Евдокия. Я хочу вам еще сказать, что я вас все-таки ненавижу. Слышите? Правильно вы поступали, неправильно – мне дела нет. Пусть вы сделали то, что я сказала – все равно я не прощу вам Маши никогда. Никогда. Ночей бессонных, слез, горя, погибшей жизни… Никогда. Так вы и знайте. (Выбегает.)
(Входит Лялин.)
Лялин. Что тут такое? Царевна уехала, ее смутила эта… Евдокия. Зачем она была? Уж не покушаться ли на твою жизнь?
Константин Иваныч. Все вокруг, и внутри жжет меня, мучит, Лялин. Я креплюсь, терплю… молчу. Если б ты знал… Иногда хочется, чтобы обрушилась на тебя гора – раздавила бы грудь, сердце… (Встает и ходит.) Такое замученное сердце. Но, сидя здесь один, я могу только выть по-волчьи. Я скоро начну выть, Петр Ильич, не удивляйся. Сейчас придет Мари. Что я ей скажу? Я знаю, я поступил правильно. Если бы снова пришлось – снова сделал бы так. (Лялин вздыхает.) Нет, уйду и отсюда… В прежние времена ездили на войну…
Лялин(подходит и обнимает его). Замучился, Костя. Уезжай. Едем с нами.
Константин Иваныч. А? С вами? Нет. Вы… куда вы собственно.
Лялин. Еще не знаем. Но в хорошие места, конечно.
Константин Иваныч. Разумеется. Нет, я вам не товарищ.
Лялин. Пойдем с тобой на форум, сядем вечером на "белый камень", сны вокруг нас будут, мраморы. Птицы промчатся стайкой, заря запылает… Там, за Капитолием. Цезаревы лавры прошумят.
Константин Иваныч(улыбается). Все это… для счастливых. (Лялин молчит. Как бы смущен.) Я уж один… Как-нибудь. (Стук в дверь. Оба вздрагивают.) Войдите.
Лялин(торопливо). Ну, я иду… Прощай, Костя; пожалуй, не увидимся. (Быстро целует, в дверях кланяется Марье Гавриловне и уходит.)
Константин Иваныч. Мари… ты.
Марья Гавриловна. Прости, Костя. Мне… так хотелось… Евдокия сказала, что ты позволил. Я на несколько минут.
Константин Иваныч. Да что, что ты… Ах, Мари. (Машет рукой) Враг ты мне, что ли?
Марья Гавриловна. Я не буду надоедать. Хотела еще взглянуть и сказать… (Заминается.)
Константин Иваныч. Говори.
Марья Гавриловна. Я не знаю, уместно ли… Может быть, ты поймешь так, что я залезаю в душу… Касаюсь больного (переводя дух), важного. Но так как я тебя любила… и люблю сейчас, еще нежней, но более по-матерински, то, может быть, и имею право…
Константин Иваныч. Ты… все – можешь.
Марья Гавриловна. Так вот. (Пауза.) Мне теперь виднее. Я так… ясна сейчас, так ясна. Все мысли о тебе: твоей жизни, счастье.
Константин Иваныч(глухо, сдерживаясь). Моего счастья нет. Оно… было. А потом, помнишь, ты сказала мне: выше счастья? Зачем поминать о нем теперь?
Марья Гавриловна. Я теперь сомневаюсь. Вдруг ты живешь так потому, что я… тень моя тебя связывает? Может быть, с Далей нужно тебе жить, дать ей, себе, большое счастье-глубокое счастье… любви. Если так, Константин, то… ты не должен обо мне думать. Ты обязан тогда – понимаешь? жизнь свою не портить. Свою – ее. Это ж ужас, если насилие. Если ты душишь себя (с жаром) – этому нет прощенья…
Константин Иваныч. Я? Душу? (Кусает губы, точно удерживаясь от крика.) Я, Мари, ничего. Я ни душу, ни не душу. Я живу… вот… Как могу. И… иначе нельзя… существую в этой комнате, ну… и не знаю, сколько еще просуществую, но я, т. е. меня… (Вдруг пронзительно.) Но меня душат, Мари, пойми, я задыхаюсь, я истекаю кровью в этой берлоге и ни туда, ни сюда. А-а, Мари, вот ты пришла, это хорошо и ужасно, но крикну хоть тебе, Мари, которая была всех мне дороже – как ужасно – умирать! Гибнуть, хотя живешь, жить, пойманным в капкан. Ведь вы обе… обе женщины мои дорогие. И никогда… (Марья Гавриловна делает шаг вперед.)
Марья Гавриловна. Константин!
Константин Иваныч. Да, да, ничего нельзя сделать, все безнадежно. Вы две. Примирения нет. В вас я, в обеих, – когда нет вас, я гибну. (Садится на диван, закрывает глаза.) Иди, Мари. (Тихо.) Ты прекрасна, благородна… как всегда. Но сделать нельзя – ничего. Иди. Забудь и… прости. Виноват во всем я. (Марья Гавриловна быстро и бесшумно выбегает. В дверях приостанавливается и взглядывает на него.)
Марья Гавриловна. Я люблю тебя страшно, страшно! (Исчезает.)
(Константин Иваныч долго лежит, потом медленно и устало встает, как бы разбитый.)
Константин Иваныч. Тихо. Все ушли. Явились мне, как горькие видения… былого мира. Безразличные, страшные, светлые. Но все… призраки. Время поглотит вас. (Пауза.) Больше вы не вернетесь. Тут (берется за грудь) – похоронены все. Лишь тебя недостает еще, черноглазый ребенок, пришедший там – на весенней заре… (Ходит молча.) Даля! Слышишь ли?
(Наступают сумерки. Бледно-синеющий тон одел все. Тихо. Константин Иваныч садится и закрывает глаза)
Значит, так надо было. Надо мне было отнять счастье у всех, двух дорогих женщин – чтобы погубить и себя. Значит, нужно. (Пауза. Далее, как бы сквозь сон.) Всю тебя вижу. До последнего изгиба. Озеро, лес. Заря. Крик твой последний. (Встает, резко.) Чем искупить мне, как? Слезы твои чем залить?.. И… Машино горе. (Снова ходит из угла в угол.) Жизнь моя, любовь – прощай!
Усадьба Ланиных
УЧАСТВУЮЩИЕ
Ланин Александр Петрович, помещик, старик.
Елена, старшая дочь.
Ксения, младшая
Тураев Петр Андреевич.
Николай Николаевич, муж Елены, инженер.
Наташа, дочь Елены от первого брака, 16 лет.
Фортунатов, Диодор Алексеевич, магистрант.
Марья Александровна, его жена.
Евгений, студент.
Коля, гимназист старших классов, родственник Ланиных.
Михаил Федотыч, помещик, приятель Ланина.
Гости, студенты, барышни, гимназисты, кадеты, подростки.
I
Весенний день, бледно-зеленых тонов. Очень тепло, деревья полураспустились, небо апрельски-нежное. На обширной террасе Ланин и Тураев сидят у стола: перед ними вино.
Ланин. И весна, весна. Вот она какая благодать, батюшка мой. Конец апреля.
Тураев. А у вас сезон начался уж? Съезжаются?
Ланин. Ну, понятно. Тут исстари заведено, и при покойной жене так было: я люблю юность. Пусть побегают. Ничего, на то они молоды.
Тураев. Значит, все по-прежнему. Помню, был у вас студентом одно лето.
Ланин. Нынче, видите, весна пораньше, и они пораньше. Знают, когда слетаться. Своего не упустят. Что ж, я рад: зимой сидишь один, разве на выборы… или за границу – а летом вот и шум.
Тураев. А Елена Александровна надолго?
Ланин. На все лето. Тут, я вам скажу, гости как раз сегодня приехали – я и сам мельком видел – ушли спать, переодеваться, и все возятся.
Тураев. Кто ж такие?
Ланин. Еленины друзья.
(Входит Елена Она несколько возбуждена.)
Елена. Папа, вы не говорили насчет самовара? Сейчас придут Фортунатовы, ничего еще нет! (Звонит.)
Ланин. Вот она знает все, она. Если ее друзья, значит, хорошие люди.
Елена(улыбается, обнимает его). Ты такой же все, папа? Фортунатов тебе подстать, он философ, тоже.
Ланин. Чудачище? Я таких люблю.
Елена. Да. – Где Наташа, скажите вы мне? Пропадают все здесь целыми днями!
Тураев. Я видел Наташу у пруда, когда сюда шел.
Елена. С Николаем?
Тураев. Да… Они рыбу удят.
Елена. Мой муж записался в Фаусты. Ну, да как хочет. Я, кажется, плохая мать. (Смеется про себя.) Плохая мать. (Отходит к перилам. Блаженно, задумчиво смотрит в парк.) День-то, день! Свет какой! Ослепнешь.
Ланин. Елена в меня, солнышко любит.
Елена. В такие дни кажется, что в жизни есть что-то чудесное. Может быть, природа раскрывает свое сердце, и чувствуешь, что и люди есть… особенные.
Ланин. Елена у нас нынче возвышенно настроена.
Елена. Я хоть и мать, все же я еще человек.
Ланин. Браво, брависсимо.
Елена. Да и у вас тут все пропитано любовью. Например, Евгений, Ксения? Тоже под липами где-нибудь разводят о вечной любви. Скоро свадьба-то их?
Ланин. Порядочно назрело, я уже вижу! (Тураеву.) Здесь редкое лето без брака, у меня рука легкая.
Елена. Бывает с вами, Петр Андреевич, что вы чувствуете себя таким легким… Точно сила какая владеет вами. – И все так светло, все – восторг.
Ланин. Елена влюблена!
Елена. Папа, пустое вы говорите.
Тураев. Но сегодня вы особенно настроены, это верно.
Елена(свешивается вниз). Милая весна, милая зелень!
Ланин. Влюблена, влюблена!
Елена. Ну, будет! (Прислуга приносит самовар.) Будет болтать пустяки. (Садится к столу и хозяйничает.) Петр Андреевич, держитесь, сейчас вы увидите блистательную женщину. Закрутит она вас!
Тураев(улыбаясь). Меня? Не-ет!
Ланин(хлопает Тураева по спине). Он прежде твоим рыцарем считался, мать моя! Елена. Это когда было!
(Входят Фортунатов, Марья Александровна и Коля.)
Елена. Наконец-то, мы заждались. (Улыбаясь, слегка смущенно.) Я уж думала, вы нездоровы.
Фортунатов. Мы задержали, кажется? Наверно, мы нарушили порядок жизни? Ах, какая оплошность печальная! Маша, как это мы не сообразили?
Марья Александровна. Это я виновата. (Улыбаясь, лениво.) Правду сказать, я устала от езды ночью. На лошадях ехать было отлично, только я как-то расслабла от этой весны, ваших соловьев… (Елене). Это такая роскошь была ночью! Запахи, звезды, невозможно заснуть!
Ланин. Ничего, здесь наверстаете. У меня молодые люди должны поправляться, набирать сил для жизни, работы!
Елена. Диодор Алексеевич профессором скоро будет, он не так-то юн, папа!
Ланин. Здесь старик только я. Остальные – дети. Запомните это.
Марья Александровна. Правда? (Мужу). Слышишь? Все должны быть молодыми. Да, в такую весну кто не молод, того презирать следует.
Фортунатов. Маша боится, что я буду мучить раскопками и архаической скульптурой. Но это, господа, неверно. Я люблю искусство и археологию, но сейчас я счастлив, что попал в такую славную деревню, к молодежи. Я охотно готов заниматься всякими развлечениями природы, и вот (Коле) молодой человек…
Елена. Зовите его просто Колей.
Фортунатов. Мы уже знакомы. Да, я думаю, Коля покажет нам способы ловли рыбы.
Марья Александровна. Господин Коля, вы, наверно, веселей всех здесь живете. Вы меня тоже должны всему научить. Вы рыбу удите?
Коля. Немного. Это пустое занятие.
Марья Александровна. Нет, уж пожалуйста.
Ланин. У нас еще рыболовы есть, еще! В одном конце сада у нас рыболовы, в другом птицеловы, в третьем сердцеловы.
Коля. Здесь парк вообще прекрасный. Конечно, пережитки крепостничества, тургеневщины.
Марья Александровна. Какой там тургеневщины? Есть парк – и чудесно. Надо Бога благодарить.
Елена. Здесь есть отличная оранжерея. Диодор Алексеевич, пейте чай, пойдем смотреть все это.
Фортунатов. Да? Отлично. (Панину). А я, знаете ли, немного близорук, и сейчас, например, неясно вижу, что там вдали. Мне кажется – какие-то пятна бледно-зеленые, а над ними бирюза. Это, очевидно, распускающиеся деревья и небо. Но зато я… (вздыхает) ясно чувствую, что здесь весна и такой милый запах!
Марья Александровна. Вчера ночью, в дороге, он принимал кусты за людей, вообще… (Машет рукой.)
Фортунатов. Да, вот Машенька все смеется, она и вчера дразнила меня. А мне в полутьме все места казались фантастическими – я так давно не видал природы и деревни. К тому же плохое зрение. Так что под конец я думал, не посылают ли мне боги легкого навождения, видений. Вот сейчас я различаю новые пятна, движущиеся.
Елена. Это наши. Наташа с моим мужем, Ксения, Евгений.
Фортунатов. Вероятно – да!
Ланин(подходит к першам). Рыболовы! Много ли мне окуньков наловили, желаю знать?
Наташа(весело). Дедушка, не клюет! (Влетает на балкон; увидев Фортунатова, смущается.)
Ланин. Ты чего ж это зевала? А?
(Пришедших представляют, все здороваются.)
Наташа. У меня, дедушка… (Вдруг фыркает, бежит к двери и высунувшись кричит.) У меня слишком строгий вотчим!
(Все смеются.)
Ланин. Ну, шельма! Чем вы ее так запугали?
Николай Николаевич. Запугаешь ее! У нее нет системы. Чуть тронет рыба крючок, она тащит. При этом страшно шумно – всю рыбу разгоняет.
Ланин. А ты бы изобрел для нее какой-нибудь особый такой крючок, чтобы рыба сама на него шла. Это твое, ведь, дело – изобретать.
Николай Николаевич. Ну, где там изобретать. На то Эдисоны есть.
Фортунатов. Елена Александровна, а вы покажете мне сады? Хотя я и плохо вижу, однако, ловля рыбы меня интересует чрезвычайно.
Елена(подымаясь). Да, непременно. И вообще, идем, пора. Скоро солнце сядет. (Проходя мимо Ксении, ласково щекочет ее. Вполголоса.) Ну, а у тебя сегодня такой вид, такой… (Смеется, грозит пальцем.)
Марья Александровна. В самом деле, идем. Господин Коля, когда ж вы будете парк показывать, вашу "тургеневщину"?
Елена. Николай, вот тебе стакан, мы уходим.
Николай Николаевич. Куда это? Какая ты, Елена…
Елена. Никакая. Диодор Алексеевич, руку.
(Уходят, Коля впереди с Марьей Александровной)
Ланин(Тураеву). Душенька, что же вы?
Тураев. Я здесь побуду. Посижу, покурю. Елена Александровна займет гостей.
(Из дому выбегает Наташа)
Наташа. Что, ушли?…А то эти профессора разные! Я боюсь умных. (Скачет и визжит.)
Ланин. Чего их бояться? Они ничего… Хе-хе, опасности нет.
Николай Николаевич. Он чучело какое-то. А она… д-да.
Ланин. Красивая бабочка.
Николай Николаевич. Ну, глаза! Ну, глаза-а! Не будь я Елениным мужем…
Наташа. Тебе она нравится? Так, вообще?
Николай Николаевич. Нравится.
Наташа. Очень?
Николай Николаевич. Тебе-то что?
Наташа. Очень нравится! Очень нравится! Конечно, мне ничего. (Меняя тон.) По-моему тоже – она прелестная. Жаль, я урод. Оттого ты меня все ругаешь.
Николай Николаевич. Ты глупая, Наташа.
Тураев(смеется). Наташа, поди ко мне!
Наташа. Где вы там, дядя Тур?
Тураев. Сядь ко мне. Ты меня насмешила. Ты говоришь, что ты урод. Это неверно.
Наташа. Нет, верно. Я бы хотела быть такой красивой, как Марья Александровна. Чтоб меня любили. И чтоб не смеялись надо мной.
Ланин. Тебя еще не любить, а в гимназии хорошенько правописанию учить надо! Правописанию!
Тураев. Времена! Я тебя знал вот такой (показывает), а теперь ты… наполовину большая! Александр Петрович, смотрите, вот птенец скоро выпрыгнет на свет Божий – куда-то ты выпрыгнешь?
Наташа. Я не маленькая, дядя Тур. Это я так кривляюсь. Может, я все знаю, да не говорю. Я не маленькая. (Опирается на Тураева спиной, смотрит на Ксению.) И ничего-то вам обо мне не известно, ничевошеньки! Ксеничка, тебе хорошо сейчас?
Ксения. То есть как?
Наташа. Я на тебя поглядела, мне показалось… Ты мне показалась невестой. Знаешь, бывает… что человек полон чем-то хорошим… счастьем!
Ксения(смешавшись). Да, мне хорошо. (Пауза.) Мы с Евгением много гуляли, были в поле. Знаешь, прилетели жаворонки. В роще я нашла фиалки – такие чудные. А поля блестят под солнцем, блестят!
Наташа. Ты счастливая.
Тураев(смотрит на Наташу). Если вас сравнивать, так ты, Наташа, какая-то угластая… и об тебя зажечься можно… а Ксения сияет ровно, весной светит. Точно принесла с собой блеск этих полей.
Наташа(обнимает Ксению). Ксения королева.
Ксения. Ну, вот, ну, вот! (Смеется смущенно, целует Наташу.) Скажешь тоже.
Наташа. Конечно, ты золотая королева. Вон у тебя какие косы!
Николай Николаевич. Наташа разнежничалась теперь.
Наташа. Отчего же девушку и не поласкать? Она хорошая. (Снова Ксения целует ее.)
Николай Николаевич. Ну, ласкай, ласкай. А я взгляну, как Елена там гостей водит. (Встает.) Вы не подойдете, Петр Андреевич? Наташа!
Тураев. Они, наверно, скоро вернутся.
Наташа. Нет, я не пойду. (Перебирает волосы Ксении.) Мне не хочется.
Николай Николаевич. Как знаете. (Уходит. Наташа смущена.)
Ксения. Наташа, ты гостей боишься? Неужели правда? Разве ты робкая?
Наташа. Нет, мне не хочется, просто. (Вздыхает.) И все тут. Мы с Туром лучше в крокет сыграем. Тур, идет? (Подает ему руку.) Я вас разобью при этом?
Тураев. Можно. Меня, Наташенька, столько били, что еще раз разбить честь невелика. (Усмехается) Уж такой я герой.
Ланин(у перил). Да если Елену увидите, пусть молодой сад покажет. Пусть покажет.