- А вот ничего и не знаете, а туда же "расположена". Расположена она позволять иностранцам в ней хозяйничать и больше ничего! "Расположена"! "Расположена"! Я вот побольше вас ездил, да и то не знаю, где и к чему она "расположена"! Я, сударь вы мой, по глупости моей, где-где только не был. В Сибири был, - по своей воле, спешу сделать необходимую оговорку, - а то нынче на железных дорогах жулья много развелось.
Вы улыбнулись.
- Нечего улыбаться! Правда. В Царстве Польском был, на Кавказе, в Туркестанском крае, в Финляндии, Малороссию всю объездил, в Бессарабии я и родился, в земле войска Донского побывал. И везде, куда ни заедешь, только и слышишь: "Он в Россию поехал", "он из России приехал". Да что! Казань - на что город, на Волге стоит, и то спрашивают: "вы не из России приехали?" Фу ты, думаю, да где же эта самая Россия, наконец, находится? Надо же узнать. И махнул сдуру…
- В Москву?
- Угадали. В неё в самую! Здесь, думаю, она и собиралась, Россия-то, вокруг… Иван Калита, - ну, и всё прочее. Приезжаю, вижу в газетах про английские каверзы читают и вслух думают: "Нужно, - говорят, - из Петербурга телеграмм подождать: что-то Россия по этому поводу скажет!" Эге, - думаю себе, вон она где теперь, значит! Отправился. Порасспросил у того, у другого из сведущих людей, - говорят: "Действительно, там". Там и департаменты такие выстроены, чтоб об ней заботиться. Махнул в Питер. Приезжаю в один департамент. "Здесь Россия?" - "Никак нет - говорят, - здесь департамент неокладных сборов". Я в другой: "Здесь Россия?" Опять: "Никак нет, здесь департамент окладных сборов. И никакой России тут нет". Куда ж это, - думаю себе, - она запропастилась? Да спасибо, столоначальник один объяснил. "Россия? - говорит. - А, знаю, знаю! Это просительница такая. То купцы от неё приедут, то помещики, - и все всегда о чём-нибудь просят. Надоели даже". Тут-то, милостивые государи, я и понял, что Россия при пересылке из Москвы в Питер затерялась где-нибудь по дороге. Ну, скажите, - не дурак я после этого? Если я даже, где моё собственное отечество находится не знаю! Не дурак?
- Гм… А ещё какие же вы основания имеете к такому заключению?
- К тому, что я дурак-то? Целых два основания. Во-первых, я не знаю, что такое рубль. Ну, вот, вы умный человек, а скажите-ка мне, что такое рубль? Ан, опять не знаете?
- Рубль!.. Рубль!.. Ну, натурально, что рубль…
- "Рубль - рубль". Нешто это ответ? Я за ответом-то, может, весь свет объездил, кругосветное плавание сделал, - а вы: "Рубль - рубль". Спрашиваю у одного: "Что такое рубль?" - "Рубль, - говорит, - это сто копеек". Ясно! "Ну, а что такое копейка?" - "Сотая часть рубля". Ничего не понятно. Обращаюсь к другому: "Что такое рубль?" - "Рубль, это, - говорит, - 133 копейки". - "Как сто тридцать три?" Батюшки, думаю, в одну минуту разбогател! То сто копеек в кармане было, то, вдруг, сто тридцать три сделалось! Вот хорошо-то! Прямо, ушам не верю. "Откуда мне сие?" думаю. "Как, - говорю, - 133 копейки? Может ли быть?" - "Натурально, - говорит, - 133 копейки на серебро по курсу. Ведь у нас счёт на серебро". - "Отлично, думаю, а проверить всё-таки не мешает". Отыскал ещё одного знающего человека. "Правда, - спрашиваю, - что рубль, это 133 копейки серебром?" Засмеялся. "Кто ж это, - говорит, - вам сказал? Рубль, это - 66 с небольшим копеек". Батюшки, - думаю, - да что ж это с небес да в подземелье. То разбогател, то чуть не нищий. Дух перехватило, голосу нет: "Как, - спрашиваю, - 66 копеек?" - "На золото, - говорит, - кто ж нынче на серебро считает? Что такое серебро? Теперь ложки, - и те томпаковые делаются. Вон, - говорит, - один наш знакомый недавно в Париж ездил, полдюжины ложек оттуда привёз, на всех надпись: "Гранд-Отель", "Гранд-Отель", Гранд-Отель". Он-то думал, что они серебряные, потому и взял, - а они томпаковые. "На серебро, - такого и счёта нынче нет". Прямо голова кругом пошла. Опять в Петербург махнул. Там должны знать! Являюсь к одному знакомому столоначальнику, спрашиваю: "Облегчите вы мою душу, объясните мне, дураку, что такое рубль?" - "Рубль, - говорит, - есть часть жалованья, которое мы получаем каждое 20 число аккуратно, и на который я получаю определённое количество съестных и прочих необходимых для поддержания жизни продуктов, - впрочем, количество это не всегда одинаковое, ибо иногда на рубль дают продуктов больше, иногда меньше". Вижу, что он больше с колбасной точки зрения смотрит. "Ну, - говорю, - а если на колбасную валюту перевести, сколько этот самый рубль составит?" - "А это, - говорит, - сказать трудно, ибо это зависит от многих причин и, между прочим, от того, с каким усердием в центральных губерниях свиньи будут производить себе подобных. А также, как этим делом займутся австрийские свиньи? Будет ли Австрия довольствоваться своим собственным мясом или и нашей ветчины захочет. Ныне, - говорит, - колбаса лучшая стоит в цене - 40 копеек за фунт. И в переводе на колбасную валюту, рубль есть не что иное, как два с половиной фунта лучшей колбасы. А может в зависимости, как я уже вам объяснил, от свиней наших и заграничных курс на колбасу подняться и до 50 копеек, - и тогда рубль будет представлять собою два фунта колбасы, и то не лучшего качества. А может и так быть, что свиньи позаймутся своим делом, как следует, и рубль будет представлять собою три фунта колбасы с третью". Тьфу ты! Тарабарщина какая-то. То два фунта с половиной, то два только, то целых три с третью! Махнул к другому столоначальнику: за границу в командировку собирается. "Рубль, - говорит, - что такое? Пока славная штука! 37 с половиной стоит. А дальше не знаю, что будет. Теперь самое время за границу ехать. Чем глупыми вопросами заниматься, поезжайте-ка, батенька, за границу, да радуйтесь, что курс так стоит. Меры ведь принимали". Что же вы думаете? Поехал и всю дорогу радовался: курс, мол, поднимается. Даже шампанское за завтраком и обедом пил. Чего же мне при этаком курсе стесняться? Мне за границу-то и по моему делу, насчёт рубля, кстати нужно. Должны же ведь хоть за границей наши дела знать, - и мне всё толком объяснить. Приезжаю во Францию, - друзья! Я к одному французу: "Друг, поясни, что такое рубль?" Только француз-то попался глупый: "Рубль, - говорит, - это четыре франка". Да, к счастью, тут же при разговоре умный француз присутствовал, тот, спасибо ему, поправил: "И вовсе, - говорит, - не четыре франка, а два франка пятьдесят пять сантимов с дробью!" - "Ну, слава Тебе, Господи, - говорю, - если с дробью! Курс, значит, высоко стоит". Он на меня и глаза вытаращил: "Да вам-то, - спрашивает, - чего ж радоваться? Это нам нужно радоваться, а не вам". - "Да как же мне в Петербурге сказали?" "Мало ли, - говорит, - что вам в Петербурге кто скажет! Да вот я вам сейчас примером поясню: вы заняли у наших банкиров в неурожайный год 10,000 рублей по курсу, допустим, два франка". - "Ну?" - "Значит, 20,000 франков". - "Так!" - "Ну, а уплатили, конечно, в урожайный, когда курс поднялся, допустим, до 3 франков". - "Ну-с?" - "Значит, вы уплатили 30,000 франков. Взяли 20, а заплатили 30, - итого десять тысяч франков переплатили лишних, не считая процентов. Чему ж тут радоваться?" Нет, вы посудите по совести, если б я таким вот рёвой, как эта барыня, был, должен был бы я тут же разреветься, или нет? Узнавши, что я и радовался даром, и на повышении курса теряю, и шампанское напрасно пил. Должен был я плакать?
- Положим…
- Так и уехал ни с чем. И до сих пор не знаю, что такое рубль: 100 копеек, 133 или только 66 с дробью, - не знаю даже, радоваться мне, когда он повышается, или нет. Ничего не знаю. Ну, не дурак ли я после этого? У меня вон в кармане целых 10 рублей осталось, а я даже не знаю, что такое и один-то рубль.
- А вы далеко ездить изволили?
- В Петербурге был.
- По делам или так, опять по вопросам?
- Какие вы, однако, глупые вопросы задаёте! Зачем может бессарабский помещик в самую горячую рабочую пору в Петербург ездить? Конечно, с прожектом!
- Ну, и что ж?
- Приняли. "Ещё прожект?" говорят, и номер поставили. Кажется, 2.475.893-й. "Поезжайте, - говорят, - с Богом. Когда очередь дойдёт, посмотрим. В своё время обо всём через местного земского начальника известитесь, как и что!" А прожект-то неотложный, насчёт тарифов. Потому что ежели и в этом году на хлеб такой же тариф будет, то должно моё имение с молотка идти: на железную дорогу только и работаем.
- Как же вы теперь?
- А вот в этом-то и заключается третья причина, почему я заключаю, что я несомненный дурак. Не знаю, что сеять. Хлеб при нынешних условиях невыгодно…
- Ну, а в Петербурге как на этот счёт говорят?
- Разное. Был я у одного опять столоначальника. "Удивляюсь я, - говорит, - вам, гг. помещики, что вам за охота хлеб сеять, если невыгодно. Сеяли бы что-нибудь другое. Например, резеду. Очень выгодное растение. Я вот в горшке немножко посеял, - как разрослась, четыре раза рассаживать пришлось. А резеда, это - хорошо: во-первых, аромат, а во-вторых - выгода. Трава может идти на корм скоту, а цвет у вас парфюмерные фабрики с восторгом покупать будут. Опять же семена пойдут. А это не хлеб-с. Вы знаете, - семена-то, они почём? Пятачок золотник стоят. Ведь вон, - говорит, - Голландия, целая страна одними тюльпанами существует. Вот бы и вы за разведение цветов взялись. А то "хлеб", "хлеб". Предприимчивости у вас, господа, нет, - только клянчить умеете". Так отчитал, - ужас!
- Ну, а вы?
- Что я! У меня земли-то эк её сколько, в два дня не объедешь. Столько и дам-то на свете нет, чтоб всех передушить, если я резеду сеять начну. Прямо всемирный резедовый кризис в один год устрою. "Кризис-резеда!" Этого ещё только недоставало.
Поезд, между тем, стоял.
Толстый помещик взглянул на проходившего мимо начальника станции и вдруг вскочил, как угорелый:
- Батюшки, да это Пётр Иванович! Чуть было по глупости своей станции не пропустил.
И, еле выскочив с чемоданом на платформу, он крикнул нам в окно, когда поезд уж тронулся:
- А если кто из вас, господа, узнает, где в настоящее время Россия, или что такое рубль, или что нужно сеять, так будьте добры телеграфировать на мой счёт на станцию Забытую, селение Прогорешты, Ивану Алексеевичу…
Фамилии мы уже не расслышали.
- Это у них от кризиса! - заметил кто-то.
- Просто, брынзы много едят! - небрежно ответил господин с петербургской физиономией.
Поездка русского патриота на финляндский водопад Иматру
(Его наблюдения над природой, нравами и самим собой, изложенные в виде дневника)
Означенный "патриот", как видно из приложенного к его произведению curriculum vitae, состоит годовым подписчиком "Московских Ведомостей", полугодовым - "Нового Времени" и недавно подписался в рассрочку на "Гражданин".
Июля 15-го.
Решил ехать в Финляндию.
Перечитал несколько корреспонденций "Московских Ведомостей", купил кастет, два кинжала, пару револьверов, две берданки, четыре нагайки, щит, два копья, шесть коробок с патронами простыми, две с пулями "дум-дум".
В виду сепаратной нравственности Финляндии, весьма не одобряемой известным писателем г. Скальковским, думаю поехать вместе с женою.
Июля 16-го.
Был в гостях Иван Иванович, тоже полугодовой подписчик "Нового Времени". Услыхав, что еду в Финляндию, прослезился.
- Перенесёте ли вы эти ночёвки под открытым небом? Холодным, финляндским небом? На пронизывающем ветру, в жестокой стуже, под проливным беспрерывным дождём!
- Как под открытым небом?!
- Неужели же вы думаете, что финляндцы пустят вас в гостиницу?!
Решил купить брезент, раскину на берегу Иматры вигвам и поселюсь. Время распределяется так: три часа спать, три на карауле. Я сплю, - караулит жена. Жена спит, - я с берданкой хожу. При первом приближении финляндцев - стрелять. Драться до последней крайности. При сдаче выстрелить друг в друга.
Учу жену стрелять. Боится. Плачет, но стреляет.
Июля 17-го.
Приходил Пётр Петрович. Человек основательный. Вместо разговоров читает наизусть статьи "Московских Ведомостей". Узнав, что еду в Финляндию усомнился:
- Обеспечены ли вы провиантом? Я советовал бы ехать лучше зимою: мясо в замороженном виде дольше сохраняется. Хотя и теперь можно взять с собою консервы, как то делают путешественники к северному полюсу и в другие тому подобные места. Только консервы возьмите английские, а не русские. Русские консервы следует поощрять, но есть следует английские.
- А если финляндскую еду есть?
- Не дадут или отравят.
Купил солонины, дичи, масла в консервах, сделал запасы хлеба; не хватит - настреляю дичи на месте, убью медведя и сделаю ветчину.
Июля 18-го.
Видел во сне Грингмута.
Приезжаем будто бы мы с ним на Иматру, - и моментально нас окружает толпа раскрашенных в разные цвета финляндцев. Кинулись, привязали нас к дереву и начали вокруг нас танец танцевать.
- Как, - спрашиваем, - танец называется?
- Куоккала!
И, отплясав, начали говорить, что вот сейчас нас зарежут и съедят. Ножи у нас перед самым носом и над ухом точили.
Грингмута решили изжарить с кашей, а меня приготовить со сметаной и хреном.
Был освобождён от этого унизительного сновидения супругой.
- Что это ты, мой друг, такие страшные слова кричишь?
- Посмотрел бы я, матушка, что бы ты стала кричать, если бы тебя сметаной заливать начали! Всякий человек, когда его сметаной заливают, кричит!
Сон пророческий.
Решил усилить вооружение двумя штуцерами.
Июля 19-го.
Застраховал свою жизнь.
Июля 20-го.
Поехали.
Финляндец-кондуктор, с ненавистью посмотрев на наши билеты, указал в вагоне места, довольно удобные.
- Ага! Заманить хотите, а потом убить!
Держу револьвер наготове.
Озерки.
Удивительно удачная поездка. Не успел до финляндской границы доехать, - а уж измену открыл.
Оказывается, что Финляндия имеет целую огромную партию в самом Петербурге. И что партию эту составляют не кто иные, как гг. чиновники!
Открытие сделал случайно, в беседе с соседом, канцелярского вида господином.
- Помилуйте, - говорит, - сущая благодать! Собственную заграницу имеем! Во-первых, заграничного паспорта брать не нужно, - взял 28-дневный отпуск и за пять рублей девять копеек через полтора часа "иностранцем" сделался! Разве не лестно? Всё был русский, русский - и вдруг "иностранец". И всё-то удовольствие 10 рублей 18 копеек туда и обратно, с превращением в иностранца и обратной натурализацией, стоит. Деньги другие, разговор кругом - слова не поймёшь, границу переезжаешь! Прямо чиновничья заграница, заграница на сумму менее трёхсот рублей. Вот если бы ещё на обратном пути на границе построже смотрели, совсем была бы прелесть. Русский человек - контрабандист по природе. Хоть сигарочку беспошлинно провезти. Положим, сигары в Финляндии дрянь, но всё-таки контрабандную выкурить как-то приятнее. А теперь не то. Смотрят так, для проформы, никаких строгостей, никакой иллюзии!
Мысли столь зловредные, что решил о них телеграфировать в "Новое Время".
Куоккала.
Вот она Куоккала-то:
Переехали "границу", и начались оскорбления.
Чухонская морда, кондуктор, беспрестанно проходит по вагону и бормочет какие-то непонятные слова.
Так и кажется, что он, как тогда во сне, сейчас "куоккалу" танцевать примется.
Не выдержал, спросил соседа:
- Что это он зловредное про себя говорит?
- Названия станций выкликает.
Ах, животное!
Териоки.
Странное название!
И произносят, сколько я заметил, зловредные морды, особенно:
- Тери оки!
Как бы на что-то намекая!
Я тебе потру оки!
Надо будет об этом написать в "Московские Ведомости" и "Новое Время". Предложу переименовать загадочные "Тери оки" просто в "Теркино".
Опять проходила чухонская морда, буркнула что-то себе под нос и добавила:
- Остановка три минуты.
И каким тоном! Словно хвастается:
- Вот, мол, у нас как! Целых три минуты стоим!
Я тебе похвастаюсь, чёртова перечница!
Был истинно взбешён, но мыслей этих вслух не выразил, - по причине сепаратного воспрещения в Финляндии высказывать вслух свои искренние мнения о людях. А то сейчас в кутузку. Мошенники!
Произошло недоразумение.
Думал о чухонских тайных желаниях, как вдруг входит кондуктор, чухонская морда, и, в упор глядя на меня, говорит:
- Усикирка!
- На каком основании?!
Оказалось, - название станции.
Выборг.
Чухонцы - народ пустой и хвастливый.
Выхожу на станцию. Выборг. По-нашему, один Выборг, - а по их сейчас во множественном числе:
- Випури!
Гляжу, - аптека, одна аптека, а на вывеске:
- Appeteki.
Словно у них под одной вывеской чёрт знает, сколько аптек помещается. Как же! Нельзя! Надо похвастаться перед русским человеком:
- У нас, мол, всего много! И Випури и аптеки!
Тьфу!
Иматра.
Приехали в гостиницу.
- Пустите переночевать?
- Позялуйте!
У-у, подлецы! Буквы "ж" выговорить не хотят!
Вигвама разбивать не придётся. Для оружия и склада припасов пришлось взять другую комнату. Только в расходы вводят! Черти! Чухны!
Ещё за версту до нас донёсся могучий аккорд водопада.
Бегут года, столетия мелькают, как минуты, тысячелетия рождаются и гаснут, как день. Люди родятся, люди страдают, люди умирают. А этот аккорд, раз взятый природой, звучит, вечно звучит, как вечно всё в природе.
Когда в первый раз зашумела Иматра?
Это было в час великого переворота, великого ужаса, когда земля вздымалась, как волны, и эти волны застывали в горы, протестующе поднимаясь к небесам, закутанным в чёрные тучи. Из расщелин земли, словно кровь из ран, лилась горячая масса и в холодном, в ледяном, в дрожащем воздухе превращалась в гранит, в огромные сгустки крови земли. Пенящиеся, многоводные руки в ужасе метались, среди этого хаоса, не находя своих озёр.
Тогда, словно пальцами по клавишам рояля, ударила природа рекой по гранитам, - и, словно из огромного рояля, вырвался из земли этот могучий аккорд Иматра.
Страшный и грозный, словно отголосок того великого переворота, того ужаса, который царил на земле в часы мироздания.
И звучит он…
Это всё от лососины.
Отлично, подлецы, варят лососину. И тем нас подкупают! И мы даже чуть не стихи начинаем писать из-за этого!
У-у, хитрые шельмы!
Описания Иматры не пошлю никуда. У себя оставлю. А в газетах напишу:
- Дрянь! И водопада-то никакого нет, - пороги! Одно мошенничество!
Тот же день вечером.
От лососины, которую ел, ждал смерти. Смерти не последовало. Ел поэтому поводу форель.
Какая форель!
Ел на террасе между двумя парочками.
Одна - муж с женой. Другая, чёрт их знает, должно быть, какие-нибудь негодяи.
Водопад ревел, и они говорили громко, думая, что их не услышат. Но нет! У подписчика "Московских Ведомостей" слух изощрённый!