- Козлик, козлик, припади к матери-сырой земле, не едет ли Мертвяк за нами?
- Едет, едет, едет и близко есть.
Царевна бросила кремень.
- Стань гора непроходима до неба, чтобы не было птице пролету, зверю проходу, Мертвяку проезду.
Гора и стала.
Скликнул Мертвяк мертвяцкую силу, стали сечь да рубить, просекли дорогу, и снова погнался Мертвяк.
- Козлик, козлик, припади к матери-сырой земле, не едет ли Мертвяк за нами?
- Едет, едет, едет и близко есть.
Царевна бросила огниво.
- Стань огненна река, чтобы не было Мертвяку проезду.
Приехал Мертвяк - нет проезду. Кричит Мертвяк царевне:
- Брось мне, царевна, твои башмачки, я - Мертвяк, я не возьму тебя замуж.
Царевна бросила башмачки. Сел Мертвяк и поплыл, и доплыл до середины реки и утонул.
А Курушка царевна поехала в другое царство и там выла замуж за морского разбойника.
1908 г.
Жадень-пальцы
Были три сына. Жили они с матерью со старухой. Жили они хорошо, и добра у них было много. Старуха-мать души не чаяла в детях. Только и думы у старой, что о детях, чтобы было им жить поспокойнее, побогаче, повеселее. И задумала старуха, - помирать ведь скоро! - захотелось матери еще при жизни благословить добром сыновей, добро разделить - каждому дать его часть.
И разделила мать добро свое поровну всем, все сыновьям отдала, а себе ничего не оставила. Что ей добро, богатство, зачем оно ей на старости лет, - помирать ведь скоро! - как-нибудь век доживет, не оставят, небось, любимые детки, дадут ей угол дожить свой век.
Сыновья получили добро, не разошлись, все вместе дружно остались жить, как наперед вместе жили. Только матери-старухи уж никому теперь не надо. Гнать ее не гонят, да лучше бы выгнали: трудно, когда ты не нужен!
Сели сыновья обедать, а никто за стол не посадит матери.
Лежит мать на печке голодная.
- Господи, хоть бы Ты мне смерть послал!
А проходил о ту пору по селу старичок-странник, зашел старичок в избу к братьям хлебушка попросить.
- Господи, хоть бы Ты мне смерть послал! - молится мать.
Старичок и спрашивает:
- Что же это так, сами кушаете, а матери не даете?
- А нам ее никому не надо! - отвечают сыновья, знай себе ложкой постукивают.
- А продайте, - говорит старичок, - коли не надобна.
Сыновья к страннику, живо все из-за стола выскочили.
- Купи ее, дедушка, купи, сделай милость! Лишняя она, обуза нам с ней.
- Господи, хоть бы Ты мне смерть послал! - молится мать.
- А выведите ее, ребятки, за забор, там и денежки получите! - сказал странник, пошел из избы, вон из избы пошел.
Дети к матери, стащили старуху с печки, поволокли: двое под руки, третий сзади. Вывели из избы старуху да к забору и уж там, за забором, хотели они от нее отступиться, а рук и не могут отдернуть…
Старуха приросла к ним.
А с тех пор и живут так, не могут освободиться: сами едят и мать кормят.
1912 г.
Небо пало
Ходила курица по двору, вязанка дров и просыпалась. Пошла курица к петуху:
- Небо пало, небо пало!
- А тебе кто сказал?
- Сама видела, сама слышала.
Испугался петух, и побежали они прочь со двора. Бежали, бежали, наткнулись на зайца.
- Заяц, ты, заяц, небо пало!
- Тебе кто сказал?
- Сама видела, сама слышала.
Побежал и заяц. Попался им волк.
- Волк, ты, волк, небо пало!
- Тебе кто сказал?
- Сама видела, сама слышала.
Побежали с волком. Встретилась им лиса.
- Лиса, ты, лиса, небо пало!
- Тебе кто сказал?
- Сама видела, сама слышала.
Побежала и лиса. Бежали они, бежали, - чем прытче бегут, тем страху больше, да в репную яму и пали. Лежат в яме, стерпелись, есть охота.
Волк и говорит:
- Лиса, лиса! прочитай-ка имена, чье имя похуже, того мы и съедим.
- Лисицино имя хорошо, - говорит лиса, - волково имя хорошо, зайцево хорошо и петуховое хорошо, курицино имя худое.
Взяли курицу и съели.
А лиса хитра: не столько лиса ест, сколько под себя кишки подгребает.
Волк опять за свое:
- Лиса, лиса! прочитай-ка имена, чье имя похуже, того мы и съедим.
- Лисицино имя хорошо, - говорит лиса, - волково имя хорошо, зайцево хорошо, петуховое имя худое.
Взяли петуха и съели.
А лиса хитра: не столько лиса ест, сколько под себя кишки подгребает.
Волк прожорлив, ему, серому, все мало.
- Лиса, лиса! прочитай-ка имена, чье имя похуже, того мы и съедим.
- Лисицино имя хорошо, - говорит лиса, - волково хорошо, зайцево имя худое.
Взяли - съели и зайца.
Съели зайца, не лежится волку: давай ему еще чего полакомиться!
А лиса кишки лапкой из-под себя загребает и так их сладко уписывает, так бы с кишками и самоё ее съел.
- Что ты ешь, лисица? - не вытерпел волк.
- Кишки свои… зубом да зубом… кишки вкусные. Волк смотрел, смотрел да как запустит зубы себе в брюхо, вырвал кишки да тут и околел.
- Что курица, что волк - с мозгами голова! - облизывалась лиса, подъела все кушанье, выбралась из ямы и побежала в лес, хитра хитрящая.
1909 г.
Медведчик
1
Шел медведчик большой дорогой, вел медведей. С медведями ходить трудно - медведь так в лес и смотрит, тоже поваляться охота в теплой берлоге - берлога насладена медом! - вот и изволь на скрипке играть, отводи душу медвежью.
За Филиппов пост наголодался медведчик, нахолодался. Плохо нынче скомороху. И то сказать: без скомороха праздник не в праздник, а всяк норовит лягнуть тебя побольнее, либо напьются, нажрутся, и скомороха не надо.
Застигнул медведчика вечер: куда ему с медведями, такое позднее время! А стоял на дороге постоялый двор богатый. Просит медведчик у дворника пустить на ночлег. А дворник и слышать не хочет, отказывает.
Прошел слух, будто ездят по большим дорогам начальники, проверяют перед праздником чистоту у дворников. И была дворнику грамотка подброшена, что ночью нагрянет к нему начальник для проверки. Вот дворник, кто б ни попросился, всем и отказывал.
- Я не пускаю не то что тебя с твоими супостатами, я и извозчиков не пускаю, обещался нынешнее число сам губернатор у меня быть.
А работник дворников говорит дворнику:
- Хозяин, - говорит, - отведу я их в баню; в предмыльник поставить медведёв, а сами в бане упокоются.
Уперся дворник: и то и другое и неудобно, и что губернаторские кони услышат запах медвежий, на дворе будут пугаться.
Плохо дело. А уж ночь охватывает, ночь - звезды, крепкий мороз. Просит медведчик, медведей ему жалко как льдинки, звезды горят, крепкий мороз.
Ну, дворник и согласился.
- Отведи их в баню с медведями, - сказал дворник работнику, - да затвори покрепче, а ключи у себя держи, кто знает!
Отвел работник медведчика в баню, запер ворота и стал с хозяином звонка слушать, гостей поджидать.
2
Остался медведчик с медведями в бане. И тепло ему и медведям тепло, да все неспокойно что-то, сам не спит и медведи не спят: Миша лапу сосет, а медведица Кулина ноздрями посвистывает. Не мёртво, никак не уснуть, то Кулину погладит, то Мишу потреплет.
О чем медведица думала, невдомек медведчику, только что-то недоброе думала, губой пошлепывала, или чуяла недоброе, да сказать не могла? Миша тот свое думал: пройтись бы ему на пчельню пчелок поломать! - охотник был до меда медведь, лапу сосал.
Стал медведчик, потрогал лапы, потрогал уши медвежьи.
"Постой, - подумал, - прочитаю заговор, чтобы медведей ножи не брали, кто знает!"
- Мать, сыра земля! - поклонился медведчик Мише, поклонился Кулине, - мать, сыра земля, ты железу мать, а ты, железо, поди во свою матерь землю, а ты, древо, поди во свою матерь древо, а вы, перья, подите во свою матерь птицу, а ты, птица, полети в небо, а ты, клей, побеги в рыбу, а ты, рыба, поплыви в море, а медведю Мише, медведице Кулине было бы просторно по всей земле. Железо, уклад, сталь, медь на медведя Мишу, на медведицу Кулину не ходите, воротитесь ушьми и боками. Как метелица не может лететь прямо и приставать близко ко всякому древу, так бы всем вам не мочно ни прямо, ни тяжко падать на медведя Мишу, на медведицу Кулину и приставать к медведю Мише и к медведице Кулине. Как у мельницы жернова вертятся, так бы железо, уклад, сталь и медь вертелись бы круг медведя Миши и медведицы Кулины, а в них не попадали. А тело бы медвежье было не окровавлено, душа не осквернена. А будет мой приговор крепок и долог.
И только что медведчик заговор кончил, слышит, колокольчик у ворот брякнул, да все резче и громче.
3
Слышит работник, звонят у ворот, поднялся, и хозяин поднялся, тоже услышал.
- Беги, - говорит, - скорей, отворяй!
Работник к воротам, отворил калитку посмотреть, а у ворот люди - не такие, он назад, калитку запер, да к хозяину. А уж разбойники давай сами бить и ломать, сорвали ворота, да в дом, и сейчас же - овса, сена коням, а себе вина и закуски.
Хозяин видит, дело-то плохо приходит, старается угодить гостям, и вина и хлеб-соли полон стол наставил. А им все мало, до денег добираются, вот куда метят!
- Довольно, - говорят, - тебе, хозяин, копить, уж накопил достаточно, - да за сундук дворников и взялись.
Тут хозяин улучил минуту, пока молодцы из сундуков выбирали, да и пришепни работнику, чтобы в баню сходил к медведчику, помощи попросить медведями.
Работник в баню к медведчику, рассказал медведчику, какая беда у хозяина. Мигнул медведчик Мише, мигнул Кулине, вывел медведей из бани к дому, приказал им службу.
Кулина сердитей и сильнее Миши, - велел ей медведчик в дом идти и управляться, насколько есть мочи, да чтобы маху не давала, а Мише приказал в сенях ждать.
- Случаем тронутся утекать молодцы, - сказал медведчик, - маклашку давать им немилосердную!
Поклонились медведи медведчику, рады, дескать, приказание исполнить, стал Миша в сенях, поднялась на задние лапы медведица и пошла в дом.
А разбойники деньги все обобрали, и опять стали гулять, уж в дорогу пили и закусывали, да как посмотрели на это чудовище - космато, велико, голова, что квашня, от страха так и ужаснулись.
Ну, Кулина не робкая, не заробела, давай их ломать во все свои силы - кому руку прочь, кому ногу прочь, кому черепанку взлупила.
Разбойники за ножи, а нож не берет - погнулись в кольцо ножи, невредима медведица, видят, не сладить, и давай уходить, а Миша в дверях. И кто в сени выскочил, так тут и пал.
Так перебили медведи всех до единого, а было всех двенадцать молодцов, двенадцать разбойников.
- Собакам собачья честь! - сказал дворник, забрал себе двенадцать коней разбойничьих и до утра чистил и прибирал с работником дом и двор.
А медведчик, чуть свет, в путь пошел, повел медведей. До звезды ему надо добраться до города, пристать к колядовщикам.
Без скомороха, без медведчика и праздник не в праздник, и пир не в пир, коляда не настоящая.
1912 г.
Подари, государь, колядовщиков!
Наша коляда ни рубль, ни полтина,
А всего пол-алтына.
Сказ
Для пересказа народных сказок я пользовался записями, нигде не напечатанными, - запись московская, сольвычегодская и грязовецкая, и записями, напечатанными в Живой Старине, и записями из сборника Н. Е. Ончукова, Северные сказки, Записки Имп. Рус. Геогр. Общ. по отделу этнографии XXXIII. Спб. 1908 г. Привожу №№-а Ончуковского сборника и указания о других записях.
Русские женщины. - 1) 120, 2) 96 и 170, 3) 147, 4) 104, 5) 184, 6) 289, 7) 80, 8) 294, 9) 247 (ср. рассказ Сиди Нумана из "Тысячи одной ночи", - в изд. Т-ва И. Н. Кушнерева, М. 1890 г. т. III, стр. 170), 10) 95, 11) 71, 12) 288, 13) Запись сказки в Грязовецком уез. Вологодск. губ., 14) 285, 15) 191, 16) 286, 17) 94, 18) 205.
Царь Соломон и царь Гороскат (Петр). - 1) 46 (ср. "Повести о царе Соломоне". Летописи рус. литер, и древности, изд. Н. С. Тихонравовым. М. 1862 г. т. IV, стр. 112). 2) 49, (ср. "Повесть о муромском князе Петре и супруге его Февронии". Памятники старинной рус. литературы. Изд. гр. Гр. Кушелевым-Безбородко. Вып. 1. Спб. 1860 г., стр. 27).
Воры. - 1) Запись сказки Сольвычегодского уез. Вологодск. губ., 2) 45, 3) 168 и 169, 4) 14, 5) Запись сказки Московская, 6) 197.
Хозяева. - 1) 227, 2) 231, 3) 229, 4) 40, 5) 87, 6) "Живая Старина", вып. 1. 1911 г. ст. А. Васильева, стр. 117.
Мирские притчи. - 1) 194, 2) 192, 3) 292 и 293, 4) 195, 5) 188, 6) 189, 7) 115, 8) 113, 9) 72, 10) 185, 11) 190, 12) 161, 13) 249.
Глумы. - 1) "Живая Старина", вып. 1. 1897 г. Ст. С. В. Максимова, стр. 112, 2) "Живая Старина", вып. 1. 1911 г. ст. А. Васильева, стр. 117, 3) 199, 4) 174, 5) 56, 6) 280, 7) 216, 8) "Живая Старина", вып. 1. 1911 г. ст. А Васильева, стр. 117.
Записи сказок, которыми я пользовался, были сделаны в Архангельской, Олонецкой, Вологодской и Уфимской губ. и принадлежат Н. Е. Ончукову, академику А.А. Шахматову, учителю Д. Георгиевскому, писателю М. М. Пришвину, А. Васильеву, Д. Ив. Баласогло и учительнице В. А. Шалауровой. А записывали они сказки со слов сказочников и сказочниц: сказочники - Григорий Иванович Чупров, Иван Никитич Кисляков, Василий Дорофеевич Шишолов, Павел Григорьевич Марков, Алексей Иванович Дитяев, Мануйло Петров, Наум Михайлов, Василий с Белой Губы, Павел Михайлович Калинин, "Гриша Шалай" - Григорий Петрович Кашин, Марков Илья Николаевич, Степан Петрович Корельский, Яков Степанович Бородин и Филат Никанорович Календарев; сказочницы - Анна Семеновна Никитина, Лукерья Филимоновна Маркова, жена Севастьяна, старуха Анна Ивановна, старуха Медведева, Михайловна, старуха Тараева, Прасковья Александровна, Марья Петровна, Ульяна Ивановна Базакова, Прасковья Степановна Воронихина и Марья Ивановна Баранова. А кто сказывал сказки этим сказочникам, про то ничего не известно, и только сказочник Илья Николаевич обмолвился, что свою сказку "слышал он от ненёкского мужика в кузнице".
Скажу и я про себя, откуда я слышал мою сказку московскую о Барме: это печник Глухой ее мне сказывал. Какой он был печник, я не знаю, я одно знаю, как, бывало, придет он к нам в дом, а приходил он к нам вечерами на Святках да на Масленице, и как, бывало, услышим от няньки, что Глухой пришел, и сейчас же все мы, дети, кубарем на кухню, а уж Глухой в кухне представляет. Печник глухой был, ничего не слышал, да еще и полунемой какой-то, и что́ говорил он, понять трудно было, одно - смешно очень, и только про Барму явственно он рассказывал, и представлял чудно́.
Помяну тут Глухого печника-сказочника, передавшего мне свою сказку, и поблагодарю его, помяну и других незнаемых сказочников, со слов которых сказки я сказываю, и поблагодарю их, помяну и тех, кто записал сказки сохранил нам этот дар русского народа, и поблагодарю их, и поклонюсь всему русскому народу за его докуку умственную и балагурье веселое.
Сказки, вошедшие в книгу Докука и балагурье (1905 1912 гг.), напечатаны были в газетах, в журналах и в сборниках.
I. Газеты: "Наша Жизнь" (приложения), Спб. "Новый День", Спб. "Русская Молва", Спб. "Русское Слово", М. "Речь", Спб. "Слово", Спб.
II. Журналы: "Весь Мир", Спб. "Всемирная панорама", Спб. "Заветы", Спб. "Запросы Жизни", Спб. "Копейка", Спб. "Новая Жизнь", Спб. "Нов. журн. для всех", Спб. "Новая Студия", Спб. "Огонек", Спб. "Сатирикон", Спб. "Скэтинг-ринг", Спб. "Солнце России", Спб. "Северные Записки", Спб. "Тропинка", Спб.
III. Сборники: "Италии", изд. Шиповник, Спб. "Огни", изд. Нов. журн. для всех, Спб. "Пасхальный альманах", изд. Новина, Спб. "Шиповник", изд. Шиповник, Спб.
Укрепа
Слово к Русской земле о земле родной, тайностях земных и судьбе
Посвящаю С.П. Ремизовой-Довгелло
Слово
Камень не камень, твердынное, как камень, чистым серебром окладенное, лежало слово на русской земле.
Осенний ветер вызнабливал сердце, вьюжливой мете-люжливой зимой зимскою сковывал мороз, заливал снежный на́слуд и шумно топило его половодьем.
А придет весна теплая, да долгая, отдохнут все поля и там, на реке Костроме, где в зеленых низовьях шелестят камыши и на мелком песку светятся гладкие голыши, греется оно, твердынное, под ясным солнцем - или и осеннему ветру не повыкрушить сердца! - слушает звон колокольный: над воскресным утром от далекого Озера Святого до Ипатия несется над Волгой звон благовестный.
То место свято - святая и крепкая Русь.
Во времена лихолетья гудел набат в слободах Костромы, собирал народ, подымался русский народ, и от роду родов не бывало, чтобы даром врага промелёдили - Стань к стороне! - разбивался враг о твердыню.
То место свято - святая и крепкая Русь.
Шелестят камыши, лениво струится река - темные волны, волна за волной, в широкую Волгу, и по приволью большому зеленеют зеленые дали, - там когда-то стояли костры становища дикого каменного люда и гремели дикие песни.
Не дикие песни, шелестят камыши, слышат тепло - лето ведреное Бог посылает, и чудится в ночи, слышно ржанье коней да глухой мечный звон, - это дружины русские вышли на защиту родной стороны под святой клич "За русскую землю!" и от реки, вырытой шведской рукой, вплоть до подземного под Костромою-рекой годуновского хода стала под стяг стародавняя православная Русь.
То место свято - святая и крепкая Русь.
Камень не камень, твердынное, как камень, чистым серебром окладенное, лежало слово на русской земле, крепло от века с крепкою Русью, стойкой, готовной верой и правдой до смерти постоять за родимую землю.
И безмолвное, через все испытания, пожар и напасти хранимое пречистым Покровом, в грозный час вот воспрянуло оно, стародавнее, поновить русскую землю, поднялось оно, крестное, во всей своей силе укрепить и утвердить - наполнить сердце духом единым и единою мыслью русской за Русь, за Россию родимую.