Потаенные ландшафты разума - Владислав Михайлов 4 стр.

Сва­лив все в ку­чу, я не­сколь­ко ис­ка­зил суть. Hет, ка­ж­до­го трас­се­ра в от­дель­но­сти уж ни­как нель­зя бы­ло об­ви­нить во все­яд­но­сти. Ес­ли вы ви­де­ли фран­цу­же­нок в ши­кар­ных туа­ле­тах, мор­ские ях­ты, ча­ек над во­дой, раз­но­цвет­ные ра­куш­ки, план пор­та Гавр, при­чес­ки со­вре­мен­но­го сти­ля, тен­ни­си­стов на кор­те, то на­вряд ли ря­дом мог­ли уме­стить­ся чер­те­жи ап­па­ра­та "Ви­кинг", кар­та Лу­ны, раз­рез стре­ко­зы, фо­то­гра­фии на­гро­мо­ж­де­ний го­лых скал и лун­но­го ска­фан­д­ра. Же­лае­мый стиль жиз­ни не на­до бы­ло уга­ды­вать - он за­яв­лял о се­бе пря­мо и од­но­знач­но.

О ми­рах, в ко­то­рых по­то­нул мой оче­ред­ной па­ци­ент, мож­но бы­ло сра­зу ска­зать - это ми­ры пра­виль­ных стро­гих форм, со­зер­ца­ния и уе­ди­не­ния, изы­скан­ных ма­нер, ис­кус­ных в люб­ви и в бе­се­де жен­щин, со­вер­шен­но­го те­ла, жи­во­пис­ной при­ро­ды, от­ре­шен­но­сти и раз­ду­мий.

Все си­дев­шие в ком­на­те трас­се­ры по­здо­ро­ва­лись со мной за ру­ку. Три де­вуш­ки, трое ре­бят, чет­вер­тый ле­жал, рав­но­душ­но гля­дя в по­то­лок, а пя­тый, Кон­стан­тин, ушел на кух­ню го­то­вить для ме­ня чай.

Я не то­ро­пил­ся - про­це­ду­ра ос­мот­ра бы­ла про­ста. Су­дя по внеш­не­му ви­ду трас­се­ра, экс­трен­но­го вме­ша­тель­ст­ва по­ка что не тре­бо­ва­лось, и ос­таль­ные чле­ны груп­пы ме­ня не то­ро­пи­ли. Вид­но бы­ло, что им то­же не­ку­да спе­шить. Раз­го­вор, ко­то­рый, ве­ро­ят­но, шел до мое­го при­хо­да, обор­вал­ся, все мол­ча­ли, ста­ра­ясь не смот­реть ни друг на дру­га, ни на ме­ня.

- Чай, - про­из­нес, поя­вив­шись с под­но­сом, Кон­стан­тин. Я по­грел ру­ки о чаш­ку, сде­лал не­сколь­ко глот­ков, от­ста­вил ее в сто­ро­ну и спро­сил: "ну?", что оз­на­ча­ло, что я го­тов их слу­шать.

- Маэ­ст­ро вы­шел на трас­су во втор­ник, в сре­ду он не дал знать о се­бе, и я по­шел к не­му на ра­бо­ту, по­том со­про­во­ж­дал до­мой. То­гда все бы­ло нор­маль­но. В чет­верг я на вся­кий слу­чай подъ­е­хал с ут­ра к не­му, стал со­про­во­ж­дать на ра­бо­ту. В ав­то­бу­се вы­шла ка­кая-то за­ва­руш­ка, я сто­ял в от­да­ле­нии и, че­ст­но го­во­ря, ни­че­го не за­ме­тил, но, по-мо­ему, его уда­ри­ли. Hа гру­ди по­том я об­на­ру­жил боль­шой си­няк. Вый­дя из ав­то­бу­са, Маэ­ст­ро про­шел ша­гов де­сять и упал. Шел как-то не­ес­те­ст­вен­но, слиш­ком пря­мо и роб­ко. Встал, про­шел еще не­сколь­ко ша­гов и сно­ва упал, по­том в тре­тий раз. Я не вы­дер­жал, под­бе­жал... - Кон­стан­тин раз­вел ру­ка­ми, как бы оп­рав­ды­ва­ясь, - при­вез его до­мой.

- Опыт у не­го боль­шой? Че­рез си­то про­шел?

- Hет. В пет­лю по­пал в пер­вый раз. Груп­па у нас еще мо­ло­дая, ни­кто еще си­то не про­хо­дил.

Я еще раз по­смот­рел на ре­бят и по­ду­мал, что пер­вое ис­пы­та­ние они про­хо­дят дос­той­но. Ко­неч­но же, у ка­ж­до­го на ду­ше кош­ки скре­бут, те­перь серь­ез­нее за­ду­ма­ют­ся о том, ку­да идут, но ви­да ста­ра­ют­ся не по­да­вать, хо­тя у всех по­се­рев­шие ли­ца и чер­ные кру­ги под гла­за­ми.

- Ка­кое нор­маль­ное дав­ле­ние?

Я дос­тал фо­нен­до­скоп.

- Сто три­дцать на во­семь­де­сят пять. Пульс в нор­ме - ше­сть­де­сят один. Се­го­дня пять­де­сят два, вче­ра был та­кой же. Я из­ме­рил дав­ле­ние, оно упа­ло, но все еще бы­ло в пре­де­лах нор­мы.

- Сни­ми­те одея­ло.

Про­слу­ши­ва­ние то­же не вы­яви­ло па­то­ло­гии, серд­це би­лось ров­но, ды­ха­ние бы­ло чис­тое, без хри­пов. Про­ве­рил ре­ак­цию зрач­ка, ре­ак­ции не бы­ло, взял кровь из паль­ца.

- Сколь­ко он пла­ни­ро­вал?

- Од­ни су­тки. Про­ба ли­ца.

- Ка­кой мак­си­маль­ный ко­эф­фи­ци­ент за­мед­ле­ния?

- Один и шесть де­ся­тых, а ус­ко­ре­ния один и две.

"Труд­ный слу­чай, - по­ду­мал я, - слиш­ком боль­шая пла­стич­ность ин­тел­лек­та".

- Трас­су мож­но по­смот­реть?

Де­воч­ки пе­ре­гля­ну­лись, но Кон­стан­тин без лиш­них слов дос­тал из ящи­ка сто­ла пап­ку и пе­ре­дал мне.

- Я ду­маю, вы уже оз­на­ко­ми­лись? - на вся­кий слу­чай спро­сил я. Кто кив­нул, кто от­ве­тил "да". Воз­дер­жав­ших­ся не бы­ло.

Об­ще­ст­во трас­се­ров не то ме­сто, где не­об­хо­ди­мо со­блю­дать ка­кие-то внеш­ние пра­ви­ла. По­это­му я по­про­щал­ся и ушел.

Они жда­ли от ме­ня по­мо­щи, и по­это­му чем бы­ст­рее я про­чту его трас­су и сде­лаю ана­лиз кро­ви, тем бы­ст­рее смо­гу дать от­вет.

Из всех шес­ти­де­ся­ти од­но­го слу­чая, а, на­до ска­зать, что я с не меньшей пунк­ту­аль­но­стью, чем они, ве­ду свои днев­ни­ки, за­пи­сы­ваю всех сво­их па­ци­ен­тов-трас­се­ров, это был один из са­мых бла­го­при­ят­ных. Наблюдали его с са­мо­го на­ча­ла, не до­пус­ти­ли до фи­зи­че­ской трав­мы, а тем бо­лее не да­ли по­пасть в ру­ки "про­фес­сио­наль­ных вра­чей". Че­ст­но го­во­ря, я на ре­бят рас­счи­ты­вал боль­ше, чем они на ме­ня. Это не зна­чит, что они на ме­ня не рас­счи­ты­ва­ли. Про­сто я знал свои скром­ные воз­мож­но­сти. Из этих шес­ти­де­ся­ти од­но­го толь­ко се­ме­ро вы­ка­раб­ка­лись бла­го­да­ря мо­ей по­мо­щи и мо­ему со­ве­ту. Со­ро­ка вось­ми по­мог­ла груп­па, двое вы­шли са­ми, как ле­ген­дар­ный Экс-Со-Кат, ос­таль­ные чет­ве­ро...

За­пре­щаю се­бе о них ду­мать и вся­кий раз, столк­нув­шись с но­вым слу­ча­ем, вспо­ми­наю о них. Прав­да, они да­ли мне по­чув­ст­во­вать на­стоя­щую от­вет­ст­вен­ность за чу­жую жизнь. Все чет­ве­ро по­па­ли в су­ма­сшед­ший дом, двое уже умер­ли, а дво­их еще "ле­чат".

До­ма я ска­зал же­не, что­бы она не до­жи­да­лась ме­ня и ло­жи­лась спать. Ве­ро­ни­ка по­смот­ре­ла на ме­ня гру­ст­но-гру­ст­но, но ни­че­го не ска­за­ла.

Я уст­ро­ил­ся око­ло сто­ла, сто­яв­ше­го на­про­тив ок­на. За стек­лом бы­ли вид­ны огонь­ки, ухо­дя­щие до са­мо­го го­ри­зон­та, - на­ша квар­ти­ра на­хо­дит­ся на по­след­нем, че­тыр­на­дца­том эта­же. Я от­крыл тол­стую тет­рад­ку с на­кле­ен­ным на ти­туль­ном лис­те пря­мо­уголь­ни­ком, на ко­то­ром бы­ло круп­но вы­ве­де­но: "Ро­ко­ко".

Топ­чан по­до мной был же­ст­ким, и я не­сколь­ко се­кунд по­ер­зал на нем, уст­раи­ва­ясь по­удоб­нее. Это то­же по­хо­ди­ло на ри­ту­ал и по­мо­га­ло со­сре­до­то­чит­ся, а это бы­ло не­об­хо­ди­мо. Им, не­ве­до­мо­му по­ка Маэ­ст­ро, мне, на­ко­нец.

Я вклю­чил маг­ни­то­фон. Обыч­но мне по­мо­га­ла ду­мать эта му­зы­ка. Ее к то­му же лю­бил мой сын. В этой ком­на­те ни­че­го не из­ме­ни­лось с мо­мен­та его ухо­да, ни стол, ни пол­ки с кни­га­ми, ни топ­чан, стоя­щий по­сре­ди ком­на­ты, ни хо­ло­диль­ник в уг­лу, да­же му­зы­ка иг­ра­ла все та же, как буд­то он был где-то здесь. Он был од­ним из тех чет­ве­рых. Он то­же был трас­сер.

Гла­ва VI

...Са­хар на­блю­дал за тем, как стай­ка мух ле­те­ла око­ло лам­пы, под са­мым по­тол­ком. За осо­бый шик у них счи­та­лось про­ле­теть пе­ред са­мым но­сом си­дя­ще­го за сто­лом че­ло­ве­ка, а то и сесть пря­мо на этот нос. Этот под­виг встре­чал­ся гра­дом ап­ло­дис­мен­тов. Ес­ли же че­ло­век вдруг вска­ки­вал и на­чи­нал в яро­сти го­нять­ся за му­ха­ми, раз­ма­хи­вая по­ло­тен­цем, то, со сме­хом раз­ле­та­ясь кто ку­да, они со сме­хом же встре­ча­ли ги­бель сво­их не­рас­то­роп­ных со­брать­ев по жуж­жа­нию.

Са­хар (а на­до от­ме­тить, что име­на да­ют­ся му­ха­ми друг дру­гу за ка­кие-ни­будь при­стра­стия) был уш­лым му­хом, не слиш­ком прыт­ким в са­мо­убий­ст­вен­ных за­ба­вах и ско­рее да­же с фи­ло­соф­ским скла­дом мыс­лей. По­это­му он лю­бил боль­ше на­блю­дать, чем дер­зать, и пи­тать­ся са­ха­ром (пусть да­же и ред­ко). "От са­ха­ра, - го­ва­ри­вал он, - да­же му­ши­ные моз­ги про­яс­ня­ют­ся, а без это­го дол­го не про­жуж­жишь".

Хо­ро­шо раз­би­ра­ясь в по­ве­де­нии че­ло­ве­ков, ос­то­рож­ный Са­хар за­слу­жил тем не ме­нее наи­луч­шую ре­пу­та­цию со­рви-го­ло­вы. Он пол­зал по ли­цу че­ло­ве­ка, ко­гда тот спал или был пьян, а в дру­гое вре­мя под­зу­жи­вал юн­цов на те же шут­ки и сме­ял­ся, за­жав лап­кой хо­бо­ток, ко­гда лов­кая ру­ка че­ло­ве­ка ло­ви­ла от­важ­ных глуп­цов пря­мо на ле­ту.

Что ж, ему, Са­ха­ру, до чрез­вы­чай­но­сти им­по­ни­ро­ва­ла са­ма мысль вме­шать­ся в жизнь су­ще­ст­ва не­из­ме­ри­мо бо­лее раз­ви­то­го и ги­гант­ско­го по раз­ме­рам. Прав­да, ос­таль­ная му­ши­ная шу­ше­ра счи­та­ла се­бя ни­чуть не ме­нее ум­ной и пре­ис­пол­нен­ной раз­но­об­раз­ных дос­то­инств по срав­не­нию с че­ло­ве­ком, глав­ны­ми из ко­их по­чи­та­лись уме­ния ле­тать и за­би­вать­ся в ще­ли, но сто­ит ли при­ни­мать во вни­ма­ние этих од­но­дне­вок, чья жизнь так ко­рот­ка, что толь­ко пло­до­ви­тость по­зво­ля­ет им быть при­мет­ны­ми в суе­те жиз­ни. Един­ст­вен­ный друг Са­ха­ра, ци­ник, му­хаб­ник и прой­до­ха, звав­ший­ся Дерь­мо, хоть час­то и по­вто­рял к мес­ту и без мес­та: "семь бед - один от­вет", все же не из­бе­жал об­щей уча­сти. Да, ко­ро­ток му­ши­ный век, лишь Са­хар, то ли бла­го­да­ря че­ло­ве­че­ско­му нек­та­ру, то ли осо­бо­му скла­ду мыс­ли и вро­ж­ден­ной ос­то­рож­но­сти, то ли во­ле слу­чая, про­жил столь длин­ную жизнь, что стал пат­ри­ар­хом и свя­тым еще при жиз­ни, и со свой­ст­вен­ным ему юмо­ром, вспо­ми­ная при­яте­ля, до­бав­лял, что тот "уто­нул в соб­ст­вен­ном име­ни".

Рань­ше, ко­гда он был мо­лод, то лю­бил в ти­хий без­вет­рен­ный сол­неч­ный день вы­ле­теть на­ру­жу в боль­шие про­стран­ст­ва (дво­ра), пол­ные опас­но­стей и кра­сот. Без­мозг­лые або­ри­ге­ны рои­лись там и тут, еже­се­кунд­но под­вер­гая се­бя смер­тель­ной опас­но­сти, и еже­се­кунд­но гиб­ли, то по­па­дая в во­ду, то под ру­ки или под но­ги че­ло­ве­кам, - боль­шин­ст­во в страш­ных пас­тях му­хое­дов.

Осо­бен­но он лю­бил сле­дить за без­рас­су­доч­ны­ми брач­ны­ми иг­ра­ми, ко­гда не­умо­ли­мый гу­би­тель­ный рок на­сти­гал сце­пив­шую­ся, по­те­ряв­шую рас­су­док в буй­ной стра­сти па­ру вез­де: в воз­ду­хе, на ле­ту, ка­таю­щую­ся по зем­ле, кам­нем па­даю­щую то в во­до­сточ­ную ка­на­ву, то в на­воз­ную ку­чу.

Пре­зи­рая плот­ские уте­хи и сле­дуя раз и на­все­гда ус­та­нов­лен­но­му хо­ду жиз­ни, Са­хар, не до­жи­да­ясь тем­но­ты и хо­ло­да но­чи, воз­вра­щал­ся в сжа­тое про­стран­ст­во (на треть­ем эта­же), са­дил­ся на свою лю­би­мую люс­т­ру и с ин­те­ре­сом сле­дил за че­ло­ве­ком. По­сле од­но­го слу­чая он, Са­хар, про­ник­ся ува­же­ни­ем к это­му ог­ром­но­му, го­ро­по­доб­но­му су­ще­ст­ву и с той по­ры ис­кал скры­тый смысл в ка­ж­дом его жес­те и по­ступ­ке.

А де­ло бы­ло вот в чем. Од­на­ж­ды от­ку­да-то из замк­ну­тых чер­ных про­странств че­ло­век дос­тал ко­роб­ку, рас­пах­нул ее... Са­хар по­на­ча­лу так ис­пу­гал­ся, что у не­го на не­ко­то­рое вре­мя по­му­тил­ся рас­су­док. В ко­роб­ке ров­ны­ми ря­да­ми си­де­ли му­хое­ды.

Это по­том уже Са­хар раз­гля­дел, что все они бы­ли мерт­вы, ис­кус­но вы­су­ше­ны и насажаны на сталь­ные бы­лин­ки. Это по­том он ча­са­ми рас­смат­ри­вал их жут­кие жва­лы, изящ­но-смер­тель­ные цеп­кие ла­пы с пи­ло­об­раз­ны­ми за­хва­та­ми и ра­зя­щи­ми крючь­я­ми, их ра­дуж­ные па­ры крыль­ев, те­ле­ско­пи­че­ские хво­сты с рож­ка­ми и ги­гант­ские ша­ро­вид­ные гла­за.

Hо в пер­вый раз он, по­тря­сен­ный жут­ким зре­ли­щем раз­но­ма­ст­ных и раз­но­ка­ли­бер­ных му­хое­дов, за­бил­ся в са­мый даль­ний угол лю­би­мой люс­т­ры и бо­ял­ся ше­лох­нуть кры­лыш­ком. Hе мень­шей бы­ла и ра­дость от ско­ро­го от­кры­тия - му­хое­ды мерт­вы! Че­ло­век же бес­по­во­рот­но был за­чис­лен в су­ще­ст­ва, дос­той­ные под­ра­жа­ния и ува­же­ния.

По­это­му се­го­дня, ран­ним пре­крас­ным ут­ром, Са­хар не­ук­лю­же, стар­че­ски под­ле­тел и сел на одея­ло, ко­то­рым был ук­рыт спя­щий че­ло­век. Са­хар си­дел, грел­ся на сол­ныш­ке и ждал.

Ко­гда че­ло­век про­снул­ся, то пер­вое, что он уви­дел, бы­ла боль­шая чер­ная му­ха, си­дев­шая на одея­ле. Ти­хо, не­за­мет­но под­ве­дя ру­ку, че­ло­век хлоп­нул ее, по­том взял за кры­ло и, вый­дя на бал­кон, ски­нул труп вниз. Он не знал, что Са­хар сам вы­брал та­кую смерть, да к то­му же, ес­ли че­ст­но ска­зать, сра­зу же за­был о му­хе и про­сто сто­ял на све­жем воз­ду­хе и ра­до­вал­ся ут­ру, ко­то­рое бы­ло пре­крас­ным.

По­че­му Са­хар вы­брал та­кую смерть? Про­сто ему не хо­те­лось вы­со­хнуть где-ни­будь в уг­лу, что­бы мо­ло­дое по­ко­ле­ние, про­ле­тая ми­мо, го­во­ри­ло: "Вот тот са­мый ум­ный Са­хар, став­ший свя­тым еще при жиз­ни. По­смот­ри­те, он за­сох не ху­же дру­гих и те­перь сто­ит на по­тол­ке па­мят­ни­ком са­мо­му се­бе и сво­ей глу­пой прин­ци­пи­аль­ной жиз­ни".

Гла­ва VII

Я про­снул­ся от пря­мых лу­чей солн­ца, по­пав­ших мне в гла­за, че­рез щель ме­ж­ду што­ра­ми. Бы­ло ти­хо-ти­хо, как-то по особенному, да­же ка­за­лось, что пред­ме­ты свои­ми при­чуд­ли­во-со­вер­шен­ны­ми фор­ма­ми, кол­дов­ст­вом, пе­ре­да­вае­мым от по­ко­ле­ния к по­ко­ле­нию, при­тя­ну­ли к се­бе, слов­но маг­ни­том, все шо­ро­хи, сту­ки, скри­пы, жуж­жа­ния, щелч­ки, вой и ше­лест, ко­то­ры­ми обыч­но на­пол­не­но жи­ли­ще че­ло­ве­ка.

- Ты про­снул­ся, - по­лу­ут­вер­ди­тель­но-по­лу­во­про­си­тель­но про­из­нес­ла моя ми­лая Ага­та, вхо­дя в спаль­ню, и улыб­ну­лась, ед­ва встре­ти­лись на­ши взгля­ды. Ше­лест ее бе­ло­го кру­жев­но­го на­ря­да, то ли пла­тья, то ли пень­юа­ра, и ее го­лос бы­ли пер­вы­ми ус­лы­шан­ны­ми мной этим ут­ром зву­ка­ми, а вслед за ни­ми мед­лен­но ста­ли про­яв­лять­ся ос­таль­ные.

- Я ви­дел стран­ный сон. Я - го­ро­жа­нин, жи­ву в ог­ром­ном блоч­ном до­ме, об­шар­пан­ном и тес­ном, а ок­на вы­хо­дят в пря­мо­уголь­ный двор, по­хо­жий на плац.

- За­ме­ча­тель­но, ты со­всем вы­здо­ро­вел.

- Как наш па­ци­ент? - про­из­нес не­за­мет­но поя­вив­ший­ся док­тор, го­во­рив­ший, как и все­гда, на стран­ном вра­чеб­ном жар­го­не, - ему не­со­мнен­но луч­ше. Дай­те-ка, моя до­ро­гая, раз­ре­ши­те, в сто­рон­ку, я по­смот­рю, как он...

Док­тор дос­та­ет сте­то­скоп, и я по­кор­но на­чи­наю стя­ги­вать ру­баш­ку пи­жа­мы. Здесь, как и вез­де, то­же луч­ше не спо­рить с док­то­ра­ми.

- Я, с ва­ше­го раз­ре­ше­ния, уда­люсь, - вдруг сму­тив­шись, го­во­рит моя ми­лая. - Что ему мож­но на зав­трак?

- Что мож­но? Все мож­но, - на­пе­ва­ет се­бе под нос док­тор, по­мо­гая мне снять ру­баш­ку, и, спо­хва­тив­шись, кри­чит вдо­гон­ку: - все, кро­ме ост­ро­го!

Hо не знаю, ус­лы­шит ли его го­лос моя бла­го­вер­ная, слиш­ком стре­ми­те­лен ее шаг.

Все еще не удов­ле­тво­рен­ный ос­мот­ром, док на­чи­на­ет ме­ня вы­сту­ки­вать. Я сме­юсь, по­то­му что это ще­кот­но, и то­гда он с ви­ди­мой не­охо­той и тща­тель­но скры­вае­мым удов­ле­тво­ре­ни­ем со­гла­ша­ет­ся со мной в том, что я со­вер­шен­но здо­ров.

- Оде­вай­тесь, ба­тень­ка. Зав­трак в две­на­дцать, - на­по­ми­на­ет он.

- По­сле сыг­ра­ем в шах­ма­ты? - пред­ла­гаю ему я.

- Воз­мож­но.

Он, к со­жа­ле­нию или на­ко­нец, ухо­дит, я са­жусь на край кро­ва­ти, пы­та­ясь ра­зо­брать­ся в сво­их пры­гаю­щих чув­ст­вах. Лишь од­но я знаю твер­до - день бу­дет пре­крас­ным.

* * *

В пар­ке еще све­жо, ро­са ле­жит на тра­ве и цве­тах, сни­зу, по но­гам тя­нет хо­лод­ком, но свер­ху уже пе­чет солн­це, на не­бе ни об­лач­ка, день бу­дет яс­ным и жар­ким, о чем мож­но су­дить по не­под­виж­но­сти воз­ду­ха. Бу­каш­ки ско­пом ле­та­ют над кус­та­ми, дру­гие ко­по­шат­ся у ног, слов­но бы то­ро­пясь об­де­лать свои де­ла до по­лу­ден­ной жа­ры, но я-то знаю, что им ни к че­му то­ро­пить­ся, что это мне толь­ко ка­жет­ся, что они то­ро­пят­ся, на са­мом де­ле их су­ет­ли­вая жизнь не зам­рет да­же под са­мы­ми па­ля­щи­ми лу­ча­ми. Ко­му и на­до по­то­ро­пить­ся, так это мне, ес­ли я хо­чу на­гу­лять ос­но­ва­тель­ный ап­пе­тит пе­ред зав­тра­ком и на­ко­нец-то обой­ти ланд­шафт­ную часть пар­ка, ос­мот­реть все ее кра­со­ты и ус­петь вер­нуть­ся к две­на­дца­ти - вре­ме­ни зав­тра­ка.

Hадо ска­зать, что этот парк по­хож на шка­тул­ку с сек­ре­том, у не­го два ли­ца, с ре­гу­ляр­ной сто­ро­ны де­ре­вья, под­стри­жен­ные по од­ной вы­со­те глад­кой сте­ной, то­же ка­жут­ся ре­гу­ляр­но-пра­виль­ны­ми, но сто­ит вой­ти под их кро­ны, как мир вол­шеб­но из­ме­ня­ет­ся, от пря­мых уг­лов и ров­ных ок­руг­ло­стей к изы­скан­но-из­ло­ман­ной гео­мет­рии хао­тич­но стоя­щих де­ревь­ев, меж ко­то­ры­ми при­хот­ли­во вьет­ся тро­пин­ка, то спус­ка­ясь в ни­зи­ну, то ка­раб­ка­ясь вверх по скло­ну зе­ле­но­го хол­ма. Сол­неч­ные по­ля­ны, как дра­го­цен­ный ка­мень в оп­ра­ве ле­са, пор­хаю­щие, ще­бе­чу­щие пти­цы, пау­тин­ки, све­тя­щие­ся в слу­чай­ных лу­чах солн­ца, строй­ные стеб­ли ка­мы­ша, да­же в без­вет­рии мо­но­тон­но по­ка­чи­ваю­щие­ся над гла­дью пру­да. Так и хо­чет­ся раз­деть­ся и ос­то­рож­но, не под­ни­мая муть со дна, вой­ти в те­п­лую про­зрач­ную во­ду...

Hо я спе­шу, вер­нее, за­став­ляю се­бя спе­шить, мне хо­чет­ся, вос­поль­зо­вав­шись пре­дос­тав­лен­ным мне оди­но­че­ст­вом, обо­зреть этот ра­фи­ни­ро­ван­ный лес­ной мир, но он не раз­де­ля­ет мое­го оп­ти­миз­ма и, ви­ди­мо, уже по­смеи­ва­ет­ся над мо­ей са­мо­уве­рен­но­стью.

Я ос­та­но­вил­ся. Толь­ко что мне ка­за­лось, что пруд с пло­ти­ной и не­боль­шим во­до­па­дом дол­жен от­крыть­ся мо­ему взо­ру, сто­ит ми­но­вать оче­ред­ной холм, но вот я уже на вер­ши­не, а вни­зу толь­ко ров­ная зе­лень де­ревь­ев да взяв­ший­ся не­из­вест­но от­ку­да дуб сто­ит пе­ре­до мной во всем мо­гу­ще­ст­ве при­зе­ми­сто­го уз­ло­ва­то­го ство­ла, по­хо­жий в сво­ей ве­ли­ча­во­сти на не­со­кру­ши­мо­го ви­кин­га.

Я обо­шел его кру­гом и по­вер­нул об­рат­но, то­ро­пясь вый­ти на зна­ко­мую мне тро­пу и усом­нив­шись в ду­ше, что мне уда­ст­ся осу­ще­ст­вить свое же­ла­ние и "объ­ять не­объ­ят­ное". Де­ре­вья, как и пре­ж­де, поч­ти­тель­но, с га­лант­но­стью при­двор­ных рас­сту­па­лись пе­ре­до мной и дис­ци­п­ли­ни­ро­ван­ны­ми сол­да­та­ми смы­ка­лись за мо­ей спи­ной, от­го­ра­жи­вая от ме­ня все, что на­хо­ди­лось за пре­де­ла­ми три­дца­ти-со­ро­ка ша­гов, тро­па ви­лась ужом, но все же вы­ве­ла ме­ня на од­ну из бо­ко­вых ал­лей.

Бре­гет по­ка­зы­вал, что то­ро­п­ли­во­го вре­ме­ни ос­та­лось слиш­ком ма­ло для но­вой по­пыт­ки, и я в ду­ше был рад то­му, что боль­ше не на­до то­ро­пить­ся, а мож­но про­сто по­гу­лять по зна­ко­мым гео­мет­ри­че­ски пра­виль­ным ал­ле­ям, по те­ни­стым ар­ка­дам, по­лю­бо­вать­ся явив­шей­ся вдруг бел­кой или яще­ри­цей и, по­ко­рив­шись раз­ме­рен­но­му рит­му об­сту­паю­щих де­ревь­ев, мер­но об­ду­мы­вать не­то­ро­п­ли­во по­яв­ляю­щие­ся в па­рад­ных оде­ж­дах мыс­ли.

Я при­сел на низ­кое ог­ра­ж­де­ние ма­лень­ко­го фон­та­на, ме­лан­хо­лич­ным взо­ром сколь­зя по до­рож­ке пар­ка до мос­та, пе­ре­се­каю­ще­го ми­ниа­тюр­ный ка­нал, и об­рат­но, мысль, без уси­лия, лег­ко ото­рвав­шись от брен­но­го те­ла, под­ня­лась к са­мым об­ла­кам...

Я су­до­рож­но оч­нул­ся от дре­мы. Все­му ви­ной - му­ха. Она се­ла мне на ли­цо, я мот­нул го­ло­вой, по­те­рял рав­но­ве­сие и чуть бы­ло не сва­лил­ся в фон­тан.

Сна­ча­ла, еще не впол­не со­об­ра­жая, я оки­нул взгля­дом все во­круг, а это был по-преж­не­му пол­но­кров­ный сол­неч­ный день, слепяще-праздничный.