IV. Левобережный маршрут
Самолет над тайгой. Идем по левобережью. Охота на баранов. В царстве ягеля. Рудоносная зона продолжается. Собачья река. Трудный переход. В ловушке. Впервые на самолете. Встреча с Цареградским. На прииске! Вот как бывало в старые времена! "Мое" и "наше".
Конец июля. Две палатки нашей партии стоят рядом на правом высоком берегу реки против якутского селения.
Обсуждаем, в каком направлении вести дальше разведку.
- Пороги на Индигирке - беда, страшные, - говорит Гаврила. - В старые времена казаки из Оймякона на карбасах до этого вот места доплывали, здесь стан ставили и пороги на лошадях и пешком обходили. Лет двести тому назад семеро казаков и якут пробовали через пороги проплыть. Лодка разбилась. Спасся только один казак. Звали его Тихон. Выплыл он возле устья речки, которую теперь называют Тихонова река…
Откуда-то издалека донесся густой, вибрирующий гул.
- Самолет! Самолет летит! - первым замечает белую блестящую точку над сопкой Иван Чистых.
Серебристый гидросамолет делает круг над порогами. Летчик, заметив наши палатки, пролетает совсем низко над нами и в знак приветствия покачивает машину вправо-влево.
- Вот что значит техника! - восхищается Саша. - Что ему пороги! Высадит экспедицию в любом месте. Довезет, куда хочешь, и увезет. Только знай, работай.
- Наверно, это самолет Индигирской экспедиции, - рассуждаю я. - Ну, что ж, мы с экспедицией свяжемся и укажем разведанные нами места. Пойдем по левобережью, выясним, продолжается ли там рудоносная зона.
По карте уточняем предполагаемый маршрут.
Гаврила согласен быть проводником, он ходил по этим местам с экспедицией Сергея Афанасьевича Обручева.
- Против вашего предложения, Иннокентий Иванович, пройти по левобережью, я не возражаю! - решает Иван Ефимович. - Но где мы найдем еще лошадей? Переправлять наших рискованно, да они и нужны для работы на правом берегу.
Гаврила советует арендовать лошадей в Тюбеляхском колхозе.
В течение одного дня все сборы закончены. Гаврила и Иван перевезли груз на левый берег и сложили у школы, куда должен привести лошадей колхозный каюр Старков.
Утром первого августа Гаврила на "ветке" переправляет меня.
- Так, значит, договорились, - напутствует нас Иван Ефимович, - Я пойду по хребту Черского до плоскогорья Улахан-Чистай и оттуда выйду к месту нашей весновки. Там мы и встретимся примерно в первых числах сентября.
* * *
Идем по левому берегу. Поднимаемся по горной тропе все выше и выше. Вот уже далеко внизу блестят плесы Индигирки. За рекой синеют гряды высоких гор со снеговыми вершинами. Туда ушел отряд Исаева.
Переночевав, продвигаемся по мрачной, глубокой долине. Чем дальше мы отходим от долины Индигирки, тем реже встречаются березы, тополя и заросли ягодников. Попадаются лишь редкие перелески даурской лиственницы. Склоны гор сплошь покрыты оленьим мхом - ягелем.
Долина расширяется. Вдали видна высокая гора Чён, напоминающая усеченную голову сахара, завернутую в зеленовато-синюю бумагу. Это самая высокая гора в левой части бассейна реки. Отсюда когда-то ползли в долину ледники.
- Сейчас река будет, в устье тарын большой, - говорит наш проводник. - А дальше корм хороший лошадям есть. Там ночуем.
Лошади ступают на хрупкий лед тарына. Он рассыпается под копытами, и следы моментально наполняются водой.
- Смотрите - бараны! - шепчет Иван. И верно - восемь горных баранов гуськом спускаются по чуть заметной тропке к реке.
Нас охватывает охотничий азарт. Оставив лошадей на попечение флегматичного Старкова, я, Иван и Гаврила устремляемся к добыче. Бараны, быстро перебирая тонкими стройными ногами, бегут по крутому обрыву. Но вот вожак остановился и, подняв голову с тяжёлыми, загнутыми спиралью рогами, спокойно смотрит на нас. Животные явно не пуганы.
Целюсь в ближайшего. Волнуюсь. Карабин дрожит в руках. Почти залпом гремят три выстрела. Два барана валятся вниз, судорожно дергая ногами, и задерживаются в камнях у самой воды. Еще выстрелы - и еще две туши катятся по крутому откосу.
Устроившись лагерем на опушке леса около наледи, приступаем к разделке туш. Как первобытные охотники после удачной ловли, мы пируем, объедаясь вкусной бараниной. Осоловело смотрит на костер каюр Старков. Весь измазанный бараньим салом лежит, тяжело отдуваясь, Гаврила.
- Бросать мясо жалко, надо здесь пару дней поработать, соседние ключи опробовать, - не совсем уверенно предлагает Иван.
Два дня стоит наш отряд на месте. Делаем маршруты в боковые ручьи. Поиски безрезультатны.
Наконец вся баранина прокопчена в дыму, и мы с тяжело навьюченными лошадьми продолжаем свой поиски вверх по реке.
Лес постепенно мельчает и, наконец, исчезает совсем. Впереди безлесная местность, покрытая ягелем.
- Брон-Чистай это место называется, - объясняет Старков. - Здесь эвен Егор Кондаков наших колхозных оленей пасет.
Ягель - повсюду: на камнях, в расщелинах, на возвышенностях. Идешь словно по ковру. Ноги погружаются в мягкий, похрустывающий мох.
Идем по такому месту, которое на карте обозначено белым пятном. Справа от нас величественно возвышается гора Чён.
Вот навстречу движется целый лес оленьих рогов. С сухим треском они стучат друг о друга. Это колхозное стадо. На ездовом олене едет пастух, старый эвен с длинной палкой - хореем - в руке. Заметив нас, он мчится навстречу и, остановив оленя, легко и упруго соскакивает на землю. Перед нами - Егор Кондаков, тот, о котором мы слышали от Старкова.
В сопровождении Егора отряд направляется к небольшому увалу. У его подножия стоит, конусообразный эвенский чум - ураса, обтянутый задымленной, почти черной, дырявой ровдугой (особо выделанными шкурами). Нас встречают две собаки. Они прыгают на трех лапах (передняя лапа привязана к шее, чтобы собаки не убегали далеко от чума и не пугали оленей). Мохнатые псы добродушно ластятся к людям.
Егор приглашает всех нёс в чум.
Жена Кондакова, невысокая, скуластая, узкоглазая, здоровается с гостями и начинает хлопотать, приготовляя обед. На ней легкая одежда: дошка и штаны из ровдуги и украшенный бисером, мехом и серебряными бляшками передник. Ноги обуты в расшитые бисером летние торбаза.
Она нанизывает пресные лепешки на тонкие лучинки и, воткнув их в землю вокруг костра, изредка поворачивая, печет на огне. Ей помогает розовощекая шестнадцатилетняя дочь.
Мы рассаживаемся На оленьих шкурах вокруг столика и пьем чай, угощаем хозяев продуктами из своих запасов.
В чум входит высокий юноша - сын Кондакова Петр. Он окончил Тюбеляхскую начальную школу и собирается ехать в Якутск на курсы животноводов-зоотехников.
- Учиться надо больных оленей лечить. Здесь хватит кормов на большие табуны, - говорит по-русски Петр.
Вечереет. Торопливо завьючив лошадей, мы продолжаем двигаться вперед, собираясь ночевать у ручья, где есть "мало-мало трава", как говорит Гаврила. Ведь лошадей ягелем не накормишь..
* * *
С каждым днем становится холоднее. Вечером одиннадцатого августа в воздухе закружились хлопья снега. Снег шел всю ночь.
На следующий день почти по колено в мокром снегу мы медленно бредем по пологому водоразделу. Гора Чён - вся белая.
Рано выпавший снег быстро тает. Белыми остаются лишь вершины гор.
Спускаясь с перевала, попадаем в густые заросли кедрового стланика. Потом чуть заметная тропка вьется среди густого леса вдоль русла небольшой речки.
Первые же пробы обнадеживают нас. На дне лотков много черного тяжёлого шлиха, кубиков ярко-золотистого пирита, а среди них - две-три чешуйки золота.
- Опять, паря, золотить начинает, - радостно отмечает Иван.
Видимо, входим в рудоносную зону.
Река рассекает на две части широкую долину.
На четвереньках мы с Иваном лезем вверх по скалистой обрывистой террасе на почти стометровый правый увал речки. И сразу попадаем как будто в совершенно другую, равнинную страну. Пологая долина покрыта, как одеялом, мягким красноватым ковром болотных мхов с цепочкой маленьких, заросших осокой и ольховником озер. В голубой дали виднеется силуэт гольца с зубчатой вершиной.
- Не иначе, тот самый, - замечает Чистых.
- Вычертим маршрут и выясним направление долины, тогда видно будет.
Идем вдоль реки. Легко двигаться по намытым ровным косам. Выходим на почти пересохшую небольшую протоку. Внимание привлекает какое-то движение в небольшой ямке, наполненной водой. Присматриваемся - ямка заполнена крупными черными хариусами. Воды так мало, что спинные плавники рыб высовываются на поверхность. Руками вылавливаем штук тридцать крупных хариусов.
- Вот это улов! - восхищаемся мы, складывая рыбу в рюкзак.
Вскоре тропка выводит нас на быструю реку. Лошади, покачиваясь под тяжестью вьюков, осторожно бредут по ее широкому перекату. Переправившись на другой берег, мы останавливаемся в устье двух больших притоков.
- Место хорошее. Корму лошадям много. Дальше тропа на Якутск идет, - хвалит стоянку Гаврила.
- Возвращаться пора, снег скоро пойдет, - вносит нотку пессимизма флегматичный Старков. - Домой обратно трудная будет дорога.
- Вот закончим, старина, дня в три-четыре опробование и пойдем, - успокаиваю я его.
Вечером весь обвешанный чирками бодро подходит к палатке Иван. Из чирков получается великолепный ужин.
Расписываемся на плите песчаника, поставленной на ребро, толстым строительным карандашом, указываем название партии, дату и номер взятой пробы. Пусть геологи других экспедиций знают, до какого места мы дошли.
Ранние заморозки раскрасили склоны гор желтыми, бордовыми, ярко-красными пятнами. Пожелтевшие тополя роняют листья в прозрачные воды речек и ручьев.
- Пора нам искать экспедицию. Как пойдем, Гаврила? - спрашиваю я нашего проводника.
- Кругом можно, ладно будет, тропа хорошая. Три-четыре дня надо идти… Прямая дорога есть на Индигирку, плохая дорога. Капчагай. Один день перехода на лошадях. Только через речку Собачью часто ходить надо. Куцаган река. Валун большой, камень большой. Прыгать, как собакам, надо. Лучше, однако, кругом идти, лошади целые будут.
Зная по опыту манеру проводников якутов преувеличивать трудности дороги, решительно требую:
- Пойдем, Гаврила, прямым путем, по Собачьей реке.
По пути ведем опробование. К вечеру останавливаемся у маленькой заросшей речки, названной Поперечной. Долина ее размывает контактную пологую зону, самую перспективную.
Мои спутники уже настроились поскорее вернуться к месту весновки.
- Здесь переночуем, день-два поработаем на этой речке и пойдем дальше, - решаю я.
Неохотно они сбрасывают вьюки на землю.
На следующий день, усталые и недовольные результатами опробования, идем мы с Чистых вверх по долине Поперечной.
"Геологические условия для образования россыпи благоприятные, а в пробах - одни ничтожные значки", - недоумеваю, я, упорно шагая вперед.
Мы отошли от палатки километров на десять.
- Пора возвращаться, - предлагает Чистых.
- Дойдем до того ручья, Ваня, возьмем в его устье пробу и вернемся.
Вот мы у ручья.
- Да здесь, паря, поту прольешь, пока - расчистишь место, чтобы взять пробу, - ворчит Иван.
Стиснув зубы, он бьет острым концом гребка по твердой глине.
Минут через пять я слышу:
- Иннокентий Иванович, спай!
Чистых осторожно, с лотком, наполненным до краев породой, сползает с террасы к воде и, присев на корточки, начинает промывать. Вдруг его обросшее лицо выражает удивление. Он вскакивает на ноги.
- Смотрите, какие желтые тараканы!
На дне лотка среди черного шлиха вертятся несколько продолговатых крупных золотин, удивительно похожих на желтых тараканов.
Забыв про усталость и позднее время, мы опробуем ручей Широкий и идем дальше к его истокам.
Как охотники-соболятники, шаг за шагом двигаемся по золотым следам - и открываем богатое месторождение.
Темнеет, пора возвращаться.
Вернувшись к палаткам, сидим после ужина у костра, покуриваем и мечтаем. За лето мы нашли несколько промышленных объектов.
- Что-то здесь будет года через два-три?
- Что будет? А вот что будет: придут за нами разведчики, горняки, строители. Дорожники проведут дорогу. Загремят взрывы. Экскаваторы и бульдозеры вздыбят землю, разворотят скалы. Вырастут поселки и расцветет тайга. А мы, геологи, будем продолжать свой путь дальше на Север: на Яну, за Полярный круг, вдоль Ледовитого океана, в далекую Чукотку, по Верхоянскому хребту. Много еще мест, где нужно поработать нашему брату геологу-разведчику!
Иван строит планы на будущее:
- Останусь, пожалуй, я здесь, на Индигирке, в экспедиции работать. Уж больно металл добрый и места подходящие. Лес для строительства есть, рыба и дичь… Да и заработки будут немалые.
- Что же, таких опытных опробщиков, как ты, с руками и ногами возьмут.
Забравшись в свой полог, я плотно запахиваю и завязываю вход, чтобы ни один комар не мог пробраться, и укладываюсь спать. Не спится.
"Теперь окончательно подтвердилось: металлоносная зона тянется по левому берегу реки, - думаю я. - Надо скорее связаться с экспедицией, чтобы направили сюда геолого-поисковые партии. А в сентябре еще до снега вернусь на Колыму…"
* * *
Утром медленно поднимаемся к водоразделу по Пологому увалу, заросшему редкими лиственницами и кустами стланика.
Начинает моросить дождь. Мелкая щебенка скользит под ногами. Хлюпает мокрый ягель. Куропатки веером разлетаются из-под копыт лошадей.
С водораздела открылась бескрайняя гористая страна с цепями белоголовых гольцов.
Лошади, приседая на задние ноги, начинают осторожно спускаться в широкую долину.
Первые же пробы, взятые здесь, обрадовали нас.
- Хорошие пробы, - ухмыляется Иван, рассматривая желтые пластинки металла в лотке.
Но следующие пробы нагоняют на нас уныние: они безнадежно пусты.
Дождь уже не моросит. Он теперь крупный, холодный. Порывисто задувает ветер.
- Однако плохо! Торопиться надо. Вода большая в реке будет, - тревожится Гаврила, посматривая на быстро прибывающую воду и низкие "свинцовые тучи.
Его тревога передается и мне. Бросив работу, мы поспешно двигаемся по реке Собачьей.
Зажатая высокими гранитными массивами, долина резко сужается. Тропка прижимается к левому берегу и… обрывается. Дальше идти некуда. Надо переправляться на другую сторону. Вода в реке прибывает и, пенясь, бурный поток стремительно несется среди громадных гранитных валунов.
Тут при неудаче можно утопить материалы и пробы - труды всего лета.
Мы останавливаемся в нерешительности: не вернуться ли назад? Но это задержит нас дней на пять-шесть, придется идти дальним окружным путем.
Дождевые тучи низко опустились, закрывая горы. Глухо ревет река.
Вынув (для безопасности) ноги из стремян, осторожно направляю упирающуюся лошадь в воду. Подхваченная стремительным потоком, она, цепляясь ногами за дно, наискось, пересекает стержень реки. Чувствую, как холодная вода льется через голенища в сапоги, как захлестывает вьюки, сбивает с ног лошадь.
Наконец, самая мощная струя позади. Лошадь крепче упирается в дно и рывком выскакивает на берег. С замиранием сердца слежу, как переправляются остальные.
Через полкилометра переправа повторяется. Маленькие якутские лошадки, балансируя, прыгают по огромным мокрым валунам, ежеминутно рискуя сломать себе ноги…
Тропинка все время "перескакивает" с одного берега на другой.
С трудом переправившись в пятый раз, промокшие и усталые, останавливаемся перед вздувшейся рекой, ревущей в узком ущелье.
Темная туча давит, нависая над головой.
Сколько раз еще мучиться? - обернувшись, спрашиваю Гаврилу.
Он уныло машет рукой, показывая пять пальцев. За шумом воды его плохо слышно, и он, надсаживаясь, кричит мне на ухо:
- Однако покойник будем!.. Воды эльбэх! Назад надо идти! Лошади утонут.
"Неужели возвращаться?" - думаю я и с ужасом убеждаюсь, что против течения уставшим лошадям едва ли удастся перейти реку и один раз. Попали в ловушку! Одно спасение - вперед как можно быстрее!
Несколько раз приходилось слезать с седла и плыть рядом с лошадью, вытаскивать провалившихся между валунами животных, проверять, не сломали ли они ноги.