Алек выглянул в окно. Улицу заливали косые лучи заходящего солнца. У двери дома напротив стояли автомобили и экипажи, а на ступенях теснились лакеи. Там давали бал, и сквозь открытое окно Алек разглядел целую толпу женщин. Небо было синее-синее. Он снова повернулся к Люси.
- Ты не принесешь мне то, второе письмо?
- Разве ты его не читал? - поразилась она.
- Было не до газет. Наверное, никто не догадался мне его показать.
Люси вышла через арку во вторую гостиную и принесла оттуда "Дейли мейл". Алек молча взял газету, сел и внимательно прочитал письмо. С горькой усмешкой он отметил, как ловко изложил Макиннери свои обвинения. Второе письмо отвечало на все вопросы, оставшиеся после первого, дополняя всю историю убедительными подробностями. Особый налет достоверности ей придавали слова носильщиков и аскари из отряда Маккензи. Поразительно, как легко перевернуть все с ног на голову, добавив к правдивому рассказу всего щепотку лжи. Алеку пришлось признать, что у Люси были все основания для подозрений. История звучала правдоподобно - он сам бы поверил, касайся она кого-то другого. Факты приводились вполне точно, обман же крылся в приписываемых Алеку мотивах - но как их проверишь?
Он отложил газету, откинулся на спинку и, подперев рукой подбородок, задумался. Его взору снова предстала та ночь: снаружи завывал ветер, а дождь все лил и лил. Он вспомнил бледное лицо Джорджа, как тот обезумел и выстрелил в него - и как жалок он был потом в своей покорности. Земля приняла слабовольного мальчишку вместе с его преступлениями. Сохранить ему после смерти доброе имя оказалось не так-то просто. Он знал, что для Люси отвага и мужество Джорджа важнее собственной жизни. Как может он причинить ей боль? Как он расскажет, что ее брат оказался трусливым негодяем и потому погиб? Как сообщит, что жалкий мальчишка не сумел очистить от позора столь дорогое ей имя? И чем он докажет свои слова? Уокер погиб в ту же ночь, что и Джордж. Бедняга Уокер, бодрый и жизнерадостный в любой передряге, - его смерть тоже на совести Джорджа Аллертона. Адамсон умер от лихорадки. Лишь эти двое знали частицу правды, и их рассказ по меньшей мере подверг бы серьезному сомнению слова Макиннери. Алек стиснул зубы. Нет, ему не нужны их свидетельства. В конце концов, он дал обещание. Он торжественно поклялся, что ни единым словом не даст Люси усомниться в том, что брат оправдал возложенное на него доверие. Место и время только придали этой клятве особую важность. Алек был человеком исключительной честности, но не из моральных соображений, а просто по природе, - нарушив обещание, он бы сильно переживал. Впрочем, данное слово было далеко не главной причиной его молчания. Даже не обещай он Джорджу, Алек все равно сохранил бы тайну. Кроме того, где-то в глубине его души шевельнулась уязвленная гордость. Сознавая, что его побуждения чисты, Алек ожидал того же от Люси. Если он сказал - она должна ему верить. Он не унизится до оправданий; а раз Люси сомневается - значит, не так уж глубока ее любовь. Пожалуй, он был несправедлив в своей неумеренной гордости. Алек не понимал, что обрекает девушку на тяжкое испытание, которому он не вправе никого подвергать.
Он встал и обратился к Люси:
- Что именно я должен сделать?
- Пожалеть меня ради моей любви. Не рассказывай всему миру, если не хочешь. Скажи мне. Ты ведь не способен лгать. Я поверю, если услышу из твоих уст. Мне нужно знать наверняка.
- Разве ты не знаешь, что я не просил бы твоей руки, будь моя совесть нечиста? - медленно сказал он. - Разве не понимаешь, что причины, по которым я храню молчание, должны быть совершенно исключительными - иначе я не смотрел бы спокойно, как втаптывают в грязь мое доброе имя?
- Но ведь я буду тебе женой. Я люблю тебя и знаю, что ты любишь меня.
- Люси, умоляю, не требуй от меня этого. Давай просто помнить, что прошлого не вернешь и что мы любим друг друга. Я не могу тебе рассказать.
- Теперь ты должен! - взмолилась девушка. - Если что-то произошло, если хоть часть этой истории - правда, то дай мне возможность судить самой.
- Мне очень жаль. Не могу.
- Но ведь это убьет мою любовь. - Она вскочила на ноги и прижала руки к сердцу. - Теперь меня переполняют сомнения, таившиеся где-то в глубине души. Неужели ты подвергнешь меня ужасной пытке?
В холодных глазах Алека мелькнула досада. В отчаянии он развел руками.
- Я думал, ты мне веришь.
- Скажи мне только одно - и я успокоюсь. - В крайнем возбуждении Люси вдруг резко, без всякой цели обхватила голову руками. - Что же со мной сделала любовь! - воскликнула она в отчаянии. - Я гордилась братом, была беззаветно ему предана… Но тебя я полюбила так сильно, что в моем сердце не осталось места для прошлого. Я позабыла все несчастья и утраты. Даже сейчас они ничто рядом с нашей любовью. Я думаю только о тебе и хочу быть уверена, что могу тебя любить. Мне достаточно лишь одного: скажи, что той ночью, посылая Джорджа в бой, ты не знал, что его убьют.
Алек спокойно посмотрел на девушку. Он снова очутился в палатке, а снаружи лил дождь и бушевал ветер. Теперь Алек старался убедить себя, что у Джорджа была возможность спастись. Он же сам сказал: нужно проявить недюжинную смелость перед лицом опасности. Однако в глубине души Алек знал, все это время знал, что посылает юношу на верную смерть. Смелости - добродетели негодяев - Джорджу явно недоставало.
- Просто скажи, Алек, - попросила она. - Скажи, что это неправда.
Наступила тишина. Сердце билось в груди Люси как птица в клетке. В страшной тревоге она ждала ответа.
- Но ведь это правда, - еле слышно шепнул он.
Люси в страхе смотрела на Алека. У нее кружилась голова, и девушка испугалась, что сейчас упадет в обморок. Собрав остатки сил, она отбросила наползавшую на глаза темную пелену.
- Это правда, - повторил Алек.
В ужасе Люси ахнула.
- Я не понимаю. Милый, прошу тебя, не обращайся со мной как с ребенком. Пощади меня. Говори серьезно. Для нас обоих это вопрос жизни и смерти.
- Я говорю серьезно.
Девушку словно сковал жуткий холод, даже кончики пальцев вдруг онемели.
- Ты знал, что отправляешь Джорджа на смерть? Знал, что ему не вернуться живым?
- Его могло спасти лишь чудо.
- Но ты ведь не веришь в чудеса?
Алек не отвечал. Люси смотрела на него со все нарастающим ужасом, дико выпучив глаза. Она еще раз спросила:
- Ты ведь не веришь в чудеса?
- Нет.
Противоречивые чувства охватили девушку. Они словно вели в ее сердце беспощадный бой. Страх и отчаянье; злость и раскаяние в том, как равнодушно она встретила гибель Джорджа; и еще любовь - всепоглощающая любовь к Алеку. Как же она может теперь его любить?
- Это неправда! - вскричала Люси. - Это позор! Ох, Алек, Алек… Боже, что мне делать?
Алек выпрямился и стиснул зубы. Его квадратная челюсть казалась теперь особенно тяжелой, а голос звучал сурово.
- Я же говорил: мне не в чем себя упрекнуть.
При этих словах Люси залилась краской. Ее охватили злоба и ярость.
- Раз так, выходит, и все остальное правда. Почему же ты не признаешь, что пожертвовал жизнью Джорджа, чтобы спасти свою?
Гнев тут же схлынул, уступив место смятению.
- Какой кошмар. Я не могу понять… - Она отчаянно взмолилась: - Неужели тебе совсем нечего сказать? Ты знаешь, как я любила брата. Знаешь, как важно для меня было, чтобы он искупил преступление отца. В нем было все мое будущее. Ты не мог хладнокровно принести Джорджа в жертву.
Алек на мгновение задумался.
- Пожалуй, я могу кое-что рассказать, - начал он. - Отряд окружили арабы, и одному из нас предстояло умереть, чтобы дать остальным шанс на спасение.
- А ты любил меня и поэтому выбрал моего брата?
Алек посмотрел на Люси с глубочайшей тоской, но та пропустила этот взгляд. Он ответил очень серьезно:
- Видишь ли, это была его вина. Джордж совершил страшную ошибку, и вполне справедливо, что ему пришлось расплачиваться за катастрофу, которую он сам же на нас навлек.
- В такой момент о справедливости не думают. Он был таким юным, таким честным и искренним. Разве не благороднее тебе было пожертвовать собственной жизнью?
- Ах, милая, - ответил он со всей мягкостью, на какую был способен, - ты и не представляешь, как легко пожертвовать собственной жизнью и насколько труднее быть справедливым, чем великодушным. Как же плохо ты меня знаешь! Думаешь, будь от моей смерти прок, я бы задумался хоть на мгновение? Мне нужно было жить, чтобы закончить дела. Я заключил союзы с соседними племенами. Уже поэтому смерть была бы малодушным поступком.
- Недостаток мужества всегда легко оправдать, - насмешливо бросила ему в лицо негодующая Люси.
- Моя жизнь была бесценна. Все европейцы в экспедиции были для меня просто орудиями - не настоящими командирами. Погибни я - отряд тут же разбежался бы. Остальные туземцы поддерживали нас только благодаря мне. Я дал слово, что не брошу их, пока не расправлюсь с работорговцами. Через два дня после моей гибели все войско просто испарилось бы, англичане остались бы одни. Ни один не вернулся бы. А беззащитные земли достались бы проклятым арабам. Вместо обещанного мной мира они огнем и мечом опустошили бы всю страну. Повторяю: мой долг был жить и закончить начатое.
Люси немного успокоилась. Она спокойно посмотрела на Алека и сказала очень тихо и спокойно:
- Ты трус! Трус!
- Уже тогда я знал, что этот поступок может стоить мне твоей любви. Хочешь - верь, хочешь - нет, я пошел на него ради тебя.
- Будь у меня сейчас хлыст, я хлестнула бы тебя по лицу!
Алек молчал. Девушка дрожала от гнева и презрения.
- Видишь, он и правда стоил мне твоей любви. Наверное, это было неизбежно.
- Мне стыдно, что я любила тебя.
- Прощай.
Алек обернулся и, гордо подняв голову, медленно направился к двери. Его лицо было бесстрастно. Но стоило ему выйти, силы покинули Люси. Она рухнула в кресло и, закрыв лицо руками, зарыдала так сильно, словно ее несчастное, измученное сердце вот-вот разорвется.
Глава XVIII
На следующий день Алек отправился в Ланкашир. Чтобы возобновить работу шахты, предстояло еще сильно попотеть, и дел у него было невпроворот. Люси повезло меньше. Ей оставалось лишь снова и снова прокручивать в голове их разговор. Одна бессонная ночь сменяла другую. Люси чувствовала себя больной и несчастной. Тете она без объяснения причин объявила, что разорвала помолвку с Маккензи, и леди Келси, видя ее бледное, измученное лицо, не осмелилась докучать вопросами. Добрая женщина чувствовала, что племянница в отчаянии, но не знала, как ей помочь. Люси никогда не искала сочувствия и предпочитала сносить все невзгоды в одиночку. Сезон подходил к концу, и леди Келси предложила отложить отъезд в поместье на неделю-другую, однако Люси не желала облегчать собственные мучения.
- Не вижу причины менять планы, - спокойно возразила она.
Леди Келси с сочувствием посмотрела на девушку, но настаивать не стала. Она словно чувствовала, что Люси другого поля ягода. При всей своей исключительной доброте, спокойствии и кротости, леди Келси так по-настоящему и не сблизилась с племянницей. Она многое отдала бы за то, чтобы Люси излила душу, и у нее всегда были наготове объятия, в которые девушке надо было только броситься. Однако Люси совсем пала духом. Со всегдашней своей скрытностью она изо всех сил старалась с достоинством держаться на людях и, отказываясь принимать любые соболезнования, изображала обычную веселость. Напряжение было невыносимым. Свое счастье она видела в Алеке, а тот обманул ее ожидания. Теперь она гораздо чаще вспоминала об отце и брате, оплакивала их, словно оба умерли совсем недавно. Люси казалось, что теперь единственное спасение - вообще не думать об Алеке, и она каждый раз упрямо гнала все мысли о нем.
Через некоторое время ей пришло в голову, что нужно извиниться перед Бобби: ведь он сразу все понял и рассказал ей, как того требовал долг, - она же ответила резкостью. Он был с ней так любезен, а она - бесчувственна и жестока. Бобби мог знать, что она больше не помолвлена с Алеком Маккензи, и наверняка догадывался почему; однако после бала он больше не приезжал. Люси полагала, что признание Алека адресовано ей одной и она не имеет права пересказывать его всем и вся. Если в кругу знакомых заходила речь об этом происшествии, то девушка всем своим поведением показывала, что не желает его обсуждать. Но не таков был Роберт Боулджер. С учетом сложившихся обстоятельств ему придется рассказать все, что известно. Потом Люси, внезапно ощутив тягу к самопожертвованию, вдруг подумала, что ее долг - вознаградить Бобби за многолетнюю преданность. Она постарается быть ему хорошей женой, прекрасно отдавая себе отчет в своих чувствах. Все будет без обмана. Ее жизнь теперь лишена всякого смысла, и раз уж ему так хочется на ней жениться, то вполне разумно ответить согласием. А самое главное, между ней и Алеком все будет кончено.
По вторникам леди Келси всегда приглашала кого-то из друзей на ленч, и Люси предложила как-нибудь позвать Бобби. Леди Келси очень обрадовалась: она обожала племянника и переживала, что тот не появляется. Когда Люси разорвала помолвку, она тут же сообщила Бобби, но ответа не получила. Приглашение Люси написала сама.
"Мой дорогой Бобби!
Тетя Элис будет очень рада, если ты придешь в этот вторник на ленч в два часа. Будут Дик, Джулия Кроули и каноник Спратт. Если придешь (а я очень на это надеюсь), то не мог бы ты приехать раньше остальных? Я хотела бы с тобой поговорить.
С любовью,
Люси".
Ответ пришел почти мгновенно.
"Моя дорогая Люси!
Приду с удовольствием. Думаю, половина второго будет в самый раз.
Твой любящий кузен,
Роберт Боулджер"
Бобби явился точно в назначенное время.
- Почему ты у нас не появлялся? - спросила Люси, держа его за руку.
- Я думал, ты не захочешь меня видеть.
- Кажется, в тот раз я была к тебе несправедлива и жестока.
- Ничего страшного, - вежливо отозвался он.
- Должна сказать, что я сделала, как ты советовал. Я прямо спросила Алека, и он признался, что виновен в смерти Джорджа.
- Мне очень жаль, - сказал Бобби.
- Почему? - спросила она со слезами на глазах.
- Потому что я знаю, как сильно ты его любила.
Люси залилась краской. Однако ей нужно было сказать ему еще многое.
- Тогда, на балу, я была к тебе несправедлива. Ты говорил правильно, а я повела себя глупо и очень об этом жалею. Пожалуйста, прости меня.
- Тут нечего прощать, Люси, - сердечно отозвался он. - Какая разница, что ты сказала? Ты же знаешь, что я тебя люблю.
- Не знаю, чем я заслужила такую любовь. Мне так стыдно за свое поведение.
Он взял ее за руку, и Люси не стала отстраняться.
- Может быть, ты передумала? - наивно спросил он.
- Милый Бобби, я ведь не люблю тебя. Хотела бы, но не люблю и, боюсь, никогда не полюблю.
- Все равно выходи за меня.
- Неужели я так много для тебя значу? - с болью в голосе воскликнула девушка.
- Быть может, со временем ты меня полюбишь.
- Не будь таким скромным, я сгорю от стыда. Бобби, я бы с радостью сделала тебя счастливым, если бы могла. Поразительно, что ты все еще хочешь на мне жениться. Но я должна быть честной. Не стану себя обманывать: я хочу за тебя замуж не ради тебя, а потому что сама боюсь. Я хочу задавить в себе любовь к Алеку, хочу укрепить свою решимость раз и навсегда. Видишь, какая холодная расчетливость? И я так мало могу тебе предложить.
- Я мечтаю, чтобы ты стала моей женой. Не важно почему.
- Нет-нет, не соглашайся так быстро. Дай мне сперва сказать, что если ты правда этого хочешь, я буду исполнять свой долг с радостью. Если уж во мне нет любви, то есть искренняя преданность и глубокая благодарность. Я хочу, чтобы ты был счастлив.
Он рухнул на колени и стал покрывать ее руки жаркими поцелуями.
- Спасибо тебе, - шептал он, - спасибо.
Люси наклонилась и нежно поцеловала его в лоб. Две крупные слезы медленно скатились по ее щекам.
Через пять минут вошла леди Келси. С удовольствием отметив, что племянник с племянницей снова вполне ладят, она не успела выяснить, что произошло, поскольку тут же объявили о появлении каноника Спратта. Леди Келси слышала, что канонику предложили освободившийся епископат, и заранее жалела о его отъезде из Лондона. Другого такого пастыря и не сыщешь: несмотря на зрелый возраст леди Келси, он всегда был с ней вежлив и обходителен, прекрасно чувствовал себя в обществе. Именно такие и становятся епископами. Затем появилась миссис Кроули, а еще через некоторое время доложили о приходе Дика. Тот беззаботно вошел, даже и не подозревая, что заставил всех ждать не меньше четверти часа, - и наконец компания была в сборе.
С каноником Спраттом никогда не бывало скучно, и все весело болтали. Миссис Кроули в летнем платье выглядела роскошно, а поскольку обращалась она исключительно к миловидному священнику, тот тоже пребывал в превосходном расположении духа. Она искренне смеялась его незатейливым шуткам и то и дело дарила кокетливые взгляды. Каноник даже не пытался скрыть от собеседницы, что считает американских женщин самыми милыми созданиями во всем мире; она же подчеркивала, что служители церкви бывают совершенно очаровательны. Они обменивались цветистыми комплиментами, однако наивный прелат даже не догадывался, что его собеседница просто дразнит сорокалетнего джентльмена, раздраженно поглощающего свой ленч по другую ее руку. Миссис Кроули так ни разу и не заговорила с Диком Ломасом, однако когда она стала прощаться с леди Келси, тот тоже поднялся.
- Отвезти вас домой? - спросил он.
- Я еду не домой. Впрочем, вы можете подвезти меня до Виктория-стрит - у меня там встреча в четыре часа.
Они сели в кеб, и Дик хладнокровно велел ехать в Хаммерсмит, а сам с довольной улыбкой уселся рядом со спутницей.
- Бога ради, что вы затеяли? - воскликнула она.
- Я хочу с вами поговорить.
- Очень мило, но я же опоздаю на встречу.
- Я из-за этого совершенно не беспокоюсь.
- Значит, из-за моих чувств вы тоже не беспокоитесь? - насмешливо поинтересовалась она.
- Даже и не думаю, - улыбнулся Дик.
Миссис Кроули пришлось со смехом признать, что ловушку он расставил очень ловко. Или, может быть, это как раз Дик угодил в ловушку? Она уже и сама не знала.
- Если цель этого похищения - поговорить со мной, то не пора ли вам приступать? - поинтересовалась она. - Надеюсь, ваша речь выйдет не только смешной, но и поучительной.
- Я хотел бы заметить, что в обществе не принято подчеркнуто игнорировать человека, который сидит рядом с вами за ленчем.
- Неужели? Простите. Просто, зная вашу прожорливость, я решила оставить вас наедине с омаром под майонезом.
- Пожалуй, вы мне все же не нравитесь, - задумчиво пробормотал Дик.
- Полагаю, именно поэтому вы так долго меня избегаете.
- Хотелось бы напомнить, что на этой неделе я заходил к вам трижды.
- Последнее время меня часто не бывает дома, - изящно повела рукой миссис Кроули.