Но Прутков есть Прутков: только читатель настроился на восприятие "всамделишной" сатиры, как вдруг министр вторично требует экипаж: "Карету, как сказано выше!.." Актуальная сатира, и подтрунивание над чересчур облегченным "легким" жанром, и просто избыточная жизнерадостная "бойкость" - все это в неразложимом сплаве придает фарсу о "министре плодородия", как и многим другим характерным вещам Пруткова, неповторимый отпечаток.
Козьма Прутков требует от читателя особого настроения. В известном смысле, он - обманщик: его лицо обещает гораздо менее того, что может дать его книга. Поэтому, вознамерившись просто развлечься, посмеяться над "казенностью" и т.п., можно закрыть эту книгу с разочарованием. Только помня о том, что Прутков глубже и значительнее плоского "обличительства", можно ощутить его собственное значение в многообразии русской литературы.
В. Сквозников
Примечания:
[1] Братья Алексей (1821-1908), Владимир (1830-1884) и Александр (1826-1896) Михайловичи Жемчужниковы и их двоюродный брат поэт Алексей Константинович Толстой (1817-1875).
[2] См., напр., рецензию в журнале "Неделя", 1884, № 9, с. 313-315.
[3] Об этом издевательски писал М. Филиппов, издатель журнала "Век", один из похитителей имени К. Пруткова (см. "Век", 1883, апрель, VI отдел, с. 75-76).
[4] Неоднократно высказанное мнение П. Н. Беркова, напр., в кн.: Козьма Прутков. Полн. собр. соч. М.-Л., "Academia", 1933, с. 591.
[5] См. сопроводительные редакционные заметки к сериям "Пух и перья" (Н. А. Добролюбов. Полн. собр. соч., т. 6. М., ГИХЛ, 1939, с. 128 и 156).
[6] Полное собрание сочинений Козьмы Пруткова. Л., "Советский писатель", 1949, с. XXVI и XL.
[7] Ф. М. Достоевский, Полн. собр. худож. произведений, т. XI. М.-Л., ГИЗ,1929, с. 71.
[8] Механизм" пародий на стихи поэтов "чистого искусства" прослежен в кн.: П.Н. Берков. Козьма Прутков, директор Пробирной Палатки и поэт. Л., Изд-во АН СССР, 1933, с. 173-177.
[9] Жан де Лабрюйер. Характеры, или Нравы нынешнего века. М.-Л., "Художественная литература", 1964, с. 239.
[10] Статья Вл. Соловьева. Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза - И. А. Эфрона, т. 25а. СПб., 1898, стлб. 634,
[11] Н. В. Гоголь. Собр. соч. в 6-ти томах, т. 5. М., Гослитиздат, 1959, с. 113, 114.
[12] Император Павел Первый, историко-биографический очерк Н. К. Шильдера. СПб., 1901, с. 130. (Письмо наследника Павла Н. И. Панину.)
[13] Н. Котляревский. Старинные портреты. СПб, 1907, с. 388.
[14] Обратим внимание на эпиграфы ко всем трем разделам "Полного собрания сочинений К. Пруткова".
[15] Так, "оттолкнувшись" от цитаты из стихотворения Лермонтова, князь Батог-Батыев отправляется странствовать на Восток,- "а сзади, как вы сами можете себе представить, синеет гнилой Запад!", и наконец, он забирается в такую "самую восточную страну", где и спереди восток, и с боков восток, и сзади восток,- "короче: везде и повсюду один нескончаемый восток!".
[16] Они собраны в кн.: П. Н. Берков. Козьма Прутков, директор Пробирной Палатки и поэт. Л., Изд-во АН СССР, 1933, с. 47-50.
Досуги и пух и перья
Поощрение столь же необходимо гениальному писателю, сколь необходима канифоль смычку виртуоза.
"Плоды раздумья" Козьмы Пруткова
Daunen und Federn
Предисловие
Читатель, вот мои "Досуги"... Суди беспристрастно! Это только частица написанного. Я пишу с детства. У меня много неконченого (d'inacheve)! Издаю пока отрывок. Ты спросишь: зачем? Отвечаю: я хочу славы. Слава тешит человека. Слава, говорят, "дым"; это неправда. Я этому не верю!
Я поэт, поэт даровитый! Я в этом убедился; убедился, читая других: если они поэты, так и я тоже!.. Суди, говорю, сам, да суди беспристрастно! Я ищу справедливости; снисхожденья не надо; я не прошу снисхожденья!..
Читатель, до свиданья! Коли эти сочинения понравятся, прочтешь и другие. Запас у меня велик, материалов много; нужен только зодчий, нужен архитектор; я хороший архитектор!
Читатель, прощай! Смотри же, читай со вниманьем да не поминай лихом!
Твой доброжелатель -
Козьма Прутков.
11 апреля
1853 года (annus, i) (Год, года (лат.)).
Письмо известного Козьмы Пруткова к неизвестному фельетонисту "С.-Петербургских ведомостей" (1854 г.) [1] по поводу статьи сего последнего
Фельетонист, я пробежал твою статейку в № 80 "С.-Петербургских ведомостей". Ты в ней упоминаешь обо мне; это ничего. Но ты в ней неосновательно хулишь меня! За это не похвалю, хотя ты, очевидно, домогаешься моей похвалы.
Ты утверждаешь, что я пишу пародии? Отнюдь!.. Я совсем не пишу пародий! Я никогда не писал пародий! Откуда ты взял, будто я пишу пародии?! Я просто анализировал в уме своем большинство поэтов, имевших успех; этот анализ привел меня к синтезису; ибо дарования, рассыпанные между другими поэтами порознь, оказались совмещенными все во мне едином!.. Прийдя к такому сознанию, я решился писать. Решившись писать, я пожелал славы. Пожелав славы, я избрал вернейший к ней путь: подражание именно тем поэтам, которые уже приобрели ее в некоторой степени. Слышишь ли? - "подражание", а не пародию!.. Откуда же ты взял, будто я пишу пародии?!
В этом направлении написан мною и "Спор древних греческих философов об изящном". Как же ты, фельетонист, уверяешь, будто для него "нет образца в современной литературе"? Я, твердый в своем направлении, как кремень, не мог бы и написать этот "Спор", если бы не видел для него "образца в современной литературе"!.. Тебе показалась устарелою форма этого "Спора"; и тут не так! Форма самая обыкновенная, разговорная, драматическая, вполне соответствующая этому, истинно драматическому, моему созданию!.. Да и где ты видел, чтобы драматические произведения были написаны не в разговорной форме?!
Затем ты, подобно другим, приписываешь, кажется, моему перу и "Гномов" и прочие "Сцены из обыденной жизни"? [2] О, это жестокая ошибка! Ты вчитайся в оглавление, вникни в мои произведения и тогда поймешь, как дважды два четыре: что в "Ералаши" мое и что не мое!..
Послушай, фельетонист! - я вижу по твоему слогу, что ты еще новичок в литературе; однако ты уже успел набить себе руку; это хорошо! Теперь тебе надо добиваться славы; слава тешит человека!.. Слава, говорят, "дым"; но это неправда! Ты не верь этому, фельетонист! - Итак, во имя литературной твоей славы, прошу тебя: не называй вперед моих произведений пародиями! Иначе я тоже стану уверять, что все твои фельетоны не что иное, как пародии; ибо они как две капли воды похожи на все прочие газетные фельетоны!
Между моими произведениями, напротив, не только нет пародий, но даже не всё подражание; а есть настоящие, неподдельные и крупные самородки!.. Вот ты так пародируешь меня, и очень неудачно! Напр., ты говоришь: "Пародия должна быть направлена против чего-нибудь, имеющего более или менее (!) серьезный смысл; иначе она будет пустою забавою". Да это прямо из моего афоризма: "Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое бросание будет пустою забавою!.."
В написанном небрежно всегда будет много недосказанного, неконченого (d'inacheve).
Твой доброжелатель
Козьма Прутков.
[1] Письмо это было напечатано в журнале Современник", 1854 г.
[2] Под этими заглавиями были помещены в "Современнике" чужие, т.е. не мои, хотя также очень хорошие произведения, на страницах "Ералаши". Смешивать эти произведения с моими могут только люди, не имеющие никакого вкуса и ничего не понимающие! Примечание К. Пруткова.
Стихотворения
Мой портрет
Когда в толпе ты встретишь человека,
Который наг; [1]
Чей лоб мрачней туманного Казбека,
Неровен шаг;
Кого власы подъяты в беспорядке;
Кто, вопия,
Всегда дрожит в нервическом припадке,-
Знай: это я!
Кого язвят со злостью вечно новой,
Из рода в род;
С кого толпа венец его лавровый
Безумно рвет;
Кто ни пред кем спины не клонит гибкой,-
Знай: это я!..
В моих устах спокойная улыбка,
В груди - змея!
[1] Вариант: "На коем фрак". Примечание К. Пруткова.
Незабудки и запятки
Басня
Трясясь Пахомыч на запятках,
Пук незабудок вез с собой;
Мозоли натерев на пятках,
Лечил их дома камфарой.
Читатель! в басне сей, откинув незабудки,
Здесь помещенные для шутки,
Ты только это заключи:
Коль будут у тебя мозоли,
То, чтоб избавиться от боли,
Ты, как Пахомыч наш, их камфарой лечи.
Честолюбие
Дайте силу мне Самсона;
Дайте мне Сократов ум;
Дайте легкие Клеона,
Оглашавшие форум;
Цицерона красноречье,
Ювеналовскую злость,
И Эзопово увечье,
И магическую трость!
Дайте бочку Диогена;
Ганнибалов острый меч,
Что за славу Карфагена
Столько вый отсек от плеч!
Дайте мне ступню Психеи,
Сапфы женственный стишок,
И Аспазьины затеи,
И Венерин поясок!
Дайте череп мне Сенеки;
Дайте мне Вергильев стих,-
Затряслись бы человеки
От глаголов уст моих!
Я бы, с мужеством Ликурга,
Озираяся кругом,
Стогны все Санктпетербурга
Потрясал своим стихом!
Для значения инова
Я исхитил бы из тьмы
Имя славное Пруткова,
Имя громкое Козьмы!
Кондуктор и тарантул
Басня
В горах Гишпании тяжелый экипаж
С кондуктором отправился в вояж.
Гишпанка, севши в нем, немедленно заснула;
А муж ее меж тем, увидя тарантула,
Вскричал: "Кондуктор, стой!
Приди скорей! ах, боже мой!"
На крик кондуктор поспешает
И тут же веником скотину выгоняет,
Примолвив: "Денег ты за место не платил!" -
И тотчас же его пятою раздавил.
Читатель! разочти вперед свои депансы [1]
Чтоб даром не дерзать садиться в дилижансы,
И норови, чтобы отнюдь
Без денег не пускаться в путь;
Не то случится и с тобой, что с насекомым,
Тебе знакомым.
[1] Издержки, расходы (от франц. d’epensesj).
Поездка в Кронштадт
Посвящено сослуживцу моему по министерству финансов, г. Бенедиктову.
Пароход летит стрелою,
Грозно мелет волны в прах
И, дымя своей трубою,
Режет след в седых волнах.Пена клубом. Пар клокочет.
Брызги перлами летят.
У руля матрос хлопочет.
Мачты в воздухе торчат.Вот находит туча с юга,
Все чернее и черней...
Хоть страшна на суше вьюга,
Но в морях еще страшней!Гром гремит, и молньи блещут...
Мачты гнутся, слышен треск...
Волны сильно в судно хлещут...
Крики, шум, и вопль, и плеск!На носу один стою я[1],
И стою я, как утес.
Морю песни в честь пою я,
И пою я не без слез.Море с ревом ломит судно.
Волны пенятся кругом.
Но и судну плыть нетрудно
С Архимедовым винтом.Вот оно уж близко к цели.
Вижу,- дух мой объял страх! -
Ближний след наш еле-еле,
Еле видится в волнах...А о дальнем и помину,
И помину даже нет;
Только водную равнину,
Только бури вижу след!..Так подчас и в нашем мире:
Жил, писал поэт иной,
Звучный стих ковал на лире
И - исчез в волне мирской!..Я мечтал. Но смолкла буря;
В бухте стал наш пароход.
Мрачно голову понуря,
Зря на суетный народ:"Так,- подумал я,- на свете
Меркнет светлый славы путь;
Ах, ужель я тоже в Лете
Утону когда-нибудь?!"
[1] Здесь, конечно, разумеется, нос парохода, а не поэта, читатель сам мог бы догадаться об этом. Примечание К. Пруткова,
Мое вдохновение
Гуляю ль один я по Летнему саду [1],
В компанье ль с друзьями по парку хожу,
В тени ли березы плакучей присяду,
На небо ли молча с улыбкой гляжу -
Все дума за думой в главе неисходно,
Одна за другою докучной чредой,
И воле в противность и с сердцем несходно,
Теснятся, как мошки над теплой водой!
И, тяжко страдая душой безутешной,
Не в силах смотреть я на свет и людей:
Мне свет представляется тьмою кромешной;
А смертный - как мрачный, лукавый злодей!
И с сердцем незлобным и с сердцем смиренным,
Покорствуя думам, я делаюсь горд;
И бью всех и раню стихом вдохновенным,
Как древний Атилла, вождь дерзостных орд...
И кажется мне, что тогда я главою
Всех выше, всех мощью духовной сильней,
И кружится мир под моею пятою,
И делаюсь я все мрачней и мрачней!..
И, злобы исполнясь, как грозная туча,
Стихами я вдруг над толпою прольюсь:
И горе подпавшим под стих мой могучий!
Над воплем страданья я дико смеюсь.
[1] Считаем нужным объяснить для русских провинциалов и для иностранцев, что здесь, разумеется, так называемый "Летний сад" в С.-Петербурге. Примечание К. Пруткова.
Цапля и беговые дрожки
Басня
На беговых помещик ехал дрожках.
Летела цапля; он глядел.
"Ах! почему такие ножки
И мне Зевес не дал в удел?"
А цапля тихо отвечает:
"Не знаешь ты, Зевес то знает!"Пусть баснь сию прочтет всяк строгий семьянин:
Коль ты татарином рожден, так будь татарин;
Коль мещанином - мещанин,
А дворянином - дворянин.
Но если ты кузнец и захотел быть барин,
То знай, глупец,
Что, наконец,
Не только не дадут тебе те длинны ножки,
Но даже отберут коротенькие дрожки.
Юнкер Шмидт
Вянет лист. Проходит лето.
Иней серебрится... Юнкер Шмидт из пистолета
Хочет застрелиться.
Погоди, безумный, снова Зелень оживится!
Юнкер Шмидт! честное слово,
Лето возвратится!
Разочарование
Я. П. Полонскому
Поле. Ров. На небе солнце.
А в саду, за рвом, избушка.
Солнце светит. Предо мною
Книга, хлеб и пива кружка.Солнце светит. В клетках птички.
Воздух жаркий. Вкруг молчанье.
Вдруг проходит прямо в сени
Дочь хозяйкина, Маланья.Я иду за нею следом.
Выхожу я также в сенцы;
Вижу: дочка на веревке
Расстилает полотенцы.Говорю я ей с упреком:
"Что ты мыла? не жилет ли?
И зачем на нем не шелком,
Ниткой ты подшила петли?"А Маланья, обернувшись,
Мне со смехом отвечала:
"Ну так что ж, коли не шелком?
Я при вас ведь подшивала!"И затем пошла на кухню.
Я туда ж за ней вступаю.
Вижу: дочь готовит тесто
Для обеда к караваю.Обращаюсь к ней с упреком:
"Что готовишь? не творог ли?"
"Тесто к караваю".- "Тесто?"
"Да; вы, кажется, оглохли?"И, сказавши, вышла в садик.
Я туда ж, взяв пива кружку.
Вижу: дочка в огороде
Рвет созревшую петрушку.Говорю опять с упреком:
"Что нашла ты? уж не гриб ли?
"Все болтаете пустое!
Вы и так, кажись, охрипли".Пораженный замечаньем,
Я подумал: "Ах, Маланья!