- Хорошо бы, но я прямо отсюда в соседний район поеду - ответил Завьялов и неожиданно предложил: - Может, мне старика с собой на ночлег пригласить?
- Не-е, - протянул Саня. - Тут полно его знакомых… Я подброшу…
Они еще раз потрясли друг другу руки, и Завьялов исчез за дверью скромного, низенького Дома приезжих.
Саня отворил заднюю дверцу. Старик мирно дремал, забившись в угол машины.
- Слышь, батя… - растормошил его Саня, - Такая, понимаешь, осечка вышла… Магазин в данное время закрыт, а курева у меня всего две пачки. Держи, - Саня сунул старику две пачки "Беломора"…
- Папьироса!.. - обрадованно заулыбался старик и начал развязывать мешок, приговаривая: - Пон-пон папьироса… папьироса пон-пон!..
- На кой мне грибы, - отмахнулся Саня, отодвигая от себя мешок с грибами, и строго добавил: - А Ивану Андреевичу я скажу, пусть разберется, почему колхоз куревом бригады не снабжает. Что за манера - на трассе выменивать?
Старик одобрительно кивал, пряча за пазуху пачки, - Ладно, батя, порулим назад, - сказал Саня, берясь за руль. Дома он нашел среди Зининых учебников русско-чукотский словарь. Гриб по-чукотски назывался "пон-пон", а гроб - "поналыечгин"…
- "Похоже, потому и спутал", - подумал Саня, но огорчаться по поводу дорожного недоразумения не стал. Вскоре он и вовсе забыл о встрече с Завьяловым.
А через два года Саня получил по почте заказную бандероль В ней оказалась новенькая, пахнущая типографской краской книга. Книга называлась "Северные дороги, северные встречи" и на оборотной стороне обложки шариковой ручкой было написано: "Другу Сане от сердца. Если обнаружишь неточности - напиши, в переиздании учту. Роман Завьялов".
Вечером Саня лежал на кровати, читал книгу и хохотал до колик в животе. В другой комнате прибежавшая с работы Зина складывала в портфель книжки - собиралась в вечернюю школу.
- Ох, не могу!.. Ох, пон-пон!.. - заходился смехом Саня, прерывая чтение. - Ох, умора!..
- Ты чего это? - заглянула в комнату Зина.
- Ох, ничего!.. - хохотал Саня, - Ох, беги в школу… опоздаешь!
Дочитав, Саня спрятал книгу под матрац, чтоб не попалась на глаза Зине.
А еще недели через две Зина вернулась раньше обычного из детсада, где работала воспитательницей, стала, подбоченясь, у порога и с каменной твердостью спросила:
- Ну-ка, ответь мне, кто я тебе такая?..
- Как кто? - опешил Саня. - Сестра, конечно. Сестричка родная…
- А в книжке что? - возмутилась Зина, выхватывая из-за борта полушубка книжку "Северные дороги, северные встречи".
- В какой книжке? Сроду не видел. Ты где взяла?.. - попробовал искрение удивиться Саня.
- Трепач несчастный!.. Да ее вся Пурга читает! Теперь про меня думают, что я твоя жена… - Зина швырнула в Саню книжкой и заплакала, припав лицом к стене. Плача, она приговаривала! - В общежитие уйду!.. Стыд какой!.. Завтра же уйду!..
…В кабинет к Ивану Андреевичу Саня входил не слышно, изобразив на лице великое раскаяние.
- Ну, садись, - сказал, Иван Андреевич, хмуря брови. И, взяв со стола знакомую книгу, спросил! - Твоя работа?
- Иван Андреевич… - Саня приложил к груди, молитвенно воздел к потолку голубые, чистой озерной воды глаза, - Дорога длинная, скукота… Я за между прочим, а он… Какой Ботвинник?
- Вот что… - Иван Андреевич хлопнул по столу. - Сейчас же пошли письмо, извинись и объясни. Понял?
- Понял, Иван Андреевич… Мигом пошлю, - с готовностью ответил Саня.
Он вышел из райисполкома на улицу. У подъезда стоял его "газик". Было еще рабочее время, но Саня твердо знал, что шеф никуда не собирается сегодня ехать. Поэтому Саня поскреб пятерней белесую макушку и прямым ходом направился к приятелю посоветоваться: стоит ему в данной ситуации извиняться или не стоит?
Лично он считал, что не стоит.
4. Коренной зуб
До конца рабочего дня оставалось еще около часа, когда по радио оборвался голос известного тенора и раздался голос Лешки Монахова - диктора по совместительству, а по основной работе киномеханика.
"Всем, всей, всем! - торжественным басом сказал Лешка, - Передаем экстренное сообщение неотложной важности!"
После этого Лешка кашлянул сразу во все динамики и репродукторы, имевшиеся в квартирах, учреждениях и на улицах поселка, и, подражая Левитану, повторил:
"Все-ем, все-ем, все-ем!.. Приближается пур-гаа!.. Ветер шестьдесят метров в секунду при морозе сорок пять градусо-ов! Поэтому просим пер-вое! Срочно прервать работу в учреждениях, на стройобъектах, а также занятия в шко-ле!.. Второ-ое! Запастись продуктами с рас-счетом на три дня!.. Тре-тье! Через час всякое хождение в поселке прекратить и разойтись по дома-ам!.. Чет-вертое! Помнить, что на время пурги электричество буде-ет отклю-чено!.."
Хотя Лешка Монахов, соблюдая минутные паузы, трижды повторил тревожное сообщение, дежурный механик котельной Костя Астафьев его не услышал. По той простой причине, что как раз в это время находился в своей рабочей каморке, вскинутой железной винтовой лестницей под самый потолок гудом гудящего машинного отделения, и готовился к удалению больного зуба.
Радио в каморке не было, да и не до радио было Косте, так как вторая попытка выдернуть проклятый зуб закончилась ничем. К тому же выпитый "для наркоза" стакан спирта действовал слабо: боль никак не унималась, и от боли, казалось, разламывался череп…
Начиналась третья попытка, и Костя сидел за столом с широко открытым ртом, вцепившись руками в столешницу, а сменный кочегар и сменный слесарь привязывал к дверной ручке конец капроновой нитки, тянувшейся из Костиного рта. За дверью ждал сигнала дежурный сварщик.
Сигнал раздался, дверь распахнулась, Костя взревел, замотал головой, зажал рот мигом заалевшим платком. Ему быстро плеснули в стакан малость спирта прополоскать рот, потом налили полный - принять внутрь во избежание заражения. Подняли с пола зуб, завернули в бумажку, аккуратно вложили в карман пиджака, затем помогли надеть полушубок, завязали тесемки шапки-ушанки, чтоб не охладило щеку. Поднесли журнал и ручку - расписаться о сдаче смены механику Авдющенко, который вот-вот должен был явиться. И сказали, чтоб шел домой, ни о чем не думал, а постарался заснуть…
Костя в ответ мычал, тряс головой, но вымолвить ничего не мог…
Пока длилась вся эта история с зубом, прошло не менее часа…
В поселке, как всегда в эту пору, вовсю горели фонари, разгоняя темень зимнего вечера. Под фонарями четкими полукружиями искрился снег. В стороне, куда не доставал свет, снег синими волнами лип к домам, прятал под собой штакетные заборы.
Костя шел, слегка пошатываясь. Спирт уже вступил в действие и начинал горячить кровь. Боль как-то сразу исчезла, а мысли и тело обрели удивительную легкость.
Он шел и прикидывал, как ему лучше распорядиться наступившим вечером. Первым делом, решил он, надо завернуть в магазин. Вторым - сготовить ужин на электроплитке (из-за зубной боли он два дня не ел), третьим… Третьим - встретить в одиннадцать вечера у школы, Зину - сестру известного в Пурге фантазера Саньки Мягкого…
Знакомая улица по которой он сто раз хаживал, показалась ему чем-то необычной, но чем и почему - он не мог сообразить. Эта необычность усилилась, когда Костя приблизился к магазину. Над широким и длинным - во весь фасад - крыльцом ярко таращились лампочки, но в дверь никто не входил и не выходил.
- В чем дело? - весело и громко спросил Костя, дергая запертую дверь. - Дополнительный сандень, что ли?
Никакой таблички с объяснением на двери не висело, но темные, замороженные снаружи окна не оставляли, сомнения, что магазин закрыт.
Костя махнул на дверь рукой, легко сбежал с крыльца и по Горной улице пошел в сторону сопок, к другому магазину.
В отличие от центральной Горную не расчищал бульдозер, ее вдоль и поперек переметали сугробы, навороченные недавним снегопадом. Меж сугробов вились глубокие тропки. Костя запетлял по ним, прибиваясь то к левой, то к правой стороне улицы. На удивление, никто не обгонял его и не шел навстречу. Только пробегавшая мимо собака на секунду приостановилась и отрывисто залаяла.
- Подружка, ты что?.. Меня не узнаешь? - искренне изумился Костя и укоризненно покачал головой. - Ай-я-яй, нехорошо!..
Собака завиляла хвостом, весело взвизгнула и побежала своей дорогой.
Магазин на Горной тоже оказался закрытым. Свет от фонаря на столбе высвечивал большой дверной замок и взятые на болты ставни.
- Как прикажете вас понять? - удивился Костя и подергал замок - убедиться: на самом деле закрыт или просто наброшен?
В доме через дорогу скрипнула дверь, заныл снег на крыльце, звякнула дужка ведра, хлюпнула выплеснутая вода. Потом мужской голос крикнул:
- Эй, парень, чего топчешься? Шуруй домой!
- Ты на что намекаешь? - как можно строже сказал Костя, хотя прекрасно понял намек: не примеряйся-де к неохраняемому магазину.
Однако угроза не достигла ушей хозяина - тот уже заскочил в сени.
- Псих!.. - Костя обиделся, но от магазина отошел. Не успел он пропетлять в обратном направлении Горную, как во всем поселке дважды мигнул и погас свет.
Ослепленный темнотой, Костя споткнулся о сугроб, но на ногах удержался и недовольно пробурчал:
- Что за фокусы в нашем королевстве? - Пропустив две-три чарки, Костя имел привычку разговаривать с самим собой. И потому он сам себе ответил: - Зря, граждане электрики, очень зря!.. Теперь прогрессивку шиш получите!..
Незрячесть его продолжалась считанные секунды, затем он с удивлением обнаружил, что при эдакой луне и звездах электричества совсем не требуется. Луна по-хозяйски освещала землю, а звезды помогали ей, как дети матери. Чистое серебряное свечение разливалось в воздухе, и было так же хорошо видно, как в пробуждающееся летнее утро. Этого скользящего полыхания с избытком хватило бы осветить квартиры, но плотная наледь, затянувшая стекла, мешала ему просочиться сквозь них. Поэтому v квартирах зажглись лампы, и от их желтого света дома стали походить на огромные ульи с сотами… Ульи потихоньку раскачивались и приплясывали, приплясывали и огоньки в окнах, а сугробы вокруг зашевелились, некоторые даже ворочались и перепрыгивали с места на место, точно затеяли какую-то озорную игру…
- Честное слово, славный вечерок! - сказал Костя, с интересом следя за потешной пляской домов, огоньков и сугробов. - Ну что ж, пройдемся в порт!..
Он рассуждал легко и очень трезво и о порте вспомнил потому что там имелся третий и последний магазин. Впрочем, не пойти в порт он уже не мог. Налитая серебром луна сама подталкивала его в спину, заставляла ходко и невесомо вышагивать по снегу.
- Иду иду!.. - подмигнул он подталкивающей его луне и погрозил ей пальцем: - Тс-сс!.. Не так быстро!..
Сроду он еще не видел ни такой щекастой луны, с носом и глазами, как у игрушечной матрешки, не слышал такой тишины, которую не тревожили ни голоса прохожих, ни лай собак.
- Ого-го-го! - прокричал Костя, распираемый каким-то торжественным чувством и, привалясь плечом к столбу, прислушался, как хлестко раскатывается под луной его голос.
- Э-э-го-го-ой! - еще раз попробовал прокричать он.
Но луна вдруг оторвала его от столба, затолкала в спину и не прямо, а как-то кругами, кругами повела по улице. Что бы легче было дышать, Костя развязал шапку и расстегнул полушубок.
Внезапно он остановился посреди суженной снегом улочки, куда запихнула его луна вместо того, чтоб вести в порт, напряженно огляделся и озадаченно спросил:
- Что такое? Как прикажете понять такую чушь?..
Он тут же подобрался, точно спринтер перед стартом, громко крякнул, хмыкнул и, крадучись, будто боясь, что его приметят, свернул во двор какого-то деревянного домика, оттуда перешел в другой двор и, вихляво перешагивая через торчащие из-под крепкого снежного наста макушки штакетных изгородей, в несколько минут очутился перед аккуратным финским домиком брата и сестры Мягких.
Ошибки быть не могло, все окна темны, а ее окошко светится Интересная у нее школа получается!.. Стараясь не скрипеть валенками, Костя приблизился к залепленному инеем окну. Так и есть - говорок… Теперь смешок… Увидеть ни черта нельзя, но там, несомненно, двое…
Костю кинуло в жар, сердце тугими толчками ударило в грудь. Ах, Зинка, ах, притворщица!.. Два года он за ней ухаживает. Как это она ему говорит? А, вот как: "Пока школу не кончу и в заочный институт не поступлю, ни о какой любви и думать не хочу!" Не хочет, значит, думать, да?
В голове у Кости на время что-то заклинилось, но как только прояснилось, он бросился к крыльцу и грохнул ногой в дверь.
Зина долго не отзывалась. Потом, приоткрыв кухню, испуганно крикнула в сени:
- Кто там?
- Я… Саня дома?.. - мягко спросил Костя, решив, что в данной ситуации ему надо проявить большую хитрость.
- Костя? - еще пуще испугалась Зина и, запинаясь, сказала: - Ты зачем пришел?.. Саня в колхоз поехал… Иди домой!
- Открой… Я по делу, - с прежней мягкостью сказал Костя, отмечая про себя и ее испуг и нежелание впустить его.
- Сейчас… Лампу возьму.
Опять он долго не появлялась. Не выдержав, Костя предупредительно подергал за щеколду: мол, я здесь, не забывай! - Иду, - тотчас отозвалась Зина, и дверь открылась. Рука, в которой она держала лампу, подрагивала, тоненькие брови были испуганно вздернуты, а верхняя пуговка кофточки расстегнута. Все это Костя заметил в какую-то долю секунды. Но он не позволил себе сразу кинуться в дом искать соперника, а, стараясь ступать твердо, чтоб не выказать своего волнения, чинно направился к кухне. Потом резко обернулся, увидев, что Зина метнулась к выходу.
- Стой, ты куда?!
- Никуда, засов наброшу, - ответила она и в самом деле накинула на дверь засов.
"Вот теперь все в порядке", - удовлетворенно подумал Костя, входя за нею на кухню.
Хотя сердце его по-прежнему отмахивало гулкие удары и хотя двери в обе комнаты - в ее и Санькину - были подозрительно закрыты, Костя и тут проявил выдержку, решив сперва посмотреть, как его Зиночка поведет себя дальше. Понимая, что ему надо изображать полное неведение и пока не выдавать себя, он наигранно хохотнул и, продолжая похохатывать, сказал:
- Здрасьте, Зинаида Прокофьевна! Как живете-поживаете? Бегу в порт, а тут окошечко… Соображаю: значит, не в школе…
- Так ведь пурга будет. Я задачки решаю, - ответила Зина, подбрасывая в плиту уголь и не глядя на него.
- Задачки!.. Рыбкина? - шумно изумился Костя, считая, что именно таким тоном и нужно сейчас разговаривать, и даже всплеснул руками: - Из одной трубы выходит в час сорок ведер воды, из другой…
- Ты что, выпивший? - изумилась Зина, строго шевельнув шнурочками-бровями. Не в пример другим парням Костя выпивал крайне редко, и за это Зина его очень уважала.
- Допустим… А в чем дело? - с тем же возбужденным хохотком ответил Костя, сгребая с головы шапку и с любопытством оглядывай кухню, как бы решая, куда ему присесть.
- Я тебе уже раз говорила: выпивший не приходи! Терпеть не могу выпивших! - Зина совсем рассердилась и недовольно дернула острым плечиком - Иди домой, пурга будет!
- Ах, пурга-а!.. - постарался как можно естественней удивиться Костя, а про себя отметил, до чего же она искусно притворяется: лицо помрачнело, бровки-шнурочки насупила, а глаза чистые, непорочные, точь-в-точь, как у брата Саньки, когда он, не моргнув, пускается плести ахинею…
- Перестань паясничать! - отрезала Зина. - У тебя от спирта лицо распухло!
- Айн момент - сказал Костя и, качнувшись, шлепнулся на стул.
- Айн момент! - передразнила его Зина, по-детски смешно морща курносый носик, и уже не сердито, а со смешком сказала. - Опять у кого-то словечко подхватил? Неужели своих не хватает?
- Допустим… Разве нельзя? - Костя старался не сбиться с взятого тона и нарочито громко, чтобы было слышно в комнате, продолжал. - Ого, что я вижу?.. Вы уголька на недельку запасли. Наверно, до утра собирались Рыбкина решать?
- А если и до утра, тебе-то что? Терпеть не могу с пьяными разговаривать! - Зина строптиво передернула плечиками, подчеркивая свое пренебрежение, отвернулась от него, боком прижалась к теплой печке…
- Ладно, хватит!.. - Костя пошатнулся, недобро усмехнулся и поднялся. - С кем задачки решала? Где этот фрукт?..
- Что?! - Зина вздрогнула, и по лицу ее пошли свекольные пятна.
- Без паники! Я не Отелло, резать не буду! - спокойно сказал Костя. Он схватил со стола лампу, пнул ногой дверь в комнату и крикнул: - А ну, друг, выходи!..
- Ты с ума сошел! - ужаснулась Зина.
Костя вынырнул из одной комнаты и нырнул в другую. Опять выскочил с лампой на кухню. И вдруг, увидев прислоненную к стене лестницу на чердак, дико завопил:
- Ага, вот вы как устроились! Ловко же вы меня обставили!
- Уйди! Сейчас же вон!.. - крикнула Зина таким страшным голосом, что Костя поперхнулся словами, - Ненавижу тебя!
- Это я ненавижу, я!.. - Костя стукнул себя кулаком в грудь, но тут же вспомнил, что ревность - это предрассудок, недостойный мужчины. Не желая, чтобы коварная Зина заподозрила его в ревности, он схватил шапку, выскочил в сени и, несмотря на темноту, ловко скинул с дверей засов.
- Костя, вернись! - крикнула Зина. - Ведь пурга.
- Не-на-ви-жу-у! - прокричал издалека Костя, потому что в самом деле уже ненавидел лукавую Зину.
Он хотел посидеть на сугробе, отдышаться и спокойно обдумать случившееся, но вспомнил, что ему надо идти в порт. И, едва вспомнил, как луна тут же ухватила его за шиворот, подняла с сугроба и закрутила по дворам, вокруг домов и сараев, которые внезапно снова стали скакать и приплясывать… И опять почему-то кругами он стал приближаться к дому ненавистной Зинки. Костя даже сплюнул от злости, узнав издали ее дом, и собрался повернуть назад, но вдруг заметил нечто такое, от чего снова почувствовал жар: с чердака ее дома спускался по лестнице он. Костя видел его спину. Он был в шапке, в полушубке и в валенках.
"Стой, собака! Попался?.." - хотел было крикнуть Костя, но вместо этого присел за сугроб, поскольку его соперник уже спрыгнул на снег и зачем-то задергал обеими руками лестницу, то ли силясь убрать ее, то ли пробуя, прочно ли она приставлена к крыше.
"Кто такой?.. Да кто же это?.." - мучительно соображал он, наблюдая из своей засады. Как топчется возле лестницы плотная фигура. Костя предчувствовал, что сейчас произойдет что-то небывалое: может, фигура опять вернется в дом, постучав с крыльца, может, сама подлая Зинка выбежит к нему? Но вдруг случилось непредвиденное: фигура сорвалась с места и через дворы, по сугробам припустилась на соседнюю улицу.
"Вот вы как? Конспирацию устраиваете? - Костя, раздираемый вновь нахлынувшей на него ревностью, разозлился. - Нет, шутишь!.."
Костя бросился сразу за ним. Убегавший услышал скрип снега позади, оглянулся, потом остановился, повертел по сторонам оттопыренными ушами шапки и не заметив успевшего притулиться к сараю Костю, пошел дальше, но очень осторожно и часто оглядываясь…