Опанас после этой беседы добыл книгу о Каннах, прочел и ничего не понял. Однако советы Одноглазого усвоил и тут же дал (в который раз!) честное слово самому себе приложить их к делу.
Когда Никола, окончив курс, собрался уезжать из Москвы домой, республика переживала трагические дни. Деникин шел на Москву и протягивал руку Колчаку. Гроза нависла над Питером, интервенты сидели на Севере, зашевелились белополяки.
Одноглазый долго говорил с Николой о том, как легко в это тревожное время добиться намеченной цели.
- Видите ли, молодой человек, - сказал он Опанасу, - большевики находятся на краю пропасти. Помогите нам сбросить их - и вашей услуги мы не забудем.
Одноглазый предложил Опанасу выгодную, но опасную работу.
Однако при первом же намеке на эту "работу" Опанас побледнел, понял, куда его тянут… В свою очередь и Одноглазый понял, что Опанас трус и для "работы" не годится. Он холодно распрощался с ним, обещав, однако, наведаться при случае в Верхнереченск.
В вагоне, сидя у окна, завернувшись в шинель и выставив из нее бледный нос, Опанас вспоминал последний разговор с Одноглазым из Москвы.
"Подтолкнуть большевиков к пропасти, - думал он, - это умно. А если в пропасть не большевики полетят, а - я? То-то и оно. С другой стороны, что же - оставаться навек провизором? Стать через сорок лет заведующим аптекой?"
Думы Опанаса были прерваны. К нему подсел старик с клочковатой бородкой; глаза его блестели по-волчьи. Вытирая рукавом красное потное лицо, старик долго и упорно разглядывал Опанаса.
- Военный, что ли? - надорванным голосом спросил он.
- Не военный.
- Стало быть, сам по себе? Удовлетворительно. И я сам по себе. Гляжу, сидишь ты, словно сыч, дай, думаю, поболтаю с умным человеком. Умный человек молчит, когда кругом языки чешут. Так я говорю?
Старик нагнулся к уху Опанаса и прошипел:
- Выпьем.
Опанас отказался.
- Не желаешь? Ну, бес с тобой. Чего в Москве слышно? Только не ври, я сам там был.
Опанас рассмеялся.
- Болтают, Ленин шибко болен…
Никола сказал что-то невразумительное.
- А ведь я тебе скажу, парень-то ты сурьезный! Побожись, что не коммунист!
Опанас, не задумываясь, перекрестился - старик ему показался занятным. Никола снял шапку и вытер пот, выступивший на лбу. Только сейчас он заметил, что в вагоне жарко, что все уже спят, почесываясь, покряхтывая во сне. Свеча в фонаре догорела, вагон трясся, как в лихорадке, по стеклам окон бежали струи воды - на дворе стояла непогода.
- Ну, и слава господу, - улыбнулся старик. - Раз бога поминаешь, значит, не из них. А то ведь каюк им скоро!
- Ну?
- Обязательно. Я, милай, шестой десяток на свете живу, я все в точности знаю, что и как будет. Я еще, как война началась, говорил: Николашке скоро конец. И что ты думаешь? Как в воду смотрел.
- Откуда же это ты знаешь?
- Расчет и сон. Расчет такой. Не жить им без Ленина, не жить, святая икона! Второе - сон! - Дед копался в своей бороде, словно хотел ее разодрать. - Сон такой. Белый крест стоит на красной звезде. Звезда о пяти концах. Вот и соображай! - Дед потянулся к карману, вынул бутылку, выпил и добавил: - Обязательно!
Он хотел сказать Николе что-то еще, но появился кондуктор, старик вернулся на свое место и больше не возвращался.
А Опанас, посидев еще полчаса, уснул. Внутренняя борьба окончилась, дед со своими снами и предсказаниями победил. Опанас решил, что устами старика говорил сам народ.
4
Виктора и Андрея Опанас встретил холодно. Разговаривать с ними в аптеке он отказался.
"Трусит", - подумал Андрей и спросил:
- Может быть, вечером к тебе прийти?
- Не знаю, не знаю, - пробормотал Опанас, - мне некогда.
Когда Андрей и Виктор, смущенные таким приемом, вышли из аптеки, Опанас выбежал на улицу и окликнул Андрея:
- Дело к тебе есть! Мы на минутку! Витя, подожди здесь!
Опанас провел Андрея в заднюю комнатку, заставленную банками и прочей аптекарской посудой.
- Слушай, - сказал он почти шепотом, - приходи ко мне сегодня. Только один.
- Почему один? А Виктор?
- Знаешь, неудобно. У него отец сидит в тюрьме, вот, скажут, с чьими сыновьями Опанас путается.
- Хорошо, - сердито сказал Андрей и вышел.
- Ты не говори ему! - крикнул Опанас вслед Андрею.
- Ладно.
Когда Андрей догнал Виктора, тот спросил его:
- Зачем он тебя звал?
- Книгу просил.
Вечером Андрей пришел к Опанасу.
- Что же делать, Николай? Бойскаутов разогнали, в школе мура. Может быть, к юкам пойти?
- Не советую. Я к ним иду, но я - дело особое. А вам не стоит. Да и не примут. Там пролетариев любят. - Опанас усмехнулся. - А ты знаешь что: попробуй из ребят свою организацию создать. Увлеки их чем-нибудь остреньким. Ты мне что-то об анархизме, помню, писал. Вот и возьмись.
- Куда им!
- Так не надо сразу с анархизма начинать. Начни с чего-нибудь занятного. Каких-нибудь пиратов, что ли, придумай. Общество пиратов. И занятно и весело. А тем временем помаленьку втолковывай им свои мысли.
- Черт ее знает…
- Только, пожалуйста, помни: я ни причем, я ничего не знаю.
- А что делать с пиратами?
- Научу. Выдумаем интересные вещи.
- А может быть, к юкам?
- Как хочешь! - рассердился Опанас и куда-то заторопился.
Спустя несколько дней Андрей сказал Джонни:
- Послушай, давай играть в разбойников, но по-другому.
- А ну? - заинтересовался Джонни, великий охотник до всего нового.
- Чтобы все было по-настоящему: клятвы, законы, месть! Подавать тайные знаки, стоять друг за друга до гроба.
- Ага, - восхитился Джонни. - Это дело! А кого же мы примем?
- Ну, мы с тобой, Виктор, Лена. Ну, Женечка…
- Никаких Женечек, - отрезал Джонни. - Без сопливых.
- Ну, это обсудим. Понимаешь, чтобы это крепко было, чтобы за предательство - смерть.
- Ага, - согласился Джонни.
Вечером Андрей, Джонни, Лена и Женя собрались в беседке адвоката. Виктора не было, он на несколько дней уехал с Петром Игнатьевичем в деревню - менять вещи на муку и пшено.
Андрей предложил собравшимся назваться "Обществом вольных братьев-пиратов". Но Джонни, которого до необычайности увлекала идея Андрея, воспротивился. Он предлагал назваться "Братством кровожадных убийц".
- Глупость, - безапелляционно заявила Лена. - Ну, просто идиотство. Кого ты собираешься убивать?
- Всех, - заявил Джонни, обгладывая остатки яблока.
- Убивать грешно! - пискнула Женя, но Джонни лишь сплюнул.
- Я еще раз предлагаю назваться "Вольным братством пиратов", - сказал Андрей.
- Гм, пираты! Это на море - пираты! - бурчал Джонни.
- Пираты, дурак, это вольные люди. Понятно?
Однако Джонни не сдавался, и пришлось пойти на компромисс. Обществу было присвоено название "Кровожадных пиратов юга и востока". После того как было придумано название, дело застопорилось. Надо было сочинять законы общества, но сколько ни потели над ними Джонни и Андрей, - у одного выходило чрезвычайно глупо, у другого чрезмерно умно.
- Ох, непонятно! - пищала Женя, когда Андрей читал свои заумные параграфы.
Пришлось идти на поклон к Виктору, который ничего еще не знал о затее своих друзей. Сначала Виктор, обиженный на Андрея за то, что тот не ему первому сообщил свою идею, отказался участвовать в игре. Лена уговорила его, и Виктор сел писать "Хартию пиратского общества". Она удовлетворила всех: и Андрея (в "хартии" говорилось о равенстве и об ограблении богатых), и Джонни, потому что в ней были всякие ужасы, списанные у Буссенара. Один из пунктов "хартии" устанавливал верность уставу, честность и возвышенность нравов. Андрей фыркнул, но, заметив, что Виктор готов вспылить, замолк.
Началась игра. Она заполняла почти все свободное время детей.
Играя, они жили.
5
В те годы жители Верхнереченска, как и жители всех прочих городов республики, нуждались во всем - в хлебе, в топливе, не говоря уже об одежде и обуви. На улицах появилось вдруг бесчисленное количество коз - неприхотливых животных, дающих молоко, шерсть и кожу. Козы завелись и на Матросской улице. Чтобы не нанимать пастуха, улица установила пастушью повинность, ее несли все владельцы коз по очереди. Ежедневно улица выделяла для этого пятерых детей.
Стадо выгоняли за город на рассвете, когда Кна дымилась и сияли на траве капли утренней росы.
Солнце поднималось из-за леса круглым прохладным шаром. Одно мгновение казалось, что этот шар посажен на острую верхушку огромной сосны. Старая сосна с ее порыжевшей хвоей выделялась из зеленого плотного массива леса и была видна далеко. Солнце задерживалось на секунду у верхушки этой сосны, оно словно здоровалось со старухой, словно спрашивая ее: "Ты еще стоишь?"
И сосна отвечала скрипуче: "Стою еще, жива еще".
И солнце устремлялось вверх, наливалось теплом и, переполнившись им, часть его отдавало земле.
Козы собирались у моста. Они кричали о своих делах; почтенные козлы важно трясли бородами, изредка вставляя что-либо солидным басом; молодые козлята, постукивая рахитичными ножками, теряли и находили своих матерей и ныли, жалуясь на дурное обращение.
Наконец, когда прибывала встречаемая негодующими воплями последняя запоздавшая коза, стадо двигалось через мост за Кну, на луг.
Два раза в месяц "пираты" стерегли коз. Стадо мешало им весело проводить время. Они знали замечательное место, оно нравилось и козам - там было много сочной травы, и их пастухам - там было все для веселых игр.
Это была огромная поляна. На этом лугу очень редко появлялись люди. Ходила про него какая-то дурная слава, да и трудно было сюда попасть. От леса луг был отделен проволочным заграждением, неизвестно когда и зачем поставленным. Колючая проволока проржавела, но в общем сохранилась хорошо.
Со всех прочих сторон луг был отгорожен от вторжения людей старым высохшим ложем реки Кны. Глубокое русло, с отвесными, обрывистыми берегами, выходило из леса, делало дугообразную извилину и снова терялось в лесу. Концы этой дуги были стянуты проволочным заграждением. Таким образом, место казалось неприступным, и только пронырливый Джонни, обнаружив в заграждении калитку, предложил своим друзьям гонять коз на этот луг, где стадо могло пастись без всякого присмотра.
От всех других пастухов "пираты" строго скрывали тайну Замкнутого Луга, как они его прозвали. Пригнав стадо, заперев как следует калитку, ребята освобождались на целый день. Они спускались на песчаное дно русла - оно было влажным, совсем неглубоко шли подпочвенные воды…
В обрывах реки ребята вырыли пещеры, соединили их между собой переходами, устроили в них постели из колючих сосновых ветвей и спали, отчаянно проклиная глупую выдумку своих "предводителей". Но Джонни и Виктор были непреклонны: раз пошел в пираты - будь пиратом до конца, привыкай жить в пещерах, которые вот-вот рухнут, спать на ветвях и терпеть, когда дым костра выедает глаза.
Женщин Джонни попытался было засадить за работу в "вигвамы".
- Вам нечего делать среди мужчин, - заявил он.
Женя Камнева - тоненькая, хрупкая девочка с розовыми губами и широко открытыми печальными глазами, покорно кивнула головой. Но Лена совсем не была настроена проводить время в "вигвамах".
- Ах, так! - сказала она. - Тогда, Женя, пойдем в город. Больше мы не играем.
Джонни смутился. Какая же без Лены игра? И потом, что скажет Виктор - Первый Великий Старец? Джонни покрутил носом и махнул рукой. Лена после этого случая не разговаривала с Джонни три дня. Затем все шло по-старому. Лена простила его и играла с таким же увлечением, как и раньше.
Одно удовольствие было играть на Замкнутом Лугу в сыщиков, в следопытов, в разбойников! Голые ноги уходили по щиколотку в мокрый желтый песок, и след тотчас затягивался водой. Так интересно разыскивать по остаткам этих следов скрывшихся индейцев или преступников!
Солнце до краев заливало ложбину светом, песок сверкал - казалось, он был перемешан с крупинками золота. Из леса тянулась прохлада, запахи ели и смолы.
Обед ребята захватывали из дому, но, так как тогда с едой было не густо, сами добывали пищу: отдаивали, понемногу коз, причем молоко обычно уступали девочкам. Джонни и Андрей были искусными ворами; тайно от Виктора они опустошали городские огороды, которые тянулись поблизости. В лесном пруду они ловили уток, принадлежавших лесничему. По поводу появления в меню этих яств Джонни сочинял изумительные легенды. Витя верил всем выдумкам Джонни. Не мог же он предполагать, что этот толстяк, этот Второй Великий Старец, нарушает "хартию" братства, где ясно указывалось, что "пираты" за воровство наказываются смертью!
Прочие, в том числе и Лена, хотя и знали об истинном положении дела, молчали. Что же касается Андрея, тот безусловно одобрял все похождения Джонни. Он говорил!
- Ничего нет чужого. Этот лесник - подлец и вор! Ты, Джонни, идешь к идеалу!
И толстяк самодовольно пыхтел. Сладкую даровую еду он очень любил и искренно поэтому разделял идеи Компанейца.
После отдыха "пираты" оставляли кого-нибудь около стада и шли в лес собирать шишки, дрова, грибы или ягоды.
Усталые, загорелые, нагруженные мешками с лесной добычей, они возвращались домой, чтобы через полмесяца снова прийти на луг.
6
В школу они ходили, собственно, лишь затем, чтобы встречаться друг с другом. Школа в те времена больше походила на клуб, где каждый занимался, чем хотел. Драматический кружок работал строго по расписанию, но расписание уроков осуществлялось в зависимости от количества дров, отпущенных советом. Собрания считались важней уроков. Часто среди гулких просторов школьных коридоров раздавался неурочный звонок, двери классов распахивались, и ребята мчались наверх, в зал, где обычно происходили собрания, ставились спектакли и устраивались суды.
Виктор и сын учителя родного языка Коля Зорин, тонкий, бледный юноша с задумчивыми глазами - тоже один из "пиратов", были членами школьного товарищеского суда. Одно из заседаний суда (дело было зимой спустя несколько месяцев после съезда коммуниста ческой молодежи в Москве) превратилось в прямую стычку "пиратов" с первыми комсомольцами, появившимися в школе.
Разбиралось дело Жени Камневой - она не захотела сидеть на одной парте с комсомольцем, сыном слесаря, работавшего на заводе "Светлотруд".
- У вас грязные руки, - заявила она беловолосому скромному пареньку.
Тот подал в суд жалобу на Женю.
Андрей, который к тому времени был председателем школьного исполкома, дал судьям приказ - Женю оправдать, комсомольца поднять на смех.
Виктор предложил произвести экспертизу, чтобы установить: грязные руки у паренька или нет.
В качестве экспертов суд пригласил Джонни и еще одного "пирата" - парня с воробьиным лицом, по прозвищу "Богородица", сына сельского попа.
Эксперты вышли на площадку перед судейским столом и стали под общий хохот рассматривать руки паренька. Затем они торжественно сказали:
- Грязные!
Хохот усилился. Однако паренек не смутился. Он подошел к председателю суда Коле Зорину и укоризненно сказал:
- Как тебе не стыдно!
Коля покраснел и быстро окончил заседание.
После суда комсомольцы повели себя решительнее. Они перестали шептаться по углам, завели дружбу со многими учениками.
Андрей понял, что в школе растет новая сила.
Комсомольцы, выступая на собраниях, держались дружно и не раз проваливали "пиратских" кандидатов во время выборов различных комиссий и других школьных организаций.
Впрочем, внешне они ладили с Андреем и усердно поддерживали предложения школьного исполкома, если речь шла о дисциплине, об устройстве субботников, о спектакле в пользу какого-нибудь лазарета.
Собрания в те годы бывали часто, продолжались они обычно очень долго и проходили бурно. Исполком использовал любой повод, чтобы собрать школьников. Распределялись ли карандаши, или билеты на диспут Луначарского и архиерея Введенского, или талоны на добавочные четверти фунта пшена, или какой-нибудь класс был недоволен учителем - уроки прекращались, все шли на собрание, и школьное здание дрожало тогда от рева, свиста, хохота и аплодисментов. Но самыми страшными были собрания, на которых обсуждались дела драматического кружка, - в нем состояла чуть ли не четверть школьников. В этом кружке заправлял Джонни - он как-то умел управлять своим огромным театром, хотя иногда и он пасовал перед разгулявшейся стихией.
Дело в том, что все драмкружковцы хотели играть большие роли и никто не хотел играть стариков и старух. Напрасно взывал Джонни к совести и сознательности драмкружковцев. Бушующая толпа честолюбцев вопила, ревела и улюлюкала. Однажды дело дошло до того, что драка казалась неизбежной. Кто-то уже держал за шиворот Джонни, уже раздался разбойный посвист, и вот-вот должна была начаться свалка.
Тогда Андрей схватил графин с водой и бросил его в электрическую лампочку. Свет потух, угасли и страсти…