- "и прокол" затыкают они скорей "пунктом" материи: электроном; то - пункт прободанья материи сознаванием, "Я"; - миры "пунктов" рисуют наглядно картину встающего мира; но - только: сеть "пунктов" материи -
- поры сознаний существ: -
- не даром в своих парадоксах гласит Максуэлл о том именно, что
пункт - "демон".
Площадь
Вот и площадь - та самая, где три года назад я стоял и смотрел на оглавы вершин: вот она! Но оглавы теперь занавесились тучами, через которые косо прорезался луч преклоненного Солнца: -
- здесь жизнь пролетела, обвеясь; возвысились смыслы в громадный объем раздававшихся истин: до дальних прозоров о судьбах моих; возвышалися цели моих устремлений в разгонах времен, по которым я видел порою плывущим себя в утлой лодочке тела; порою - летящим за сферу Луны, мимо диска духовного Солнца, до Марса - к полуночи, чтоб в полуночи, остановившись в Видении Храма, иль тела, - низвергнуться снова: и строить себе новый Храм; чтобы там, в храме Тела, подслушивать действие взгляда -
- "Я" -
- в собственном сердце; и - видеть Его отраженье во мне; и - к себе самому припадать: -
- но на ряби сердечных волнений сияющий Лик раздроблялся во мне: миллионами блесков.
. . . . .
На этой, вот, площади я устремлял мои взоры: к объемам приподнятых гор, пообставивших промути дальних прозоров; и - там: в непроворной дали прозирались дожди; и туда восходила кровавая линия шумных, октябрьских лесов, облекая миры многогорбий в свою багряницу; и думалось мне: по уступам - туда проходил Рудольф Штейнер вчера; и я мысленно с ним совершил восхожденье - туда, где возвысились в воздухе гранные массы: бесснежными плешами; ясно представился черный сюртук, развеваемый ветром, и черная шляпа с полями; представилось это лицо, бледнобелое, с черным сверкающим взглядом, способным из черного стать бриллиантовым - там на вершине; оно мне представилось немо вперенным в огромные промути дальних прозоров: пред ним, от ноги отпадая уступами, прошлые эры стояли - каменьями времени; выше над ним, цепенея в незвучиях света, - стояло разъятым: грядущее нашей судьбы; ограненный морщинками лик - там, из воздуха, мне пробелел над отвесом; прояснилась мне от зубчатых уступов - улыбка; наверное с доктором Штейнером вместе ходила сестра, проницавшая тайны мистерий, смеясь розовеющим ликом, синея глазами; и - мушками вуалетки: -
- в столетиях времени! -
- думал: не помню, что думалось: самосознание, как младенец, открыло глаза.
. . . . .
Рудольф Штейнер развеял мне прежние смыслы; за ним я поехал из Мюнхена - в Христианию; из Христиании - в Берген; и взгляд, обращенный ко мне, отдавался, как память о памяти, как прохожденье мое -
- к высям "Я".
Не к себе, а ко мне меня звал Рудольф Штейнер.
. . . . .
Великолепно изваяно тело мое: прихотливо сплетаются в нем электронные пункты: в собрание атомов, в молекулярные общины, в города органических клеток, в огромные нации тканей, слагающих организм человечества:
"Я" - царь вселенной, возводится всем человечеством, строящим тело, - по лестнице мира: на трон! -
- Помещается трон моего человечества между глазами: под лобною костью; -
- и мечутся толпы дичайших существ, образуя кишенье творимого космоса между уступов - костей, пробегая пещерами костных продолблин, крича и метаясь:
- "Пошел!"
- "Идет!"
- "Я"… -
- "Я" иду: золотым фонарем освещаю свой путь; из вечерних туманов вхожу я в пещеры; меня окружает - убогий, дичающий род, непрерывно делящийся и ядущий себя среди этого рода -
- моих одичавших созданий! -
- брожу с золотым фонарем: выбегает толпа низкорослых уродов со скотскими лицами, с топорами и копьями; и - отступают от света; поставил фонарь я на землю; и в светлый, колеблемый тенями круг, проступили, серея, суровые лица:
- "Куда ты?"
- "На родину".
- "Где твоя родина?"
- "Там, где стоит пустой храм".
- "Мы все ждем, что туда пройдет Он".
- "Кто ваш Он?"
- "Бог, сошедший из неба - средь нас воплощенный."
- "Вы - ждете Его?"
- "Ждем: не видел ли ты Его"…
- "Да, это - "Я!"" -
- Царь вселенной возводится ныне на трон: меж глазами, под лобною костью.
. . . . .
В оккультном развитии есть потрясающий миг, когда "Я" сознаванья -
- свергается с трона (под черепом), разрываяся на миллионы сознаний; и видит Оно: возвышается тело сплетенной громадой из тел; на вершине громады свершается в "Я" пересеченье сознаний вселенной; невероятное переживанье себя мириадами "Я" уподобляемо быстрому погасанью сознания.
- "Я"!
- "Я" -
- раскричалось из пальца руки:
- "Я!"
- "Я!"
- "Я!"
- раскричалось из ног:
- "Я!" -
- "Я!" -
- "ячится" -
- из колена,
- из уст,
- из предплечий,
- из мозга,
- из печени,
- из ступни,
- из плеча -
- трон разбит; и единство сознаний утоплено; нет во мне "Я"; в голове моей пусто: покинутый храм. "Я" - в терновом венце, в багрянице, воздевши фонарь, забродило: по собственным жилам; на перепутиях жильных слоняется "Я", научая сознанию толпы слепых фагоцитов: и - принимая удары бацилл -
- нет, ужасная пытка узнать это опытно!
. . . . .
Кажется - в этом дичайшем, бессмысленном мире:
- "Как мог я попасть сюда?"
Фагоцит - круглоглавый дикарь, на коротеньких, выгнутых ножках, серея пятном несмываемой грязи, - уcтавился тупо; и - слушает, опершись на копье; и ему, дикарю, проживающему внутри органов моего истомленного тела, "Я", павший с престола в громадины органов тела, - ему говорю;
- "Я - во всех вас!"
- "Дарю вам мое низосшедшее "Я"".
- "Разрывайте его".
- "Просвещайтеся светом".
- "Тот свет "Я" - средь вас; и бреду в перепутиях; опустошением тянется путь:" -
- все то: -
- клеточки, клеточки, клеточки, клеточки: домики! Между них переулками бегают хитрые стаи бацилл, нападая на строй фагоцитных отрядов; влекут лейкоциты какие-то тяжести через сеть капилляров: от бездны желудка; до… солнечной площади Сердца; синеет, синеет; и стало - все синим: попал в свои вены; опять ничего не пойму, потому что понять невозможно: как это случилось, что "Я", провалившись в себя, перелетело пустоты, его отделявшие от сознания клеточки; и - стало клеточкой: -
- что ощущала та клеточка, над которою совершилось сошествие "Я"? -
- вероятно, она ощущала, что ток свето-воздуха, опустившись над теменем, пронизал это темя; что Кто-то, Старинный и Милый, свергался из бездны времен, одевая душистым теплом, как одеждой; и - зажил: под платяной оболочкою; "Я" же - измучилось: в круглоглавом, коротеньком тельце на выгнутых ножках; "Я" - видело ужасы: как эти малые тельца без проку и толку делились; и где стоял фагоцит, скоро там грохотала толпа их: безъячные яйности, яйца, - тупо катались за мной; мы катились: от вены до вены; к артериям; и из артерий, - опять попадали мы в вены; со мной фагоциты теперь обращались, как с братом:
- "Ты что же?"
- "Я-мир ваш!"
- "Ха-ха-ха-ха-ха!"
. . . . .
Так длилось до мига, когда привели меня в Храм, возвышающийся посередине сердечной, алеющей площади; в "Храме" - увидел я книгу, которая этим людом считалась священной; и - что же: -
- увидел я том Ледяного; на нем красовалось заглавие: "Я", я - прочел: мне слова прилетели из строчки; понять, что рисуется ими, - не мог я; но - чувствовал: в фагоцитной душе своей; вот - вся сквозная она! Да, я тут начался: низлетел из вот этой вот книги: -
- в "Я", в найденной Книге я, старый, седой фагоцит: начался!
. . . . .
Едва "Я" низвергнуто и блуждает в делящихся толпах: -
- я-я-я-я-я! -
- как перед "Я" толпы "я", раздвигаясь, крича, устилают торжественно путь мой одеждами:
- "Радуйся: Я!"
Я - вхожу в семью, занятую деловито делением; все безъячные яйности, яйца, крича, устилают торжественно место за трапезой - мне; и меня - покрывают одеждами:
- "Радуйся: Я!"
Так: едва я вхожу с домочадцами в общину, - яйности общины устилают торжественно путь мой одеждами:
- "Радуйся: Я!"
Так: едва я вхожу с моей общиной в город, толпа горожан, - устилает торжественно путь мой одеждами:
- "Радуйся: Я!"
Так: едва я начинаю с толпой горожан свой обход по стране, как меня выбирают царем, возлагают венец, багряницею кроют сутулые плечи; - и - устилают торжественно путь мой одеждами:
- "Радуйся: Я!"
Так: едва начинаю я с толпами верноподданных странствие по раскинутым странам вселенной, цари посещаемых стран мне бросают под ноги венцы, кроют с пением место за трапезой мира; и - устилают торжественно путь мой одеждами:
- "Радуйся: Я!.."
Сочетанье электронных сознаний в сознание атома -
- "Я!" -
- Сочетанье атомных ее знаний в сознанье молекулы -
- "Я!" -
- Сочетанье молекулярных сознаний в сознание клеточки: -
- "Я!" -
Сочетанье сознания клеточек в сознавание ткани есть: -
- "Я!" -
Сочетанье сознания тканей в сознание организма есть -
- "Я"… - По ступеням сознания - электронной, атомной, молекулярной и клеточной; далее по ступеням сознания тканей и органов: восприятий, чувств, волений, мыслей, - иду, как по лестнице, устланной красными тканями крови - к священному трону: высоко, высоко, над бездной сознаний моих -
- над моим подсознаньем -
- стою на Престоле моем; бездны "Я" перекрещены в "Я".
- "Я семь Я!"
. . . . .
Есть в развитии потрясающий миг, когда "Я" сознает себя Господом мира: над бездною яйностей кротко простерши пречистые руки "Я" сходит по красным ступеням, даруя себя в нем кишащему миру: -
- Сойдя со ступени высокого трона вселенной, дарует венцы всесветлейшего "Я" оно избранным, их нарицая:
- "Иоанн!"
- "Петр!"
- "Лука!"
- "Марк!"
- "Иуда!" -
- И органы тела теперь - все двенадцать! - суть:
- "Я"
- И, сойдя на вторую ступень чрез посредство двенадцати Царств, чрез апостолов "Я", всесветлейше дарует всем градам вселенной -
- "Я!" -
- Дальше: спукаясь на третью ступень, "Я" дарует себя всем кишащим в "Я" клеточкам, - "Я, я, я, я!"
"Я" дарует себя в каждой клеточке толпам молекул:
- "Я, я, я, я, я!" -
- А на пятой ступени дарует себя "Я" вселенным роящихся атомов:
- "Я, я, я, я!"
Все - свободны: Трон - ум мой - стоит опустевшим; все - царственны: в Иерусалиме творимого тела:
- "Я, я, я, я, я, я, я, я, я", прогудело по мощным вселенным: -
- Иуда меня предает!
. . . . .
Мне - быть распятым страшной ватагою; и - повторить для свободы творимого мира то самое, что уже совершилось то - путь Чела Века! На этом пути посвящения в "Я" - добровольно покинувши Ум (или храм - под Челом), опускаются по ступеням с Ума, т. е., - сходят с Ума в ад глухих подсознаний, чтоб вывести из мрачнеющих пастей глухого подземного ада огромные толпы чудовищ - в Свет Умный; то - ужас; то - искус: остаться на век с-ума-сшедшим!
Схожденье с Ума - нисхождение голубя "Я" на безумное; с-ума-сшедшие озаряют низринутым "Я" - подсознания мраки; своим золотым фонарем озаряют пути допотопным чудовищам; вочудовищнившись, - открывают возможности вочеловечиться птеродактилям, реящим в нас: то - бациллы сознания. -
- Светочем "Я" просветится бацилла!
. . . . .
Но - чувствовать "Я" царем мира, и в то же мгновение чувствовать мирового Царя - распинаемым в собственном теле ватагою диких бацилл, умирающим в яростях тела; услышать крик ярости:
- "О!" -
- "Распните!" -
- "Распните!"
- "Распните!" -
- Какой это ужас: -
- происходящее внутри жизни сознания кажется происходящим во мне: вот проходит почтенного вида прохожий; и - на тебя указует перстом; это - все происходит внутри, - в твоем теле (среди перепутий артерий влекут тебя в сердце твое, указуют перстами!); прохожий почтенного вида перстом указует на вывеску; перемещенье сознания заставляет тебя стать пред ним, скрестив руки; а указующий жест отдается в сознании жестом Пилата; и -
- "Ecce Homo!" -
- звучит; и тебе начинают мерещиться образы; бичевания, заушения, облечения в багряницу, распятия: и - положенья во гроб.
. . . . .
Сумасшедший
. . . . .
Здесь, отсюда когда-то я был вознесен, а усталое тело мое они долго водили лотом: по Берлину и Лейпцигу; но сначала оно пронеслось в Христианию мимо льдами покрытых оглав: зеленисто-лазурных громад: - мимо домиков Гетеборга и Мальмэ потом пронеслось мое тело; и тело взрывалось, ломимое Духом; и светы, меня осенявшие, сопровождалися ощущением режущего удара: от темени к сердцу; и - екало сердце; и - схватывал страх, что, вот, тело не выдержит; непоправимое совершится для тела; -
- я чувствовал, что - не готов: неизбежно меня ожидающий акт отразится на теле моем операцией; приподымалась задача: уметь овладеть: изнутри - ясномыслием; и извне - ясной вспышкой; -
- телесные тяжести нападали; и - страх пробуждался; и полюбившее Существо, помогавшее мне, - приподымалось, снималось, слетало с меня, оставляя в ущелиях плоти; томительный холод бесстрастья высасывал мысли - под ложечку; там начиналось кишенье змеевых, свивавшихся масс; -
- в это время писали в газетах из Бергена, что рыболовная шхуна разбилась: у Бергена! Не рыболовная шхуна разбилась, а - тело мое: "Я" - сошло в нем с ума: -
- то вскричала грядущим душа: и - теперь исполнялось грядущее; я, погибающий, в диких ватагах, в себе, - из себя самого простирал онемевшие руки.
Освещаю свой путь; из туманов вечерних стучу в окна хижин:
- "Не видели ль вы?"
- "Не прошел ли здесь Он!"
- "Не учил ли?"
- "Не звал ли?" -
- Вокруг собираются: швед, круглоглавый лопарь, русский пленный, бежавший в Голландию; и - вопрошают: -
- "Куда ты?"
Я им отвечаю:
- "На родину…"
Швед, подмигнув лопарю, вопрошает опять:
- "Ну скажи-ка: а где твоя родина?"
Им отвечаю:
- "Там, где нет вас, о род лицемерный!"
. . . . .
Две - родины перекрестились во мне: перекрестность путей - тяжкий крест; моя родина - братство народов.
Найду ли ее?
. . . . .
В багрянице я вижу себя проходящим по Бергену: в сопровождении… лопаря - на вокзал!
. . . . .
Вот - вокзал.
Полосатыми чемоданами, роем тележек, носильщиков, кассами и людским горлодером из сплава наречий он встретил: -
- да, я уезжаю…
- Куда? -
В город Солнца: на родину!
- Тело мое, обезумевши, быстро помчится, как в пропасть летящий отяжелевший бесчувственный ком, в прозиявшие дыры могил; проволокут его, завернув в пелены, точно желтую палку, -
- в могилу!
Мой дух невещественно протечет над катимым на родину телом в миры моей Мысли, которые отблески Солнца - Его!
Но в могиле, на родине, в русской земле, мое тело, как бомба, взорвет все, что есть; и - огромною атмосферой дыма поднимется над городами России; глава дымовая моя примет "Я", или Солнце, которое свергнется с выси - в меня: -
- "Я" воскреснет: не здесь, не теперь… -
- А пока?. -
Снова в поезде
Ночь сходила: туманы вскипали в котлах, образованных гребнями, выбивая наружу; их прокипи ниспадали кудласто по линиям ветром обсвистанных перпендикуляров из твердого камня; они ниспадали хлеставшими каплями; мы, опуская вагонные стекла, на станциях слушали: просвистни ветра в горах; и когда поднимали мы окна, они покрывались алмазными каплями; и не лысились, не шершавились красными мхами преклоны нагорий, едва зеленясь лазуреющим пролежнем; здесь, глянцевея, пластами оплывшего льда, на меня посмотрели когда-то оглавы нагорий, теперь занавешенных клочковатыми тучами, через которые красное око железного поезда безостановочно пробегало в серевшие сырости рваных туманов.
Все серые прочертни стен, подбегающих черной продолблиной быстро растущей дыры, - угрожали; качались высоко над нами ничтожные щеточка сосен; дыра нас глотала; и - начинала жевать: металлическим грохотаньем; туннель! -
- И вот выносились вагоны несущимся оком; и мы, в неотчет ливо-сером во всем, снова видела прочертни; снова дыра нас глотала;
- "Тох-тох" неуклонно метались грохоты в уши; и - "трахтахтах" -
- вылетали в мрачневшие серости;
- "Тб-та!" били нас скрепы рельс; и опять уносились стремительно в "тохтохтанье" туннелей; казалося: упадали удары из преисподней; я - рушились; суши и горы - от скорби; ломались холмы; проступали в туманы неясные пасти, где мы проносились; оттуда валил сплошной дым; волокли мое тело с темнотными впадинами провалившихся глаз - в глубины: до-рожденных темнот, иль посмертных; томлений, в глубокое дно пролетало, низринувшись, перстное тело мое с перепутанными волосами; и грохотом-хохотом било мне в уши; и глаз остеклелою впадиной - тело уставилось тупо - в туманы и мраки:
- "Познай-себя - ты!"
Мне казалося: упадали удары на жизнь; разрушались рельефы моей "биографии"; прежде мне было все ясно - во мне и в событиях жизни моей; - появились туманы теперь; и сквозь них проступали ужасные пасти пещер, образованных там, где их не было; силой порыва - летел в эти "дыры" мгновений, зиявших из прошлого; ночи сходили на все; изморщинилась суша; в ущельях мятежились просвистни первого мига сознанья; оно, как - бессонное око, бежало сквозь годы, в неясные прочертни детских годов, подбегающих черной продолблнной в рваных туманах; дыра-память первого мига - глотала; и - начинало вокруг грохотать то, что не было в яви дневной, что жило под нею; и я выносился оттуда; и на мгновение, отрешившись от бездны, отчетливо видел далекие годы; и снова глотал меня миг, разрывающий все.