Терек, Кубань, Дон, Северный Донец, Днепр, Ингулец, Южный Буг... С той поры физическая география врезалась в нашу память до конца. Бывалому солдату дорога не только его река, на берегу которой он вырос, вышел в люди, но и любая чужая речка, где он вступал в единоборство с самой смертью...
А безымянная, "непромокаемая" дивизия шла тем временем дальше, дальше...
За Южным Бугом она вступила в не помеченное на карте "царство-государство", которое, судя по надписям на кордонных нетесанных столбах, именовалось некоей "Транснистрией". Это еще откуда? Разведчики посмеялись над глупой затеей румынского маршала Иона Антонеску, дружно спихнули самодельную ограду в кипящий Буг и двинулись к государственной границе.
Пехота шла без привалов, хотя шагать по мартовской, распутице вдвое, втрое тяжелее. Но ей не привыкать. Осилит и эту, наверное, последнюю четверть войны, раз уж обогнула все Черное море с востока.
Дух наступления витал над весенней, пробуждающейся землей, щедро омытой буйным половодьем. И виделись в утреннем туманце Суворов и Кутузов, Фрунзе и Котовский, тоже проходившие когда-то южной стороной...
1
Полина Карташева на ходу соскочила с немецкой трофейной брички и, подбежав к самому обрыву, легонько охнула от изумления: вся пойменная низина была ослепительно белой от цветущих вокруг черешен. В старинной оправе кремнистых берегов сияло зеркало Днестра, перед которым любовались собой пышные бессарабские сады. На склонах западных высот синё курились на солнцепеке тщательно разграфленные делянки, - скоро, должно быть, зазеленеют и виноградники. Небо, высокое, чистое, ухожено ночными волглыми ветрами, в небе ни облачка, ни ворсинки. Зато над землей роились в неподвижном воздухе мириады лепестков, опадающих с деревьев. На лугу мирно паслись буренки с телятами, а поодаль от них табунок овец. Какая пасторальная картина, - рай да и только!
Лишь недалеко на севере лениво ухало одинокое орудие. Нет, такого еще не случалось. Война, как видно, приближается к концу, если можно в полный рост стоять на виду у немцев и любоваться прелестью весны, которая в самом разбеге.
Полина вспомнила шквальный огонь на Южном Буге и остро пожалела тех, кому суждено было остаться на его гремучих берегах. С начала наступления пройдены сотни километров по раскисшему украинскому чернозему. Немцы бросали вереницы подорванных машин, орудия без замков, искалеченные повозки, дородных битюгов, безжалостно пристреленных в кюветах. Они оставляли все, только бы уйти от преследования. Да и те, кто преследовал, шли с одними автоматами. Когда теперь подтянется артиллерия, подойдут обозы? И когда-то снова заработает полевая почта? Все ее номера так перемешались в "тиражном колесе", что разве лишь удачники получат письма в ближайшие дни. Но что в тылу может случиться за несколько недель? Другое дело - фронт, где смерть таится под любой заминированной кочкой. Горестное эхо последних боев не скоро докатится до глубин России. Для матерей, жен, сестер погибшие на Буге сыновья, мужья и братья долго еще будут находиться среди живых. И они пишут им чуть ли не каждый день, наставляют, как нужно беречь себя... от простуды. Такие письма, обращенные уже к мертвым людям, невозможно читать без волнения. Если бы собрать их вместе... Не эти ли письма женщин двигают военную историю - от одного сражения к другому?
Полина подумала о сыне. Как он там поживает с тетей Васей на Урале? Вырос мальчик, вырос, кончает шестой класс. У него и почерк становится мужским.. Был бы жив отец, порадовался бы успехам своего Марата. Но отец попал в беду задолго до войны, к которой он с юных лет готовился. Она же, Полина, не готовилась, а воюет третий год. Увидел бы сейчас Борис ее, капитана медицинской службы, и, пожалуй, не узнал бы...
Полина снова неторопливо оглядела сияющий Днестр, затянутую мягкой дымкой Бессарабию и нехотя пошла к своей бричке.
Молдавское село Бутор вольно раскинулось на возвышенности, отделенной от реки цветущей поймой. Сюда и тянулись передовые части. Люди еле держались на ногах, но шли, шли, да еще помогали орудийным упряжкам, обозным лошадям, которые выбились из сил. Под южным солнцем земля черствела не по дням, а по часам: стало быть, все-таки скоро подойдут и моторизованная артиллерия, и грузовики с боеприпасами, и крытые санитарные машины. Но пока что в Буторе собираются отдельные, разрозненные батальоны, прихватившие с собой полковые пушчонки на конной тяге. За время наступления войска тоже перемешались: круглые сутки преследуя немцев по сплошному бездорожью, все три дивизии 68-го корпуса под конец сбились на один большак.
И Полина не удивилась, встретив на окраине села майора Богачева, - с ним она случайно познакомилась на марше, он помог вытащить из оврага ее бричку.
- А я вас тут разыскиваю, Полина Семеновна! - громко сказал он.
- Что меня искать? - сухо ответила она, занятая мыслями о прошлом.
- Шучу, шучу! Просто я по службе оказался здесь.
- Разве штаб корпуса уже в Буторе?
- Нет пока. Но я теперь в штабе армии и по должности обязан проведать свои подшефные дивизии.
- То-то вы на "виллисе", товарищ майор.
- А вы сердитая, Полина Семеновна.
Она хотела было спросить этого вылощенного офицера, какое ему дело до ее настроения, но сдержалась в присутствии девушек.
- Идемте, Полина Семеновна, пристрою вас на квартиру. Здесь нелегко устроиться.
Ей не понравилось и это его "пристрою", однако где-то надо ночевать, - село, как видно, битком набито.
Майор дал знак своему шоферу. "Виллис" тронулся за ними по разъезженной середине улицы. Бричка потянулась следом. Майор ухитрялся идти рядом с Полиной по узкой сухой тропинке, уже протоптанной солдатами от дома к дому. С минуту он молчал, оглядываясь по сторонам, но, верно, долго молчать не в его характере.
- Завтра будет посвободнее, - сказал он, приостановившись около каменного, дома с палисадником. - Мы начали форсирование Днестра.
- Как, разве?
- А что, не похоже?
За рекой дробно застучал немецкий пулемет, послышались автоматные очереди.
- Просыпаются, черти!.. Вы понимаете, Полина Семеновна, противник не ожидал, что мы, не раздумывая, поплывем через Днестр на чем попало. Ну и застали немцев врасплох. Головной батальон девяносто третьей дивизии с утра на том берегу.
- Прямо не верится.
- Комкор Шкодунович тоже не поверил, когда ему доложили, что батальон не встречает организованного сопротивления. Но факт остается фактом. К исходу дня еще два-три батальона зацепятся за бессарабский берег. И тогда никакой дьявол не столкнет нас в реку.
- Вы не знаете, где наш комдив?
- Не беспокойтесь, ваша дивизия выведена во второй эшелон. Так что можете уделить себе денек-другой.
Полина невольно осмотрела себя. Вид у нее был неказистый: грубые кирзовые сапоги и полы шинели густо заляпаны глиной, даже на кобуре следы грязи. Пока Богачев закуривал, она поправила волосы, кокетливо сдвинула пилотку набок и немного приосанилась. Он, кажется, и не заметил этого. Сам он был в новеньком, перешитом по фигуре кителе, с орденами Отечественной войны и Красной Звезды, туго затянут глянцевитым ремнем с фигурной строчкой, на котором поблескивал грузный парабеллум, и в новых хромовых сапожках с солнечными бликами. Глядя на него, никак не скажешь, что он прошел вместе с пехотой от Южного Буга до Днестра. Полина слишком мало знала майора и посчитала его за легкомысленного штабного щеголя, каких уже приходилось встречать на фронте.
- Здесь ваши хоромы, Полина Семеновна. - Богачев по-хозяйски махнул рукой ездовому, чтобы тот заворачивал во двор. - Ну как, довольны, не довольны?
- Нам все равно, где ночевать.
- Хата большая, может разместиться полсанбата. Кто же знает, сколько вы здесь пробудете, два-три дня или две-три недели. Устраивайтесь по-домашнему.
- Спасибо, товарищ майор, - сказала она, направляясь в открытые ворота.
- Товарищ майор, товарищ майор... Вы же знаете мое имя.
- Я отвыкла на войне от фамильярности.
- Напрасно, Полина Семеновна, напрасно, - точно бы посмеиваясь над ней, говорил Богачев, оглядывая ее с головы до ног.
Это уж вовсе не понравилось Полине, она круто повернулась к дому.
- Одну минутку!.. Если вам нужно что-нибудь послать на Урал, то мой сослуживец едет туда в запасной полк.
Полина остановилась.
- Откуда вам известно, что я с Урала?
- Да я же разведчик.
- Нет, мне ничего не нужно посылать с оказией. Достаточно полевой почты.
- Может быть, вы хотели бы, чтобы ваш сын учился в Суворовском училище?.. Да не смотрите вы на меня так подозрительно, Полина Семеновна, я говорю вполне дружески.
- Нет, мой сын мечтает о гидротехнике.
- У него же отец был кадровым офицером...
Полина насторожилась: она никогда не думала, чтобы на фронте, среди множества людей, нашелся хоть один посторонний человек, который что-то слышал о ее муже.
- Извините, но в данном случае со мной поделился полковник Родионов.
- Я не знаю никакого Родионова.
- Зато он помнит вас, даже ваших родителей. Славный старик. Двадцать лет был списан с военного учета, а в июне сорок первого явился в обком и настоял, чтобы направили на фронт. Сейчас занимается агитацией и пропагандой в нашей армии.
- Ну, хорошо, я пойду, товарищ майор.
- Валентин Антонович...
- Я пойду, Валентин Антонович.
- Обязательно навещу вас при случае.
Полина выразительно пожала плечами, - что ж, мне-то все равно, - и пошла своей дорогой.
До поздней ночи под окнами натужно скрипели повозки, слышался говор солдат, изредка перебиваемый гудками автомобилей. Однако не шум проходящих войск не давал Полине уснуть. Хуже нет, когда кто-нибудь нечаянно потревожит твою память.
Она вставала, выходила на крыльцо, набросив шинель на плечи, и, постояв на свежем воздухе, снова возвращалась в душную горницу, где безмятежно спали ее медсестры... Им-то живется на белом свете куда проще. Вечером Полина слышала, как девчонки, думая, что она уже спит, тихо перешептывались между собой. Ну, конечно, о чужом майоре, который оказался таким любезным. Но вскоре они забылись, намаявшись в дороге, а вот ей не спится, хотя устала не меньше их.
Кто же этот Родионов? Как ни старалась она припомнить его, ничего не получалось. У нее был давний круг имен, связанных с судьбой матери: командующий обороной Оренбурга Великанов, старые большевики Акулов, Коростелевы, Башиловы, командарм Гая Гай, о которых, бывало, часами рассказывала тетя Вася даже тогда, когда некоторые из них ушли в неизвестность. А о полковнике Родионове она слышит первый раз. Может быть, друг отца? Отец - до сих пор не прочитанная страница в ее жизни: во всяком случае, она знает о нем лишь то, что он умер от тифа в Актюбинске.
Чем дольше Полина думала о незнакомом человеке, тем глубже проникалась уважением к нему, - если уж он, спустя целую четверть века, помнит всех Карташевых... Теперь и Богачев рисовался ей в ином свете: такой человек, как Родионов, вряд ли станет бередить душу воспоминаниями с первым встречным. Хотя майор и молод, но, как видно, чем-то подкупил старого полковника. Да не так уж и молод он. Сколько ему? Тоже, наверное, за тридцать... Полина выругала себя за нечаянное сравнение. Что это она занялась подсчетом его лет? Какое ей дело до случайного помощника на фронтовой дороге?..
И она опять задумалась о сыне. Когда уезжала в действующую армию, мальчику шел десятый год, и вот уже почти тринадцать. Вырос за войну, пишет умные письма. Недавно прислал фотографию. Она подивилась, как Марат все больше становится похожим на нее, особенно эти глаза, не по годам серьезные, и этот немальчишеский, строгий рисунок губ. До чего незаметно взрослеют дети без родителей. Марат мечтает строить электрические станции на белом угле. Ну, что ж, к тому времени, когда он станет инженером, на речных берегах осыплются глубокие траншеи, закурчавятся молодой травой бесчисленные воронки, изгладятся танковые рубчатые следы на косогорах. Раны на земле заживают куда быстрее, чем раны душевные. И начнет ее сын сооружать Замки Света там, где его мать спасала раненых от смерти. Таков ход жизни, ради которой и она, Полина, делает все возможное. Только бы увидеть, как пойдет жизнь дальше. Именно этим держатся люди на войне. Ну да, конечно, и прошлым. Прошлым и будущим. А настоящего тут нет. Фронт - железный мост из прошлого в будущее, мост, на котором ничего не растет и расти не может...
Полина сбилась, потеряла нить размышлений и уснула глухим поздним сном. Ее разбудили девчата, хотя обычно она сама подолгу будит их, точно школьниц, опаздывающих на уроки.
Весеннее утро выдалось погожим. С тревогой осмотрела Полина южное высокое небо. В такие дни, когда форсируются реки, лучше бы шел проливной дождь с грозой. Нелетная погода - благо не только для саперов, но и для пехоты, томящейся в ожидании переправы. Хорошо, если у немецкой авиации и без этого Бутора много забот. Не ровен час, налетят "юнкерсы" и смешают с землей все это село с его нарядными садами.
Бутор за ночь был до отказа переполнен войсками. Куда ни глянь, всюду толпились солдаты у дымящихся кухонь. Прямо на улице стояли "виллисы" с противотанковыми пушками на прицепе. Одолели-таки подсыхающие балки. Видно, скоро, может, сегодня к вечеру доберутся и машины медиков.
- Я пойду, поищу кого-нибудь из штаба дивизии, а то нас там совсем потеряли, - забеспокоилась Полина.
- Уже приходил посыльный, молоденький такой солдатик из новеньких, - сказала Ольга Садовская, младшая из медсестер.
- Что же вы молчали?
- А вы меня опередили, товарищ капитан, - степенно ответила Галина Мелешко, ладная, статная украинка.
- Как он мог найти нас, этот "молоденький солдатик из новеньких"?
Девушки переглянулись.
- Наверное, вчерашний майор сказал в. штабе, где мы находимся, - с плутовской улыбкой заметила Ольга.
- Может быть, - охотно согласилась Полина и подумала: "Теперь девчонки не оставят в покое с этим майором".
- Сколько я видела всяких квартирьеров, но такого не доводилось еще. Надо ведь: ждал нашу бричку на околице, точно генеральскую машину, лично проводил до самого дома. И хату облюбовал заранее. Нет, такой чести мы нигде не удостаивались, товарищи!
- Хватит тебе, - покосилась на Ольгу Галина.
И та умолкла, тайком поглядывая на Карташеву.
- Что сказал посыльный штаба? - спросила Полина.
- Можно пока устраиваться, - сказала Мелешко.
- Неплохо бы теперь помыться в баньке, - притворно вздохнула Ольга.
- Сегодня займитесь-ка лучше стиркой.
Ольга опять не удержалась:
- Верно, товарищ капитан, вымыться успеем в том же Днестре, в случае бомбежки.
Полина смолчала. Вообще-то ей нравилась эта бойкая на язык девушка. Всех растормошит, тем более, когда наволочь на душе, когда и говорить ни о чем не хочется.
Медсестры занялись хозяйственными делами. И Полина, оставшись одна в просторной молдавской горнице, села за письма. Давненько не писала тете Васе отдельно и вот сегодня решила написать - не слыхала ли та что-нибудь о некоем Родионове, судя по всему, участнике гражданской войны на Урале. Тетя Вася должна знать.
Полина увлеклась, просидела за письмами до обеда. Тетя Вася будет довольна: она любит всякие подробности и не терпит общих слов.
2
Весенний рай на Днестре кончился на третий день.
Целых двое суток за рекой продолжалась вялая орудийная перестрелка. Это было непривычно, особенно после Днепра и Буга, и люди уже скучали на берегу в ожидании самодельного парома, как в мирное славное время. Ошеломленный дерзостью передовых батальонов, которые с ходу и среди бела дня форсировали Днестр, противник не удержался в пойменном лесу и отошел к ближним бессарабским селам на западных высотах.
Командир 68-го стрелкового корпуса генерал-майор Шкодунович понимал, что вот-вот подойдут свежие немецкие резервы, и всячески торопил свои части. Однако на этих подручных средствах две стрелковые дивизии не скоро переправишь, а наплавной мост только наводился. Не имея подводного кабеля, связисты протянули через реку воздушную линию, соединив плацдарм с НП комкора, что был оборудован в саду на окраине Бутора. Отсюда Шкодунович и руководил действиями головных частей, которые так удачно зацепились, за тот берег. Лиха беда - начало! Но радость свою генерал обычно не выказывал раньше времени. Он любил говорить в подобных случаях: "Это цветики, а ягодки впереди". (Кто мог знать в те дни, что жесткая оборона на Днестре, начавшись именно в пору буйного цветения садов, затянется до исхода лета, когда яблони грузно поникнут от обилия плодов.)
Моторизованная артиллерия уже подтягивалась к мосту - он завтра будет полностью готов. Скорей бы. Немцы кое-где начинают переходить в контратаки, пытаясь задержать усиленные батальоны на подступах к правобережным селам...
Полина вернулась от начсандива, который привел наконец в Бутор последние машины, и объявила девчатам:
- После обеда всем мыться в бане:
- Да, пожалуй, не стоит ждать, когда немцы искупают нас в Днестре! - с готовностью подхватила Ольга.
Ее никто не поддержал в этом игривом настроении.
Баня стояла на отшибе, на лужайке, где расположились крытые грузовики медиков, чья-то полевая кухня и старенький автобус дивизионной многотиражки. Рядом с баней был колодец, около него сидели и лежали на траве шоферы. Они встретили девушек солеными шутками-прибаутками, но, увидев капитана Карташеву, тут же приумолкли. Лишь один из них задиристо спросил Ольгу:
- Может, водички подать, сержант?
Она не удостоила его ответом.
Полина сказала шоферам:
- Вам тоже бы надо привести себя в порядок. Сейчас мы помоемся, и баня в вашем распоряжении.
- Спасибочки, товарищ капитан, - отозвался словоохотливый парень.
Другой, постарше, заметил:
- Пока женщины плескаются, мы уже будем в Бессарабии.
Если и бывают на фронте житейские удовольствия, то превыше всех деревенская баня. Она - предел солдатских желаний, особо после долгих, затяжных боев или после долгого, изнурительного марша. Не часто война балует солдат. Все больше приходится кое-как, на скорую руку мыться под открытым небом, в какой-нибудь балке, где трофейные бочки заменяют и парную, и душ, и прачечную. Сколько этих походных банек оставлено на плацдармах, начиная с Терека!..
Полина тщательно вымыла голову, густые волосы, наверное, унаследованные от матери, доставляли ей немало забот. Но мать так и не рассталась со своими косами в гражданскую войну, а Полине пришлось волей-неволей остричься. "Не горюй, до Берлина новые косы вырастут!" - шутили ее подруги по батальону, когда заходил разговор о молодости, которую война разом отодвинула в далекое прошлое.
"А они совсем подростки, - с умилением думала Полина, глядя на своих помощниц. - Разве одна Галя выделяется осанкой взрослой девушки, остальные же ну просто еще пигалицы, особенно Ольга, хотя и вынесла с поля боя десятки раненых".