- Ну, будь здоров! - проговорил с высоты брички Пров Иванович и приподнял картуз. Строгое лицо его мелькнуло мимо, и клуб пыли сразу вырос за бричкою; до самого конца деревни над нею виднелась прямая спина и картуз Прова Ивановича.
В избу, несмотря на приглашение хозяев, я не вернулся и присел на завалинке в ожидании Михея. Минут через пятнадцать слева послышалось дребезжанье - словно бы мальчишки палками гнали по улице железные обручи. Я повернул в ту сторону голову и увидал рыжую клячонку и телегу, на которой восседал Михей, размахивавший кнутом. Колеса телеги вихлялись из стороны в сторону, словно руки и ноги расслабленного.
- Едет… уж и балалайка же! - проронил Силыч, прервав беседу со мной.
Михей подъехал к нам, откинулся назад, натянул вожжи и усиленно затпрукал на и без того остановившуюся лошадь, как будто бы имел дело не со смиреннейшим одром, а с заправским рысаком.
- Гляди, убьет!.. - с насмешкой сказал Силыч.
- Да довезешь ли ты меня на такой телеге? - усомнился я, поглядев на обрывки разнокалиберных веревочек, заменявших тяжи и почти всю упряжь, кроме хомута. - Впрямь ведь, не телега у тебя, а балалайка?
- Господи, да куда угодно на ней свезу! - заявил Михей, - позванивает она - это точно!
- Веселая!.. - опять сыронизировал Силыч.
- Да хоть в Москву на ней катить, вот она какая штука-то, ей-Богу!
Выбора не имелось и пришлось взгромоздиться с вещами на эту "веселую штуку".
- Тут близко, пятнадцать верстов всего!.. к сумеркам как раз поспеете!.. - утешал меня Силыч. - Ну, будьте благополучны!..
Михей зачмокал, завертел вокруг собственной головы кнутишком, и мы затрюхтрюхали и зазвенели по улице всеми гайками и скобками.
Она, действительно, казалась вымершей. За околицей начались хлеба, затем дорога нырнула в овраг и пошла среди низеньких кустов орешника и совсем реденькой березовой поросли.
Через некоторое время Михей повернулся ко мне.
- На пересеке надо взять: напополам ближе выйдет, вот она какая штука-то!
- Что ж? - отозвался я, - не заплутайся только!
- Да уж Господи? тыщу разов здесь ездил!
Мы поднялись на зеленый косогор и попали в лиственный лес; проселок вел в самую гущу его.
Стало садиться солнце, и в лесу делалось все свежей и сумеречней. Небо посветлело. Мы минули один перекресток, затем второй и свернули влево на третьем.
- Завсегда на третьем сворачивай! - поучительно обратился ко мне Михей, - запомни, коли опять тут поедешь… вот она, какая штука-то!.. - Я попробовал разговориться с ним, но сделать это оказалось трудно: я чувствовал, что мои самые несложные вопросы только с трудом, как сквозь какую-то броню, проникали до сознания Михея, изумляли его, будили что-то, как вспышку, в мозгу и заставляли отвечать - вот она какая штука-то?..
Стемнело. Я вынул часы и, едва различая циферблат, увидал, что уже десять часов; выехали мы ровно в семь.
- Далеко ль еще до Мотовилихи? - спросил я, - что-то уж больно долго мы тащимся? Подгони коня-то!
- Да рядом она, Господи!.. Сичас за лесом! - отозвался Михей. - Но, но, порченая! - и он задергал и застегал лошадь своим игрушечным кнутиком. Но "порченая" тотчас же перешла на шаг и стала изъявлять желание остановиться совершенно.
- Вот ведь какая животина карахтерная?.. - заявил Михей, - чем ты с ей круче, тем она хутче, ей-Богу! Так уж выезжена, вот она какая штука-то!
- Сам выезжал? - сыронизировал я, но Михей принял вопрос за чистую монету.
- Сам! кому же больше? - воскликнул он с некоторой гордостью. - Без нас тоже не обойтись!
Он с увлечением задергал вожжами, и лошадь остановилась совершенно.
- Видал? - обратился ко мне Михей и спрыгнул с телеги. - Теперь ау: хочь оглоблей ее гвозди, с места не сдвинется!..
- Что ж теперь, мы ее с тобой повезем? - спросил я.
- Зачем? Сноровку я с ней знаю! Теперича три раза обойду вокруг, оглажу, ухи поправлю, вот как опять пойдет - кальером!
Михей действительно трижды обошел вокруг телеги и лошади, похлопал ее по бокам и по шее, подергал за развесившиеся, как у осла, уши и влез опять на облучок. Лошадь без всяких понуканий двинулась вперед и затрусила прежней рысцою.
Михей повернул ко мне лицо.
- Видал? - спросил он с затаенным восхищением. - Этого, брат, коня конокрады уж не уведут, нет!! вот она какая штука-то!..
Проехали мы еще с час - конца лесу не виделось.
- Еде же Мотовилиха? - спрашивал я чуть ли не на каждом повороте.
- Да, Господи, где же ей быть? На своем месте стоит! Сичас будет! - утешал меня Михей.
Зачувствовалась сырость; дорога, видимо, спускалась куда-то в низину; сплошной лес превратился в островки, черными пятнами выступавшие среди луговин. У опушек начинали вздыматься с земли туманы; седые клоки и клубы их бесшумно, чуть шевелясь, вырастали то здесь, то там среди прогалин. Скоро сплошное молоко аршина на два в вышину залило все кругом. Казалось, я попал в облака; на белесом фоне впереди можно было различить только дугу, голову лошади и верхнюю часть спины ее - все прочее казалось поглощенным загадочною, беззвучною белой стихией. А вверху на чистом небе ярко, как зимой, сверкали звезды.
Лошадь вдруг сразу остановилась и, словно испугавшись чего-то, попятилась и стала садиться на круп.
- Тпру, тпру!! чего ты?!. - закричал Михей и опять соскочил с телеги; сразу он превратился в какое-то неведомое существо, имевшее только верхнюю часть груди, плечи и голову - все остальное скрылось в чуть поколыхивавшемся тумане. Через миг потонула и голова Михея.
- Вода тут… - донесся до меня его как бы несколько приглушенный голос.
- Что за вода?
- Да река!.. вот она какая штука-то?..
Я вдруг рассердился.
- Куда ж ты меня к черту завез?!. - крикнул я, - я тебя в Мотовилиху нанимал, а не к водяному!
- Чудеса!.. - с глубоким недоумением отозвался из тумана голос Михея. - Откуда же бы это вода здесь взялась?
- Значит, не должна была река встречаться нам?
- Понятное дело, нет!..
- Сбились с пути мы, стало быть?
Ответом было молчание. Минуту спустя впереди зашевелилось черное пятно, и из него выявилась фигура Михея. Молча он стал влезать на облучок.
- Что ж теперь будем делать?
- Тыщу разов здесь ездил и николи реки не бывало! - с суеверным чувством в голосе бормотал Михей, - обошло нас!.. свят, свят, свят! - Он несколько раз перекрестился. - Прямо было с бугра в омут угодили!
Он принялся заворачивать лошадь.
- Да куда ж ты? - спросил я. - Опять ведь куда-нибудь угодить можем?
- Вот ведь она, какая штука-то?! тпру, тпру!!. - закричал он на лошадь. - Впереди раздался треск; около головы лошади показались мохнатые руки в широких рукавах - мы вперились прямо в густой кустарник, среди которого росло какое-то дерево.
Туман делался все гуще и выше; минутами он как бы расколыхивался и показывались верхушки ближайших деревьев; звезды скрылись. Волосы на голове и усы у меня сделались совершенно влажными; бурка покрылась как бы изморосью. Оставаться до утра в этой сырости было не заманчиво, надо было придумывать какой-либо выход. Я слез с телеги и почувствовал, что под ногами у меня трава: значит, мы ехали не по дороге.
- Поезжай за мной! - сказал я. - Я вперед пойду, может, дорогу сыщем!
Щупая, как слепой, землю впереди себя палкой, я начал медленно, наугад продвигаться влево. Михей ехал позади.
Сделав десятка два шагов, я наткнулся на кусты и стал огибать их: такие пассажи сделались непрерывными - очевидно было, что мы направлялись в гущу леса. Я круто забрал еще левее и встречи с кустами сделались реже. Дороги все не было. Куда я шел - вперед ли, назад ли, сколько времени - было неведомо!
- Э-э-эй?! - долетел до меня, словно из-за стены, оклик Михея.
Я отозвался.
- Вертайтесь!! - кричал Михей, - дымом пахнет!
Я потянул воздух носом - никакого запаха слышно не было. Тем не менее я пошел на зов. Телега стояла; фигура Михея возвышалась над нею; действительно пахло дымом.
- Откуда же это тянет? - сказал я, оглядываясь.
- Не иначе, как ночное здесь! - ответил Михей. - Огня только вот не видать. Ау?!.. - вдруг крикнул он во все горло. Но звук размяк в тумане и как бы осел близ нас на землю.
- Садись, купец! - вдруг решительно произнес Михей. - Пущай конь по своей воле идет - ен вывезет!
Совет был разумен. Я взобрался на телегу, Михей задергал вожжами и, должно быть, забыв в пылу увлечения про свою выездку, несколько раз вытянул лошадь кнутом. Та сделала с десяток шагов, замотала головой и стала как вкопанная. Пришлось Михею соскакивать и опять колдовать около нее. Наконец животина надумалась и потянула телегу.
Михей, привязав к-грудке вожжи, шел рядом, держась левой рукой за облучок.
Запах дыма делался все явственней; впереди показалось тусклое желтое пятно.
- Не костер ли? - промолвил я.
- Больно высоко!.. - отозвался Михей. - Месяц это всходит!
Совсем рядом с Михеем обрисовалась какая-то неимоверно огромная тень; тень подняла голову и фыркнула; почуялся запах конского пота.
- Ночное и есть! - проронил Михей.
Желтый свет делался все ярче. Скоро впереди, как бы над облаками, обозначился высокий, черный выступ берега оврага; на нем горел костер, освещавший несколько крестьянских мальчиков, сидевших по одну сторону его; позади них пещерой глядел большой соломенный шалаш. Две белые собачки подскочили к краю обрыва и с ожесточением залаяли на нас.
- Ей, ребятки?! - прокричал Михей, остановив лошадь.
Трое мальчиков в накинутых на плечи длинных тулупах поднялись с земли и подошли к собакам.
- Кто там?.. - спросило два голоса.
- Да мы!.. Михей Полканов с господином. С дороги сбились!
- А куда ехали-то?..
- В Мотовилиху, к Морозову к купцу!
Наверху свистнули.
- Во-та-а?! - произнес голос побасистее. - Да до Мотовилихи-то верст двадцать отседа! Совсем в другой стороне она!
- Да ну те? - изумился Михей. - Вот она, какая штука-то?..
- А где дорога? - вмешался я.
- Какая дорога?
- Да какая-нибудь, чтоб к жилью проехать?..
- Дорога рядом, за нами сейчас!..
- А где взъехать к вам?
- Погодите, сичас!! - прокричал сверху тоненький голосок, и четвертый, совсем маленький на вид мальчуган вскочил с земли, скинул с себя тулуп и прыжками, как коза, начал спускаться к нам.
- Ну-ка, дяденька, давай вожжи, - сказал он, очутившись около Михея.
Тот беспрекословно передал ему пару веревок. Мальчуган уверенно встал на чеку и уселся на грядке.
- А ты бы, дяденька, слез, - обратился он ко мне, - тут круто. Вы оба за мной идите!..
Я исполнил распоряжение маленького командира. Мальчуган замахал вожжами и телега двинулась. Перед самым подъемом, чтобы влить энергии нашему коню, он огрел его концами вожжей и задергал ими. Результат получился немедленный: лошадь остановилась.
- Стой, погоди!!. - вмешался Михей, видя, что мальчуган размахнулся снова. - Тут, брат, дело не простое! - И он начал свое таинственное путешествие вокруг телеги, затем ухватился за тяж.
- Но, но, молодчинище?!. - вскрикнул он и вместе с напрягшейся лошадью поволок телегу прямо на крутой подъем.
Я вышел вслед за ними; "молодчинище", тяжело дыша, уже стояла около шалаша; нас окружили мальчики.
- Вы чьи - господские или деревенские? - спросил я.
- Господские!.. - отозвался тот, что приехал в телеге.
- Господина Лазо!.. - добавил другой, толсторожий мальчуган, говоривший басом.
Михей свистнул в свою очередь и поскреб всей пятерней затылок, отчего картузишко съехал ему на нос.
- Вот она, какая штука-то?.. - проговорил он.
- Где бы заночевать нам? - продолжал я допрос. - Есть деревня поблизости?
- Есть. Воронцовка!
- А сколько верст до нее?
- Да три будет.
- В деревне нехорошо! - вмешался самый маленький. - К барину надоть ехать! - Тон у него был самый безапелляционный.
- К барину неудобно, поздно!
- Верно!!. - подхватил Михей, - самое бы лучшее здесь, в шалашике?..
- Вовсе не поздно!.. - возразил малыш, - нонче гости у них: всю ночь праздновать будут!
- Главное, лошадка у нас пристала?.. - нерешительно проговорил Михей. - К утру подкормилась бы, вот как потом подъехали бы - с форсом! - Он сделал рукой энергичный жест.
- На твоем подъедешь?!. - малыш с презрением покосился на рыжего. - Ты бы его, дяденька, на шкуру продал?
Михей как бы погас, промолчал и вздохнул.
Я не знал, на что решиться. Прелесть ночлега в избе с ее жесткою лавкой, с черной, шевелящейся пеленой мух на потолке и с бесчисленными тараканами, шмыгающими по губам и глазам спящих, была мне известна хорошо. Заманчивей казалось остаться в шалаше, но поместиться в нем все мы никак не могли…
Мальчуганы отошли тем временем к сторонке и стали о чем-то переговариваться. Я разобрал некоторые слова: "забранит барин, мотри, Мишка!" - пробубнил басок.
- А неправда, не боюсь, знаю что нет!!. - пылко возразил колокольчик, принадлежавший тому мальчугану, что сбежал к нам с горы.
- Твое дело!..
Мишка отделился от товарищей и направился ко мне.
- Верхом умеете ездить? - спросил он.
- Да. А что?
- Так я вас сейчас отвезу к барину!
- А почему мне в телеге не ехать?
Мальчик даже не глянул на понурую михеевскую Россинанту.
- Куды ж на ней? Она и к утру не дойдет! А тут мы сейчас в усадьбе будем!
- А тебе не попадет за это?
- Николи! - с убеждением воскликнул мальчик. - Вот если бы не привез вас, тогда забранил бы барин!
- Ну, едем! - решил я.
Мальчик кинулся в шалаш, схватил две уздечки и запрыгал вниз по уступам обрыва.
- А меня уж ослобоните, господин ваше степенство?.. - обратился ко мне Михей. - Я тут заночую, да и домой!
Я вынул трехрублевку и отдал ему. Михей поглядел на нее, перевернул, и на лице у него написалось недоумение.
- А на чаек-то как же, ваше степенство? - произнес он, не найдя никакого придатка и позади бумажки. - Эдакую путину отломили?..
- Да кто ж виноват? - ответил я. - С тебя надо деньги взять за то, что Бог весть куда завез меня!
- Обидно, ваше степенство!.. Наймали на двенадцать верст, а проехали тридцать!.. вот она какая штука-то!..
Он так был уверен в своей правоте и так разочарован отсутствием "чая", что я вынул полтинник и сунул ему.
Михей оживился и даже захохотал: полтинник, очевидно, превысил всякую меру его мечтаний!
- Вот она, какая штука-то!.. - заявил он, перестав смеяться и запихивая деньги в карман штанов. - Ну, благодарим, ваше степенство!..
И он принялся распрягать своего давно уже уснувшего коня.
- Подкормимся, отдохнем, а по холодку и домой, вот она какая штука-то! - вслух пояснял он самому себе.
Внизу, в пелене тумана, послышался приближавшийся топот, затем под обрывом смутно обозначились всадник и два коня.
- Хотел Ветерка с Мымрой пымать, да не видать ничего!.. - прокричал мальчик, взбираясь на кручу, - взял каких пришлось!..
Он вынырнул словно из-под земли около меня на небольшом, вороном, сытом коньке; в поводу у него был рыжий, горбоносый донец…
Я постелил на спину последнего вместо потника бурку, взвалился на него животом, по-мужицки, и сел верхом. Михей подал мне чемодан, и мы двинулись в непроглядную темень, окружавшую костер. Скоро глаз стал различать узкую дорогу; она вилась среди березового перелеска; туман остался за нами, на лугах у реки; сделалось теплее.
- Тут дорога прямая, ровная!.. - крикнул, обратившись ко мне, мальчуган, ехавший передовым. И он ударил пятками в бока своего воронка; тот пошел галопом. Поскакал и мой донец; не скажу, чтобы было удобно галопировать на неоседланной лошади с чемоданом в руке.
Местность подымалась; в лес вступили сосны и ели, он сделался выше. И вдруг невидимая рука беззвучно провела в воздухе близ меня фосфорическую черту; дальше вспыхнула другая, с ней скрестилась третья. По кустам и на земле засветились таинственные опалы ночи - Ивановы светляки. Казалось, тысячи гномов зажгли свои крохотные фонарики и что-то вершат в лесу. Нельзя передать словами, какое неизъяснимое чувство будят в душе эти кусочки луны, бродящие по земле!
Из черной мглы впереди вдруг засветились два желтых глаза: топот копыт будто пробудил спавшего за лесом Змея-Горыныча.
- Барский дом видать!.. - прокричал мальчуган.
V
Дорога бежала под гору; опять стало сырее, опять земля начала прорастать туманами; лес все больше и больше заполнялся бледными, призраками; еще немного, и белесая мгла совсем поглотила нас. Лошади между тем скакали уверенно, загремел деревянный мост, дорога опять пошла на подъем. Туман остался за нами. Мы миновали аллею, и слева обозначилась темная громада дома; из освещенных окон его падал свет и озарял часть просторного двора; близ подъезда теснилось с десяток экипажей, виднелись лошади и кое-где люди. В разных местах слегка погромыхивали бубенцы и слышался одиночный, густой звук поддужного колокола.
Только что мы успели слезть с коней, дверь распахнулась и из нее важно вышел какой-то мужчина.
- Садись!!. - скомандовал он по-кавалерийски. - Факела давай!!. Вильковские и Чаплинские, господ вести идите!!.
Кучера оживились и засуетились; некоторые поспешили в дом. Один из конюхов присел около меня на корточки и торопливо принялся черкать серными спичками о голенище сапога; другой держал перед ним наклоненную длинную палку, на конце которой темнела жестянка с паклей, пропитанной смолою. Пакля, наконец, загорелась; дымное солнце поднялось с земли и очутилось в воздухе над каким-то всадником; в трех других местах вспыхнули такие же факелы и озарили весь зашевелившийся конский и людской муравейник. Из подъезда с шумным говором и смехом выходили гости - мужчины и дамы; большинство первых нуждалось в опорах и держало друг друга под руки, двоих бережно вели, почти несли, собственные кучера и прислуга; двое других остановились в дверях, обнялись и принялись целоваться; и тот и другой что-то лепетали и колотили себя в грудь. Всех гостей было около пятнадцати; их провожали хозяева - высокий, полный и усатый господин лет тридцати пяти в белом распахнутом кителе и небольшая, гладенько причесанная и простенькая на вид кругленькая дама.
Хозяин - Лазо - вдруг нагнулся, и тут только я заметил, что около него стоит мой вожатый и что-то сообщает ему, указывая лицом и пальцем в мою сторону. Лазо выслушал и пробежал глазами мою визитную карточку.
- Где?.. где??! - громко проговорил он. Смуглое лицо его осияла улыбка. - Проси скорее, марш! - и он дал легкого подзатыльника моему мальчугану.
Я обогнул закрывавший меня экипаж и направился к крыльцу. Лазо приметил меня и заторопился навстречу Шаги его нельзя сказать, чтобы были тверды.
- Миша, не упади?!. - с опаской воскликнула жена его.
- Очень рад познакомиться!!. - произнес Лазо, крепко сжав и тряся мою руку. - Чудесно, что вы заблудились; ей-Богу!!.
Высокий лоб его, благодаря манере носить фуражку набекрень, резко наискосок разделялся на белую и коричневую половины.