- Ну вот, начал за здравие, а кончил за упокой, - шутейно огрызнулся Тризна: ему хотелось просто отдохнуть, "кутнуть маленечко", а Алешу потянуло на философию. - То красота, то гнилые влияния.
- Да ведь стоят друг против друга два мира, два противоположных лагеря. И если мы величием своих свершений завоевываем симпатии лучших людей на той стороне, то, наоборот, идущие оттуда тлетворные веяния находят поддержку среди худших из нас. Тратятся же на что-то миллионы долларов и усилия подрывных американских центров, растущих, как поганые грибы.
- Ты перегибаешь, старик, - уже серьезно заговорил Тризна. - Если мы должны оберегать молодежь от буржуазных влияний, то почему ты ставишь ее выше нас? Я, как отец, не могу смотреть на своих птенцов снизу вверх. Родительская амбиция не позволяет. Хотя Юра у меня хорош, лобастый! Не чета Юльке, которая не сегодня-завтра станет светской дамой, - и прости прощай ее трудовая квалификация! Юра идейный - и в работе, и в личной жизни. Однолюб, как и я. Меня никогда не прельщали мужские блудни; девочки и все такое прочее. Может, ты прав: отбилась моя Танюшка от общественных дел, обескрылена, но я ею дорожу. Я без нее - пропал. - Семен расчувствовался, даже слезинки сверкнули на больших ресницах, однако легкий нрав пересилил, заставил его неожиданно рассмеяться: - Ты не думай, это не потому, что путь к мужскому сердцу лежит через желудок… Чувствую, куда гнешь, милый друг! Просто люблю я Танюшку.
- Не знает, как выхвалиться! Ради того готов жену принизить. Обескрылена… - Танечка обидчиво поджала губы, но тут же добродушно махнула рукой и потянулась за куском сдобного пирога с яблоками. - Насчет Юрика верно: он в Наденьку давно влюблен и других девушек просто не замечает. Что у нее там произошло с Ахмадшой, не знаю, но кончилось благополучно, и слава богу! С Юрой она будет счастлива.
Груздев молчком взял от Семена полную чарку, подумал: "Быстро вы тут решили! Нет, у таких, как Надя, чувства легко не меняются".
38
Он вспомнил последнюю встречу с Надей в заводском цехе. Она стояла, записывая что-то в блокнот, бледная, пасмурная, как яблонька, нежно белеющая в саду в серебряный весенний денек, когда солнце просвечивает за облаками.
"Ничего, теперь можете за меня не бояться", - выражал ее отчужденный и все равно тревожащий взгляд. И по-новому, по-женски заколотые волосы над тонкой шеей, и движение руки, которым она опустила блокнот в карман спецовки, - все говорило: "Я молода, хороша, а горе пройдет".
"Надя! - мысленно обратился к ней Груздев. - Неужели они говорят правду, и ты уже переметнулась к Юре? Но что значит "переметнулась"? - оборвал он себя и, стремясь забыться, потянулся к рюмке. - Почему, когда желанная женщина оказывает внимание нам лично, мы никогда не обвиняем ее в легкомыслии?"
- Давай еще по одной, - предложил Тризна, и коньячная бутылка сделала новые поклоны.
- Сеня, завтра рабочий день, - предупредила Танечка, доставая из кармана кокетливого передника горсть орешков.
- Завтра мы будем на высоте, дорогая женушка: дела пошли хорошо. Откачка нефти опять без перебоев. Почти все, что нужно для строительства водозаборов, мы выпросили. За разработку метода внутриконтурного заводнения наших нефтяников выдвинули на Ленинскую премию. Среди них и Дина Ивановна.
- Молодец Дина - какой чести удостоилась! - Вылетевшее недавно у Тризны обидное словечко "обескрылела" снова царапнуло Танечку, и слезы навернулись у нее на глаза. - Все правда! Скатилась я под откос и только тем утешаю себя, что детей воспитала, уют создаю. Ничего я не создаю, - призналась она с откровенностью захмелевшего человека, - и никого не воспитывала: все шло самотеком. Пожертвовала для семьи работой, положением в обществе, и в награду - дочь мне вчера сказала: "Ничего ты не понимаешь, а везде суешься. Сидела бы да помалкивала". Вот как! Я ее денег совсем не трачу на хозяйство. Если попрошу, так только на обстановку, ведь для нее пойдет! Какое право она имеет грубить мне! - И Танечка заплакала, сразу став старой и некрасивой.
- А ты говоришь: молодежь! - потеряв нить разговора, с укором бросил Семен Груздеву.
Груздев промолчал и уже сам налил себе коньяку.
Потом он шел по пустынным улицам, прополосканным проливным дождем. Было удивительно тихо, свежо, даже холодно, повсюду в мелких впадинах на асфальте стояли лужи, отражая свет фонарей и мерцающие зарева факелов.
Одинокий человек шагал неведомо куда, отмеривая километры. На окраине домики, сараи, суматошный крик петухов. Ночь не отставала от Груздева, окутывала его мраком, пока он не очутился в роще, где рядом с мощными березами вздымались штабеля бревен и топорщились кусты мокрого подлеска, обдававшие его с ног до головы тяжелыми брызгами.
- Надя-а! - громко позвал Груздев, и ему, точно заблудившемуся ребенку, захотелось плакать. - На-дю-ша-а! - крикнул он громче и, уже не в силах замолчать, шел и кричал: - Надя! Надя-а!
- Черти тебя тут носят! - вдруг гаркнул ему кто-то из темноты громовым голосом. - Чего орешь, дубина ты стоеросовая? Держал бы за подол свою Надю, а то нализался и колобродишь, людям спать не даешь.
Вернувшись в Камск, Алексей Груздев все вспоминал об этом окрике и багровел от стыда и досады. Столько наговорил за столом у Тризны об эстетике, а потом напился, ходил по поселкам и орал…
Он пил редко и понемногу; тем более ему противно было, что он дошел до такого умопомрачения. Ни одна живая душа не догадывалась о его любви к дочери Дроновых, а он выкрикивал ее имя на всю округу. Хорошо еще, что темная ночь скрыла эти "подвиги" от людей. Вдруг услышала бы его Дина Ивановна, или увидел Ахмадша, или, страшно подумать, сама Надя…
39
Дина Ивановна сидела в культбудке бригады Яруллы Низамова. Эту точку дали ему за пределами Исмагиловской площади. Пластовое давление здесь было почти нормальным, но все равно при проходке начались неприятности.
- Как быстро шло бы бурение, если бы не обвалистые глины! - озабоченно говорил Ярулла, заметно осунувшийся и постаревший за последнее время.
И то ли из-за трудовых неудач стеснялся он смотреть в лицо Дроновой, то ли заботы о сыне замучили, или чувство вины перед старыми друзьями давало о себе знать, но только все отводил он взгляд куда-то в сторону.
А она? Материнская гордость не позволяла ей заговорить с ним о детях, тем более что она не знала о вмешательстве Яруллы в их отношения. Если Ахмадша и Наденька сами так крепко не поладили, то как могут родители примирить их? Теперь, когда Дина Ивановна не меньше Семена и Танечки Тризны обнадежила себя возможностью выдать Надю за Юрия, такое примирение было нежелательно.
Рабочие, свободные от вахты, сидели вокруг главного геолога и мастера: их очень волновала судьба новой скважины. Удастся добурить ее на воде - великое дело для всего бурового треста. Срыв - позорная неудача, а бригада дорожила своей рабочей славой больше, чем иная невестка добрым именем.
- Придется, старик, сыну поклониться, позвал бы ты сюда Ахмадшу, - дружески посоветовал Илья Климов, заглянувший мимоходом в бригаду узнать, как идут дела. - Вчера мы с ним разговаривали… Не зря ты учил его: свою работу тянет и о твоей думает.
- Мы с ним уже толковали. Родительская амбиция, понимаешь, ни при чем, когда общее дело решается.
- Что Ахмадша?.. - поинтересовалась Дина Ивановна и покраснела. Нет, не могла она спокойно говорить о человеке, из-за которого в семье чуть не произошло самое страшное несчастье!
- Он предлагает делать порционный цементаж нижних обвалистых слоев. Цемента пойдет немного, не канительно, а риску в проходке не будет.
- Это, пожалуй, верно! - одобрила Дронова.
- Хорошо, давайте возьмем Ахмадшу в консультанты, - сказал Ярулла, обращаясь к рабочим бригады, - пусть молодой инженер покажет, на что он способен.
- Ведь это опять целый переворот в бурении совершится! - сказал Климов Дине Ивановне, садясь в ее машину.
Дронова промолчала: ей самой не пришла мысль о порционном цементаже ствола скважины потому, что у нее других забот было предостаточно. Пусть уж здесь геологи бурового треста шевелят мозгами. Сейчас она думала: "Почему Надя - наша гордая, чистая девочка - не может поделиться со мной своими переживаниями? Значит, стыдится их! Значит, еще страдает, тоскует по нем!"
И такая обида и ревнивая досада охватила Дину Ивановну, что даже ненависть к Ахмадше зашевелилась в ее сердце.
Мощные железобетонные корпуса водозаборной станции серели на берегу речки среди тополей и поломанных дубов.
- Почти закончили… Но от "почти" до освоения ох как далеко! - Дина Ивановна высунулась из окна машины, влюбленным взглядом окинула строительство.
Зимой, когда вода подо льдом чистая, часть ее для закачки в нефтяное месторождение берут прямо из реки, а вот придет весенний паводок, зашумят талые воды, качая в мутных потоках голубое небо с белыми облаками, и главному геологу одни заботы. Только новые водозаборы помогут справиться с тревожным отставанием работы нагнетательных скважин.
Климов тоже смотрел на постройки с восхищением.
- Мы, работники цеха капитального ремонта скважин, знаем, что значит закачка грязной воды! Как только нет приемистости, сразу меня в оборот берут: гони бригаду для гидроразрыва! Спасибо геологам да геофизикам: следят за жизнью пласта. Законно вас на премию выдвинули.
- Будет вам - может, еще и не дадут, а разговоров!..
Дина Ивановна, конечно, была бы рада такой чести, но боялась поверить этому.
Вместе с Климовым они прошли в колоссальное здание, где уже был выведен ряд отсеков-фильтров с днищами, закрытыми сплошными настилами из труб.
- На эти водозаборы люди будут из-за границы ездить: смотреть, учиться, - сказал Климов.
А Дина добавила мысленно с горечью:
"Уж если к нам приезжают позаимствовать технический опыт, то в семейных отношениях мы подавно обязаны быть образцом".
40
Надя со старшим оператором установки загружала аппарат жидким катализатором. Трудная и опасная работа! Стоит чуточку зазеваться, и из трубки, которой соединяются контейнеры с аппаратом, вырвется огонь, а ожоги от этого взрывчатого вещества не заживают долго. Можно натворить и большие беды… Привычно сосредоточась, Надя осторожно и ловко соединяла схему контейнеров и баллона с инертным газом, с помощью которого передавливался катализатор.
В катализаторной душно - особенно на верхней площадке, где происходила загрузка, - а спецовка и фартук асбестовые, маска глухая, но, только закончив процедуру, девушка стащила все это и вытерла пот с разгоряченного лица, вышла на улицу. Прохладный ветер, дохнув на нее и распушив примятую прическу, напомнил, что лето уже миновало.
"И радость моей жизни исчезла безвозвратно", - подумала Надя. Она все еще не могла войти в нормальную колею, потрясенная пережитым… Вначале было стыдно, давила гнетущая печаль, а сейчас на душе пустота: то, что мучило раньше, и то, что будет завтра, стало безразлично, на все девушка смотрела с чувством полной отрешенности.
Дронов после происшествия на реке сразу хотел перебраться в городскую квартиру, но Надя запротестовала.
- Я буду очень осторожна теперь, - сказала она, не сумев сочинить правдоподобную историю о том, как очутилась на стрежне возле устья Вилюги.
Отец не настаивал на объяснениях, хотя тоже не мог понять, что произошло между его дочерью и Ахмадшой (поговорить с Низамовым она ему категорически запретила и только позволила увезти себя дней на десять в Москву, когда Дина Ивановна ездила в командировку). Но эта поездка совсем не рассеяла горя девушки.
Юрий работал в другой смене, и у Нади, дежурного инженера по установке, хлопот было предостаточно. В грануляторной, половина которой занята пятью этажами антресолей, не ладилась работа на быстроходном смесителе. Девушка поднялась на третьи антресоли, где уже возились слесари и механик. Общими усилиями неполадку устранили, и в это время раздался хриплый вой сирены: в соседнем цехе загорелась одна из печей новой конструкции.
Тут исход дела решали секунды, и люди бежали не от пожара, который мог превратить весь завод в бушующее море огня, а бросались в самое пекло: в этом была единственная возможность спасения. Рабочие останавливали насосы, отключали аппараты, стремясь изолировать аварийную печь. Среди других Надя увидела Груздева: он тоже крутил задвижки и тушил паром горящую нефть, успевая следить за тем, что творилось вокруг, и командовать людьми. Когда включили пар - продуть трубы, из печей в местах прогаров и там, где из стен вывалились керамические панели, с ураганным ревом выбросилась пылающая нефть. Казалось, пожар усиливался, но нефтяники не отступали: они знали, что паника страшнее огня.
Они открывали паропроводы, окутывая влажным облаком пара находившуюся под угрозой ближнюю установку, окатывали водой из шлангов колонны и аппараты цеха, чтобы не допустить взрывов, а печь пылала и рушилась, извергая шумные огневые вихри.
То, что загоралось на таких заводах, считалось неоспоримой добычей огня; спасали соседние объекты. Поэтому и на полипропиленовой установке тоже подготовились на тот случай, если пожар усилится. Голохватовой, как на грех, не было, но Надя уже не раз участвовала в борьбе с авариями и отдавала распоряжения, не теряясь.
Однако люди, работавшие на пожаре, вдруг удивили ее своим потрясающим самообладанием. Потом ее внимание привлекла мощная фигура Груздева, к которому она относилась теперь не только с симпатией, но и со стыдливой благодарностью. Он был похож на бога огня со своими сильными и стремительными движениями.
Что-то еще рухнуло внутри печи, длинные языки пламени метнулись в стороны; один из рабочих во вспыхнувшей одежде побежал, но его сразу сбили с ног. Надя сорвала со стены аптечку и бросилась к выходу: как все нефтепереработчики, она умела оказывать первую помощь при ожогах.
41
До сих пор девушка избегала подчеркивать свое знакомство с директором завода, а сейчас ей захотелось пройтись рядом с ним, поговорить дружески. На душе ее потеплело. Все обошлось сравнительно благополучно. Груздев отделался легкими ожогами, был внимателен и прост.
После работы они впервые уехали вместе на строительство химкомбината и вместе с Дроновым отправились на дачу.
Уборщица, как обычно, принесла обед. Накрывая стол, Надя внимательно слушала разговор обоих директоров.
Груздев вслух прикидывал, что нужно сделать, чтобы не повторилась авария на печах беспламенного горения.
- Прогар получился оттого, что в топливном газе оказался бензин.
Дронов одобрительно кивнул. Он тоже был заинтересован такой новинкой, как эти печи. А прогары? Они случались и на прежних печах.
Еще не остыв после пережитой на заводе нервной встряски, Надя подумала, что после родителей Груздев самый близкий для нее человек.
Алексей, будто проникнув в ее мысли, обернулся.
В простом домашнем платье и маленьком передничке она ходила по веранде, в открытую дверь и окна которой тянуло прохладой сентябрьского дня, приносила тарелки, стаканы, звякала вилками. Что может быть будничнее? Но ведь это ходила, хлопотала Надя, овевая все прелестью своей молодости. Дронов, поглядывая на дочь, тоже светлел; улыбалась, хотя и не без грустинки, Дина Ивановна, приехавшая переночевать на даче.
Теперь, считая, что с Ахмадшой покончено, и опять подумывая о браке Нади с Юрием, она будто забыла собственные слова о том, что любовь приходит к человеку только однажды.
Груздев, хотя и очень хорошо относился к молодому Тризне, не мог допустить мысли о реальности планов Дины Ивановны, больше того, они возмущали его своей преднамеренностью. Такая интеллигентная женщина, да еще с поэтической жилкой и вдруг эгоистически-расчетливое отношение к браку единственной дочери: лишь бы все спокойно обошлось. К Ахмадше Груздев ревновал, но принимал эту ревность как неизбежное, там любовь была! А Юрий? С Юрием можно не спешить: славный мальчик, но со стороны Нади даже легкого увлечения нет.
- Вот так и повоевали мы, Надюша, три года назад! - сказал Груздев, упомянув о борьбе за реконструкцию завода.
Странным показалось Дронову то, что ни досады, ни грусти даже не промелькнуло на лице приятеля при воспоминании об этом. Где же было догадаться Дмитрию о причинах такого благодушия?!
- Закончим строительство, и здесь закипит жизнь, - мечтательно сказал он.
- Скорее бы решить основные проблемы! - Дина Ивановна, кутаясь в пуховый шарф, подошла к сходням с террасы, посмотрела на речные дали (она разлюбила теперь Каму). - Мучаемся над подготовкой пуска водозаборной станции, а тут меня еще одолевают с бурением на воде.
Она чуть не проговорилась о предложении Ахмадши, взявшегося помогать отцу, но, однако, вовремя спохватилась, умолкла. Ей все время мерещилось, что Надя "навастривает ушки" при каждом упоминании о буровиках (не хватало еще того, чтобы она страдала от неразделенной любви).
- Вы и при тяжелом гнилистом растворе не можете справиться с пластовым давлением! - поддел Груздев.
- На Исмагилове - да! - согласилась Дина Ивановна и - ворчливо: - Заставил нас Самедов снизить план закачки воды на соседних площадях! Кто-нибудь иной раз так орет…
Не договорила, вдруг задумалась, а Груздев растерялся: "Что она имела в виду? Кто орет? Ведь это он орал пьяный ночью в Светлогорске: "Надя! Надя-а!""
В глазах Дины Ивановны запрыгали веселые искорки: как совсем по-детски оскорбился Джабар Самедов, когда Зарифа в споре, возникшем после ликвидации аварии, обозвала его дуботолом, но он хоть и груб и не отесан, а душа человек! Алексей, приняв усмешку Дроновой на свой счет, огорченно подумал: "Вдруг и Надя узнает? Стыд и позор!"