Большие темные глаза и несколько родинок на бритых щеках делали лицо чрезвычайно симпатичным. В молодости он был, вероятно, красавцем.
- Господа?! - вдруг закричал он, держа меня одной рукой и подняв высоко другую. - Стоп! остановка! Позвольте вас познакомить - се цвет нашего уезда, а это С. Р. Минцлов из Петербурга!! найден в болотах! Отбой, назад, господа!! Находку вспрыснуть необходимо!!.
- Миша, Миша!!. - тщетно взывала жена его.
- Правильно!! резон!!. - раздались ответные голоса, и человека четыре из гостей, уже водруженных прислугой и женами в коляски, вскочили и собрались вылезать из них, но были удержаны возгласами и энергичными действиями своих половин, причем один, маленький и зеленолицый, был даже схвачен последней за ворот и плюхнут на место.
- Насилие!! караул!!. - завизжал он на весь двор. - Ратуйте, господа мужья, жены обижают!!.
- Трогай, Иван!.. до свиданья!!. - прозвучал чей-то женский голос.
Лазо бросил меня и замахал обеими руками.
- Нельзя! не пускать со двора!!. - завопил он. - Ворота на запор! Без посошка не пущу! Крюшон тащите сюда!!. Живо!!.
Трое прислуг бросились в дом и мгновенно явились обратно с серебряной ведеркой и стаканами. Вино было розлито и разнесено по коляскам и среди еще не садившихся гостей, окружавших нас. Со всех сторон ко мне тянулись руки для пожатия и стаканы для чоканья.
- Счастливого пути всем!!. - возгласил Лазо, высоко подняв стакан. - И за здоровье нового знакомого!.. Ура!..
- Уррааа!.. - подхватили с разных сторон, и мимо подъезда потоком двинулись пары и тройки. Из колясок махали руками и шляпами, что-то выкрикивали и хохотали.
- К нам заезжайте! - кричали мне некоторые.
Зеленый господин стоя пел "я обожаю", причем прижимал руку к сердцу, а жена тянула его за рукав и все сажала на место. Звенели колокола и бубенцы, фыркали лошади; вперед проскакали два всадника с факелами, двое других поместились посреди кортежа.
- Осторожней на спуске!!. - прокричал Лазо, размахивая носовым платком.
Поезд, освещая все по сторонам, втянулся в ворота и исчез за перекрестком; тьма разом наполнила кругом мир, и только на одном из деревьев аллеи несколько секунд светилось и передвигалось красноватое пятно; оно превратилось в бледно-зеленое и наконец исчезло.
Лазо взял меня под руку и потащил к жене.
- Мамочка?!. - возгласил он. - Позволь тебе представить, - он назвал мое имя и фамилию, - вообрази, заблудился! Это нам с тобой аист на счастье принес!!. - он закатился смехом. - А где же аист? Мишка, пострел, где ты?
Мой проводник вынырнул откуда-то сбоку.
- Сюда иди!.. Эй, крюшону сюда!
Ведро стояло на верхней ступеньке подъезда, и вино было подано мгновенно.
Лазо протянул стакан мальчику.
- Молодец!.. - поощрил он его, - получай за сообразительность награду!..
Мальчуган, держа стакан обеими руками, медленно и причмокивая, как медвежонок, высосал все содержимое его.
- Сладко? - спросил, посмеиваясь, Лазо.
- Сладко!.. - умильно ответил тот. - Благодарствую!..
Лазо дал ему второй поощрительный подзатыльник, и мальчик со счастливой улыбкой кувырнулся с подъезда в потемки.
- Пожалуйста!.. - сказала хозяйка, указывая мне рукою на вход. Мы вступили в дом и очутились в обширной столовой.
В ней царил хаос. На огромном, длинном столе, накрытом белою скатертью, в беспорядке теснились бутылки, блюда с остатками кушаний, грязные тарелки, алели пятна от вина; стулья словно только что плясали вокруг стола и застыли, где довелось в момент нашего прихода.
- Вы, наверное, проголодались? - сказала хозяйка. - Пожалуйста, садитесь! Дормидонт, дай чистую тарелку!.. - обратилась она к одному из двух лакеев, убиравших со стола.
- Дормидонт, вина!.. - крикнул Лазо, тяжело опустившись на крепкий дубовый стул. - Рейнвейна, не правда ли?
Мы уселись на конце стола; в Дормидонте, подававшем прибор и затем вино, я узнал человека, командовавшего с крыльца кучерам. Он был в серой, суровой, глухой тужурке и в суровых же брюках навыпуск.
Выправка сразу изобличала в нем, так же как и в барине его, военного. На круглом и сытом, несколько плоском лице с крупными серыми глазами лежала печать полного самодовольства, сознания своей незаменимости и некоторой наглости.
Я был голоден как крещенский волк и с удовольствием подчинялся деспотизму хозяев, из которых одна беспрерывно подкладывала мне на тарелку то с одного, то с другого блюда, а другой подливал вина и стучал в мой стакан своим собственным.
- Да вы пейте же, пейте!!. - восклицал Лазо. - Рейнвейн, это вино рассвета!
- Да разве уже рассвет? - удивился я.
Лазо вынул часы.
- Половина третьего!.. - возгласил он. - Еще полчаса и начнет светать! Но очень точным быть не надо: истинные христиане всегда заблаговременно пьют! - Он залился смехом.
- Миша! - укоризненно, с улыбкой сказала хозяйка. Она старалась соблюсти некоторое равновесие и держать тон хорошего общества, но Лазо, видимо, решительно не признававший никаких тонов, то и дело сбивал ее и ставил в беспомощное положение. И тогда она складывала на коленях ручки и умолкала с видом как бы говорившим: уж извините, видите сами, что ничего не могу с ним поделать?
За ужином я подробно рассказал о своих похождениях и их цели.
Лазо помирал со смеху, в восторге шлепал себя по коленке и наконец завопил - Шампанского!!.
- Миша, ты не в ресторане!!. - вступилась хозяйка.
- Мамочка, никак невозможно!.. - продолжал кричать Лазо: спокойно говорить этот человек, видимо, не умел. - Ведь это же антик; его за деньги показывать надо!
- Миша, ведь они же обидеться могут на тебя?
- На меня? За что?!. Да ведь я же любя говорю! Идейный человек, как же вы не антик? хоть и бзик, а идея!
- Миша!!. - хозяйка сложила на коленях ручки и умоляюще посмотрела на меня.
"Миша" подавился вином, закашлялся, хохотал, отплевывался, указывал на меня пальцем и выкрикивал - люблю!! прелесть!!.
Выстрелило шампанское. Дормидонт со снисходительным видом налил его в граненые бокалы.
Лазо принял серьезный вид и протянул ко мне свой для чоканья - Характер у меня дурацкий! - заявил он. - Но верьте - высоко вас ценю и уважаю! Не пожалеете, что ко мне попали: рука Провидения вас направила!.. в болота!!.
Серьезность с него соскочила, и он залился смехом: явно, это было его нормальное состояние. - Дормидонт, еще шампанского!!.
Дормидонт налил по второму бокалу и отошел за угол буфета, так что сделался невидимым для нас. И когда мы чокались, я увидал, что из угла выставилась таинственная рука, державшая бутылку за горлышко; последняя описала дугу, опрокинулась вверх донышком и с минуту продержалась в таком положении; затем она опустилась и исчезла. Из-за буфета, вытирая усы, со строгим видом появился Дормидонт и поставил пустую бутылку на площадку.
- И у меня есть библиотека!.. и архив и еще, черт его раздери, что-то!.. Все к вашим услугам! Хотите посмотреть? - Лазо попытался приподняться, как бы собираясь идти немедленно.
- Какая теперь библиотека?!. - восстала хозяйка. - Теперь спать идти пора! Завтра все покажешь!..
- Истина: и завтра день будет!.. - Лазо осушил бокал, поднял его и многозначительно крикнул - Дормидонт?..
Тот оглянулся.
- Нету больше!.. - коротко ответил он.
- Как нет? - воскликнул Лазо. - Целая бутылка была?..
- Цельную и выпили!
Другую давай!
- Нет, нет, нет, будет!!. - решительно заявила хозяйка, а вместе с нею и я, и мы встали с мест.
- Спать пора: уже солнце всходит!!
В окна, действительно, глядел белый день.
- Солнце, солнце!!. - продекламировал Лазо, встав тоже. - Это из Ибсена.
- А что после солнца было - не помню? Невероятно, но факт!
Хозяева отправились провожать меня в предназначенную мне комнату. Дормидонт следовал за нами.
- Свита Фортинбраса! - с хохотом возгласил Лазо, указывая на себя и жену. Он распахнул одну из дверей, и мы вошли в большую, всю зеленую комнату; мебель, обои, гардины - все было одинакового матового цвета. Шторы на трех окнах были опущены; не занавешено было только одно окно. У стены слева стояла готовая к принятию гостя кровать.
- Доброй ночи!.. - пожелал Лазо, стискивая мне руку.
- Какой ночи? - возразила хозяйка. - Спокойного сна, это да!
- Нет, я так уйти не могу!!. - замотав головой, вдруг возразил Лазо. - Вас сам Бог послал мне!.. вороне Бог послал кусочек сыру!!. - продекламировал он, хохоча… - Позвольте я вас расцелую?!.
Мы поцеловались, и хозяйка едва увела этот фонтан слов и веселья.
Я остался с глазу на глаз с Дормидонтом.
- Ничего не прикажете? Квасу, может быть, угодно?.. - не без иронии спросил он.
Я ответил отрицательно и остался один.
Я терпеть не могу спать в искусственной темноте и потому сейчас же принялся поднимать шторы и распахивать окна. В комнату влилась свежесть и аромат роз. Густой сад был еще в сплошной тени, и только верхушки высоких елей, ровной линией окаймлявших его с самой дальней стороны, алели от солнца. Трава казалась серой от росы. "Спать пора! Спать пора!.." - кричал где-то перепел.
И я заснул, едва прикоснувшись к подушке, с беспричинным радостным и бодрым чувством в душе.
Когда я проснулся, комната была залита солнцем. Часы показывали девять. Я поспешил привести себя в надлежащий вид и вышел в коридор. Из него попал в гостиную; меня встретила безмолвная, строгая мебель, вся одетая в чехлы. Порядок и особенная чистота и блеск крашеного пола указывали, что этой комнатой пользовались чрезвычайно редко. Рядом находилась столовая. От вчерашнего пиршества в ней не осталось и следа. Дормидонт ставил на чистую скатерть всякую всячину, относящуюся к чаю. Ноги его были обуты в серые войлочные туфли, и он бесшумно скользил между столом и темною массой буфета.
Дормидонт оглянулся на мои шаги, и лицо его осклабилось и приняло снисходительно-приветливое выражение. Оно было свежее, даже румяное, и только мокрые, торчавшие во все стороны вихры на голове и красные, как у кролика, глаза выдавали тайну этой свежести: его, видимо, только что сейчас основательно поливали из ведра холодной водой.
- Встать изволили? - проговорил Дормидонт, поклонившись мне одним носом.
- А ваши спят? - спросил я.
- Спят. В десять часов барин приказал разбудить их.
- Всегда он так поздно встает?
- Всегда. Да что ж спозаранку им делать?
- Он нигде не служит?
- Нет. Прежде служили… в Сумском драгунском мы были!.. - внушительно добавил он, приосанясь. - Вторым эскадроном командовали!..
- А семья большая у него?
- У Михал Дмитрича? Он да Нина Павловна, супруга ихняя…
- Детей нет?
- Нету. В бесплодных смоковницах наша барыня состоят, Михал Дмитрия так их определяют!
- Весельчак он!.. - сказал я. - И всегда он такой?
- Да ведь как человеку всегда веселому быть? Клоун и тот наедине кувыркаться не станет! Так и они. Понятно, без людей скучают!
- И часто к вам гости съезжаются?
- Гостей у нас, что овса в торбе всегда! И барыня не любят, ежели гостей нет: Михаил Дмитрия тогда ходит да ко всему придирается!..
- А нет ли у вас книг? я бы почитал, пока Михаил Дмитриевич встанет.
Дормидонт взглянул на башенные Винтеровские часы, украшавшие стену. Золоченые стрелки показывали половину десятого.
- Да я уж будить пойду сейчас барина!.. - сказал он.
- Половина десятого еще только?
Дормидонт махнул рукой. - А прокламации сколько еще произойдет у нас? Разве их сразу подымешь?
Я улыбнулся.
- Не любит вставать?
- И-и, беда!!. Так пристать надо, чтобы вскочил, да за тобой погнался - тогда только очнется! Пожалуйте в кабинет, книжки там стоят!
Мы вошли в другой коридор, и Дормидонт открыл передо мной темно-коричневую высокую дверь, а сам скрылся за противоположной.
Кабинет бы невелик; ближе к окнам, отступя от стены, стоял письменный стол; за ним выгибало черную спинку полукруглое кресло. Одну из стен закрывали полки с книгами; против них пестрел широкий турецкий диван; в углу между двух кресел зажался столик с возвышавшимся на нем кальяном. На всех свободных местах стен висело оружие.
Письменный стол был в необычайном порядке, и это настолько не вязалось со сложившимся у меня представлением о его хозяине, что я невольно обозрел стол внимательнее: вещи часто красноречивее слов говорят о своих владельцах… Роскошная хрустальная чернильница на серебряном постаменте была наполнена давно пересохшею кашей из чернил и мух. В перламутровой ручке торчало ржавое перо об одном зубце… все свидетельствовало, что письменный стол - только общепринятое украшение комнаты и что рука Лазо не прикасалась к нему. Зато явно и часто прикасалась она к книгам. Растрепанные, лохматые, словно побывавшие в клетке у медведя, они были запиханы на полки кое-как и торчали, будто зубья у стоймя поставленной бороны.
- Однако, усердные здесь читатели… - подумал я и осторожно высвободил несколько книг. Переплет одной из них и значительная часть страниц были сплошь усеяны мелкими, странными дырочками; посередине другой зияла одна большая сквозная дыра.
- Вставайте!.. - услыхал я рядом голос Дормидонта.
- К черту!!. - сонно буркнул Лазо.
- Одиннадцать часов уже!..
- Вон убирайся!!.
- Сами приказали разбудить!.. Вот еще наказал Господь!!. Вставайте, два часа уж вас трясу!..
- К черту, говорю!!. - завопил Лазо. - Спать хочу!
- Мало бы чего вы хотите? Вот стащу с вас одеяло - и спите тогда!
- И буду!! и подавись им!!.
Послышалась легкая возня: должно быть, Дормидонт приводил в исполнение свою угрозу… Наступило молчание. Мне показалось, что Лазо даже захрапел.
- Пожар!.. Батюшки, горим!!. - неистово, во все горло заорал Дормидонт.
Я вздрогнул, ткнул кое-как книги между полок и бросился к двери.
В спальной как бы треснула кровать; в дверь с грохотом врезалось и затем упало на пол что-то тяжелое; она распахнулась и из нее стремглав вылетел и вильнул в коридор Дормидонт. За ним в одном белье несся взбешенный Лазо. Миг - и мы очутились в объятиях друг друга. Разозленное, измятое лицо хозяина выразило глубочайшее изумление. Он отступил на шаг назад, прикрыл как бы галстуком ладонью волосатую голую грудь и уставился на меня.
- Это вы?!. - вдруг вскрикнул он, вспомнив все происшедшее накануне.
- Ради Бога извините!! я сию минуту! - Он попятился назад, кланяясь, шаркая босыми ногами и прикрываясь руками, как знаменитая Сусанна в купальне на картине. В дверях он споткнулся о валявшийся сапог, помянул черта и скрылся за дверью. Пожара, видимо, никакого не было. В доме была тишина. Я постоял еще с минуту в коридоре и вернулся к книгам.
В спальню с белым кувшином в руке, с высоко поднятой головой проследовал Дормидонт. На физиономии его было написано полное удовольствие от собственного остроумия.
- Живо давай воду!.. - встретил его окрик окончательно очухавшегося Лазо.
- Теперь "живо", а сапоги зачем же было швырять? Тоже ведь это не модель!.. - укоризненно ответил Дормидонт.
- Потолкуй у меня!!. - фыркая и плещась, сказал Лазо. - Философ из барбосов еще какой выискался! Голову тебе, анафема, чем-нибудь проломлю в другой раз, если опять так надо мной заорешь! В ухе звенит теперь, нечистая сила!..
- Да что ж с вами поделать, коли вы без понятия спите? Не разбудишь - я черт; разбудишь - опять же в чертях остаюсь, да еще голову проломить обещаетесь! Сапоги-то, чтоб не палили ими, я вам теперь опять только к чаю подавать стану!.. - строго добавил Дормидонт.
Умыванье и одеванье Лазо совершилось по-военному, быстро, и он надушенный, улыбающийся вошел в кабинет и протянул мне обе руки.
- Еще раз извините, дорогой мой!.. Эдакая ведь каналья этот Дормидонт: из-за него все так вышло! - Только я, знаете ли, сон какой-то чудесный стал видеть - он и гавкнул! Дормидошка? - крикнул он, оборотившись назад.
- Чай готов?
- Давно дожидается!.. - ответил из спальной голос Дормидонта.
Лазо подхватил меня под локоть и повлек в столовую.
- Мамочка, вообрази, я его не узнал!.. за судебного пристава счел!!. - с хохотом возгласил Лазо, ворвавшись в столовую. - Здравствуй!..
Нина Павловна сидела уже за столом; перед нею на спиртовке грелся никелированный кофейник, сбоку кипел такой же самовар.
Простенькое лицо ее улыбалось нам обоим. На мужа она бросила долгий лучистый взгляд, и по тому неуловимому, что мы воспринимаем только чутьем, я понял, что мир для нее начинается и кончается этим человеком. Мы уселись слева и справа от нее.
- Как спали на новом месте? - задала неизменный вопрос хозяйка.
- Как камень!.. - ответил я. - Кстати, - обратился я к Лазо, - я сейчас просмотрел несколько книг в вашем кабинете. Отчего они в каких-то дырках?
- От внимательного чтения, - серьезно произнес Лазо. - Уверяю вас!
- Да, да, как бы не так? - сказала хозяйка. - Этот варвар их расстреливает!
Я перевел взгляд на Лазо. Тот уже помирал со смеху.
- Неправда!!. - воскликнул он.
- Как так? а Мирабо кто расстреливал?
- Мамочка, да ведь он же мерзавец был, из патриотизма я его!..
Нина Павловна встала, вышла в соседнюю комнату и сейчас же вернулась со старинною книгою в руках.
- Вот полюбуйтесь!.. - она подала мне томик в темном кожаном переплете. - Я развернул его, и первое, что мне бросилось в глаза, было круглое отверстие посредине лица гравированного портрета Мирабо; под ним было напечатано следующее четверостишие:
- "Над Мирабо суд прав небесный совершился:
То было бедствие, что он на свет родился,
Он умер - вот лишь что услугой должно счесть,
Какую только мог он обществу принесть…"
- Видите, вместо носа дыра?
- Мамочка, ведь он же француз был! у них это так и полагается! - хохоча пояснил Лазо. - Других я не расстреливал!
- А Шиллера? Он тебе что сделал? Такое чудесное издание!..
- Ну, немчура, есть о чем говорить? И не расстреливал я его, а только в стрельбе упражнялся, это же разница! Не могу же я, мамочка, стрелять разучиться! Вдруг меня из-за тебя на дуэль вызовут?..
- Ну, вздор говоришь!..
Лазо запрокинулся назад, замахал руками и залился смехом.
- А мелкие дырки на книжках отчего же? - спросил я недоумевая: мне все казалось, что мои собеседники шутят.
- Да он же все натворил: когда ему скучно, он книги влет дробью из ружья стреляет!
- Мамочка, я же не виноват, что вальдшнепов у нас нет! И не преувеличивай: я только по малому формату стреляю! Я библиофил, малый формат - это моя слабость: он, знаете ли, совсем как вальдшнеп летит!