- Кабилджан-ата, - обратился к аксакалу Самад, - вы целую речь произнесли. Подождали бы немного, а потом выступили.
- Э, сынок, я же говорю, память у меня стала слабеть, забыл бы все. Ну так, дочка, скажи, правду говорил мой внук? В самом деле ты будешь строить такие дома?
- Нет, отец, - ответила, улыбаясь, Гюльчехра. - Я постараюсь вам объяснить… От центра кишлака в радиальном направлении, на четыре стороны света протянутся четыре улицы. По обеим сторонам этих улиц будут построены одноэтажные дома для колхозников. Вот здесь вы видите макеты этих домов. Позади каждого дома обязательно будет двор. В Мингбулаке пока нет надобности строить многоэтажные жилые здания. В кишлаке всего пятьсот семей. Лет через десять - пятнадцать положение изменится. И вот тогда по ту сторону канала можно будет запланировать многоэтажные дома. А пока достаточно и этих. Кабилджан-ата, смотрите, в каком доме вы будете жить: впереди веранда, три комнаты и гостиная. Или же - четыре комнаты и гостиная. А свой дворик вы можете огородить, сделать, если хотите, ворота.
- Кабилджану-ата ворота нужно сделать в самом доме. А то вдруг гроб в двери не пройдет.
Люди заулыбались, раздался смех.
- Таким образом, - заключила Гюльчехра, - работы у нас очень много. Чтобы построить все, что изображено на макете, потребуется по меньшей мере лет пять, а то и шесть. Если есть вопросы, пожалуйста, задавайте.
И Гюльчехра направилась на свое место. Раис благодарно кивнул девушке.
- Молодец, выдержала, - сказал дочери Ганишер-ака. - А я уже хотел бежать к тебе на помощь…
- Товарищи, у кого есть вопросы? - обратился к собранию Самад, постукивая по столу карандашом.
- У меня вопрос! - из второго ряда поднялась худенькая женщина средних лет. - Будут ли в новом кишлаке ясли? Почему об этом ничего не говорите? Или же нам так и работать по старинке, ребенка к спине привязывать?
- Ясли будут! - ответил с места Нормат-ака. - В первую очередь мы построим ясли на шестьдесят мест. Это не вошло в план. Потому что строительство яслей начнется в этом году.
- Вы удовлетворены, Карамат-апа? - спросил Самад.
- Это другое дело.
- Какие будут еще вопросы?
- Разрешите мне!
Мальчик, стоящий возле Алишера, поднял руку.
- О чем ты хочешь спросить?
- Когда построят Дворец культуры, кино будет каждый день или, как сейчас, два-три раза в месяц?
- В день два раза. Устраивает?
Парнишка заулыбался.
- Будут еще вопросы?
- Я не могу взять в толк одну вещь, - сказал, не вставая, пожилой человек, сидящий в первом ряду. - Вот вы показываете наши новые жилища. Все это хорошо. Ясно, что правление и клуб будут построены на деньги из общего фонда. Это я понимаю. Но кто будет строить наши жилые дома. На чьи деньги? Вот это я прошу объяснить.
Самад вопросительно посмотрел на раиса. Нормат-ака поднялся со своего места, подошел к столу.
- Вы дельный вопрос задали, Муким-ака. Колхоз, конечно, не может бесплатно построить все дома. Мы посоветовались в правлении и пришли к одной мысли. Надо создать строительную бригаду, человек тридцать - сорок. Это выход из положения.
- А кто ей будет платить? Кто даст на это деньги? Деньги?
- Сейчас я все разъясню, - Нормат-ака поднял руку. - Деньги даст каждый по мере своих сил. А у кого сил не хватит, тому поможет колхоз. Предоставим кредит. Возьмем, к примеру, вас, Муким-ака. Вы сами трактористом работаете, а в полеводческой бригаде работают ваш сын и сноха. Если доходы двоих членов вашей семьи будут тратиться на хозяйство, то доход одного будет идти на покрытие долга. Если на это будет идти лично ваш доход, то вы за первый же год рассчитаетесь. Ну как, подходит?
- Еще как подходит, - сказал Муким-ака. - Включите в таком случае меня первым в список, а то мне надоело все время кланяться, когда в дом захожу. Ох, приземисты у нас дома…
- Ну кто еще выступит?
- У меня вопрос…
- Можно мне?..
- Подождите, не все сразу…
Еще много было вопросов и ответов. Гюльчехра никак не ожидала, что ее работа послужит для них поводом.
Счастливая возвращалась она домой между отцом и Самадом. На полпути Ганишер-ака о чем-то вспомнил и пустился обратно, искать раиса.
- Не помню, чтобы у нас раньше на собраниях столько народу выступало, - сказал Самад.
- Я тоже не ожидала, - отозвалась девушка. - Никак не думала, что этот макет за живое всех заденет.
- Это естественно. Хорошее жилище много значит в нашей жизни. - Самад потупился. - Ты знаешь, я тоже хочу построить новый дом…
- Значит, свадьба уже не за горами? - спросила Гюльчехра.
- Если девушка даст согласие, то не за горами, а если не даст согласие…
- Кто она?
- Да есть такая… Очень хороший человек.
- Она из Мингбулака?
- Да, из Мингбулака. Я учился с ней вместе, вместе работаем…
Гюльчехра давно поняла, в чем дело, она и раньше об этом догадывалась, но никак не думала, что робкий, стеснительный Самад пойдет на этот разговор.
- Кто же это такая? - наконец она обратилась к нему.
- Сказать?
- Да.
- Ты…
Гюльчехра покраснела. Вот он и сказал… Дождалась… Она сама вызвала его на этот разговор. А зачем? Бедный Самад! Мало ей сегодняшнего успеха, ну зачем она это сделала?
- Я тебя не обидел? - заволновался Самад.
- Нет, нет. - Девушка готова была казнить себя за легкомыслие. - Самад, то, о чем ты говоришь, - невозможно.
- Понимаю, тебе нравится Абдулла.
- Откуда ты знаешь? - спросила Гюльчехра поспешно. "Неужели он видел нас, - подумала она, - о аллах, там, на берегу сая!.."
- Когда он приезжает, ты становишься совсем другой.
- И только? - Девушка перевела дух.
- Это уже о многом говорит.
- Да, наверно. Ведь я… его люблю.
- А он?
- Он тоже. Уже давно.
Ну вот, теперь все сказано. Все-таки когда-то надо было выяснить отношения. Может, это к лучшему. Ему теперь все совершенно ясно. Теперь он постарается не думать о ней. Пройдет время, наверно, полюбит другую. Ведь в кишлаке столько хороших девушек. И красивых. Вот, например, младшая дочь Нормата-ака Джумагуль, недавно десять классов окончила. Очень милая. И Гюльчехра представила себе ее лицо, глаза, всю ее фигуру.
- Прости меня, Самад, - сказала она. - Прости…
- Нет, это ты меня прости. Я мог бы и промолчать. Вырвалось почему-то… Ну вот мы и пришли к твоему дому.
Самад остановился у ворот, и девушка протянула ему руку:
- До свидания.
- До свидания. - Самад легонько сжал ее ладонь и сразу отпустил.
- Самад!
- Что?
- Подожди… Ты обиделся на меня?
- Нет. - Самад грустно улыбнулся. - Не обиделся, честное слово. Ведь мы не дети. До свидания.
Однако Гюльчехра не могла отпустить его так:
- Ведь мы все равно останемся друзьями? Я считаю тебя самым лучшим и близким другом.
- Я тоже. До свидания. Все в порядке, Гюльчехра, не беспокойся.
- Спасибо, Самад, счастливо тебе…
Гюльчехра долго смотрела ему вслед. Самад не оборачивался. Горько ему сейчас. Но что она может сделать? А если бы не было Абдуллы? И тогда бы она дала такой ответ. Самад хороший парень, хороший товарищ. На него можно положиться. Но этого мало… И снова перед ней возникло лицо Джумагуль. Он может полюбить эту девушку! Или какую-нибудь другую. Человек не может жить без любви.
Эта мысль почти успокоила Гюльчехру, и она вошла во двор. Сейчас ее встретит мачеха. Мачеха? Нет, Гюльчехра уже не может так ее называть. А сначала было очень тяжело. Когда Зумрад-апа впервые появилась в их доме, девушка не могла на нее смотреть, не могла она смотреть и в глаза отцу. Зумрад-апа была родом из Алтыарыка, муж давно с ней развелся, обвинив ее в бесплодии. Она состояла в каком-то дальнем родстве с Норматом-ака и по временам наезжала в Мингбулак.
Прошел год после смерти матери Гюльчехры, и раис заговорил о своей родственнице со своим другом Ганишером.
- Я очень уважал твою жену Саодат, - сказал он, - память о ней у меня в сердце. Но ты подумай о своих детях. До каких пор твоя образованная дочь будет служанкой в доме? Она должна учиться, должна работать. Потом сообрази: она уже не маленькая. Выйдет замуж, что будешь делать один? Кто поднимет на ноги твоего сына?
Крепко задумался Ганишер-ака. Полтора года думал. Не мог он забыть свою жену. А Гюльчехра совсем замоталась - хозяйство, учеба, работа.
И вот, глядя на свою бледную, осунувшуюся дочь, Ганишер-ака решился: созвал пятерых друзей, сделал плов и привел Зумрад-апа к себе в дом. И - чудо! - дом почти сразу стал полной чашей. Такой поворотливой, хозяйственной, ласковой оказалась эта круглолицая застенчивая женщина. Алишер очень скоро стал звать ее мамой. Гюльчехра же часто плакала, на нее не действовали уговоры отца: "Доченька, я привел Зумрад, думая о тебе, о твоем брате. Я привел ее, чтобы вы не были сиротами, чтобы не остались без присмотра. Если же она вас станет обижать, то я… Но ты же видишь, какая она. Она не сделает этого. У нее не было детей - она полюбила вас. Да она ковром готова перед вами расстелиться". Все же девушка постепенно оттаивала. А потом случилось так, что Зумрад-апа перед сбором хлопка решила съездить на неделю в Алтыарык проведать сестру. Алишер попросил взять его с собой. Гюльчехра не хотела, чтобы он поехал, но Ганишер-ака не возражал, и девушка промолчала. Неделя прошла незаметно. А когда они вернулись, девушка не узнала брата: на нем были новые туфли, белая рубашка с отложным воротником, красивые шерстяные брюки. И, самое главное, до того он был ухоженный, розовощекий - просто прелесть.
Алишер сразу бросился к сестре.
- Ой, как было хорошо! - закричал он, - Ой, как хорошо!
И тогда девушка подошла к своей мачехе и обняла ее со слезами на глазах. Они вместе поплакали, и с тех пор Гюльчехра перестала ее дичиться. Они подружились.
…Зумрад-апа увидела девушку из окна и вышла во Двор.
- Как прошло собрание, все хорошо? - спросила она мягким, грудным голосом.
- Даже очень, - ответила Гюльчехра. - А я так боялась! Вопросы градом посыпались. А сколько народу было в правлении - полным-полно! Все хорошо получилось, и макет понравился…
- Да буду я твоей жертвой, милая, у меня за тебя сердце болело. Сейчас будешь есть или отца подождешь?
- Подожду. Он скоро придет. На полдороге вспомнил о чем-то и пошел обратно к раису.
- Так, говоришь, все остались довольны?
- Как будто. Назначили меня начальником стройки… А мне ведь сначала институт надо закончить.
- Кстати, - промолвила Зумрад-апа, - тебе пришла телеграмма.
- Да? - Гюльчехра сразу подумала об Абдулле.
Они вошли в дом. Телеграмма лежала на подзеркальнике. Девушка поспешно вскрыла ее, прочитала раз, потом другой, и вдруг залилась счастливым смехом. Она долго не могла остановиться.
- Что такое, доченька, что такое? - спросила Зумрад-апа.
Наконец девушка протянула ей телеграмму:
"Коканд Мингбулак Саидовой Жюри конкурса поздравляет вас успехом Ваш проект кафе Ешлик принят Премия будет вам вручена несколько позже тчк Согласно условиям январе будущего года вы должны принять участие строительстве тчк Ташкент улица Куйбышева Горпроектинститут председатель жюри Захидов".
- А знаете, кому я обязана этим счастьем? - загадочным тоном спросила девушка. - Вам, вам, дорогая, милая Зумрад-апа. Если бы не вы, я бы не смогла работать над этим проектом, у меня просто не хватило бы времени… - И Гюльчехра звонко расцеловала смутившуюся женщину в обе щеки.
- Поздравляю, поздравляю, доченька… Значит, тебе надо будет поехать в Ташкент…
- Это не так скоро. И потом, я поеду ненадолго!
Размахивая телеграммой, Гюльчехра закружилась по комнате. Мечта сбылась! Теперь она настоящий архитектор, ее признали… Все будут рады в кишлаке - отец, раис, Самад! Самад… Нужно немедленно написать Абдулле, как он обрадуется! И девушка побежала в свою комнату.
"Абдулла, у меня сегодня очень-очень большая радость. Во-первых, общее собрание колхозников одобрило мой макет будущего Мингбулака. Меня назначили начальником стройки. А когда пришла домой, получила телеграмму. Оказывается, я победила на конкурсе! Мой, проект кафе "Ешлик" принят! Никто не мог этого ожидать, а я - меньше всех. Это какое-то чудо. Я никак не могу прийти в себя. Абдулла, если ты приедешь на зимние каникулы, мы с тобой встретимся в Ташкенте. Меня приглашают консультировать строительство по моему проекту. Ты разделяешь мою радость? Твоя Гюльчехра".
19
Все эти дни Абдулла ходил сам не свой. Все перепуталось у него в голове. Он понимал, что это добром не кончится. Ведь у человека должна быть одна твердая линия поведения, пытался рассуждать он. Человек не должен разбрасываться, он только тогда добьется успеха, когда идет прямо к цели, не сворачивая.
А что получается у него? Поспешили они с Гюльчехрой, ох как поспешили! Но это она виновата, она проявила слабость. Если бы она сказала "нет", он бы просто немного огорчился, но это бы скоро прошло. А теперь они связаны. Он, Абдулла, связан. После того, что произошло, расстаться с ней значило бы совершить непорядочный поступок.
Ну что ж, значит, выхода нет? Значит, он останется с ней навсегда? А как же Саяра? Эта удивительная девушка, неземное существо, ангел, веселый, добрый ангел? Ведь он обнимал ее, целовал, и она называла его "милый"- разве можно это вытравить из памяти? Ничем не вытравить.
Но он будет жить с Гюльчехрой в этом своем доме с балаханой. И все думать о Саяре. И не только о Саяре - об упущенных возможностях. С ума сойти можно. Какие возможности! Если бы он связал жизнь с Саярой, то уж точно через два года был бы кандидатом наук. Еще через три года была бы готова докторская диссертация. А потом - руководство в каком-нибудь крупном научно-исследовательском институте… Все это вполне реальные планы. Конечно, не исключено, что всего этого он мог бы добиться сам. Но когда? Через сколько лет? И где все же гарантия, что он бы этого добился? Если бы они с Саярой поженились, все пошло бы как по маслу. Турсунали-ака, большой ученый, академик, помогал бы ему по мере сил, указал бы путь. Ведь Абдулла был бы для него не просто ученым, а зятем! Мужем единственной дочери, в которой он души не чает…
Если бы знать заранее, если бы знать заранее… Конечно, он сдержался бы тогда, в тальниковой роще! И они бы с Гюльчехрой разошлись спокойно. Он бы сказал: "Гюльчехра, прости, ради аллаха, я ошибся, мы не подходим друг другу". Вполне можно было бы написать такое письмо. И делу конец. Теперь такое письмо не напишешь, так просто не объяснишь… Каким скверным человеком покажется он Гюльчехре! А он совсем не скверный. Его уважают, с ним считаются, он один из лучших студентов института. Он никому не делал плохого, он никогда даже не думал об этом. А в результате он может оказаться виноватым. Как это несправедливо! Ну в чем он виноват? Ведь он не знал, что так получится. И Саяра не знала. Она тоже не виновата. Саяра - еще ребенок. Как она ему недавно сказала: "Абдулла, ты такой хороший. Но я и не знала, что я такая трусиха. Я боюсь тебе не понравиться. Всего боюсь. Ты подожди немного, Абдулла". Вот смешная! А потом посмотрела искоса и добавила: "Я по вечерам не буду тебя в комнату пускать. Приходи днем". Что ж, может, она и права…
Как-то Саяра показала ему то письмо отца, в котором он спрашивал: "Какие у тебя отношения с Абдуллой?"
- Ты… ему ответила? - Лицо Абдуллы стало напряженным.
- Да…
- Что ты ответила?
- Написала, что мы поругались.
Абдулла перепугался. От этой девушки всего можно было ожидать.
- Не шути.
- А что тут такого?.. Я захотела узнать, как он будет после этого к тебе относиться…
Абдулла побледнел.
- Зачем ты это сделала?.. - еле слышно спросил он.
Девушка расхохоталась.
- Эх ты, шуток не понимаешь… Я написала, что ты даже лучше, чем он о тебе думает. Ну как, ты доволен?
- Очень даже, - ответил Абдулла.
Прошла еще неделя, и он получил сразу два письма: одно - от Гюльчехры, другое - из дому. Абдулла сначала взял в руки письмо Гюльчехры, потом передумал, положил его на стол и накрыл сверху книгой. Надорвал отцовский конверт.
Гафурджан-ака осведомлялся о его житье-бытье, сообщал, что мать по нему очень соскучилась, и после того как поведал о том, что чувствует себя намного лучше, приписал:
"Вчера вечером навестил нас Турсунали-ака. Долго сидел и расспрашивал о тебе. И рассказывал о своей дочери. Насколько я понял, Саяра милая, славная девушка. Он сказал, что вы с ней очень хорошо относитесь друг к другу. Еще сказал, что ты ему нравишься. Что ты можешь стать хорошим ученым. Что он возьмет тебя в свой институт после окончания учебы, будет рекомендовать тебя в аспирантуру. Мы с твоей матерью очень обрадовались. Абдулладжан, сын мой, мы только и думаем, что о твоем счастье. Мы хотим, чтобы ты стал большим человеком, и считаем, что ты на пути к этому. Дай аллах тебе здоровья!
После ухода Турсунали-ака мы с твоей матерью полночи не спали, так разволновались. Если твоя звезда и звезда Саяры окажутся рядом, то для нас будет большим счастьем породниться с Турсунали-ака. Как я мог понять, Турсунали-ака тоже к этому склоняется. Прошу тебя написать, что ты обо всем этом думаешь?
Твой отец Гафурджан".
Тем лучше, сказал себе Абдулла. Вот и родители об этом узнали. Все идет к тому, чтобы он был вместе с Саярой. Стало быть, Турсунали-ака возьмет его к себе в институт. Это теперь совершенно ясно. Он будет учиться в аспирантуре. Это тоже ясно. Прекрасная девушка, чудесная семья. Что ему еще нужно? И его родители об этом мечтают. А прислушиваться к родительскому мнению его сыновний долг.
Абдулла снял со стола учебник и посмотрел на послание из Мингбулака. Раньше, когда от Гюльчехры приходило письмо и он брал его в руки, девушка представала перед ним как живая, улыбающееся лицо ее было совсем близко. Теперь же Гюльчехра, как бы не смея приблизиться, остановилась на некотором расстоянии от Абдуллы, и улыбка ее была какой-то далекой.
Наверно, опять пишет, что "соскучилась", "скорее бы прошел год".
Он надорвал конверт и вынул то самое письмо, в котором Гюльчехра сообщала о своих успехах.
Прочитав его до конца, Абдулла невидящими глазами уставился в крашеный пол. Да, правильно она пишет: никто не мог этого ожидать… Какой потрясающий успех! Кишлачная девушка оказалась самородком, талантом! Недаром он ее полюбил еще четыре года назад, недаром все каникулы проводил в Мингбулаке. Но, оказывается, он был слеп, не разглядел как следует, с кем имеет дело. Гюльчехра ему ровня. Теперь в этом не может быть никакого сомнения. У него столько связано с нею, столько радостей доставили они друг другу, столько планов строили! Неужели все это впустую?!
Абдулла поднялся с места и заходил по комнате. Как нужен ему сейчас чей-то добрый совет! Он запутался, окончательно запутался. А ведь надо что-то ответить отцу, надо что-то ответить и Гюльчехре. Нет, он пока ничего не станет писать. Надо сначала разобраться в себе.