Но в университете друзья Эрика обрушились на нее с замечаниями по поводу ее нравственности. Они, оказывается, оберегают честь Эрика! Они дали ему слово следить за Кариной!
Андрей выслушал ее рассказ, не делая никаких замечаний.
- Хорошо, - сказал коротко, - живи спокойно.
И с тех пор друзья Эрика перестали ее замечать.
- Что ты с ними сделал?
- Поговорил.
- Почему они тебя послушались? Почему все наши мальчишки тебе подчиняются?
Андрей усмехнулся.
Римма говорила:
- Настоящий мужчина должен быть как закрытый ящик. Что в нем - мы не знаем. Потому интересно. А например, длинный Лев? Я как глаза открыла, так его увидела. На одной улице жили, в одну школу ходили. Я все ботинки помню, которые он с детства износил. Какой у меня может быть к нему интерес?
Положим, интерес к длинному Леве у нее был.
Иногда Андрей начинал рассказывать:
- Наша семья много ездила. Жили в Чите, во Владивостоке, а то и прямо в тайге. Знаешь, есть места, где грибы выше берез, потому что березки вот такие крохотные. А когда идет на нерест кета, то вода на берегах выплескивается, так ее рыба теснит. Кету руками берешь, икру выжимаешь прямо в таз.
- А рыба?
- Рыбу долой. Она в это время невкусная.
- И не жалко ее?
Он удивлялся:
- Рыбу?
- Все живое жалко, - защищалась Карина. - Я раньше мух от липкой бумаги отмывала…
Он секунду задумался.
- Я ловил кузнечиков, связывал одной ниткой, они летали гирляндами. Сами черные, подкладка на крыльях красная. Летают, как фонарики. Красиво.
Но рассказывал он редко. Только если видел, что собеседнику интересно. Очень чувствовал отношение к себе людей.
- Твоему отцу я не понравился, - сказал он после того, как первый раз побывал у них в доме.
И в ответ на попытку Карины запротестовать приложил палец к ее губам:
- Только никогда не ври мне. Не понравился - это понятно. И даже неплохо. И поправимо.
- Почему же неплохо, не понимаю…
- Это значит, что с самого начала он принимает меня всерьез.
С восьми утра в доме начал трещать телефон. Это развертывался эксперимент. Карина подбегала к аппарату с блокнотом - выясняла и учитывала каналы. Сначала они шли от первого источника. Тетя Герселия оповестила всех ближайших знакомых. Потом начались звонки издали. Выражала сочувствие мамина портниха. Сослуживец Сергея Ивановича больше всего интересовался стоимостью кольца, а - от всех заданных ему вопросов отмахивался. Какая-то старая дальняя родственница была очень обижена, что о таком событии она узнала от совершенно посторонних людей, - и ни о чем, кроме своей обиды, говорить не хотела.
Карине некогда было даже одеться. Так, в стареньком халате, накинутом поверх ночнушки, она открыла дверь Андрею. В воскресенье утром она его никак не ждала.
Андрей стоял в дверях - серьезный, суровый.
- Дома Сергей Иванович?
Не сняв плаща, он прошел в столовую, где Сергей Иванович после завтрака раскладывал пасьянс.
- К сожалению, все это довольно серьезно, - сказал он вместо приветствия.
Сергей Иванович смешал карты.
- Да ничего не было, - Карине уже хотелось покончить с этой выдумкой, которая еще вчера казалась такой остроумной.
Она засмеялась.
Андрей ее тут же одернул:
- Хватит дурачиться. Я уже кое-что выяснил. Думаю, завтра ты получишь обратно свое кольцо.
- Да ну вас всех! - продолжала смеяться Карина. - Скажи лучше, кто тебе сообщил? От кого ты узнал?
- Я всегда знаю обо всем, о чем мне нужно знать. Необходимы подробности. Какой он из себя, этот бандит?
Карина стала выдумывать нехотя, без вдохновения:
- Ну, невысокий, черный, длинноносый…
Этим признаком в городе соответствовал каждый пятый.
- Хромой?
- Да, да, хромой, кривой и горбатый! Пойдем в кино.
- Никуда ты сегодня не пойдешь. В университет теперь тебя будут по утрам провожать.
Сергей Иванович хмуро подтвердил, кивнув в сторону Андрея:
- На него можно положиться… Он знает…
- Что знает? - спросила Карина.
- Законы этого мира…
- То, что ты их запомнила, это очень опасно, - сказал Андрей.
Эксперимент, кажется, пошел по непредвиденным путям.
Воскресенье было испорчено. Звонки, правда, продолжались, но Карина встречала их без особого интереса. По некоторым сведениям, Карина во время ограбления была ранена.
- Кто вам это сказал? - настойчиво выспрашивала она.
В конце концов стало выясняться, что источником информации все чаще оказывалась неизвестная Лючия Нерсесовна, которую не знала даже Римма!
- Шикарная курсовая работа получается! - подводила итоги Римма. - Еще бы визуально оформить - схемку распространения начертить…
- Андрею надо все рассказать… Он что-то предпринимает…
- Еще лучше! Пусть предпринимает на пустом месте!
- Он мне обмана не простит…
- Подумаешь, какой обман! Что ты, с другим гуляла, что ли? Мужчины только этого не прощают.
Насчет мужчин Римма знала все, хотя единственным объектом изучения был длинный Лева…
Утром у подъезда дома Карину ждали два незнакомых парня.
- По поручению Газияна, - кратко сообщил один.
- Зачем он этот цирк устраивает! - с досадой сказала Карина.
Но так и дошла до дверей университета, конвоируемая двумя мрачными парнями.
Ей уже надоели охи и ахи сокурсников. Скучно было снова и снова рассказывать эту выдуманную историю, но студенты, как будущие столпы юстиции, жаждали подробностей, чтобы определить статью уголовного кодекса и порядок судебного процесса.
После занятий у выхода из университета ее ждал Андрей.
Он поднялся вместе с ней по лестнице; не ожидая приглашения, вошел в дом. Всей семьей пили чай. Затем Андрей принялся играть с Сергеем Ивановичем в шахматы и, весь поглощенный предстоящим шахматным ходом, сообщил как бы между прочим:
- Кольцо завтра будет у тебя…
- Может быть, не надо, - осторожно сказал Сергей Иванович. - Не такая уж это ценность, чтобы рисковать…
- Ваша ладья под угрозой, - отвел этот вопрос Андрей.
Карина вышла провожать гостя на лестничную площадку.
- Андрюша, оставь все это… Прошу тебя… Тем более вообще ничего не было…
Он подумал, что Карина боится за него. Растрогался:
- Ладно, ладно. Все будет в порядке.
Мама открыла дверь:
- Если вам нужно поговорить, зачем же на лестнице? Можно и в комнате…
Утром Карину провожали уже другие телохранители. Одного из них она знала. Маленький и невидный Гена был славен тем, что кроме самбо владел еще какими-то таинственными приемами обороны и нападения. По дороге он посоветовал:
- Сказала бы ты Андрею, чтобы он бросил это дело… Могут ведь отомстить…
Карина усмехнулась. Андрей сумел, оказывается, нагнать страху на всех вокруг. Интересно все-таки, как он думает закончить эту историю?
После окончания занятий Карина вновь была встречена одним из самбистов на ступеньках университетского здания. Этот слов зря не тратил, он знаком велел ей следовать за собой.
- Куда?
- Газиян приказал.
Стояла погода той поры, когда ранняя весна похожа на позднюю осень. Земля в парке была покрыта коричневыми прошлогодними листьями. Сквозь голые деревья просвечивали дома, и было видно, что парк этот совсем маленький, всеми сейчас покинутый.
В аллее, отходящей от круглой обсерватории, стоял Андрей. По его знаку самбист, провожавший Карину, бесследно исчез.
Андрей подошел к ней, нагнувшись, нежно поцеловал.
- Ну, все кончено. Я с ним поговорил.
- С кем?
- С тем, кто был в парикмахерской. Не будем называть имен. Я сказал, что ты забыла их лица. Дело улажено. Ты в полной безопасности.
- Неужели?
Он не заметил насмешки.
- Раз уж я тебе говорю…
В его поведении была какая-то торжественная значительность. Высокий, широкоплечий, непоколебимо мужественный, он склонил перед ней голову и протянул на ладони маленький футляр:
- Может быть, это заменит тебе пропажу?
На черном бархате лежало гладкое золотое кольцо. Андрей сам надел его на палец Карины и бережно взял ее под руку.
Как красиво, как продуманно обставлено было это предложение!
Но Карина не чувствовала ни восторга, ни оглушительного счастья… Ну что ж… На всю дальнейшую жизнь она теперь узнала о нем то, что, может быть, было бы скрыто от нее на многие годы…
Он не герой, не рыцарь. Хорошо, если фантазер, а то и просто хвастун. Все равно она его любит.
На секунду ей захотелось вынуть из портфеля кольцо с плавленым сапфиром и показать его Андрею. Но для чего?
Карина спрячет это кольцо куда-нибудь подальше.
Может быть, когда-нибудь в будущем оно еще понадобится…
Пустые бутылки
С утра опять бились с вакуумом. Была какая-то неисправность в насосе, откачивающем воздух. Недавно взятый в лабораторию молодой инженер Витя Замошкин суетился бестолково.
Марк Иванович, стараясь скрыть свое раздражение, погнал Витю в производственно-технический отдел и сам взялся за насос. Человек высокой технической одаренности, он в таких случаях сам называл себя слоном, вынужденным перетаскивать спички.
- Нет, Колю он нам не заменит, - сказала Марина и, движимая чувством долга, встала рядом с Марком Ивановичем у насоса.
- Коля ваш был хороший лодырь, - сердито отозвался Марк Иванович.
- Но руки у него золотые.
Марина славилась объективностью и справедливостью.
- Руки у него золотые и природное инженерное чутье, - добавила она.
Радиотехник Сева вдруг громко захохотал. Марк Иванович взглянул на него поверх очков, которые надевал, только занимаясь тонкой работой. Он был ненамного старше остальных сотрудников - тридцатидвухлетний кандидат наук Анютин. Марина числилась младшим научным работником. Еще радиотехник и инженер - это был весь штат лаборатории, которой руководил Анютин.
Об их работе не рекомендовалось громко разговаривать в общественных местах. Хотя один раз их показывали по телевизору, туманно и непонятно поясняя непосвященным возможности разделения изотопов посредством лазерного луча.
Передача состоялась не так давно, и на экране еще действовал Коля. Повинуясь мановению руки Марка Ивановича, он делал вид, что включает и выключает установку, хотя все это была чистая липа. Марину показывали крупным планом - за красоту. И после передачи телестудия переслала ей семь писем с предложением руки и сердца. Муж Марины - самбист, поэт и рыцарь - обклеил этими письмами туалет.
А Коля передачи так и не видел. Она шла по какой-то новой рубрике, Коля что-то перепутал и опоздал к телевизору. Потом он послал два письма, якобы от имени зрителей, с просьбой повторить интересную программу, но со зрителями не посчитались.
Радиотехник Сева очень похоже изображал, как Николай в белом халате мелькает на экране, осуществляя решающий миг эксперимента. Когда он увидел, что Коля всерьез огорчается, то стал заводить его еще больше, пока не прикрикнул Марк Иванович. А через две недели Коля ушел из лаборатории согласно поданному заранее заявлению. Он проработал здесь шесть лет - со дня окончания института - и, хотя не отличался ни усердием, ни дисциплиной, знал всех мастеров в техническом отделе, умел ладить с людьми, и инженерная мысль у него действительно работала.
Марк Иванович счел нужным поговорить с Колей перед его уходом.
- Хорошо ли вы продумали свое решение?
- Я продумал, - твердо ответил Коля.
Он не сказал, куда переходит, но намекнул на высокий заработок и свободу во времени.
- А в смысле перспективы новая работа вас устраивает?
- Она меня устраивает во всех отношениях.
- Ну что ж, Коля, мы все желаем вам хорошего и не будем мешать вашему росту…
Вместо Коли в лаборатории появился Витя Замошкин, очень усердный и пока очень бестолковый. Вот и сейчас он бесцельно торчит в техническом отделе и мастера гоняют его один к другому.
Марк Иванович наладил работу насоса, и настроение у него улучшилось.
- Что ты ржешь, мой конь ретивый? - спросил он Севу.
Тотчас добавил, испугавшись, что обидел:
- Учтите, это стихи.
- Да что там, Марк Иванович! - сказал Сева. - У меня тоже, литературно выражаясь, смех сквозь слезу. Я ведь знаю теперь, где Колька работает…
Сказано было таким тоном, что все молча ждали продолжения.
Но Сева ничего не прояснил:
- Это увидеть надо.
- Как увидеть?
- Марк Иванович, поедем в обед, я покажу. Нужно, чтоб вы сами посмотрели. И Марина тоже. Я-то случайно налетел.
Сева говорил очень серьезно. Они поехали, не дождавшись обеденного перерыва.
Старая московская улица, которой еще не коснулась реконструкция, выходила к одному из вокзалов, и потому движение на ней было оживленное, а киоски и маленькие магазины облепили ее до самой вокзальной площади.
Сева привел Марка Ивановича и Марину к небольшому деревянному сараю, возле которого сгрудились люди, навьюченные мешками, авоськами и корзинами.
- Встанем к сторонке, - распорядился Сева.
Они примостились в конце загибающегося крючка этой бестолковой очереди. Люди, образующие ее, были беспокойны и суетливы. То и дело тянулись вперед, стараясь перетащить свой груз хоть на несколько сантиметров ближе к сараю-киоску.
- Чего он сказал? Чего сказал? - спрашивала пожилая женщина у своего соседа.
- Чего, чего… Не будет больше принимать… Тары, видишь, нету…
- Неужели обратно тащиться… Да попросите вы его…
- Его попросишь! - сказал мужчина. - Хозяин - барин.
- Слушай! - кричали из очереди. - Ты давай прими хоть у первого пятка!
- Что я, на голову себе буду принимать? - отвечал голос из сарая. - Сказано - тары нет.
Марк Иванович встревоженно оглянулся на своих спутников. Сева безмолвно сделал плавный жест рукой - как конферансье, представляющий публике артиста.
В окошечке приемного пункта стеклянной тары, как на маленькой сцене, уверенно действовал бывший сотрудник лаборатории инженер Глазунов.
- Закрывается, граждане! До трех часов, если тару к тому времени подвезут. Куда ты мне свою посуду тычешь? А ну, убери! Эй ты, пропусти бабусю… Старого человека затолкали! Давай свою посуду, бабуля.
- Спасибо тебе, сынок, спасибо…
- Старость уважать надо. Четыре поллитровки, четыре портвейна. Богато живешь, бабуся.
- Зять, прохиндей, пьет…
- Не критикуй, бабуля! Рабочему человеку выпить всегда можно. Получи один рубль тридцать две копейки. А не пил бы зять, где бы ты этот рублик взяла? Закрыто, товарищи-граждане, закрыто!
- По какому праву закрываете? - шумно запротестовала молодая женщина. - Перерыв с двух до трех, а сейчас и часу нету. Я за три квартала с посудой тащилась. Что же вы все молчите? Жалобную книгу требовать надо!
Очередь никак не отозвалась.
- Кто над вами главный? - не унималась женщина. - Вот сейчас мы подписи соберем…
- Раскричалась, - неодобрительно сказал гражданин с мешком, доверху набитым бутылками, - а он потом и вовсе не откроет. Тогда аж на Басманную переть…
- Произвол какой-то! Я из принципа этого дела не оставлю!
- Гражданочка, гражданочка, принципы на пустые бутылки не распространяются. И учтите, от крика образуются морщины. Сколько там у вас посуды? Стоит ли из-за пятнадцати бутылок расстраиваться? Тем более импортные из-под рислинга не принимаем. И ликерные - тоже. Пожалуйста, можете их здесь оставить, это ваше дело.
- А в "Вечерней Москве" отвечали на вопрос читателей, что импортные принимаются! - не унималась женщина.
- Мало ли что пишут в "Вечерке", они вон на сегодня дождь объявили. А где он, дождь?
В очереди угодливо захихикали.
- Итого шесть поллитровок. Получите семьдесят две копейки. Стоило волноваться?
Деревянная створка захлопнулась.
Несколько человек, обремененных бутылками, побрели кто куда, но основной костяк очереди остался незыблемым. Каждый вроде бы стремился переждать другого. Гражданин с большим мешком первый нарушил это оцепенение. Привычно быстро он подобрал оставленные у стенки бутылки из-под рислинга и ликера, взвалил на плечо свой мешок и легкой трусцой забежал за угол киоска, а за ним в молчаливой спешке поволокли свою кладь остальные.
- Не хочу я этой встречи, - брезгливо поморщился Марк Иванович. - Страшный сон! Что его сюда потянуло? Какой здесь может быть оклад?
- Оклад - чепуха, - сказал Сева, - тут другие доходы.
- Что за доходы на копеечных бутылках?
Они подошли к задней стене киоска, к его "черному входу", заставленному потемневшими, разбитыми ящиками. Очередь расположилась у стены и застыла, являя собой воплощенное терпение. Гражданин с мешком покуривал, выстроив в ряд забракованную импортную посуду.
- Да постучите вы ему! - взмолился женский голос.
- Чего зря стучать. Он сам знает.
Широкая дверь растворилась. Коля стоял в проеме, держа в руках маленький черный ящичек с педальками, по форме напоминающий школьный пенал.
- Японский счетчик, - почтительно отметил Сева, - производит все действия на любые числа. Полтораста в комиссионке, да и то не достанешь. Шикарная вещь!
Они стояли в очереди, стараясь не попадать в поле зрения хозяина ларька.
- Вот народ! - осуждающе сказал Коля. - Ну что я сделаю, если тары нет?
Очередь заголосила:
- Прими по десять, мы согласные…
- Прими, Коля…
- По десять рассчитай…
Коля покрутил головой.
- Еще ломается, сукин сын! - крикнул кто-то из очереди.
Коля сощурил глаза, сплюнул и, повернувшись спиной, захлопнул воротца.
Гражданин с мешком яростно набросился на молодого губастого парня. В праведном гневе он через каждые два слова изрыгал матерную брань.
- Чего разорался… Больше всех тебе надо… А ну, мотай отсюда!..
Очередь его горячо поддержала:
- Нашелся умней всех!
- Оскорблять всякий может. Ты встань на его место, поработай тут!
- Вот и жди теперь через таких дураков…
Кто-то жалобно просил:
- Да постучите вы ему, может, откроет?
Стоящий впереди тихонько надавил на доску и забубнил в образовавшуюся щелочку:
- Коль, а Коль, прими, как отца просим…
Дверь распахнулась. Хозяин стоял нахмуренный. Не глядя ни на кого бросил:
- По восемь…