* * *
Странные отношения сложились между Каблуковым и Стряпковым.
Яков Михайлович презирал Стряпкова за обжорство и полное, как ему казалось, равнодушие ко всему, что не относилось к продуктам питания.
Кузьма Егорович терпеть не мог Каблукова за его самонадеянность, желание казаться умнее всех, за любовь к непонятным изречениям.
Каблуков, постоянно и внимательно читавший газеты, насмехался над Стряпковым. Случалось, между ними пролетал тихий ангел, и тогда Яков Михайлович, сверкая очками, спрашивал:
- А ну-ка, ответьте, какой сейчас политический строй в Англии?
Стряпков, не моргнув глазом, уверенно брякал:
- Демократическая республика.
Каблуков даже не смеялся, он выдавливал звуки, скорее напоминающие рыдания.
Стряпков, чувствуя, что попал впросак, вносил поправку:
- Там эта… как ее, свобода совести и вероисповеданий.
Каблуков ложился грудью на стол.
- Я умру от этого знатока! Там король, Стряпков, король.
- Не врите. Королей теперь нигде нет.
- А в Иране?
- Там шах. В Москву приезжал. Жинка у него ничего, чернявенькая… - И, не желая оставаться в долгу, ехидно спрашивал: - Вы лучше расскажите, что такое сальдо? Отвлеченные средства? Куда вы занесете незавершенку - в актив или в пассив?
Такие тихие минуты случались редко. Чаще они спорили из-за пустяков, и как в уличной драке трудно найти инициатора, так и в их спорах все сплеталось в клубок.
В одном они были единодушны - никому не позволяли усомниться в полезности, больше того - в жизненной необходимости занимаемых ими должностей. Между собой они часто спорили - какой сектор важнее: гончарный или стеклянной посуды и тары.
- Что у вас, товарищ Каблуков? Чем вы занимаетесь? Граненые стаканчики! Пивные кружки! Ламповое стекло! Что еще у вас в ассортименте? Все!
- А у вас, - возражал Каблуков. - У самого-то что? Кринки - раз. Горшки - два. Цветочники - три. Уроды ваши - четыре. Ах, извините, ночные горшки… Вот чем вы занимаетесь.
Оба они только "занимались", работали другие. Стеклодувы выдували бутылки, штамповали стаканы, гончары покрывали глазурью кринки и обжигали горшки. В артельных мастерских горпромсовета шили обувь, одежду, сколачивали бочки, варили квас, вязали чулки и носки - изготовляли много полезных вещей, а Каблуков и Стряпков два раза в месяц "осуществляли руководство".
Первый раз это происходило в конце месяца. То и дело раздавались пулеметные очереди больших конторских счетов. Каблуков все проверял на слух:
- У артели "Стеклотара" годовой план банок поллитровых - раз. Делим на четыре, - стало быть, в квартал, - два. Делим на три - в один месяц, стало быть, - три… Так и запишем "Стеклотаре": план на август… сколько же у меня получилось?.. Странно, дай-ка еще разик прикину - раз, два, три…
Стряпков с удивлением посматривал на Каблукова - на лице у Якова Михайловича проступало что-то вроде вдохновения.
Каблуков приносил от машинистки большой лист, усыпанный цифрами, и просил:
- Давайте, Кузьма Егорович, сверим.
Стряпков читал вслух черновик, а Яков Михайлович сверял печатный текст. Боже ты мой, какие слова выслушивала машинистка, если обнаруживалась ошибка:
- Зинаида Павловна! Что это с вами, милая? Опять влюбились? Посмотрите, как вы меня чуть-чуть под монастырь не подвели! Нолик у "Аптекопосуды" исчез? Вы понимаете, что такое нолик? Если, скажем, к единице его приставить? Понимаете, какая это сила - ноль?! Кружочек. Дырка. А сила! Давайте, голубушка, все заново. Я с подчисткой не подпишу…
В начале месяца оба пожинали плоды трудов своих - собирали по телефону сводки о выполнении плана за прошлый месяц. Оба не любили, когда им сообщали менее чем о ста процентах. Даже девяносто девять и девять десятых приводили Стряпкова в ярость, и он кричал в трубку директору гончарного завода Соскову:
- Не мог дотянуть! Вот и работай с тобой, дьяволом!
* * *
Затрещал телефон.
- Это, наверно, вас, товарищ Каблуков.
- А я думаю, вас, товарищ Стряпков.
- Мне в это время никто не звонит.
- И мне попозднее…
А телефон все звонил.
- Удивительный вы человек, товарищ Каблуков.
- Что ж тут удивительного? Звонят вам, а я должен снимать трубку.
Телефон звонит.
- А если вас?
- А если вас?
Телефон звякнул последний раз и успокоился.
- Это вам звонили.
- Скорее вам.
- Ничего, еще раз позвонят.
- А вдруг не позвонят?
- Стало быть, не очень нужно было.
- Давайте, товарищ Каблуков, установим дежурство. Одну неделю вы снимаете трубку, другую - я.
- А почему не так - вы первую неделю, а потом я?
- Это же все равно.
- Не совсем… Ну, допустим… А если вы в вашу неделю уйдете, кто снимать будет?
- Вы… а когда вас не будет - я.
- Но вы же чаще уходите… Ну ладно, я подумаю.
* * *
Стряпков осторожно высыпал на стол десятка полтора петухов-свистулек неописуемой зелено-сине-розовой расцветки. Вынул из кармана клетчатый носовой платок, обтер свистульки.
- Каких красавцев освоили! Это вам не стаканы штамповать. Искусство, фольклор! А для вала - цены пет: восемнадцать рублей штучка…
Приложил петушка к губам. Свистнул.
- Соловей! Пташечка!
Каблуков иронически усмехнулся:
- Надеетесь план высвистать?
Стряпков попробовал другого петушка, но свиста не получилось. Он потряс игрушку, постучал ею осторожно по столу, снова дунул - свиста опять не было.
- Что за черт!
Попробовал еще одного - петушок молчал.
Каблуков, с интересом наблюдая за манипуляциями противника, притворно вздохнул:
- Пташечка! Соловей-разбойник! Брачок! Ничего, это бывает. Сильных духом неудачи только закаляют.
- Молчали бы, - раздраженно произнес Стряпков, пробуя седьмого петуха. Раздалось шипенье. Кузьма Егорович поковырял петушка спичкой, раздался сиплый свист. - Сойдет!
Найдя голосистого петушка, Стряпков сделал на нем отметку химическим карандашом.
Каблуков снова съехидничал:
- Тавро ставите. Показывать понесете?
Вошла курьер тетя Паша:
- Опять ссоритесь! Товарищ Стряпков, тебя Анна Тимофеевна требуют…
* * *
В кабинете у Анны Тимофеевны сидел Вася Каблуков. На столе стоял потомок двухлитрового "Друга" - литровый "Дружок", пузатая черная кошка с богатыми золотыми усами и глиняный подсвечник в виде толстой, короткой змеи, обвивавшей тоненький березовый ствол.
- Нет, вы только посмотрите, Анна Тимофеевна, на этих рептилий! Представьте себе, что вы, например, только что вышли замуж, а ваш супруг приносит в дом вот этого удава. Что вы со своим спутником жизни сделаете?
- Разведусь, Вася. Немедленно,
- Вам смешно.
- Что же мне, плакать? Ну, этих барбосов я, конечно, в производство пускать не дам, но особенно расстраиваться не стоит Подсобный цех…
- Вкусы портят.
- Вы бы, Вася, художника нам хорошего нашли. Нет ли из вашего выпуска?
- Есть… А я к вам именно по этому делу. Возьмите Володю Сомова. Талантлив, как Рафаэль.
- Рафаэль, Вася, нам не подойдет. Мы ему условий не создадим. Нам бы малость попроще…
- Подойдет. Он дипломную по художественной керамике сделал. Я по черепице пошел, а он, собака, в художество.
- Он же в Краюхе не удержится. Все вы так: чуть-чуть поталантливее - скорее в Москву, Ленинград.
- Не убежит. По семейным обстоятельствам. Женится.
- На ком?
- На Варе Яковлевой. Подружка моей Зойки.
- Хорошая девушка. Что это вы все подряд женитесь?
- А мы всем выпуском. Жизнь пошла хорошая. Война, видно, не предвидится… Значит, я к вам Володю приведу. Когда можно?
- В понедельник.
- Я сейчас к нему пойду. Он на собрании у художников… Перевыборы у них.
Вася осторожно потрогал черную кошку.
- А если мне эту дурную примету художникам продемонстрировать: "Посмотрите, товарищи хорошие". И эту рептилию?.. Может, подействует?
- Попробуйте.
Вошел Стряпков.
- Звали, драгоценная?
- Меня Анной Тимофеевной зовут, Кузьма Егорович.
- Известно, но тем не менее. Что прикажете?
- Кто? - Соловьева кивнула на игрушки. - Стеблин?
- Так точно.
- Сколько раз я вас просила ничего ему не заказывать?
- Он по собственной инициативе. А чем плох песик? Мордашка милая, наивная.
- А подсвечник?
- По-моему, неплохо. Березки - пробуждает чувство патриотизма. Родная природа.
- А что это еще за змея? Медянка, очковая?
- Беспородная. Змея вообще, как олицетворение мудрости.
Анна Тимофеевна решительно заявила:
- Какой породы ваша змея, сейчас выяснять не будем. Как вы, Вася, их назвали?
- Рептилии.
- Вот именно. Так вот, товарищ Стряпков, рептилий в производство пускать не будем. Сейчас, одну минуточку. Значит, договорились, Вася, насчет Володи Сомова.
- Я к нему. До свидания, Анна Тимофеевна.
Стряпков, увидев, что Вася прихватил с собою изделия Леона Стеблина, запротестовал:
- Зачем вы, Анна Тимофеевна, разрешаете образцы выносить? Они же на мне числятся. И вообще, зачем их раньше времени на улицу выпускать?
Но Васи уже не было. Он со смехом захлопнул дверь.
Анна Тимофеевна достала из стола папку, начала перелистывать.
- Ваше предложение, товарищ Стряпков, об открытии новой торговой точки я поддержать не могу. К чему этот параллелизм с торговыми организациями? Сдадим продукцию базе торга. И без хлопот.
- Вы же не понимаете, драгоценная Анна Тимофеевна, база потребует от нас сортовой продукции.
- Ну и правильно.
- А куда мы будем низкие сорта девать? Кадры в артели еще молодые, неопытные. Сошьют, скажем, мальчиковую рубашку, и извиняюсь, воротничок или приполочек перекосят. База такую красоту не примет, вернет. Куда прикажете ее девать?
- Перешить.
- Тогда знаете, во сколько нам эта рубашечка влетит? В трубу вся артель вылетит…
- Не уговаривайте… Я все равно не соглашусь. И, кстати, почему вы этим так интересуетесь? У вас же гончарный сектор?
- Во-первых, Анна Тимофеевна, дело руководителя не гасить инициативу, исходящую от подчиненных, во-вторых, товарищ Бушуев, ваш предшественник, мне многое поручал помимо гончарного производства, наконец, если вы не желаете от меня получать максимум моей энергии, так и скажите: "Не лезь, Кузьма Егорович, не в свои дела. А сиди и жди…" Что мне от этой точки? Выгода? Не пойдет дело - с меня же спрос.
- Ну вот, сразу и обиделись. А на новую точку я не согласна. Давайте на эту тему больше не говорить.
- Давайте… Скажите лучше, когда вас мучить перестанут?
- Кто?
- Городские организации. Почему они вас сразу не утвердили? К чему это вам во "вридах" ходить? С вашим-то опытом! Да что они, в самом деле?
- Я прошу вас, товарищ Стряпков, со мной об этом не говорить. Ни к чему.
- Да я так, к слову.
Стряпков подумал: "Кремень баба! С Бушуевым легче получалось… Ничего, я сейчас к Завивалову двину, уговорю его. Докажу необходимость". А вслух сказал:
- Хочу товарищу Завивалову новую продукцию показать. Вы, драгоценнейшая Анна Тимофеевна, не возражаете?
- Сегодня же суббота. Короткий день. Впрочем, как хотите.
Стряпков еще раз подумал: "Кремень! А если в открытую пойти? Прямо предложить - вот вам пять тысяч, вроде задатка, а остальное будет зависеть от вас. Нет, боюсь. Можно по морде схлопотать и вообще сгореть, как солома на ветру… Подожду".
- Суббота - не помеха, Анна Тимофеевна. Помеха, когда трудности…
И снова дерзкие мысли пришли в голову Стряпкова: "Сейчас разведаю, чем тебя, матушка, купить можно, на что ты, родимая, клюешь. А, была не была".
- Какие трудности?
- Материальные, Анна Тимофеевна… Посмотреть со стороны - Стряпков живет как сыр в масле! Получает прилично. Семья - сам себе хозяин, один как перст. А ведь не хватает на удовлетворение все возрастающих культурных потребностей. И того хочется, и этого… Зашел в Ювелир-торг, племяннице часики в подарок потребовались. Металлические вроде дарить не принято…
- Что-то у вас племянниц много развелось, товарищ Стряпков. Я и то уже трех знаю.
- Люблю племянниц. Родня! Вот, посмотрите, часики. Великолепные. Наши, советские: Вы ход послушайте! Музыкальный ход.
Анна Тимофеевна поднесла часики к уху, послушала, улыбнулась:
- Хороши. Чисто ходят. Прелестный подарок.
Стряпков с облегчением подумал: "Всё. Клюнула. Я же знал, ни одна баба против такой штучки не устоит".
- Анна Тимофеевна! Бог с ней, племянницей. Она еще молода носить золото. Подождет. Примите от меня. Носите на здоровье. К вашей ручке. А там цепочку, извиняюсь, браслетик.
- Что вы, Кузьма Егорович, как я могу! Спасибо, спасибо! Заберите ваши часики и идите.
- Не возьму… Ваши они, ваши!
- Вы с ума сошли, Стряпков, за кого вы меня принимаете?
Почти бесшумно открылась дверь, и вошел Юрия Андреевич Христофоров. Кашлянул.
- С хорошей погодой, Анна Тимофеевна.
- И вас также, товарищ Христофоров.
Стряпков решил: "Пойду дальше. Посмотрим, как она?"
- Посмотри, Юрий Андреевич, какие часики Анна Тимофеевна по случаю приобрела.
- Хороши…
- Давайте, драгоценная Анна Тимофеевна, я вам помогу тесемочку застегнуть. Вы еще не привыкли.
- Спасибо, Кузьма Егорович. Я их пока в коробочке подержу… Дайте мне вашу коробочку… У вас ко мне какое-нибудь дело, товарищ Христофоров?
- Неприятное дело, Анна Тимофеевна. Королькова Марья Антоновна санитарных врачей в колбасную привела. У нас, понятно, все в порядке, но разве кто от ошибок застрахован?
Соловьева чуть заметно усмехнулась:
- Конечно. Тот не ошибается, кто не работает. А вы, товарищ Стряпков, хотели, кажется, в исполком? Идите, идите. Спасибо за часики….
Как ни хотелось Стряпкову присутствовать при таком увлекательном разговоре, подчинился.
- Вы правы, Анна Тимофеевна, - начал Христофоров, - действительно, кто не работает, тот и не ошибается. Колбасная мастерская у нас великолепная, оборудование отличное, мастера опытные…
- Особенно Кокин, - снова чуть заметно усмехнувшись, обронила Соловьева. - Только вы скажите ему, чтобы он золото в фарш не примешивал. Металл, бесспорно, благородный, но все же для зубов идет только в одном смысле - на ремонт.
- Не понимаю ваших намеков.
- А я без всяких намеков.
Соловьева достала из стола спичечную коробку.
- Помните, Кокин заводную головку искал? Вот она, в колбасе обнаружена.
Христофоров взволновался ужасно, но вида не подал, только голос стал слегка хриплым.
- Где же эту колбасу обнаружили?
- В пионерских лагерях. Марья Антоновна точно все знает.
У Христофорова заколотилось сердце. "Ах, какой подлец Кокин! Заслал-таки, мерзавец!"
- Быть неприятности, товарищ Христофоров. Марья Антоновна сильно разгневана.
- Тушить надо, Анна Тимофеевна. Тушить, пока головешки не полетели… Не только Кокину попадет, но и мне, да и вас не обойдут…
- Я не боюсь ответственности, товарищ Христофоров. Кстати, у нас умеют отличать ошибку от преступления, недостаточное руководство от форменного безобразия. Вопросы ко мне у вас есть?
- Как будто все…
- Тогда извините, мне поработать надо…
Выскочив из кабинета Соловьевой, Христофоров кинулся искать Стряпкова. Знал, что тот не уйдет, ждет указаний.
Кузьма Егорович изучал афишу: "Сегодня все на вечер семейного отдыха. Завтра прогулка по реке па лодках. Сбор в 8 утра на водной станции". Кто-то приписал: "Явка для всех строго обязательна!"
Юрий Андреевич встал рядом, сквозь зубы процедил:
- Полундра! Королькова идет по следу. Дурак Кокин подложил свинью. Убить такую сволочь и то мало… И вы хороши… Змей-искуситель с часами… Слышали, как она сказала: "Давайте уж и вашу коробочку. Спасибо за часики". Поняли?
- Что же делать?
- Во-первых, не впадать в панику. В крайнем случае будем топить гада Кокина…
Подошла председатель месткома Паша Уткина и с заметным удовольствием сказала:
- Хорошее дело завернули. Воздух, солнце и вода. Приходите обязательно. Жен захватывайте. Будем как одна семья.
Христофоров, наливаясь злобой, с вежливостью, достойной маркиза, ответил:
- Обязательно, Прасковья Ивановна, придем. Я жену с дочкой захвачу, а Кузьма Егорович, хе-хе, племянницу Тасю… извиняюсь, Капочку. Я могу беседу провести, если пожелаете, об экономии общественных средств…
- Подумаем, - рассудительно произнесла Паша. - Это неплохо, мероприятие полезное…
Христофоров оглянулся.
- Ушла. Слушайте, Стряпков, а не поломать ли нам всю эту историю с вазой? Не тот человек Соловьева. Можно только испортить…
- Ни в коем случае! Часики все-таки у нее. Клюнет, я знаю, у нее денег ни копейки, а до зарплаты еще пять дней.
- Смотрите! Я умываю руки.
- Будьте спокойны. Клюнет. Ну, я пошел выполнять ее распоряжение. Она не любит, когда ее не слушаются. Я в исполком. А вы?
- Пойду чистить морду Кокину. Он, шакал, у меня повоет…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,
в коей "Тонап" даст трещину
Хорошо было жить и трудиться столоначальникам, письмоводителям и делопроизводителям в департаментах, казенных палатах, губернских правлениях и в разных попечительствах, Издавалась для них специальная литература: что такое ипотечные учреждения, ссудосберегательные товарищества, общества взаимного кредита; когда всходит солнце и луна; когда и где открываются ярмарки; таблицы курсов на Лондон, Амстердам; какие существуют пошлины и сборы, расценки на гербовую бумагу, правила по векселям и заемным письмам; как взимать сборы за чины и пенсии. При надобности сенатский или синодский чиновник мог легко узнать, каков срок возбуждения дела о незаконности рождения, если муж находится в России и если муж за границей; как составлять прошения и доверенности: "Милостивый государь! Доверяю вам ходатайствовать за меня…" Как писать письма деловые, поздравительные, любовные: "Ваш кроткий, исполненный благородства образ, также ваше солидное приданое взволновали меня…" Или: "Припадая к стопам вашего высокопревосходительства, слезно умоляю…" Или: "Милостивый государь! Сего числа вы нанесли мне оскорбление действием. Следуя долгу и дворянской чести, вызываю вас…"
Справочников, письмовников была уйма. Все было расписано: в каком вицмундире на службу ходить, в каком партикулярном платье делать визиты.