- Слыхал? - Славка подтолкнул Грачева локтем.- Не дали звание и правильно сделали. Ты сюда посмотри,- показал на косо висящий пыльный транспарант со словами: "Один за всех, - все за одного".- Смотри, смотри, нечего.
- Ну как же ты за всех нас болеешь? Вот Тадеушу с Ганнулей не дали комнату. Ты повоевал за них?
- Как же, стал бы он с начальством заедаться!- вставила Ганнуля.
- Своими руками написали в обязательстве: все будут учиться…
- Можно подумать - ты учишься! - взорвался Петька.
- И я отвильнул. И еще кое-кто. Ты, например. Так за что же звание-то нам давать? Что не пьянствуем, не хулиганим, материться вот, слава тебе господи, перестали. За это? Нет, браток, мало этого. Все это скорлупа. А мне ядро, мне пользу нужно.
Удивительный он человек, Славка. Наверно, обо всем том, что происходит у нас в бригаде, он думает больше, чем, например, Лаймон.
Помню, когда Славка начал учить меня, Лаймон сказал с нехорошей такой усмешечкой:
- Что ж, денежки лишние между делом пойдут - за ученицу.
- Конечно, пойдут,- спокойно ответил Славка.- За любую работу положено платить. Учить - тоже работа.
Но я-то знаю, сколько раз Славка, полдня провозившись со мной, оставался потом после работы, чтобы догнать остальных. Не занимайся он со мной, за день больше любого другого сделал бы. Вот она, какая ему от меня была "выгода"!
Уж если на то пошло, вот теперь, когда я научилась сама вести кладку, ему выгодно было бы подержать меня в ученицах. Учить меня больше не надо, а денежки шли бы и шли. Но ведь он не сделал этого, он первый заговорил о том, что пора мне получать разряд.
И разве одну меня он выучил? Он ведь все умеет: и стены класть, и штукатурить, и плотничать, и малярить.
Ладно, за меня он получил все-таки деньги. А Юзя, допустим. Она пришла из ремесленного с разрядом штукатура. Так ей и платят. А малярному делу ее Славка выучил. И ни копейки ему за это никто не платил. Тадеуш пришел совсем без специальности. Сейчас он наравне со Славкой работает. Славка же и выучил. Какой корысти ради?
И теперь вот этот разговор. Ядро или скорлупа? Петьке звание ради звания нужно - так выходит. А Славке что-то совсем другое, гораздо большее нужно.
Ядро или скорлупа? Что же во мне, по его понятию, ядро, а что скорлупа? Перебираю день за днем всю свою жизнь только здесь, в бригаде. Ой, сколько же скорлупы!
Я как-то, по глупости своей, сказала Скайдрите, что мне нравится один каменщик, имея в виду Славку.
- Каменщик? - переспросила брезгливо Скайдрите.- В грязной спецовке? С такими вот ручищами? И сам серый, как его спецовка?
Я тогда не нашлась, что ответить. Просто пожалела о своей откровенности. Теперь, после сегодняшнего разговора, я показалась сама себе такой маленькой. Душевно маленькой. Да, у меня аттестат зрелости. Да, меня в первый день резнуло произнесенное с неправильным ударением слово "фундамент".
И все-таки не Славка, а я сама серая, как спецовка.
Славке во всем нужна польза, смысл. А я об этой пользе подчас и не задумывалась. Теперь буду думать. Обязательно буду.
Болезнь
Не зря я с первого дня невзлюбила шаткие мостки, заменяющие лестницы. Позавчера бежала вниз, поскользнулась, слетела прямо к ногам поднимавшегося наверх Лаймона. Хотела вскочить - куда там! Никогда я не испытывала такой боли!
- Что, Рута, что? - Лаймон подхватил меня под руку.
А я встать не могу - от каждого движения красные круги перед глазами. И стыдно стонать и не удержаться.
- "Скорую помощь"! - закричал Лаймон.- Звоните в "Скорую помощь"!
Славка сбежал сверху, поднял меня на руки, вынес во двор. Тут как раз самосвал разворачивался.
- Стой! Погоди! - закричал Славка шоферу. Донес меня до кабины. Ганнуля села рядом. Славка залез наверх.
- Гони в больницу!
В больнице сделали рентген: трещина в какой-то там кости, на самом подъеме. Наложили гипс. Ночь пролежала в коридоре, на жесткой, обитой клеенкой кушетке - в палате мест нет. И нога болела, и бока отлежала, и ходили все время мимо меня - спала плохо.
Утром дверь коридора приоткрылась, заглянул Славка.
- Ну как? - шепотом спросил он.- Жива? Почему не в палате?
Пытались его сестра с нянечкой выставить - как бы не так! На помощь Славке появились Петька, Ганнуля, Тадеуш. Шум, крик подняли:
- Как это смеют больную в коридоре держать!
Пробовала я их урезонить, руками на меня замахали: молчи!
Кончилось тем, что дежурный врач разрешил забрать меня домой. Принесли мне костыли. Ребята сбегали за такси. До лестницы я кое-как дошла и остановилась в недоумении: как же ее "форсировать"?
Не говоря ни слова, Славка подхватил меня, донес до машины. И вот я лежу одна. Пусто и тихо в общежитии - все на работе.
За окном идет снег - редкий, сухой, спокойный. Я смотрю на снежинки, и учебник алгебры, которую я решила подзубрить, праздно лежит у меня на одеяле.
Пышет теплом от радиаторов отопления. Нежно согревает меня пушистый фланелевый халатик. Нога не болит. Даже самой не верится, что может быть на свете такое блаженство. Лежу в тепле, в уюте, на мягкой постели, смотрю на снег и думаю о Славке. Будто по волшебству, раздался стук - и вошел Славка.
Я хотела соскочить с постели, но спустить вниз запаянную в тяжелый гипс ногу не так-то просто. Все же я спустила. Встать мне Славка не дал. Подошел, прижал мою голову к своей куртке. Куртка - вся в бисеринках воды от растаявших снежинок.
Не знаю, сколько так продолжалось. Наверно, долго. Потом Славка ослабил руки, я подняла голову и глянула на него. Славка смотрел на меня странными, блестящими глазами. Без тени улыбки. Будто спрашивал у меня что-то. Я не успела сообразить, что он спрашивает, как Славка наклонился и поцеловал меня. Губы у него обветренные…
Наверно, ему стало жарко. Пробежался пальцами по пуговицам куртки, распахнул ее и сел со мною рядом. Взял мои руки и просунул себе под куртку. Там было очень тепло.
Опять мы долго молчали. Сидеть было неудобно. Гипс резал под коленкой. Я хотела засунуть туда кончик одеяла. Славка не дал.
- Ложись-ка. Я совсем забыл про твою ногу. Я легла. Славка укрыл мои ноги одеялом и опять сел. И еще раз, чуть коснувшись губами, поцеловал меня. Отстранился, долго смотрел на мои губы. Провел по ним мизинцем.
- Нежные какие. А целоваться не умеют,- рассмеялся.- Совсем.
"Что же тут уметь?" - хотела я спросить и не успела.
- Никогда-никогда? Ни с кем? - спросил Славка и опять провел пальцем по моим губам.
- Никогда-никогда. Ни с кем,- его же словами ответила я.
Славка приподнял меня с подушки, откинул ее в сторону, пересел к спинке кровати и как-то очень ловко примостил мою голову к себе на плечо.
- Ma-аленькая еще! - протянул он и потерся щекой о мою щеку.
И еще раз поцеловал меня. Теперь - совсем по-другому. Долго-долго. Я не могла перевести дыхание и отстранилась. Только вот теперь сообразила, что можно ведь было дышать и носом.
- Ну вот,-сказал Славка, и я поняла, что он хотел этим сказать: теперь ты уже не скажешь - "Никогда-никогда. Ни с кем".
- И пусть,- ответила я и потянулась к нему.
В не застегнутом на верхнюю пуговицу вороте пестренькой, выцветшей ковбойки сильно, мерно, быстро бился пульс. Прижалась к этому месту виском. Мне казалось, что и у меня пульс бьется так же. В одном ритме. И Славка чувствует это.
Опять мы молчали, Славкина рука в точности, как делает это папина, собирала и распускала у меня на затылке косы.
- Надо идти,- вздохнул Славка.- Не хочется. Так бы и просидел… всю жизнь. А ты?
- И я… Не уходи.
- Надо…- Славка уложил меня. Провел рукой по гипсу: - Больно? Очень?
Я отрицательно замотала головой.
- Ври! - обрадовался Славка и строго приказал:- Лежи спокойно. Вечером зайду.
Он еще раз поправил, подоткнул одеяло и быстро пошел к двери. От его сапог на полу остались мокрые отчетливые следы. У двери Славка оглянулся. Глаза его светились теплом и лаской.
"Сейчас вернется и поцелует!" - подумала я.
Но он только улыбнулся рассеянной улыбкой - как папа, когда влюбился в Тоню, и вышел. Опустилась вниз, подскочила вверх ручка двери. Быстрые, уверенные шаги по коридору. Звонко стучат подковки на каблуках. Стук глуше, тише. И вот я опять лежу одна. Было это или не было?
"Было! Было! - взволнованно и торжествующе выстукивало мое сердце.- Было! И будет снова! Сегодня вечером".
Здесь мой дом!
-Ты что какая чудная? - с порога спросила Ганнуля, вернувшаяся с работы первой.- Жар? - И она пощупала мой лоб.- Нет. А глаза горят.
Я обхватила Ганнулю и засмеялась.
- Да ну? - понимающе спросила она и заглянула мне в глаза.- Был? А я-то думала - куда убежал в обед?
Пришла Расма, не дала нам договорить. Ладно, успеется, заговорщицки подмигнула Ганнуля и принялась командовать: первым долгом больную надо кормить.
А мне не до еды. Слушаю, слушаю шаги за дверями. Жду. Седьмой, восьмой час отстукал будильник- Славки не было.
"Не придет! - в отчаянии думала я.- Не придет!"
Он пришел в половине девятого. Нарядный и немножко нескладный. Коричневое, хорошо сшитое пальто. Коричневая пушистая пыжиковая шапка. Песочного цвета рубашка с галстуком. Словом, все в тон.
Вошел и смутился, спросил с порога:
- Можно к вам, девчата?
У Расмы удивленно поднялись брови, а Ганнуля засуетилась:
- Заходи, заходи. Раздевайся, Слава. У нас тепло. Садись! - почти к самой моей постели придвинула стул. Совсем буднично сказала: - Хорошо, что пришел. А то мы в кино хотим, да вроде неудобно одну-то оставлять. Теперь пойдем. Собирайтесь, девчата.
Положим, ни о каком кино и речи не было. Но… не все же мне "создавать условия" - пусть и обо мне кто-то позаботится.
Ох, как неохотно одевалась Расма. Медлила, копалась до тех пор, пока Ганнуля на нее не прикрикнула:
- Да скоро ли ты? Опоздаем!
В дверях Расма задержалась, недобро посмотрела на меня, резко захлопнула дверь.
...- Что это oна? - спросила я.
- Не обращай внимания.- Славка встал, вынул из кармана пальто толстый кулек и пакетик - узенький, длинный. Положил мне на одеяло, сказал, застенчиво улыбаясь:
- Вот. Тебе.
В кульке оказались крупные, с ноздреватой кожей апельсины.
- Ну, зачем, зачем! Такие дорогие!
- Ладно, чего там. Ешь, поправляйся.- Славка выжидающе уставился на мои руки, развертывающие второй, очень легкий пакетик.
Развернула бумагу и ахнула: там была длинная кудрявая ветка мимозы.
- Прелесть какая!
Мимозы мне всегда нравились. Я часто любовалась ими на базаре. Даже приценивалась. Но они дорогие, и у меня никогда не было денег, чтоб купить хоть одну веточку.
И вот я держу большую, пышную ветку. Разглядываю, как чудо. Листочки узенькие, не то зеленые, не то голубые. Повернешь ветку - серебром отливают. А над листьями ослепительно-желтые гроздья цветов-шариков.
Уткнулась лицом в ветку. Цветы пахли горьковато и очень приятно. Запах немножко напоминал цветущую вербу.
- Прелесть какая! - еще раз сказала я. Славка торжествующе засмеялся, глаза превратились в щелочки.
- Еле нашел. Весь город избегал. Нравится?
Зажав ветку в руке, я потянулась к Славке.
- Маленькая! - с придыханием шепнул он.- Думал - не дождусь вечера…- И он обнял меня.
От него пахло свежестью, снегом, ветром. Все это было чудо.
Чудо оборвал стук в дверь. Лаймон. И он и Славка- оба опустили глаза.
Лаймон поставил на тумбочку завернутый в бумагу горшок с цветами. Наверно, он понимал, что пришел не вовремя: не знал, остаться или уйти. Мне так хотелось побыть вдвоем со Славкой, но я вежливо сказала:
- Раздевайся. Садись.
Лаймон разделся. Развернул горшок. Альпийские фиалки. Белые.
- Прелесть какая! - Мне самой было противно, что повторяю те же слова, но другие не пришли в голову.- Спасибо. Поставь на окно, а то они боятся тепла. А радиатор выключи.
До чего же нам всем было неловко! Никому не нужны ни вопросы о моем здоровье, ни мои ответы. И долго на них нельзя "продержаться". Я боялась, не хотела, чтоб Славка ушел первым. А ему, конечно, неприятно было, что явился Лаймон, и он мог уйти.
Я обрадовалась, когда раздался еще один стук в дверь: папа. Он только сегодня узнал, что со мной случилось.
- Папа! - Я сама чувствовала, что голос мой звучит вызывающе-весело.- Как хорошо, что ты пришел. Знакомься!
Славка был ближе к папе.
- Лаймон Лиепа, если не ошибаюсь? - Папа протянул Славке руку.
Тень пробежала по Славкиному лицу.
- Ошибаетесь,- суховато ответил он.- Лаймон Лиепа - вот.
Я понимала, что Славке очень неприятна папина невольная ошибка. Значит, я говорю дома о Лаймоне. Иначе откуда бы моему отцу знать это имя? Это и в самом деле так. Папа с Тоней обычно, как только я вспомню про Лаймона, переглядываются, улыбаются. Папа иной раз даже спрашивал с веселым интересом:
- Как поживает Лаймон Лиепа?
А теперь вот как все это обернулось! Ну, что поделаешь, надо как-то исправлять. И я, деланно смеясь, сказала:
- Папка, это Чеслав Баранаускас. Мой учитель.
- Ах, так! - Папа ничуть не смутился.- Слышал, слышал и о вас. Очень приятно познакомиться. Прошу извинить за ошибку,- и сел на Славкино место. Сел прочно, показывая, что пришел надолго и что надежды его "пересидеть" окажутся напрасными.
- Ну, рассказывай.
Я рассказываю.
Папа с досадой подвел итог:
- Я так и знал, что этим кончится твоя "строительная эпопея". Урок получила хороший. Только еще не хватало-искалечиться.
Я хотела сказать, что с таким же успехом можно было упасть, скажем, на катке или просто на улице. Вместо меня это довольно угрюмо сделал Славка.
- Безусловно. - Папа не стал спорить. - Кое в чем вы правы. Только, по-моему, профессия каменщика не для девушки.
- У нас много девушек,- возразил Славка.- И Рута работает не хуже других.- Он как будто обиделся, что папа сомневается в моих силах и способностях.
- Очень приятно слышать похвалу,- примирительно улыбнулся папа.- Но от этого профессия каменщика не становится легче.
- Что-то я не видал легких профессий! - проворчал Славка.
Они, наверно, могли бы спорить до бесконечности.
- Не пора ли нам, Слава? - вмешался Лаймон. Что толку было удерживать?
- Славные молодые люди,- сказал папа, когда они ушли.- Ишь ты, даже мимоза больной в подарок. Это кто же, мастер, наверно?
Я дипломатично промолчала. А папа принялся доказывать, что я должна, обязана теперь уйти со стройки. Он и раньше с усмешкой говорил иногда о моей работе, как о блажи. Теперь, по его мнению, эксперимент следовало прекратить.
- Словом,- считая, что все решено, завершил папа,- я иду за такси, едем домой. Все ясно.
- Да, ясно,- согласилась я.- Я никуда не поеду. Тоне и без меня хватает забот. А мне здесь хорошо. Я вовсе не без присмотра, как ты, наверно, думаешь.
- Молодые люди в качестве сиделок?-язвительно спросил папа.- Причем двое сразу. Тебе не кажется, что это… ну, скажем мягко, не совсем удобно для молодой девушки?
И папа долго распространялся о том, как должна вести себя молодая девушка, что для нее хорошо и что плохо. И выходило, что мне ни в коем случае нельзя оставаться жить здесь, в общежитии.
- А как же другим? - с невинным видом спросила я.- Другим можно?
Папа оставил этот вопрос без ответа. Сказал с максимальной твердостью, на какую был способен:
- Собирайся. Едем домой.
- Да ведь мой дом теперь тут,- ответила я. Папа пытливо взглянул на меня и опустил голову.
Посидел немножко молча. Очень тихо сказал:
- Ладно. Пусть так. Но… не забывай же и о нас…
Вот оно что!
Расма - самая красивая девушка в общежитии. У нее такие волосы, про которые пишут: цвета спелой ржи. Никто так, как она, не умеет двумя пальцами и гребенкой мигом соорудить модную прическу. Под солнцем ли, под светом ли лампы крупные волны волос отливают золотом.
Все у Расмы красиво: и фигура, и правильные, тонкие черты лица, и серые, в черных ресницах глаза. Но успехом у парней она не пользуется. Она злая. Глаза ее редко улыбаются.
Когда Славка пришел ко мне еще раз, Расма демонстративно легла на постель. Тщетно делала ей Ганнуля знаки: уйдем. Расма лежала и смотрела в потолок.
Славка скользнул по ней взглядом. Мне показалось: с жалостью. Предложил:
- Давай-ка я выведу тебя погулять на полчасика, Рута.
Мы выбрались в маленький, с молоденькими деревцами сквер возле общежития. От свежего воздуха у меня закружилась голова. Откинулась на спинку скамейки, дышала этим необыкновенным воздухом и не могла надышаться.
И мороза нет, и не тает. Выпавший недавно снег лежал толстым, плотным слоем. Мальчуган лет пяти пытался что-то соорудить из снега.
- Это что у тебя будет? - спросил Славка.
- Гараж.
Но гараж что-то не получался.
- Помочь, что ли? - Славка присел рядом с мальчиком на корточки.- Дай-ка лопатку.
Он ловко нарезал из снега кирпичей, соорудил гараж.
- Вы, дядя, наверно, строитель? - восхищенный постройкой, спросил мальчик.
- Точно. Строитель.- Славка отвечал очень серьезно.
- А вы мне еще что-нибудь построите? Вокзал?
- Построю. В другой раз.
Мальчуган начал заводить в гараж свой грузовичок. Рычал, гудел, создавал "звуковое оформление". Славка смотрел на него, и почему-то грустная улыбка блуждала на его губах.
- Как ты… умеешь с ним! - сказала я.
- Что особенного? - Славка все смотрел на мальчика.- У меня свой такой же…- и поправился почему-то: - Такого же возраста.
Я знала, что у Славки есть сын. Но думала, что он живет с матерью. Спросить же было неловко.
- Он со мной живет.- Славка будто понял, что мне хочется это знать.- Мама моя за ним смотрит.
- Ты… познакомишь меня с ним? - Я погладила Славку по рукаву.
Он перехватил мою руку, стянул с нее варежку и сжал мои пальцы. Все так же глядя на мальчика, спросил, в свою очередь:
- А ты… хотела бы?
- Да.
- Познакомлю. Потом, когда поправишься.
Я подумала, что он мог бы привести своего сына сюда, в этот скверик. И построить ему гараж. А я бы сидела и любовалась ими.
Легко сказать - любовалась! Как бы мы еще с ним поладили! Мне никогда не приходилось возиться с малышами. Что у него спрашивать? Как разговаривать? Я ни за что не сумею держаться с ребенком вот так, как Славка с этим мальчуганом.
- Не надо ничего загадывать, Рута.- Славка крепче сжал мои пальцы.- Сначала сами кое в чем разберемся…- Он помолчал и прибавил невесело: - А нам и поговорить-то негде…
- Какая муха ее укусила? - Я имела в виду Расму, и Славка понял это.
- Сердится,- просто сказал он.
- Почему?
- Потому что я прихожу к тебе.
У меня сжалось сердце, и я потянула пальцы из Славкиной ладони. Он не пустил.
- Да нет же. Ничего не было. Никогда. И не могло быть.