- Меня к вам послали,- в точности как я когда-то, сказал парень и полез во внутренний карман кожаной коротенькой курточки.
- Кто послал? - Петя был по-прежнему полон достоинства.
Вот сейчас незнакомец ответит: "Не знаю… Такой… седой…" - и тогда я обязательно расхохочусь.
- Начальник участка,- ответил парень.- Вот,- подал Пете бумажку.
"Тов. Грачев! Направляю в качестве строймастера молодого специалиста Лаймона Лиепу. Ознакомьте с объектом, окажите соответствующую помощь".
Вот оно что! Инженер. Счастливец! А я-то решила - школьник-выпускник. Впрочем, он и теперь не кажется мне старше. Стесняется, как мальчишка. Я бы на его месте не стеснялась. Ишь, стоит, как по стойке "смирно". Руки по швам. Очень прямой- только что не уперся головой в потолок. "Ест" Петьку глазами.
А Петька разважничался окончательно. Осмотрел "молодого специалиста" со всех сторон, спросил, будто сомневаясь:
- Значит, инженер?
- Инженер.- Лиепа так ответил, словно и сам этому не верит.
- Что ж,- Петька скривил губы и стал в точности похож на нашего начальника участка Ивана Алексеевича,- соответствующую помощь, конечно, окажем. С объектом ознакомим,- покосился в бумажку, наверно, подумал: "Что бы еще такое завернуть -позаковыристее?" Ничего не придумал и сразу стал обычным, нашим Петькой.- Да садись же, чудак. Чего стоишь? - потянул строймастера за рукав, усадил рядом с собой. А сам отодвинулся, полюбовался мастером, как своей собственностью.
- Значит, молодой специалист? - еще раз задал вопрос.
- Да уж так…- Лиепа развел руками.- Теорию, конечно, знаю. А вот насчет практики, честно скажу, слабовато. В проектировщики готовился. А пришлось на производство.
- Ничего, ничего.- Петька похлопал его по плечу.- Поможем соответствующим образом. Народ у нас опытный.
Ну, сейчас начнет хвастаться бригадой! Но со двора доносится крик: обычная история в конце дня - шоферы отказываются сделать еще одну ездку. Петя срывается с места.
Мне как-то неловко наедине с новым мастером. Сделала вид, что углубилась в наряды. Чувствую его взгляд, и от этого еще хуже.
О любви
К Ганнуле часто приходит парень из нашей бригады- Тадеуш Лукьянчик. Поистине неисповедимы пути, которыми приходит к людям любовь! Рядом с крепкой, крупной Ганнулей Тадеуш просто мальчишка. Худенький, маленький, юркий. Лицо скуластое. Бойкие, веселые, широко поставленные глазки так и стригут по сторонам. А язык! Второго такого нет в бригаде.
С Ганнулей Тадеуш тих и послушен. Придет, сядет, следит за нею преданными глазами. И поддакивает. Что бы она ни сказала,- он согласен.
Расму и Юзю присутствие Тадеуша ничуть не стесняет. Они и переодеться при нем могут. А я гляжу на Ганнулю и Тадеуша и вспоминаю папу и Тоню. Вот же судьба: и здесь я кому-то мешаю!
Однажды мы были с Ганнулей вдвоем, когда пришел Тадеуш. Идти мне было некуда, но я собралась и вышла: пусть побудут вдвоем.
Спустилась в вестибюль, села возле нашей вахтерши тети Мицы в кубовой. За окном шумел дождь. А здесь тепло, уютно, тихо. В топке кипятильника малиновым огнем рдели угли. Тетя Мица, еле слышно позвякивая спицами, вязала. Я раскрыла книгу.
Только начала читать, хлопнула дверь. С хохотом вскочили с улицы насквозь промокшие Расма и Юзя. Кинулись наверх по лестнице.
- Девчата! - окликнула я их.- Не ходите. Там Тадеуш.
- Ну и что? - Расма продолжала подниматься.
- Не надо! - взмолилась я.- Пусть побудут вдвоем!
- Подумаешь, условия им создавать!-рассердилась Расма.- Получат комнату - пусть хоть целый день милуются.
- Правда, не надо,- вмешалась Юзя.- Чем они виноваты? Куда пойдут - такой дождь?
Расма поворчала, но наверх не пошла. Сидели все в кубовой. Тетя Мица шевелила спицами и ласково так на нас посматривала.
С тех пор повелось: Тадеуш на порог - мы куда-нибудь уходим. Расма и сердится иной раз, но уговора не нарушает. Впрочем, и Расма и Юзя вечерами редко бывают дома. А я всегда ухожу, как только появится Тадеуш.
Ганнуля стала ко мне очень доброй. Оказалась она простой, бесхитростной, откровенной. Никогда ни с одной подругой не было мне так легко и просто, как с нею.
Вечерами часто остаемся вдвоем. Я все-таки устаю и охотно валяюсь с книжкой. Ганнуля учится в пятом классе и корпит над учебниками.
Вот и сейчас она, сдвинув широкие брови, писала, зачеркивала, снова писала. Шевелила губами в такт тому, что читала или писала.
За окном лил дождь - которые сутки, как подрядился. За день мне стеганку на плечах пробило насквозь. Намокли косы. И вот я лежу с распущенными волосами. Собиралась пойти к папе - он один, Тоня с братиком еще в родильном доме. Но вымылась под горячим душем, переоделась в сухое, прилегло на полчасика - только косы просушить. А вставать, идти под дождь не хочется. Уютно нам вдвоем с Ганнулей. Мир и тишина.
Тишину нарушил тяжкий вздох. Знаю, что за этим последует, но молчу. Ганнуля вздохнула еще раз, покосилась на меня. Я сделала вид, что увлечена книгой. Снова вздох, еще более горестный.
- Ну, что там у тебя? - Каменное сердце не выдержало бы таких вздохов.
- Арихметика.- Ганнуля развела руками.
Ясно, арифметика. Вечно у нее дважды два получается пять. Ладно, так и быть, помогу.
- Пустяковая задачка,- через минуту сказала я и попыталась коротко объяснить, почему один бассейн наполняется быстрее другого.
Ганнуля смотрела на меня стеклянными глазами: не поняла. Начинаю снова. Даже рисую ей бассейны. С кранами. Из кранов течет вода. Бассейны наполняются. Один раньше, другой позже.
- Поняла?
- Не,- огорченно и чистосердечно призналась Ганнуля.
Вот тупица! В третий раз объясняю. В четвертый. Злюсь.
В конце концов Ганнуля делает вид, что ей все ясно. Положим, ничего ей не ясно. Но у меня нет больше ни сил, ни слов. Радуюсь:
- Наконец-то! - и ложусь на прежнее место. Ганнуля собирает книжки. Гасит верхний свет. Ложится рядом со мной. Большая, уютная, теплая.
Лежим и болтаем. О любви, конечно. Что может быть интереснее?
Любовь у Ганнули и Тадеуша спокойная, без волнений и переживаний. Впрочем, однажды волнения были: когда распределяли комнаты в "Доме молодоженов". Бригада волновалась за Ганнулю и Тадеуша.
Тадеуш без конца бегал в конторку, звонил по телефону. Возвращался злой и взъерошенный: нет, еще не решили. И только Ганнуля была спокойна.
- Дадут, чего там, своими руками строили, да не дадут.
- Сходите вы, зарегистрируйтесь,- за неделю до сдачи дома советовал Петя.
Но Ганнуля была, как кремень:
- Своего угла нету-и огород городить нечего.
Вечером после работы Ганнуля поехала в стройучасток сама: за ключами и ордером.
Вернулась очень быстро. Будто слиняло ее румяное лицо. Вошла прямая-прямая, как палка. Рухнула ничком на кровать - пружины звенели, так она плакала.
Я побежала за Тадеушем. Он как сидел в нижней рубашке, так и кинулся к нам.
Тадеуш говорит на любом из бытующих в бригаде языков: латышском, русском, литовском. Ганнулю утешал по-белорусски:
- Ты ж моя ягодиночка солодэнькая! Земляни-чинка ты ж моя,- бормотал он и гладил ее растрепанную голову, прижимал к своей груди.- Птушечка ты моя…
Это Ганнуля - птушечка!
"Птушечка" залила слезами его чистенькую рубашку. На том все и кончилось. Непорядка Ганнуля терпеть не может. Достала чистую рубашку: все вещи Тадеуша хранятся у нее. Вытирая рукавами неправдоподобно огромные слезы, шмыгая распухшим носом, заставила Тадеуша переодеться. Застегнула пуговицы на груди. Отступила, осмотрела его озабоченно, сказала стоически:
- Будем ждать еще!
В своем Тадеуше Ганнуля может рассказывать без конца. Послушать ее - так лучше его и нету. Но Ганнуля хорошо умеет слушать. Задает "наводящие" вопросы: "А он что сказал?", "А он как поглядел?". Я подробно довожу до ее сведения, как на меня поглядел и что мне сказал строймастер Лаймон Лиепа. С первого дня я пользуюсь его вниманием.
Пройдет мастер утром по стройплощадке. Со всеми очень вежливо, но вот с каким-то холодком поздоровается. А мне поклонится по-особенному. Пожалуй, одному Петьке он кланяется так почтительно.
Петька же старательно "создает авторитет" мастеру:
- Докладываю: состояние дел такое-то. Думаем за день сделать то-то и то-то. Какие будут указания?
Ребята переглядываются и прячут в глазах улыбки: какие же указания? Мастер наш еще птенец, не оперился. Вот годик-другой поработает, тогда другой разговор. А пока его никто не принимает всерьез.
Лаймон часто приглашает меня в конторку -якобы помочь разобраться с нарядами. Первый раз он попросил меня об этом при Славке. Славка сощурился, брови на переносице сошлись. Я шла за Лаймоном, и все мне казалось: Славка смотрит вслед.
В конторке Лаймон заговорил не о нарядах, а о новом кинофильме.
- Я его еще не видела.
- Как? Такой фильм! Слушай, пойдем сегодня. С удовольствием посмотрю еще раз.
Меня никто никогда не приглашал в кино, и я растерялась.
- Договорились? - спросил Лаймон и пожал мою руку.
Вот с этого вечера и пошло. То Лаймон меня позовет в конторку, то вечером пригласит куда-нибудь. Как ты ему откажешь: красивый парень, приятно.
- А что? - комментирует Ганнуля.- Мастер, инженер. Самостоятельный.
Вот по вечерам я и рассказываю Ганнуле о Лаймоне. Но об одном я ей не могу сказать: о том, что Славка, наверно, осуждает меня за это. Сама на пойму - почему-то перед Славкой мне неловко.
Шумит за окном дождь. Тяжелые наступают времена- холодно, ветрено, мокро. Наверно, мы одновременно подумали об этом.
- Давай буду учить на штукатура? - предложила Ганнуля.- Все-таки под крышей.
- Нет. Я на каменщика хочу. Вчера Славка сказал:
- Давай начну учить,- и показал, как держать лопатку-кельму.
И мне очень захотелось, чтобы именно он учил меня.
- На каменщика?-удивилась Ганнуля. Помолчала, подумала и глухо, прямо в подушку, обронила: - Вон что…- подняла голову, посмотрела мне в глаза.- Смотри, девка, не влюбись…
- Ну, чепуха какая! - смеюсь я беззаботно.- Зачем он мне сдался - старый такой? Просто нравится эта профессия.
Оставив без внимания вторую часть моего ответа, Ганнуля села, обхватила колени руками, сказала задумчиво:
- Славка не старый. Ему двадцать семь всего. Он враз, в одну ночь поседел…
Я тоже села. И сердце отчего-то забилось быстро-быстро.
Ганнуля обняла меня. Сама покачивалась и меня качала, как маленькую.
- Славка действительную служил матросом. На катере. Ну, шли куда-то в учебный поход. Ночью. Подорвались на мине. Мало ли их с войны еще осталось? Славку выкинуло в море. Так до утра и плавал. Без сознания. На куртке. У них куртки такие - вата воду не принимает. Утром подобрали, а он седой…- Ганнуля умолкла.
Затененная маленьким колпачком лампа бросала свет только на тумбочку, на часть подушки. Не дождь шумел за окном, не порывы ветра швыряли капли по стеклам - шумело море. Дыбились черные, гривастые валы. Один за другим, один за другим. Кидали бессильно распростертое, с разметанными руками Славкино тело. Такое большое, сильное тело. А теперь слабое, вялое. Откинулась голова. Вода полощет волосы…
- Не надо, Рута, на каменщика,- после долгого молчания сказала Ганнуля.- Трудно и… не надо. Славка у нас такой… Девчат не уважает… Был, знаешь, женат. Ушла от него жена. С тех пор никто не подступись к нему. Не надо, Рута…- В голосе Ганнули тревога. За меня тревога.
Она долго рассказывала мне о Славке: он дружит с Тадеушем.
Но я почти не слушала Ганнулю. Так и стояло перед глазами бурное ночное море. Вода полощет Славкины поседевшие волосы…
Случайная встреча
Долго не могла уснуть в эту ночь. И снился мне потом один и тот же сон: мчится в бурной, темной ночи крохотное суденышко. Гремит взрыв, высоко вздымается столб воды и огня. И нет больше суденышка. Только разъяренные волны швыряют Славкино тело…
…Сладко спится по утрам. Со злостью зажимаешь назойливый звонок будильника. Подберешь коленки к самому подбородку - минуточку, одну-единственную поспать…
Сегодня еще целый час можно спать - светящаяся в темноте зеленоватым огоньком стрелка будильника едва переползла через цифру "шесть". Но мне не спалось. Ворочалась с боку на бок. Сбилась простыня. Жарко под одеялом. А думается все об одном: о Славке.
Нет, не могу больше. Тихонько, чтоб не потревожить девчат, оделась в темноте. Хочу как можно скорее увидеть Славку. Зачем? Что я ему скажу? Не знаю. Просто надо мне его увидеть - вот и все.
Еще в первые дни работы я как-то заночевала у папы. Утром вышла и столкнулась со Славкой. Оказывается, он живет рядом, за углом, на шестом этаже большого красного дома. Спуститься под горку, и будет его дом. Почему я никогда не встречала его раньше?
Сегодня встречу. Он будет подниматься в гору, и я его увижу.
Заспанная тетя Мица изумленно посмотрела на меня сквозь очки, когда я на цыпочках пробиралась по общежитию в сушилку.
- Ты что? - спросила она.- Куда так рано? Не заболела ли?
- К папе надо,- вдохновенно соврала я.- Тоня с братиком сегодня, может, выпишутся. Может, помочь что надо…
- А, это хорошо, это правильно,- одобрила тетя Мица.
Какое все теплое из сушилки: брюки, ботинки, стеганка! Одеться - пять минут. И вот я уже бегу по тихим, пустынным, чисто вымытым дождем и просохшим улицам.
Хуже нет стоять утром в подъезде дома, где тебя знает каждый. То и дело хлопают на гулкой лестнице двери, спускаются соседи. Изволь-ка, делай каждый раз вид, что только вошла!
- Здравствуй, Рута!
- С добрым утром, Рута!
Только бы папа не вышел раньше времени!
Сквозь зеркальное стекло подъезда вся улица на виду. Как много народу на ней по утрам! И как много похожих на Славку мужчин. Но я безошибочно узнаю: не он. Опять не он.
Вот теперь - он. Только он один умеет так, чуточку набекрень надеть фуражку. Широко, уверенно шагают его ноги в кирзовых сапогах. Чуть покачивается на ходу. Ну, как же-моряк!
Наискосок переходит улицу. Остановился, пропустил машину. Рано, рано. Еще минуточку надо обождать!
Кто-то опять спускался по лестница. Не хочу никого видеть!
Выскочила из подъезда. Пошла по тротуару. Догонит ли? Нарочно замедляю шаги, и все-таки кажется- лечу по воздуху. Нет, не узнает, не догонит - слишком быстро я иду.
И вдруг у самого моего плеча:
- Здравствуй, Рута!
Вздрогнула, будто и не ждала этого голоса.
- Тихо больно идешь,- пошутил Славка. -Как раз и опоздаем!
Разве тихо? Да ведь я лечу, лечу, не касаясь ногами тротуара. Славка что-то спросил. Ответила невпопад. Он рассмеялся:
- Не проснулась еще? - и заглянул мне в лицо. Я и в самом деле шла, как во сне.
- Эх, соня, соня! - Славка покачал головой.- На ногах еле стоишь. Признавайся, где протанцевала полночи? - и вдруг взял меня под руку.
Крепко. По-хозяйски. Подладил свой шаг к моему.
Трудная ученица
Как говорится: "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!" К 7 ноября по принципу: кровь из носу, а сделаем! - закончили пятый фундамент. Радовались: план перевыполнили. Никаких нарушений дисциплины. Можно сказать, звание бригады коммунистического труда вот оно, в кармане.
И вдруг постройком, как гром с ясного неба, вынес решение: звание не присуждать. Бригадир сквернословит. И другие кое-кто тоже.
От этого Петька совсем пал духом. Даже заявил мрачно:
- Слагаю с себя бригадирство!
Заявление его во внимание не приняли, а дружно решили: ограничить выбор "терминов" до "черта" включительно. С этого дня многие наши парни превратились в заик. Трудно пришлось и Славке.
Стою я целый день с ним рядом. Ученица. Тупица, а не ученица!
Чего проще - подцепить кельмой раствор, бросить его на уложенный ряд кирпичей, разровнять - Славка говорит: расстелить - положить на эту "постель" новые кирпичи. Проще простого.
Я так и делаю. Моя стенка - внутренняя. Славка рядом кладет наружную, из белого силикатного кирпича, под расшивку.
Один, другой, третий кирпичи уложены. Отступаю, любуюсь делом рук своих и радуюсь: на глазах растет перегородка.
- Что ты натворила?! - возвращает меня с небес на землю Славкин голос.
Гляжу и не понимаю: чем плоха моя работа? Славка с тяжким вздохом тычет ручкой кельмы в мои кирпичи. Вот теперь вижу: уложены криво и косо. Славка сбрасывает кирпичи, счищает раствор, спрашивает:
- Забыла, как я тебя учил? Раствору немножко. Чуть-чуть. Ну, бери.
Подцепляю кельмой раствор. Славка стонет:
- На кой… на кой черт столько?.. Это не шов будет, а… Вот так. Клади. Разравнивай. Куда, куда… за… зачертыхала? Смотри, какая зараза получилась!
По-моему, все идет нормально. Наверно, вид у меня недоумевающий, и Славка начинает объяснять теми же словами, что напечатаны в маленькой брошюрке "Памятка каменщику", которую я вызубрила наизусть.
Своими словами Славка объясняет куда проще и понятнее. Но ему, наверно, кажется, что так, "по-ученому", я лучше пойму. И Славка мучительно старается вспомнить слова памятки. Так ему это трудно, что, несмотря на пронзительный ветер, на мороз, капельки пота выступают у него на лбу. Славка вытирает их рукавом, сдвигает ушанку, и я вдруг вижу седой висок. Вспоминаю бурную ночь, суденышко, взрыв и волны, швыряющие Славкино тело.
Мне так жалко его - и за ту ночь и за сегодняшние мучения со мной. Говорю тихонько:
- Ты уж лучше своими словами…
Славка оторопело посмотрел на меня. Одно мгновение посмотрел. Потом что-то блеснуло в глазах. Взял меня за руку. Стряхнул с кельмы раствор. Умоляюще сказал:
- Ну, еще разок, Рута. Вместе. Смотри хорошенько.
А как я могла смотреть? Я теперь вовсе ничего не соображала. Рука у Славки теплая-теплая. А моя - как ледышка.
На полпути к ящику с раствором Славка остановил мою руку - наверно, почувствовал, какая она холодная.
Сжал, грея, мои пальцы, спросил шепотом:
- Зазябла?-и стал растирать мои пальцы. Но они не становились теплее.- Что же мне делать-то с тобой?
Когда он ругается, еще ничего. Но когда жалеет,- не могу. В носу сразу становится мокро, того и гляди повиснет капля на кончике.
- Опять куртка расстегнута! - деланно рассердился Славка. Схватился за борта моей стеганки, встряхнул так, что, кажется, ноги мои отделились от подмостей. Застегнул верхнюю пуговицу. Шершавая кожа его руки скользнула по моему подбородку.