молчаливый сговор. Она дружески кивнула Ирине и улыбнулась…
Она давно забыла эти глаза, но чувства, вызванные взглядом монахини, не притуплялись. А со временем еще больше росли. Особенно в минуты, когда она оставалась одна, как сейчас…
- Ирина, ты здесь? - послышался голос Вадима.
Свет рванулся в затемненную комнату. Она едва успела положить пластинку в закрепитель.
- Встретил Устиновича, он сказал, что ты в лаборатории. Почему же ты не пошла на вечер?
Ирина не ответила. Вадим подошел к столу. На развернутом рулоне спектрограммы виднелись карандашные пометки Устиновича.
- К сожалению, наш материал работает не на тебя. Устинович готовит какое-то феноменальное сообщение. Даже от меня скрывает. Все ходит и молчит, как псих, - произнесла Ирина.
Вадим сел на диван. Он смотрел на Ирину снизу вверх. От этого ее лицо казалось вытянутым.
- Что ж, я рад! Итог многолетней работы радиоастрономов блестяще подтверждают астрофизики.
Ирина присела на краешек дивана, высоко вздыбив острые колени.
- Ты что, и вправду бросаешь свою… фракционную деятельность?
- А что мне делать? Что?! Всем намозолил глаза! Теперь, по крайней мере, буду приятным сотрудником. Не буду казаться умнее всех…
- Ну и дурак! - прервала Ирина. - Не имеешь права! Ты должен добиваться. Ты столько вложил труда, времени. В конце концов, это твоя диссертация. Будущее…
- Я могу защитить ее по…
- По той теме, которую пытался опровергнуть два года?
- Какая разница, - усмехнулся Вадим. - Один мудрец сказал: наука - это средство, а не цель.
- Мудрец! Эдька Бродский? Ипполит? Савицкий?
- Брось, Ирина. Это ученые. И Ипполит, и Савицкий.
- Ученые. Возможно. Из тех, кто занимается очередной плановой темой… А ты - другой. Ты не имеешь права! У тебя один план - твоя интуиция.
Вадим с любопытством скосил глаза на Ирину. Его озадачила такая бурная поддержка. Если Вадиму удастся обосновать предположение о значительной глубине ионосферы Венеры, то лежащие на столе спектрограммы приобретут еще одного противника.
Ирина поняла значение его взгляда.
- Ты болван… Устиновичу нужен результат твоих работ. Каким бы он ни был.
- Чепуха! Не идеализируй. Устиновичу необходимы подтверждения своей гипотезы. И ему больше по душе официальные опубликованные результаты отдела, чем мои откровения.
- Устинович - ученый. Ему важна истина.
- Бедная истина. Сколько мы прикладываем сил, чтобы перетянуть ее на свою сторону. - Вадим отвел руки за голову и потянулся. - Знаешь, в Доме сегодня выступал Борис Волков.
- Ты был там? - резко спросила Ирина. Тонкий пергаментный профиль заострился. На него падал свет из соседней комнаты, смешиваясь с лучом фотофонаря. - А я не хотела идти без тебя. - Ее лицо застыло в некрасивой гримасе. Странная красно-белая маска.
Вадим дотронулся рукой до большой перламутровой пуговицы на халате.
- Не надо, Ира, - произнес Вадим. Он не знал, что еще сказать.
Холодные пальцы в белесых разводах высохшего раствора нащупали руку Вадима и прижали к маленькой груди, Вадим чувствовал торопливое постукивание сердца. Казалось, что сердце от ладони отделяет лишь материя халата. И больше ничего… Какая-то неудобная поза. Вполоборота. Вадим попытался высвободить руку. Ресницы Ирины дрогнули и приподнялись.
- Понимаешь, у меня наблюдение в одиннадцать, - проговорил Вадим.
Порыв ветра стукнул форточкой. Прошло еще несколько минут.
- Я попал на вечер случайно. Ипполит затянул. Я даже и не думал идти, - произнес Вадим.
- Молчи. Я прошу тебя, - слабо проговорила Ирина. - Поцелуй меня.
Еще раз стукнула форточка. Пожалуй, это повод. Ничтожный, но повод. Вадим решительно высвободил руку и озабоченно направился к окну. Он долго возился с форточкой. Хотя набросить крючок было секундным делом. Ирина не изменила позы, как статуя, подсвеченная красным лучом.
Вадим почувствовал, что он сейчас вернется к ней.
- Ну, я пойду, - глухо произнес Вадим.
Ирина не ответила. Она даже не приподняла ресниц. И Вадиму понадобилось усилие, чтобы покинуть лабораторию.
В аллее парка полумрак. Единственный фонарь, на углу западного корпуса, облеплен листьями дуба. И пробивается через гусиные лапки листьев нежно-зеленым светом. Дуб не сдавался осени. На стене корпуса висел телефон-автомат. Вадим нащупал в кармане монету. В конце концов, можно позвонить из своей лаборатории, но он чувствовал, что не сможет сделать и шага, если не позвонит сейчас. Смешно, почти забыть о ее существовании, вспомнить мимолетно и вдруг так желать услышать ее голос. К чему? Неизвестно. Прихоть! И потом уже поздно, неудобно. На память пришел роман Белля "Глазами клоуна". Герой обладал странным свойством - по звонку угадывать не только кто звонит, но и запах собеседника. Символ обостренного восприятия мира. Очень удобное свойство. Вадим тоже попытался представить, как сейчас снимет трубку Вероника. На ней будет просторный домашний халат. Кофейного цвета. Вероятно, у него тоже обостренное восприятие. Он даже чувствует запах ее изумительных волос… Но, как ни странно, Вадим не мог вспомнить лица Вероники. Он напрягал память, пытаясь восстановить обстоятельства знакомства. Это еще как-то ему удавалось, но из внешности Вероники возникали только волосы и блестящий целлофановый плащ. А затем все перечеркивал профиль Ирины. Вообще довольно глупо искать встреч с человеком, внешность которого растворилась в памяти. Неужели только волосы?..
Монетка провалилась. И кофейный домашний халат оказался теплой подлатанной кофтой с пряным запахом давно обжитой квартиры.
- Веронику? - произнес старческий голос. - Ее еще нет. Она звонила, что гуляет в Доме ученых. Вечер там. А вы кто будете?
Вадим повесил трубку. Кто он будет? Действительно, кто он будет?
Какая досада - быть на вечере и не встретить ее…
За поворотом здание отдела радиоастрономии. Стоит слегка подуть ветру, как переплетения антенн отзываются низким мощным гулом. Вадим поднял голову и стал разглядывать небо. Через сорок минут Венера войдет в плоскость антенны. Можно будет начать наблюдения. Но что может дать еще одно наблюдение, если он оставляет тему?
Вадим себя уговаривал, убеждал. Заранее зная, что ему не хватит силы воли зайти в лабораторию. Автобус в город отходит через три минуты. Если побежать, можно успеть…
Вадим побежал.
4
Сквозь стеклянную дверь подъезда он увидел пустые вешалки гардероба. Вадим постучал. Появился Семенов и развел руками. Он что-то проговорил, но ничего не было слышно. Как в телевизоре, когда убираешь звук. Но Вадим и так понял, что вечер закончился и все разошлись…
В городе прошел дождь. В мокром асфальте отражались апельсиновые фонари. Озябшая продавщица мороженого, в халате поверх телогрейки, походила на чайную бабу. Покупателей в этот час не было. И почему она не сворачивает свое хозяйство? Вадим решил взять эскимо, но с условием, что в сдаче будет двухкопеечная монета. Продавщица оглядела его из-под полосатого платка и согласилась просто разменять на двухкопеечную, если надо.
Вадим спрятал монетку и зашагал. Он чувствовал опустошенность и усталость. Зачем все это? Какого черта он притащился в город?! Два года не позволял себе этого во время наблюдений. Он уходил из театра, с вечеринок, слыл чудаком, энтузиастом, карьеристом, кретином…
Ах, при чем тут Вероника?! Он даже не помнит ее лица. Может, он десять раз ее замечал в зале клуба, но не узнавал. Глупость, мальчишество… В его возрасте пора, быть серьезным. А не бегать в поисках телефона по городу. Чтобы уговаривать, унижаться, умолять о свидании. Разве недостаточно было состоявшегося разговора? И этот визит на квартиру…
Вадим вытащил монетку и швырнул ее вдоль улицы. Хватит!
Если поспешить, то можно успеть кое-что записать. Меньше самокопаний и больше дела. Главное - движение! За углом должна быть стоянка такси…
5
Жакомино. Чиполлино. Буратино. Сеньор Карабас. Куклы, куклы. Шары покачивали добродушными головами, как разноцветные луны. Лошадки таращили пуговичные глаза…
Вадим попросил запустить медвежонка Кузю. Девушка строго изогнула брови и стала накручивать ключик. Она не понимала, почему именно Кузя.
А Кузя ходил по кругу, раскачиваясь плюшевым телом.
Девушка отошла.
Вадим подобрал ключик и запустил Жаконю, утку Настю и какого-то непонятного типа в очках и длинном колпаке. Семенов? Пусть будет Семенов…
Девушка вернулась и с возмущением оглядела хоровод.
- Ну, знаете… Вы полчаса стоите. Как не стыдно… - девушка вылавливала игрушки и пихала в коробки, где они продолжали возмущенно гудеть и протестовать. А Семенов добрался до края и чуть было не свалился. Вадим подхватил Семенова, но почти не понимал, что хочет продавщица. Он с интересом ждал, кто раньше успокоится в коробках…
- Вы купите что-нибудь?
- Куплю. Вот этого Семенова.
- Семенова?! Артикул пятьсот четыре. Турист. Платите рубль десять.
И Вадим купил туриста Семенова. Черт знает для чего.
Семенову коробка не полагалась. Его завернули в кусок коричневой бумаги и связали, как буйного алкоголика.
- Слава богу. А то вырос, как верста, - произнесла какая-то женщина и юркнула на освободившееся у прилавка место.
Вадим выбрался из толпы.
Секция мужских сорочек находилась на втором этаже. Широкая лестница затягивала людей, словно воронка. Стоило лишь приблизиться к первой ступеньке. Путь к отступлению моментально отрезала новая шеренга серьезных покупателей. Необязательно затрачивать усилие, достаточно просто не сопротивляться.
Первый раз Вадим поднялся по этой лестнице полчаса назад и узнал, что Вероника на складе, а вернется минут через десять. Тогда он спустился ниже этажом. Там, среди игрушечных симпатяг, он подумал, что его не очень-то тянет в секцию мужских сорочек. Ему это не нужно. Его это тяготит. И он не торопился, но был уверен, что сейчас покинет универмаг. Прошло полчаса… и вот он опять на широкой лестнице. Он убеждал себя, что при возможности непременно повернул бы назад, но, к сожалению, это бесполезно. Если только пройти по второму этажу к лестнице, предназначенной для спуска…
- Молодой человек, Вероника пришла, - произнесла пожилая продавщица, заметив Вадима, и крикнула за ширму - Девочки! Позовите Веронику!
Вадим оперся спиной о колонну. Он почувствовал беглый огонь любопытных глаз из-за прилавка секции мужских сорочек. В прорези ширмы показалось девичье лицо. Исчезло. Его сменило другое любопытное лицо. За ширмой рассмеялись. Вадиму стало неловко - что они, с ума посходили?! - он принялся разглядывать витрину…
- Ах, это вы?! - в голосе Вероники прозвучало разочарование. - Как вы меня разыскали?
Вадим пожал протянутую мягкую руку. Странно, ему показалось, что это не Вероника, не та, облитая целлофаном плаща, с которой он сидел в парке…
Светлые жидкие глаза, изморозь веснушек на бледном широком лице. И лишь волосы, пышно клубящиеся, отдаленно напоминали образ, возникший в памяти тогда, в лаборатории.
Вадим подавил замешательство и произнес:
- Очень просто. Мне удалось узнать по телефону ваш домашний адрес. И ваша бабушка…
- Это соседка. Я живу одна, я си́рота, - прервала Вероника. С непривычным ударением на первом слоге. Прозвучало диковато. Как-то не вязалось это беспомощное слово с самостоятельным взрослым человеком.
Вадим улыбнулся. На языке вертелся дурацкий рефрен: "Я сир, я тощ…" Ну, хватит, действительно, что тут веселого?..
- Так это вы явились к нашим? Они вас приняли за разбойника.
- Жаль, я вас не застал. Хотел пригласить на вечер в Дом ученых.
- И хорошо. Мне было бы стыдно. Зачем вы там устроили скандал? Хотели показать, что умнее всех? - произнесла Вероника. - Я ведь тоже была на вечере…
Вадим не ожидал такого поворота. Это, по крайней мере, невежливо. И не к месту. Тем более их наверняка слышат в секции.
Он сдержанно улыбнулся, пытаясь что-то сказать. Но Вероника не желала слушать. Ровным голосом она говорила, что ей не понравилось поведение Вадима. За Волкова заступаться не стоило. Что у него есть? Хулиганские стихи, перепечатанные на машинке.
- Зачем же вы читали хулиганские? - слабо прервал Вадим.
Он видел бледные немощные губы. Почему он решил, что она красавица? Вечерние огни часто делают лица красивыми, особенно такое прозрачное, как у Вероники.
- Главное в человеке интеллигентность, - бубнила Вероника. - Я это очень ценю…
"Теперь мне понятно, почему смеялись девушки. Второй такой, вероятно, нет во всем универмаге, - подумал Вадим. - Сколько ей лет? Не больше двадцати двух… Я сир, и тощ, и немощен… О чем она сейчас болтает?"
Их толкали покупатели, тесня все дальше от прилавка. Вадима это устраивало - не будет слышно в секции. Он никак не мог понять, отчего еще не ушел. И зачем вообще пришел?!
Какой-то тип в очках пролез между ними. Вероника что-то произнесла ему вслед и придвинулась к Вадиму…
- Хочу подарить вам одну штуку. Хорошо, этот товарищ напомнил. - Вадим кивнул на гражданина в очках и вытащил сверток.
- Семенов. Турист. Он ходит. - Вадим развернул бумагу и поймал подвешенный за шею игрушки ключик. - Хотите, заведу?
- Вы как маленький, - произнесла Вероника и добавила тихо: - А вы похудели? Не пойму я…
Вадим резко нагнулся и пустил Семенова в поход.
- Что я буду с ним делать? - рассмеялась Вероника. Она придерживала пухлыми пальцами колпак Семенова. Подарок Вадима сбил ее с толку.
- Читайте ему лекции о литературе и культуре, - добродушно улыбнулся Вадим. Семенов его успокоил.
- Знаете, мне пора, - произнесла Вероника. Точно так же, как тогда, на бульваре.
- Я хотел вас пригласить куда-нибудь. Вечером, - проговорил Вадим.
- "Куда-нибудь" я не хожу, - строго ответила Вероника. Она прятала в карман упрямого Семенова.
Сейчас Вадиму было все равно, согласится Вероника или нет. "Я сир, я тощ, я дрябл. Уйдет она наконец? Кажется, я торчу вечность на этой ярмарке".
- И мне, пожалуйста, не звоните. Лучше я сама позвоню, когда найду нужным. - Вероника достала толстую чековую книжку и вопросительно посмотрела на Вадима.
"Она еще командует", - Вадим продиктовал номер телефона общежития. Она записала, спрятала книжку, деловито подала мягкую руку с ровно вытянутыми пальцами. Придерживая торчащий из кармана красный колпак, Вероника ушла.
"Вот ноги у нее красивые… Какое иногда бывает несчастье иметь собственное мнение. Собственное?! Конечно же она ждала другого. И звонить не разрешила… Я сир, я тощ. Жаль, отдал Семенова. Я сир".
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Киреев стоял посреди лаборатории в длинном синем халате и бушевал:
- Небрежно свинтили волновод и удивляются потере энергии. Законы. Одного лентяя не могут выбросить. Местком. Профком. Домком.
- Наука в этом вопросе - пас, - пробубнил Ипполит из своего угла.
Эдуард последние дни старался избегать прямых разговоров с Киреевым. Он тихо мстил за обиду. Это связывало и приносило неудобства. Впрочем, Ковалевский обещал позвонить в жилотдел.
- Вы это Сеньке скажите, - порекомендовал Эдуард.
Киреев снял халат и стал ниже, спокойней, академичней. Удивительное превращение. Когда Киреев в светлом, хорошо сшитом костюме, он будет любезен, будет интересоваться чисто принципиальной стороной вопроса. В эти часы за ним охотились студенты-практиканты, для которых даже неустойчивая работа целых блоков не казалась существенной. А аспирантам он был нужен в синем халате. Он ломал схему, набрасывал дикие варианты. Тут же подлаживал, проверял. Часами не отходил от установки. Аспирант кивал и делал преданные глаза. Он обдумывал следующую атаку на одетого в халат профессора.
Но сегодня поведение Киреева "выпадало из оптимума". Сбросив халат, он продолжал возиться у мазера.
В лабораторию вошла Люся с калькой в руках.
- Петр Александрович, если… - начала было Люся.