Лаптев вызвал из Новоселово машину и пока ждал ее, успел оглядеться. Красивые места! Возле деревни извивается речка, дальше голубеют озера. В сонной тишине слышится робкий птичий посвист: "Пи-и-ию, пи-и-ию"; временами в речке, как веслом по воде, бухают щуки. Вспомнил разговор стариков: щук здесь немало, а на тебе - в бредень попадают редко.
Грозу он не услышал, а почувствовал: какое-то неясное, неуловимое напряжение охватило его. Выглянул в окошко. От горизонта наплывала туча, густая, темно-синяя, а по краям черная - этакий мрачный шатер над землей. Неожиданно в воздухе появились три белых голубя. На фоне зловещего темного неба птицы выглядели беспомощными. Они летали над домами, делали круги, медленно поднимались и опускались. Голуби всегда кажутся мирными и нежными, но беспомощными они выглядят только в грозу, когда небо вот-вот расколется кривой огненной стрелой и на землю начнет сыпать крупный холодный дождь. Вот по дороге пробежала женщина с девочкой, где-то зазвенели разбитые стекла, тонко и пронзительно взвизгнул поросенок, что-то тревожное крикнул мужчина. Казалось, земля, воздух - все пронизано напряженным ожиданием. Белые голуби в темном небе еще больше усиливали это впечатление.
И вот она нахлынула, гроза, да какая! Пылало от молний все небо, зловеще громыхал гром, так, что звенели в окошках стекла. Дождь накатывался белыми косыми полосами и бешено стучал по железной кровле, от ветра пригибались к земле кусты в палисаднике.
Раньше Лаптев в грозу всякий раз распахивал окна. Но в июне произошла одна неприятная история. Сидел он в конторе, в Травной, окошко было открыто; телефон то и дело дзинькал. И вдруг!.. Лаптев не помнит, с чего это началось... Он увидел над головой, вокруг лампочки, яркое пламя, которое судорожно вдавливалось, расширялось и было похоже то на сплющенный шар, то на огненный клубок неопределенной продолговатой формы. Казалось, полыхало оно долго. Хотя все это длилось секунды. И гром был почему-то не на улице, а в комнате. Мелькнула мысль: "Убьет!" Не помня себя, выскочил под проливной дождь и тут увидел: из окна тянется дым. Повредило тогда два ближних телеграфных столба, разбило телефон, обгорела стена в комнате. После этого Лаптев каждый раз закрывал окна. Так он сделал и сейчас.
Иван Ефимович смотрел, как на глазах менялась дорога: она потемнела, размякла. "Теперь ни пройти, ни проехать, - подумал он. - Надо будет заняться дорогами - строить новые, ремонтировать старые. Пора осушать и болота, а то их становится все больше и больше, - озер меньше, а болот больше. Нужны деньги. А где их взять?" В дом неожиданно и шумно вошел шофер.
- Видимо, придется куковать здесь до утра, Иван Ефимыч. Тучи несутся в сторону Новоселово, и нам их никак не перегнать.
- А если ненастье затянется?.. Вовсе застрянем.
- Да нет, барометр стоит на "переменно".
Вечером, лежа на кровати и стараясь заснуть, - он всегда засыпал трудно, долго ворочался с боку на бок, - Лаптев слушал по-осеннему тоскливое поскрипывание ставней и глуховатый голос хозяйки, которая беседовала с кем-то. До Лаптева доносились скучные, монотонные слова: "А он все пил и пил", "Осталися после него на руках у ей четверо, один другого меньше. А у самой-то уж и силушек нет..." Потом они заговорили о новом управляющем - солдате:
- Упрям, ну спасу нет. Пока по головке гладишь - ничё. А как против шерсти - сразу рот разевает, он у него вон какой. Хочет, чтобы все делалось только по нему. И уж вроде поймет, что неправ, а все ж таки свою линию гнет.
Это говорила хозяйка. Ей поддакнула женщина.
- Хлебушком не корми, только дай покомандовать. Он когда парнем был, то над всеми одногодками верховодил, язви его!
"Не солдат, а унтер получается", - подумал Лаптев и, выйдя на кухню, улыбаясь, спросил:
- Значит, любит покомандовать?
- Бывает... - отозвалась хозяйка, тоже улыбаясь. - Этого не переспоришь. Уж лучше сделать, как велит.
Иван Ефимович и раньше слышал такие разговоры, но как-то не придавал им значения, полагая, что люди привыкли работать по старинке и ничего нового не принимают.
Хотелось побольше узнать о солдате, но хозяйка, сказав: "Вы ж начальники, вы, поди, лучше нас знаете", замолчала вдруг. Все, спрашивай не спрашивай - больше ничего толкового не скажет. Лаптева часто ставили в тупик подобные люди: о чем-то заговорят и вдруг - рот на замок или начнут туманно объясняться: "Да кто его знает... может, так, а может, и не так... Мы люди простые, можем ошибиться..." Боится солдата или не доверяет Лаптеву?..
Он проснулся около шести. Дождя не было; после ливня все казалось обновленным, посвежевшим. Солнце поднималось веселое, яркое, обещая хороший денек.
В соседнем дворе разговаривали мужчины.
- Ты почему вчера не съездил?
Лаптев узнал солдата. Тот говорил не то чтобы резко, грубо, нет, а как-то неуважительно, с некоторым, пожалуй, пренебрежением.
- Так какая погода-то была? Вот пообсохнет, и поеду.
- Я тебе сказал, чтобы ты выехал вчера днем - погода стояла хорошая. Бревна и доски мне нужны до зарезу. - "Почему мне? - поморщился Лаптев. - Они нужны ферме".
- Днем с мотором неладно было. Я ж докладывал.
- У тебя что-нибудь да неладно. Иди пешком, а чтоб доски и бревна были. Ясно?! Если из-за бревен не закончим вовремя стройку, я потом с тебя три шкуры спущу. Запомни!
"Значит, уверен, что его утвердят управляющим. Видать, и в самом деле не терпит возражений. Упрям. Обычно это от глупости бывает... Некоторые думают, что вместе с должностью у них добавляется ума и таланта".
- Попробуй еще хоть раз не выполнить моего приказания!
"И все у него как-то не так. Жаждет власти и проявляет эту жажду самым примитивным образом. Ферма далеко от центральной усадьбы, он будет здесь чувствовать себя царьком".
Лаптев был недоволен собой: не смог сразу "раскусить" солдата, гроза помогла... Конечно, его не стали бы так уж быстро утверждать управляющим, в совхоз прибывают выпускники сельхозинститута, назначили бы на эту должность скорее всего кого-то из них, но мысль выдвинуть этого человека у Лаптева все же была.
"Конечно, глупо судить о человеке по одному случайному разговору, - продолжал размышлять Иван Ефимович. - Одно можно сказать, что с солдатом еще пока ничего неясно".
Когда машина уже была заведена, Лаптев сказал:
- Знаете что, в Новоселово мы сможем уехать не раньше вечера.
Надо было поговорить с солдатом - когда-то еще приедет сюда новый управляющий! Как бы этот, жаждущий власти, не натворил чего.
Теперь у Лаптева бывали минуты, когда он, сидя в кабинете, мог спокойно просмотреть газеты и о чем-то подумать. В одну из таких минут он, позвонив в Травное, начал давать Нарбутовских советы - все-таки Татьяна молодой управляющий, и совет не будет ей помехой.
- Да разберемся, разберемся, - недовольно отозвалась Татьяна и засмеялась, поняв, что недовольство тут ни к чему. Ямщиков как-то сказал Лаптеву:
- По легкому пути идешь, Иван Ефимович. Собираешь отовсюду лучших специалистов, лучшие кадры, мозговой центр создаешь.
Мозговой центр, придумает же! И что значит отовсюду?.. Управляющими он назначил своих же совхозников.
Ямщиков говорил дружески, вроде бы даже шутливо, во всяком случае, хотел показать, что шутливо: я, дескать, тебя понимаю, хоть ты и не так делаешь, как надо, не то делаешь, солидарен с тобой, молодец-мошенник! И вот это как раз больше всего оскорбляло Лаптева.
А вообще-то председатель райисполкома изменил свое отношение к нему: на совещаниях даже похваливает, при встречах дружески жмет руку, терпеливо выслушивает, и уж нет в его голосе показной грубоватости, как в разговоре со многими другими. Именно показной, деланной... Поначалу Лаптев не видел этой деланности и обижался, сердился больше, чем надо бы. Он думал, что Ямщиков таков только с ним. А оказывается, почти со всеми... Лаптев понял это, когда раза два посидел в кабинете председателя. Грубоватость Ямщикова почти вся была чисто внешней, была чем-то вроде щита, за которым он скрывал свою заурядность.
"Он не стал бы вести себя так, к примеру, на должности директора совхоза и тем более управляющего фермой, - раздумывал Лаптев. - Там это слишком отдаляло бы его от людей, казалось вовсе нетерпимым и сильно вредило бы и производству, и ему самому".
Ямщикова все время отвлекали телефонные звонки. Внушительным начальствующим голосом произносил он странные, не очень серьезные, даже, пожалуй, смешные фразы: "За такое дело крапивой бы тебя по определенному месту", "Хватит ему штаны просиживать, к людям, к людям пусть едет", "Зажирели там, плесенью покрылись..." Повесив трубку, сказал тем же тоном Лаптеву: "Болел я две недели, слушай. Чуть не подох".
...У Лаптева были хорошие помощники. Такой, как Мухтаров, свое дело знает. Как-то во время уборки Лаптева вызвали в область на совещание. Вернулся, Мухтаров ему говорит:
- Я распорядился комбайнеров, трактористов и шоферов кормить три раза в день бесплатно.
- Как, как?
- Им дают пищу бесплатно. Сколько хочешь, столько кушай. - Уставился в Лаптева темными, колючими глазами. - Жаловались комбайнеры, что им не вовремя горячую пищу доставляют. Я проверил и решил вот так. До конца уборки осталось дня три, не больше. Затраты на бесплатное питание покроем из фонда директора. Не так уж много средств пойдет, но зато эффект какой!
Конечно, Мухтаров не должен был делать все это без ведома директора, он чувствовал, что переборщил и, видимо, потому смущенно вздыхал.
- Бесплатно кормите и того очковтирателя-плотника?.. Ну того, который расходовал на каждый полевой домик по четыре кубометра теса? Его на период уборки шофером поставили.
- О нем вчера Нарбутовских звонила. Сказала: забирайте его, я не буду этого человека держать у себя ни минуты. Татьяна скажет, как отрубит. Сильная женщина. Раньше, когда свинаркой была, дерзила, а сейчас нет, серьезная стала... - Помолчав, добавил: - На четвертой ферме было чэпэ. Там комбайнер пьяный на работу вышел. Не допустили к машине. Я распорядился, чтобы у него высчитали за бесплатное питание. Это тоже подействовало на людей. Я знаю, я не имел права... фонд директора...
Зря он оправдывался. Нововведение понравилось Ивану Ефимовичу: пускай механизаторы питаются бесплатно и в посевную и в уборочную.
Был доволен Лаптев и секретарем парткома. Весна родился в деревне, а жить пришлось в городе - работал техником на заводе, был секретарем парторганизации в цехе. Подходящий мужик, только щербинка одна: слишком громкоголосый; на собраниях - ничего, даже хорошо, а в других случаях плоховато: говорит с одним - десять слышат.
Однажды Птицын при Лаптеве и Весне вызвал по телефону кого-то из областного управления сельского хозяйства: "Ты зазнался, зазнался, дорогой мой. Даже старых друзей забываешь. Скоро я буду в отпуске, тогда поговорим... Как чувствует себя Римма Петровна?.. Готовь армянский коньячок..." Говорил долго, и чувствовалось, что его собеседник устал от разговора, а Птицын все напирал: "Подожди! А я тебе говорю, подожди!.." Слушать его было неловко, стыдно всем, кроме самого Птицына.
- А ведь это болтовня с расчетом, - сказал потом Весна Лаптеву и презрительно фыркнул. - Вот какие мы близкие начальству.
Не терпел Весна никакой позы.
И в другой раз... Птицын, начищенный, наглаженный, говорил Весне нарочито-сложно, возвышенно, а смысл сказанного был проще простого - надо бороться с дурными манерами и неучтивостью новоселовских парней и девчонок.
Весна с бесстрастным лицом выслушал его и прошумел:
- Да, с такой хреновиной надо кончать.
Грубоватая и не очень ловкая фраза, произнесенная с намерением зачеркнуть фразеологию Птицына, рассмешила Лаптева, и он спросил не без желания оградить секретаря парткома от пустопорожнего разговора:
- Что у вас за рукопись?
- План работы моего предшественника. Ловкач! - Весна хохотнул коротко и сердито. - "Начать работу по организации совхозного кабинета политпросвещения". Заметьте, начать! Вопрос расчленен на пять пунктов - дескать, смотрите, как мы основательно, широко за дело беремся. Прошел он по отчетам парткома, комитета комсомола и даже почему-то Дома культуры. Писали два года назад. Все мои старания найти какие-либо следы выполнения хотя бы одного из пунктов не дали положительного результата. А дело очень нужное. Я читал... в колхозе "Россия" Курганской области давно уже создан кабинет политического просвещения. Отдельный дом из четырех комнат. Библиотека. Штатные работники. У них там больше двадцати школ и кружков по повышению политических и экономических знаний. Учатся и коммунисты, и беспартийные. Не только колхозники, но рабочие и служащие, проживающие на территории колхоза. Я говорил с райкомом... Там согласны. Организуем у нас кабинет политпросвещения.
"Силен мужик!"
- Прошу подписать. - Весна подал Лаптеву лист бумаги. - Отдайте под кабинет политпросвещения особнячок Утюмова.
Семья Утюмова переехала в город, и квартира пока пустовала.
"Как быстро забываются люди", - некстати подумал Иван Ефимович. Он не мог вспомнить сейчас ни голоса, ни лица бывшего директора, только маячила в памяти крупная, будто неживая фигура Максима Максимовича.
- Но там все сделано для квартиры.
Серьезный, сдержанный Весна игриво, как-то совсем по-детски, передернул плечом:
- Деньжонок надо на ремонт, Иван Ефимович. В докладной все написано. С финансами решает директор. А план работы кабинета политпросвещения обсудим послезавтра на парткоме.
"Силен!.."
Нет, Мухтарова и Весну, да и новых управляющих фермами не надо подталкивать.
Лаптев удивлялся: кое-кто из руководителей почему-то боится слишком инициативных, думающих, независимых, или, как их еще называют деревенские, "самостоятельных" помощников, а любят аккуратных, безропотных исполнителей.
Хуже было с Дубровской. С отличием окончила институт, дело знает, что говорить, не ленива, но есть в ней какая-то нерешительность или неуверенность. Часто приходила к Лаптеву: "Посоветуйте..." - "А как вы сами думаете?" Отвечает правильно. "Ну, - улыбается Лаптев, - вы и без меня все прекрасно понимаете. Действуйте!.."
Она не была просто исполнителем, не та натура; нерешительность, неуверенность странным образом сочетались в ней с неуемной любознательностью и стремлением к новому. Сказала Ивану Ефимовичу:
- Труд рабочего мы стали учитывать точнее. Дополнительную оплату установили большую. Хорошо! Но все это, как бы сказать-то... в зародышевом состоянии. Нет, не то! Все это по-настоящему еще не налажено. Спустим директиву и - конец. Конечно, теперь свинарка знает, каково ее задание на месяц и на день, знает, сколько должна получить привеса и при каких кормах, сколько заработает, если выполнит нормы. И все другие рабочие получают задания! Но... Тут вот появляется зловещее "но"... Расценки и нормы не должны быть застывшими. Условия на разных фермах разные. Где-то свинарник новый, хорошо механизированный, а где-то развалюха. И земля не одинаковая. Конфигурация, размеры полей тоже разные. На одном лугу много травы, на другом мало. Все это надо учитывать при определении норм и расценок. Их следует периодически пересматривать, так как условия, от которых они зависят, все время меняются. В нормальную погоду одно, в засуху другое. Хлеба полегли, и нормы комбайнерам, естественно, следует снизить. Надо, чтобы на фермах ежемесячно составляли краткий отчет о работе каждого человека. То есть подводить итоги. По каждому рабочему и по ферме в целом. Подсчитать решительно все затраты, вплоть до стоимости медикаментов и величины амортизационных отчислений, определить, во сколько обошелся центнер привеса. Так у свинарок. У людей других профессий - свое.
Как меняется у нее лицо: только что было по-детски мягким, по-девичьи смущенным, а теперь напряжено, в складках у губ появилось что-то жестковатое, суровое. И Лаптев подумал удовлетворенно: "Эта девонька себя еще покажет, дай срок".
- Вы можете сказать, что подобной практики, такого подробного анализа итогов работы каждого человека еще нет нигде в совхозах.
- Зачем говорить, - засмеялся Лаптев. - Только дело вот в чем... Наши управляющие и бригадиры едва ли смогут по-настоящему сделать экономический анализ работы свинарки или механизатора. Без нас им не обойтись. Что вы скажете на это?
Она усмехнулась:
- Ваши вопросы похожи на экзаменационные.
- Ну зачем же!.. А все же, как мы думаем?
- Надо подготовить что-то вроде краткой инструкции. Ну пусть это будет называться, к примеру, формой экономического анализа. В общем, рассказать и показать, что делать и как делать. А на экономическом совещании обсудить.
"Молодчина!"
- У вас есть набросок?
Неопределенно пожала плечами: опять неуверенность.
Он тут же решил: поручить все Дубровской. И доклад на экономическом совещании пусть тоже сделает она. Понаблюдать, как пойдет у нее.
Полмесяца спустя, уже после того как прошло совещание с докладом Дубровской, когда все, что надо было, обсудили, что надо, сделали, Лаптев услышал через, открытые двери низкий голос главного экономиста.
- Вы что, не доверяете мне? На совещании молчали, будто в рот воды набрали. Почему не спросили, если не ясно?
"Управляющего отчитывает, - подумал Лаптев. - Грубовато. Хотя действительно, что сидел, зевал?"
- Нужен анализ, точнейший учет всех затрат труда и средств на единицу продукции. И глубокое, по-настоящему научное выяснение причин отставания. У одной свинарки большие привесы и экономия во всем, у другой привесы маленькие и перерасход. Расскажите отстающей, почему у нее мал привес, почему гибнут поросята, почему она слишком много расходует кормов. И если что-то не сможете сделать, позвоните, приеду.
"Пошло дело, пошло!.."
Вечерами Лаптев много читал. Любил читать. Как-то он просматривал скромно изданную в Тюмени более сорока лет назад книжонку, взгляд быстро скользил по желтоватым порванным страницам и вдруг замер: "Саночкин Степан Иванович". Он сначала даже не понял, почему среди множества фамилий, перечисленных в книжке, именно эта заставила его насторожиться.
"На подступах к Тюмени разгорелись кровопролитные бои. Особую смелость и отвагу в борьбе с беляками проявил красногвардеец-пулеметчик Саночкин Степан Иванович, бывший крестьянин-бедняк из деревни Травное... Погибли смертью храбрых... Похоронены в братской могиле..."
Да!.. Лаптев вспомнил, теперь он хорошо вспомнил: в краеведческом музее, куда он изредка захаживал, когда жил в городе, хранятся старые газеты со статьями о пулеметчике Саночкине. И есть!.. А есть ли?.. Есть, есть... фотография, на которой рядом с другими красногвардейцами стоит и он, Саночкин. Она выставлена в музейной витрине.
Надо узнать отчество шофера Митьки. Нет, Митька никак не может быть его сыном - слишком молод. Молод?.. Если человеку все трын-трава, он не шибко стареет. Сколько же шоферу лет?
На другой день Лаптев узнал: Митька по отчеству Петрович. Отец погиб в Отечественную, тогда же умерла и мать. Мальчишка воспитывался в детдоме. Родни у него нет.
И все-таки Лаптев решил показать Саночкину книжку.
- Читайте! Тут вот... Не о вашем ли родственнике написано?
Митька повертел в руке книжку.
- Дед, выходит.
- Как выходит? Он в Травном жил? И вы знали, что он был красногвардейцем?
- Говорили,, что служил в армии и погиб. А уж где погиб, я не знаю.