42
Любовь без взаимности к молоденькой девушке поставила Груздева в очень трудное положение: ему приходилось следить за собой, чтобы не спугнуть ее доверчивое, порой даже нежное отношение. Она открыто выражала свою симпатию, но ведь это совсем не похоже на ее чувство к Ахмадше! И все-таки Груздев искал встреч и был мучительно счастлив одной возможностью посмотреть на нее.
Когда он уходил от Дроновых, Надя вышла проводить его.
Вверху, над кручей, звучала музыка (вальс "Амурские волны", неумирающая мелодия груздевской юности); на открытой танцверанде, прилепившейся к уступу, кружилась молодежь.
Надя и Груздев молча шагали по берегу, словно завороженные музыкой, прошли мимо машины, где дремал шофер, и стали бесцельно подниматься по крутым деревянным лестницам к дому отдыха.
В палисадничках старожилов белели звезды душистого табака, и от их теплого аромата смутной тоской сжималось сердце. Выскочил откуда-то Каштан, взлаял и, признав своих, заюлил под ногами, по-щенячьи повизгивая.
- Беги, гуляй, глупыш! - В голосе Нади прозвучала и ласка, и скрытая боль.
"Она ничего не забыла, если один вид этой собачонки задевает ее за живое", - подумал Груздев, тоже замедлив на лестничной площадке.
- Почему вы все вечера сидите дома?
- Вы знаете почему…
- Знаю. Тем более надо развлечься. Нельзя поддаваться… - Груздев не смог договорить, неловко пошутил: - Не годится хандрить автоматчику.
- Для души автомата нет, Алексей Матвеевич!
- Да, к сожалению, тут не выдумали никаких регулирующих приборов.
- Отчего "к сожалению"? Я не верю, чтобы вам хотелось подменить человеческие чувства автоматикой! Скучно иметь на все готовые ответы. Недавно нам читали лекцию о кибернетике, и лектор продекламировал стихи, написанные электронной машиной. Для поэта-декадента - находка! У меня просто мороз по коже пробегал, когда я слушала эти стихи: ведь в них образы есть почти осмысленные! Говоря об отношении человека к технике, машина пришла к такому заключению:
И за то ее ценит,
что, его заменяя, она
до конца никогда не заменит.
Тут машина рассуждала умнее многих людей, считающих себя незаменимыми. Ведь правда? Или это инженеры сами написали? - И Надя невесело рассмеялась; не разглядев в полутьме выражения Груздева, взяла его под руку. - Как вы думаете? Пусть у машины будет высшее образование, пусть она делает сложнейшие вычисления и овладеет переводом с иностранных языков, но только не подменяет человека в поэзии!
- Вы находите?.. - Груздев с трудом улавливал смысл ее слов: теперь, когда она впервые держалась с ним, как со своим сверстником, он боялся даже вздохнуть, неся на руке, точно величайшую драгоценность, ее легкую ладонь.
- Да, для этого надо чувствовать… любить, страдать, а машина, слава богу, на такие переживания не способна!
- И это говорите вы, человек, связавший жизнь с прогрессивным производством? - шутливо упрекнул Груздев, опять не уловив того, что ее волновало.
- Как работник я еще в будущем, а как человек хочу, чтобы машина не передразнивала мои чувства. Меня страшат автоматчики, приходящие в слепой восторг оттого, что их "умные" машины могут освободить от работы сразу тысячи человек. О людях-то надо помнить!
- Это не слепой восторг, а увлечение первооткрывателей, - мягко возразил Груздев, боясь, что вот сейчас ладонь Нади соскользнет с его локтя и оборвется ощущение возникшей близости. - Прогресс техники неизбежен и необходим, хотя за рубежом он обрекает на безработицу миллионы людей. Естественно, что вопрос автоматики стоит там остро.
- А у нас? - засматривая сбоку в лицо Груздева, Надя прижалась к его плечу.
Он шагал, не поворачивая головы, скованный, неловкий, почти счастливый.
- У нас рабочие тоже высвобождаются, но они сразу переходят на новые объекты. Наши возможности в этом отношении неисчерпаемы. Это позволяет нам стремиться к сокращению рабочего дня. Но, сокращая рабочий день, надо повышать производительность труда, и тут, как воздух, необходима та же автоматика.
- И жизнерадостные автоматчики? - Надя опять остановилась, резко отстранясь от Груздева. - Может быть, я теперь слишком мрачно смотрю на жизнь. Но вы знаете… во всяком случае, догадываетесь, отчего мне так тяжело! Вы, наверно, поняли все! Ну, скажите, как он мог? Ведь он любил меня, а поехал сватать другую. Что это такое, Алексей Матвеевич?
Она стояла перед Груздевым, требовательно ожидая ответа, на запрокинутом, белом в темноте лице чернели широко открытые глаза.
- Только не говорите о пережитках, о слабостях человеческих! Мы слишком часто и легко ссылаемся на них. Какие пережитки могут быть у Ахмадши, моего ровесника!
- А вы говорили с ним? - спросил Груздев, похолодев от того, что его иллюзии сразу развеялись.
- Он написал странное письмо с предложением расстаться на время, проверить наши чувства… Я не все поняла. Почему он так решил? Какие-то малодушные ссылки на отца! И я пошла на буровую. Хотела выяснить… И вдруг Равиль сказал, что отец увез его к невесте. Ахмадша ни разу не заикнулся мне о своей невесте, а она у него была! Значит, и ее обманывал! Приходил ко мне, планы строили, как жить будем, а она где-то ждала. Я в Каму бросилась вовсе не от тоски, не от любви. Любви уже не было. Неудачная оказалась. Ну и черт с ней! - с неожиданным озлоблением вырвалось у Нади. - Меня другое в воду толкнуло. Ведь я очень, очень много думала тогда и потом и сейчас все думаю… Отчего это у нас подлецы водятся, такие хорошие на вид подлецы! И я себе до ужаса противна стала из-за того, что самое лучшее, единственное - свою любовь - отдала бог знает кому! Человека в себе уронила. За это я и хотела наказать… казнить себя.
- И напрасно. Вы человека в себе только тогда уронили, когда в реку бросились, решив, что все в жизни для вас потеряно. Я свою Елену тоже любил. Чуть с ума не сошел, когда она умерла. Ходил, говорил, а работал, как автомат. Разве это не любовь была?
- Любовь, - тихо сказала Надя, откликаясь не столько на слова, сколько на печаль, звучавшую в его голосе.
- А теперь снова полюбил. Так полюбил, будто мне не пятьдесят лет, а двадцать. Разве можно говорить, что любовь только раз в жизни приходит? Кто это установил? Но тогда я молод и счастлив был, а сейчас… Да я и сейчас счастлив! - спохватился Груздев.
43
- Нефтяной отдел Госплана, не опротестовывая, по существу, решения экспертизы, опять подал встречную бумагу на пересмотр нашего заявления, - приехав на завод и едва успев поздороваться с Груздевым, сообщил Щелгунов.
- Эх, как ты вскинулся, Алеша! - встревоженно сказал Сошкин, приехавший с ним вместе. - Посмотрим еще, что предложит комиссия "на высоком уровне".
- Известно, что: драка опять предстоит серьезная. - Груздев, все-таки не ожидавший нынче такого упорного сопротивления со стороны нефтяного отдела Госплана, несколько минут ходил по кабинету, круто разворачивался на каблуках; поизрасходовав энергию, сказал сдержанно: - Имеем опыт: если не пробьем, нас снова на время в щель загонят. Что ж! Немножко передохнем и снова возобновим попытку. Капля и камень точит.
- Надо еще раз обсудить наши заявления и отправить их немедля в Совет Министров и в ЦК, - предложил Сошкин. - Противники, конечно, будут обвинять нас в защите местнических интересов, но мы этого не боимся, - сказал Сошкин.
- Привыкли они двигаться по инерции, - заметил с сокрушением Щелгунов, все-таки недоумевая перед выпадами Карягина. "То ли тупоумие, то ли подлость!" - А как у тебя Барков, главный твой? Тянет?
- Работает хорошо. Внес предложение по очистке нефти от серы. Пожалуй, очень эффективный будет метод.
- Только ты, единоначальник, не очень подавляй его.
- Какой там шут единоначальник! - с досадой огрызнулся Груздев. - Единоначалие у нас в загоне. Бесконечные контроля да комиссии. До сорока инстанций могут нас, директоров, проверять и наказывать. Они будто забыли, что мы на заводы партией поставлены! Ничего не могу у себя предпринять: ни денежное поощрение выдать хорошему работнику, ни переместить инженера с одной должности на другую, где он был бы наверняка полезнее. Даже приобрести что-нибудь не имею права. К примеру, нам позарез нужны два-три литьевых станочка для образцов продукции, а взять где? Выпрашивал у Мирошниченко - не дал.
- Ох, и нудный ты стал, Алексей! - полушутя вскричал Сошкин, сразу успокоившийся на принятом решении: пусть рассудят в ЦК - не убивать же заместителя председателя Госплана, не желавшего ни добровольно уйти с занимаемого поста, ни внять требовательным голосам с мест. - Мы к вам приехали на торжество - пуск первой очереди синтез-спирта. Празднично настроились, речи подготовили, а ты сразу с жалобами, с протестами.
- Да как же не протестовать! Если представитель контроля дело знает, то еще терпимо, а если он вроде Карягина! Или взять Работникова в Госплане. От жизни оторван, сидит в кресле прочно, тяжело. Ну, явишься к нему на совещание. Шаблонщики подготовят речи, и вот стоит такой на трибуне, рот открывается, закрывается, как чемодан, а оттуда - звуки. Своих мыслей нет, все содрано, списано. Смотришь на него, а у тебя аж зудит все: на заводе принимают очередной объект. Будто слушаешь, а думаешь о блоке оборотного водоснабжения, об установке инертного газа. Освободили бы директоров от лишней толкотни. Главное-то у нас - новая техника!
- Давай, давай! - подзадорил Щелгунов. - Ты не обижайся, что мы тебе ничего не обещаем: мотаем на ус.
- С планированием постоянные неувязки. Спустили бы нам твердые годовые планы, а мы здесь решили бы, как их выполнять по месяцам. На местах-то виднее! И в планирующих организациях не потребовалось бы столько путаников, как сейчас.
- Вот, чем дальше в лес, тем больше дров! - с серьезнейшим видом одобрил Щелгунов. - Похоже, ты уже подготовил развернутое решение по вопросам единоначалия и планирования.
- Смеешься? Молчать я не обязывался! Ты меня будто ножом полоснул сообщением о новой карягинской вылазке. На что Карягин рассчитывает? Кто его поддерживает? Скажи, Денис, напрямик: откуда ветер дует? Мы - народ простой, исходим не из соображений субординации, а из пользы дела. Мнение "наверху" создано, что ли?
Щелгунов возмущенно повел широким плечом - не ответил.
- В молчанку играть нам нечего. Мнение научными авторитетами создается по-разному, и если оно неправильное, надо ясность внести: дутые авторитеты развенчиваются фактами и смелостью, конечно. А как же?.. Мы тут за выполнение планов болеем, за строительство, за рабочий коллектив. А за что болеет Работников или Карягин? Они только своими креслами дорожат, правом пользоваться особой столовой, персональной машиной, дачей, поэтому и боятся всего нового: при старом-то, по наезженной колее, спокойнее.
- Нельзя так горячиться. Долго ли до инфаркта! Остынь немножко, - посоветовал Щелгунов, который признавал правоту товарища, но, поскольку положение обязывало, проявлял выдержку.
- Не хочу я остывать! Каких только кличек мы не получили, отстаивая строительство этих заводов на Каме! А волокита с комбинированной установкой? Хотя всем известно, что повышение октанового числа бензина - прибыль колоссальная, именно то, что нужно, для создания материальной базы коммунизма. Почти самовольно, почти крадучись, - как раньше рабочие свои землянки ставили, - начали, под видом реконструкций, цех реформинга строить. Сколько выговоров нахватали, пока не утвердили нам задним числом сделанные затраты! Платиновый катализатор со слезами выколачивал…
- Такие чудеса творились самостийно, а жалуешься на финансовый контроль, на отсутствие единоначалия! - поддел Алексея на слове Щелгунов, с доброй усмешкой косясь на него из-под щетинистого навеса бровей. - Ты на заводе царь и бог! Велика беда, если поругают. Тебе не привыкать, зато потом хвалят… Кто за продукцию реформинга знак качества получил?
- Смеешься? Такая похвала - одна изжога. Вспомни, как нас одергивали, когда мы нефть искали. Ну, тогда понятно было - засилие старых спецов. А почему теперь такая борьба против нефтехимии, против пластмасс? Я считаю, тут нам надо стоять, как солдаты на Волге стояли.
- Все придет в свое время, Алеша, - примирительно улыбаясь, заговорил Щелгунов.
- Да не имеем мы права откладывать! Что может быть важнее?
- Общегосударственные соображения.
Груздев посмотрел почти с ненавистью, потом спохватился, грустно рассмеялся:
- А мы какие высказываем? Собственнические, что ли?
44
Шли к цехам Анны Воиновой. Груздев, все еще взвинченный, оживленно разговаривал с Барковым, а Сошкин, осматриваясь по сторонам, молча вдыхал милые его сердцу запахи нефти и газа, плывшие со стороны нефтеперерабатывающего. Щелгунов, твердо шагая, сосредоточенно перебирал в памяти груздевские жалобы. Во многом они совпадали с жалобами других директоров. Особенно погоня за валом, будь он проклят! Конечно, нужны коренные изменения: предприятия должны гнаться за качеством продукции, а не за слепым выполнением плановых цифр.
Навстречу уже спешили именинница Анна Воинова и Дронов, празднично подтянутые, заметно взволнованные предстоящим событием.
Все вместе прошлись по гигантским цехам синтез-спирта, осмотрели компрессоры, насосы, сепараторы и прочее хозяйство, потом направились на площадку к смежному, еще не достроенному цеху синтез-каучука, где собралась большая толпа. Среди массы людей солнечным зайчиком мелькнула голова Нади. Еще не видя девушку, Груздев ощутил тепло ее присутствия, точно дохнула она на него, спутав мысли.
- Да что с тобой, Алексей? - с неудовольствием и даже с досадой спросил Щелгунов. - Чего ты распустился? Если ставить вопрос, так уж во всесоюзном масштабе…
- Я и так во всесоюзном! - упрямо буркнул Груздев и, вдруг развеселясь, схватил в охапку длинного Дронова, сделав вид, будто хочет швырнуть его оземь.
Дронов вывернулся.
- Дал же бог силу не по разуму!
- Женить тебя надо, Алексей! - сказал Сошкин, добродушно улыбаясь и одобрительно посматривая на Воинову.
На ней желтый шерстяной свитер под коричневым жакетом, узкая юбка и остроносые, но удобные туфли. Статная, пышноволосая, она подошла к Груздеву, обдавая его запахом духов.
- Ну, как вам нравится мое производство?
Анна Воинова всегда говорила: "моя стройка", "мои кадры", однако ее уважали за большие знания и любовь к делу. Груздев тоже относился к ней с уважением, но словно не замечал ее благосклонности, чем огорчал не только Анну, но и Дроновых, да и всем хотелось поженить их. Алексей, конечно, понимал "ситуацию", но не виноват же он в том, что его сердце спокойно в присутствии этой красивой женщины!
- Начнем митинг? - спросила она.
- Раз хозяйка предлагает, начнем. - Щелгунов тоже внимательно оглядел Воинову, очень миловидную в своем праздничном оживлении. - Удивительно, как труд украшает женщину. Но и производство, созданное женщиной, тоже должно быть красиво.
- Обязательно, - убежденно ответила Воинова. - После института я стала нефтепереработчиком, а последние шесть лет на синтезе спирта, и убедилась, что это самое интересное дело.
- То-то вы радуетесь, и даже с гвоздикой в петлице! - сказал Сошкин, хорошо знавший нефтяницу-технолога и ее печатные труды.
- Это не гвоздика, а петуния! - Воинова бережно потрогала ладонью чуть вялые лепестки. - Михай преподнес. Мой сынище. Специально утром отпросился с работы. Как же! На синтез-каучук поступил монтажником и готовится в вечерний институт. К себе я его не взяла, чтобы не плодить семейственности, - смеясь, добавила она.
Когда Щелгунов вместе с другими поднялся на трибуну и посмотрел сверху на собравшихся, его так и опалил озноб волнения.
"Подумать только: начинается великий прогресс химии! Такой гигант строим! - воскликнул он мысленно. - Если бы сейчас стоял здесь Владимир Ильич Ленин!.. Он, знавший всю беспросветную нищету и темноту дореволюционной Татарии, тоже, наверно, волновался бы! Да, есть еще у нас безродные, Карягины и пучковы (хороший семьянин Щелгунов ненавидел Пучкова не меньше, чем рутинера Безродного), но мы будем бороться против них, Владимир Ильич!.."
- …предоставляется слово секретарю обкома товарищу Щелгунову, - объявил Дронов.
- Слово мое будет коротким, друзья! - начал Щелгунов, подойдя к барьеру. - Я работал здесь, когда на площадке закладывался первый камень. Помню бараки, где людей натискивалось, как сельдей в бочку. Черствые буханки хлеба приходилось рубить топором. По время было послевоенное, и никто не жаловался. Наоборот, народ радовался тому, что в Татарии обнаружено сказочное богатство: нефть и газ, гордился тем, что создается гигантское предприятие на берегу красавицы Камы, столько лет катившей свои воды по землям, на которых вымирали от нужды и всяких болезней башкиры и татары, чуваши и марийцы…
"Верно говоришь! - подумал Ярулла, стоявший у трибуны среди почетных гостей. - Тяжело жилось народу!"
- Я помню, как разведчики искали нефть в Башкирии. Это было нелегко. Но мы не отступали перед трудностями, потому что знали: дар земли - нефть даст нам возможность переустроить народную жизнь.
Забыв о своем обещании говорить коротко, Щелгунов увлекся. В памяти его встало прошлое Татарии: гнилая солома крыш, ухабистые дороги. Казань с ее убогими слободами, где на одном из базаров возчик, приехавший из деревни, предлагал горожанам взять на воспитание беспризорного мальчика. Впоследствии этот мальчик - Габдулла Тукай - стал выдающимся поэтом Татарии, но, даже получив известность, не смог вырваться из тисков нищеты и совсем юным сгорел от туберкулеза. А скольких скосили холера, оспа и голод, душивший Поволжье из года в год!
- Что тут было раньше? - спрашивал Щелгунов. - Фабрика с сотней рабочих считалась огромным производством, однако народ здесь трудолюбивый, и недаром Ленин горячо выступил за создание Автономной Татарской Республики. Он верил, что при советской власти начнется расцвет этого края, а ведь тогда еще не знали о здешней нефти - могучем двигателе экономики. И вот помолодела, похорошела сегодня татарская земля. Неузнаваемо выросли люди. Возьмите такой факт, как нынешний весенний сабантуй в Светлогорске. Народу набралось тысяч двадцать. Весело, шумно было. Но ни одной драки. О чем это говорит? О том, что люди полюбили свои молодые города и берегут красоту нового быта. Это главное, что мы создали, товарищи!
- Верно! - крикнул из толпы Юрий Тризна и сконфузился - так резко прозвучал его голос.
- Верно! - кричал Ярулла, хлопая жесткими ладонями и весело поглядывая вокруг.
Неподалеку от него стояли празднично одетые Ахмадша и Равиль.
А Надя? Она исчезла. Напрасно Груздев поглядывал по сторонам: девушки нигде не было. Тогда он, рассеянно слушая выступавшего вслед за Щелгуновым Сошкина, всмотрелся в лицо Ахмадши. Нет, совсем на походил Низамов на счастливого молодожена и тоже все вертелся на месте, ища кого-то взглядом.