- Сыграй, милая сестричка, и спой, только потихоньку, а то, - она лукаво покосилась на гостя, - какой-нибудь ловкий джигит подслушает и украдет тебя.
Энже, не отвечая на шутку, взяла мандолину и стала играть и петь, в самом деле, тихонько. Она, разумеется, не боялась, что ее украдут, такое теперь делалось только по обоюдному согласию жениха и невесты, но ей было тяжело, и оттого голос звучал приглушенно.
Я уеду далеко, расстанемся мы;
когда скучно будет тебе,
будешь смотреть в ту сторону,
куда я уехал.
В песне девушки звучала горестная нежность едва пробудившегося и уже отвергнутого чувства. Однако Энже еще не представляла всей глубины своего несчастья и оттого смотрела вдаль с мечтательной полуулыбкой. Лицо ее разгорелось, глаза искрились, все в ней дышало молодостью и чистотой, а проникновенный голос так и бередил сердечную рану Ахмадши.
Но он видел перед собой только Надю, и ему казалось, что к ней от его имени обращалась певица.
Чувство стыда и досады, мутившее юношу целый день, сменилось благодарностью к Энже, которая, безусловно, будет его союзницей в сопротивлении воле родителей.
- Не понимаю, что творится со мной! - трогая легонько мелодично звеневшие струны, сказала она в порыве внезапной доверчивости. - После вашей откровенности мне бы убежать куда глаза глядят, а я сижу с вами. И даже пою. Почему? Я на днях читала стихи. Там есть такие слова:
Малютку птичку манит взор змеи,
и вот взлетела птичка, расправляя
навстречу смерти крылышки свои.
Это она навстречу змее летит!
- Энже у нас смелая! - стремясь нарушить наступившее грустное молчание, невпопад заговорила Рамиле, ошеломленная неожиданным поворотом событий: там, в избе, идет сговор, а здесь явный разлад. - Энже у нас передовая. Мы с ней сейчас взялись по-новому цыплят выращивать. Вы знаете, отчего перелетные птицы отправляются весной на север?
- Понятия не имею, - сказал Ахмадша, не на шутку расстроенный словами Энже: не хватало еще того, чтобы она увлеклась им.
- И никто до сих пор не знал, хотя ученые во всем мире старались это объяснить. Ну в самом деле: зачем и маленькие стрижи, и красавцы лебеди летят на север?
Обняв поникшую Энже, Рамиле с укоризной, даже сердито посмотрела на городского гостя. Вот, мол, хоть ты и инженер с производства, а мы простые колхозные девчата, но знаем такое, о чем ты и слыхом не слыхал. Значит, и гордиться тебе перед нами нечего.
- Ну, так зачем же они летят? И откуда вам это известно? - всерьез спросил Ахмадша, признательно глядя на смышленую беляночку, вовремя сменившую тему разговора.
- Конечно, не навстречу смерти, как та бедная пташка, о которой вспомнила Энже. Наоборот, навстречу жизни они летят на север. На живую воду.
- Сказки я тоже слушал, когда был маленький.
- Тут совсем не сказки! - Энже неожиданно тепло улыбнулась, представив себе Ахмадшу маленьким мальчиком возле материнской юбки: "Наверно, прехорошенький он был тогда!" - Рамиле правду говорит. Мы прочитали статью в ленинградском журнале "Звезда", в которой ученый Артемий Константинович Гуман писал о талой воде. У нее молекулы, как у льда, с острым углом в шестьдесят градусов. Такое же строение имеют клетки растущего организма. Если птенцы пьют талую воду и едят траву и мошек, выросших тоже на талой воде, то растут очень быстро и без болезней. Ведь много перелетных птиц гибнет в пути, но все-таки они упорно летят на север с незапамятных времен. А не вымерли до сих пор потому, что там выращивают потомство без потерь.
- Значит, вы собираетесь специально разводить мошек для своих цыплят? - Ахмадша засмеялся, по-дружески поглядывая на милых девушек.
Но девчата насупились.
- Цыплята вырастут и без мошек, - с досадой заявила Рамиле. - Достаточно, чтобы они пили талую воду, и тогда к двум месяцам при одинаковом содержании они будут на сорок процентов больше контрольных. А снег и лед у нас в погребах в любое время найдутся.
- Мы уже попробовали, - задумчиво сказала Энже. - Контрольные пили обычную воду, да еще с марганцовкой, как требуется по инструкции, а опытные - только талую и росли, как на дрожжах. Когда им исполнился месяц, они уже были точно белые гладкие голубочки - полностью оперились. Контрольные же против них выглядели жалкими заморышами, покрытыми пушком, и только кое-где, будто плесень, чуточные перышки. Никакого сравнения, а к двум месяцам вовсе. Ни один из тех, что пил талую воду, не сдох, не отстал в росте. Просто великаны в общей цыплячьей стае и, как один, покрыты гладким, плотным пером. Гуман объясняет разницу в развитии тем, что молекула обыкновенной воды имеет тупой угол, и, прежде чем усвоить, маленькое слабое существо должно перестраивать ее. Очень большая работа!
- Значит, теперь везде будет введено поение цыплят талой водой?
- Как бы не так! - возразила Энже с внезапной запальчивостью. - А инструкция? Наши бедные куры, как только вылупятся из яйца и до самой смерти, пьют эту марганцовку. Спасаем их от всякой заразы, а они то и дело заболевают раками да лейкозами. Отчего же, хотели бы мы знать?!
33
- Все еще сердишься? - осторожно спросил Ярулла, когда они с Ахмадшой ложились спать в горнице на пышных постелях.
Из уважения к дорогим гостям вся семья Усмановых перебралась на ночь в чистую клеть и на сеновал, откуда по всему двору разливался запах свежего сена. Ахмадше не хотелось спать в натопленной стряпухами избе, да еще на пуховиках, он охотнее лег бы на сене. Но действовали законы гостеприимства: сначала накормили до отвала (позор, если гость встанет из-за стола голодным), теперь уложили на перины, такие жаркие, что самый изнеженный байбак измучился, извертелся бы от удушья. А может быть, удушье Ахмадши от тоски?
Отец спрашивает: "Сердишься ли?" Не те слова и не то чувство. Не кривя душой, Ахмадша ответил:
- Вовсе я не сержусь.
- Тогда что с тобой?
- Вы сами знаете.
Дальнейший разговор чреват опасными поворотами, поэтому Ярулла замолкает.
Темная предосенняя ночь за чужими окнами в чужом селе. Но те же звезды, что над Светлогорском и Камой, смотрят сквозь тюлевые занавески и путаницу цветочных стеблей листьев в открытые оконные створки.
Не спит Ахмадша. Ну зачем познакомили его с этой славной девушкой? Жила себе, радовала людей миловидностью и добрым, веселым нравом, играла на клубной сцене, увлекалась романами да стихами, трудилась, "Остроугольная молекула талой воды сразу усваивается растущим организмом…" Не дохнут цыплята и не болеют. Так раскрываются старые народные сказки! Живая вода! Ахмадша вспоминает веселые родники на берегу Камы, и опять перед ним - Надя Дронова.
Не спится ему, но не спит и Ярулла. Хотя старается он не замечать вздохов сына, а сердце тревожится, болит. Немало передумал он, глядя на то, как сохнет в девках Минсулу. Давно бы уже родить успела. Расцвела бы! Бегали бы вокруг деда с бабкой внучата, маленькие, теплые, с цепкими мягкими ручонками. А сейчас дочка похожа на дерево с подточенными корнями: желтеет, чахнет. И вот новые огорчения: Ахмадша и Надя…
"Конечно, завидная девушка. И собой хороша, и умница, инженером работает. Но не пропадет же она без Ахмадши! Забудет. Успокоится. Еще спасибо скажет старому буровому мастеру. Весь белый свет для нее открыт настежь. Войдет в более интеллигентную семью, будет чувствовать себя вольнее".
Правильные как будто рассуждения. Однако не спится Ярулле Низамову. Сын в другом углу избы ворочается на кровати. Был у него разговор с Энже… А чем он кончился? Отчего такой печальной выглядела девушка вечером: ни смеха, ни резвости?
- Что ты сказал Энже? - не вытерпел Ярулла, и, пока ждал ответа, у него в горле пересохло.
- То, что сказал бы каждый честный человек, - внятно, хотя и негромко, проговорил Ахмадша, глядя на черные крестовины оконных рам, вписанные в бледное предрассветное небо. Как в тюрьме, и тяжесть на душе железная.
- Все-таки о чем шел разговор? - уже с нетерпением переспросил отец.
- Я сказал ей, что люблю другую. - Ахмадша порывисто сел в постели, отыскал взглядом смутно выделявшееся в сумраке лицо Яруллы. - Вы можете отказаться от меня: несчастнее, чем сейчас, я не буду. Но сделать несчастной и Энже ни за что не соглашусь. Она незаурядная девушка, достойная самого лучшего в жизни, и я не могу жениться на ней без любви.
- Значит, она понравилась тебе! - заметил Ярулла, пропуская мимо ушей все, кроме похвал Энже. - Иначе, конечно, не могло быть. А насчет женитьбы подождем. Вы еще молоды оба, и времени впереди много.
34
В квартире Груздева пахло яблоками, хорошим табаком, немножко одеколоном - хозяин брился дома на скорую руку. Во всех комнатах чувствовались пустота и холодок холостяцкого жилья.
Груздев, Барков и технолог Федченко, проводив участников общественной экспертизы, засели в кабинете. "Опять маракуют!" - сообщала посетителям и соседям приходящая уборщица.
- Взглянули товарищи на дело объективно и заключение дали серьезное, - радовался Груздев, еще раз просматривая копию акта, составленного экспертами. - Теперь каждому ясно, что есть у нас основания настаивать на строительстве промышленной установки. Не понимаю, в толк не возьму, как может лгать этот Карягин! На что он надеется?
- На то, что жалобы на него вернутся к нему же, а он отпишется либо отмолчится, - сказал Федченко, ревниво следя за рукой Баркова, набело переписывавшего новое заявление в Совет Министров Союза. - Не дошло еще дело до промышленности, внимание на сельском хозяйстве сосредоточено. Но и до нас дойдет черед. Надо почаще общественному глазу во все углы заглядывать, чтобы консерваторов и злостных волокитчиков за ушко да на солнышко. Сейчас реабилитируют тех, кто невинно в тюрьмах сидели. Восстанавливают забытые имена героев Отечественной войны. Хорошо! Но наряду с этим рассказать бы правду о злоключениях некоторых наших изобретателей. Чтобы впредь ничего подобного не повторялось. Чтобы каждого настоящего новатора беречь как зеницу ока.
- Это верно, талантливых людей ценить надо. Они золотой фонд страны! Мы не бог весть какие новаторы, а и то сколько внимания нам оказано! - Груздев взял проект реконструкции по цеху термического крекинга, одобренный экспертами, и подал Баркову. - Гляди, инженер, как общественность круто за наше дело взялась!
На другой день Груздев уже был в обкоме партии у Щелгунова.
- Начал я сдавать. Одышка, шут ее побери! Значит, сердце шалит, - с досадой пожаловался ему Сошкин.
Глаза председателя Совнархоза действительно смотрели устало, на лице появилась одутловатость. Но едва Груздев достал из портфеля документы, составленные экспертизой, как Сошкин мгновенно преобразился.
- Звонил я на днях в Москву нашему союзнику Белякову. - Он придвинулся к Груздеву и начал тихо, но оживленно рассказывать ему что-то о своих переговорах с директором проектного института. Чего ты там бунчишь, Иван Наумович? О чем вы? - поинтересовался Щелгунов.
- Да о том же - о нефтехимии. Видишь, Денис, правы были наши камцы: все подтвердилось.
Щелгунов подсел поближе, сказал осторожно:
- Подтвердилось точно, только не очень-то обольщайтесь надеждами: не исключен встречный ход Карягина. Как-никак крепко задели его амбицию.
- Мы не в шахматы играем, чтобы ждать встречного хода! Или тебе уже известно что-нибудь? - с невольной резкостью бросил Груздев.
Щелгунов хмуро усмехнулся:
- Идет мышиная возня… Нефтяной отдел Госплана собирается опротестовать назначение экспертизы.
- Каким образом опротестовать, если она уже выполнила поручение?
- Карягин сумеет, ему не впервой, - сказал Сошкин, тоже не на шутку встревоженный.
- Тогда надо немедленно действовать! - Груздеву вспомнилась гипсовая статуэтка с отломанной головой в руках Карягина. - Бог знает что! Почти тридцать человек единодушно высказались.
- Он на этом и сыграет! Мнение ведомственной комиссии, допустим, из четырех человек, для него было бы весомее.
- Ну, знаешь!.. - Груздев, не скрывая раздражения, тяжело опустил на стол кулак. - А я уже собирался просить вас, чтобы вы облегчили нам внедрение новых методов и новой техники.
Щелгунов согласно кивнул: он отлично представлял себе все трудности желанной реконструкции на заводе, но пока что камцев ожидала лишь очередная трепка нервов и новые мытарства по ведомствам.
- Опять начнется сказка про белого бычка, - сказал он. - Придется повременить, пока Карягин от общих слов не перейдет к активным действиям. Тогда и мы прибегнем к контрмерам.
Груздев подскочил с неожиданной легкостью, протестующе взмахнул руками:
- Если бы речь шла о моем личном деле, я бы давно отступился. Но здесь нельзя идти на попятную и ждать нельзя: доколе будем бросать на ветер миллиарды, распылять драгоценные дары природы? Потом хватимся, да поздно будет: понастроим заводы-гиганты по производству синте-каучука и пластмасс, а сырье-то тю-тю - спалили на факелах.
- Семен Тризна жаловался сегодня. Вернулся, говорит, нынче наш секретарь горкома и взыскание мне привез по партийной линии, - неожиданно вспомнил Сошкин, на самом деле хотевший хоть немного отвлечься от разговора, который вызывал у него настоящую изжогу.
- Скрепин и сам получил взыскание. - Щелгунов рассмеялся, вспоминая проделку светлогорцев. - Неужели не знаешь, Алеша? У них в районе поп возвестил, будто святая вода в деревне объявилась. А Семен с Джабаром Самедовым взяли бочку нефти да ночью в источник опрокинули. Сканда-ал бы-ыл! Пришлось инструкторов обкома специально посылать, и выговор объявили товарищам за такую "активную" антирелигиозную пропаганду.
Груздев нехотя улыбнулся, услышав о мальчишеской затее своих уже немолодых дружков.
- Больно вы круто с ними поступили. Можно бы заявить: дескать, природное нефтепроявление.
- В том-то и дело, что подкараулили наших затейников с этой дурацкой бочкой - отличный родник загрязнили! - Щелгунов сурово свел щетинистые брови, но в глазах его играли смешливые искорки. - Расплодили мы богомолов на свою голову! Сектантов развелось - гибель! Ведь это борьба за души людские: мы людей к коммунизму зовем, а те назад тянут.
- Какие бы палки ни совали нам в колеса, мы двигаемся вперед, - сказал Сошкин. - Ездил я вчера на один из заводов в Ленинском районе. Город будущего вырос на пустырях под Казанью, не хуже московского Юго-Запада! Даже теплее, уютнее.
- А меховой комбинат в Татарской слободе? - напомнил Щелгунов. - Какие там люди! И продукция!.. Детские шубки цигейковые - залюбуешься! С капюшоном, цветными аппликациями, оторочками…
- Ты своим ребятишкам заказал? - спросил Груздев придирчиво.
- Если бы у нас один или двое - заказал бы, а то почти дюжина. Нет, просто радуешься, глядя на заводскую продукцию. Наши меховщики в Лейпцигской выставке участвовали. Большой успех имели. Но я заметил: беспокоит их появление синтетики. Вроде ревнуют. Попросил показать образцы мехов. Принесли. Гляжу: натуральные - великолепны, а из лавсана подобрали плохонькие, какие-то линялые. И в глазах у мастеров презрение к ним. Главный инженер прямо сказал: "Зачем нам эрзацы из газа и нефти?" - "Нет, говорю, товарищи, скоро синтетические изделия при своей красоте и дешевизне станут серьезными конкурентами натуральным мехам, и сырья для этого у нас довольно. Поэтому будем форсировать производство и синте-каучука и синте-волокна".
Упоминание о синтетическом волокне по-иному задело Груздева: о нем недавно расспрашивала Надя. Похудевшая, ушедшая в себя, явилась она опять на работу. Ахмадша исчез из ее жизни, но Груздеву оттого легче не стало.
Внешне как будто ничего не изменилось, хотя все знали: тонула, а почему, почти никто не догадывался.
Снова Надя ездит на завод, работает на полипропиленовой установке, часто бывает в теплицах Пучковой, но прежнюю светлую ее жизнерадостность точно смыло камской волной.
Иногда Алексей Груздев просыпается среди ночи: вдруг приснится текучая в быстрых круговоротах вода, в которой мелькает тонущая, сбитая комом одежда и в ней еще шевелится что-то живое…
Если бы можно было все забыть!