Не помню, как я очутился дома и как провел ночь… А на другой день утром я уже мчался в поезде в свои милые "Пятереньки".
III
- Ну, - сказал хозяин после долгого молчания. - Вы еще счастливо отделались, потому что не столкнулись ни с кем лицом к лицу. А вот, как вам нравится случай со мной? Я путешествовал целую ночь наедине с сумасшедшим.
- Какой ужас! - вскричала жена. - У меня сейчас мороз по коже пробежал. Расскажи!
- Дело было так: ехал я по делам в Харьков. Вечером в мое купе, в котором я был один, вошел неизвестный господин. Он был закутан в башлык и в руках держал желтый чемодан…
Тон у него был вежливый.
- Я вам не помешаю?
- Нет, пожалуйста.
- Вы тоже до Харькова?
- Да, до Харькова. Разговорились.
Он предложил закусить, вынул из чемодана ветчину, хлеб, вино и сыр и стал все это резать большим острым ножом, который был у него в чемодане.
Когда мы закусили, он спрятал нож обратно, вынул револьвер да и спрашивает:
- Вы не боитесь, что к нам кто-нибудь заберется?
- Нет, не боюсь.
- А я боюсь. Положу револьвер под подушку на всякий случай.
Улеглись мы, погасили свет. Поезд идет, погромыхивая на скреплениях рельсов. Не помню уж как - только задремал я, а потом и заснул.
Только просыпаюсь от какого-то шума.
- Что такое?
Двери хлопают, носильщики по вагонам бегают, - оказывается, в Харьков уже приехали.
Мой спутник собрал вещи, пожал мне на прощанье руку и тоже ушел. Еле успел я одеться. Чуть было меня вместе с вагоном на запасной путь не отправили.
- Позвольте, - возразил гость Тарантасов. - Из всего этого я не вижу, что ваш спутник был сумасшедший… С чего вы это взяли?
- А как же не сумасшедший! Конечно, сумасшедший. Вы знаете, зачем он ехал в Харьков? Отыскивать сбежавшую с инженером-технологом жену!
- Бывает! - неопределенно вздохнул Тарантасов. Вид у него был неудовлетворенный.
- А я думала, он будет в тебя стрелять…
- Это еще с какой радости?! Я у него жену увозил, что ли?
Все повернули головы и посмотрели лениво в окно, за которым прыгала серая метель.
И было уже не страшно, не жутко, а скучно. Леденящий душу ужас таял…
Выходец с того света
В этот прекрасный сочельник не так много и выпили: на троих - Подходцева, Клинкова и меня - пришлось восемь бутылок бордо, конечно, не считая коньяка, потому что зачем же его считать?
Мы только немного больше, чем нужно, раскраснелись и совсем капельку расшумелись: Подходцев напялил на голову пуншевую миску и потребовал, чтобы мы воздали ему королевские почести.
Что будешь делать - воздали.
Дом, в котором нас терпели, был большой, старый, заброшенный… Кривая старуха, которая однажды легкомысленно предоставила нам верхний этаж, на весь недолгий остаток своей жизни сохранила на исковерканном временем лице выражение тупой паники и ужаса.
Потанцевали, попели. Потом притихли. Подходцев сел на ковер около дивана, на котором разбросался пухлый Клинков, положил кудрявую голову на клинковский живот и, полузакрыв глаза, только сказал:
- Сейчас полночь сочельника. По статутам в это времячко появляются в подобных домах привидения. Где они, спрашивается?
И капризно докончил:
- Хочу привидений! Человек, полпорции привидения недожаренного, с кровью!
- Прикажете притушить свет? - с притворной угодливостью спросил я, продолжая воздавать этому наглому человечишке королевские почести.
- Да, притуши, братец. Нельзя, чтобы горело четное число свечей. Вдруг мы да напьемся, да у нас будет двоиться в глазах - как мы это узнаем? А при нечетном числе, когда покажется четное, - значит, мы хватили лишнее. Так и будем знать.
Ах, и голова же был этот Подходцев! С такой головой можно дослужиться или до министерского портфеля, или до каторжной тачки.
Немного выпили.
- Хочу привидения! - прозвенел повелительный голос Подходцева.
И он мелодично запел:
- Умру, похоронят, как не жил на свете!..
Мы - я и Клинков - призадумались. Взгрустнулось. Вспомнился отчий дом, приветливые лица семьи, вспомнилось, как нас с Клинковым свирепо драли, когда мы, выкрасив кота чернилами, выпустили это маркое чудовище на изящных гостей гостеприимной семьи моих родителей.
В самом дальнем заброшенном углу нашей огромной комнаты, где кривая старуха свалила всю ненужную рухлядь - китайские ширмы, поломанные стулья и плетеные ветхие корзины с разным дрязгом, - в этом темном углу послышался шелест. Огромные ширмы с полуоторванным панно заколебались, съехали концом на корзину, - и бледное мертвое существо, на котором пыльная хламида болталась, как на вешалке, - тихо выплыло перед нами.
Мы отвели глаза от этого странного призрака и косо поглядели друг на друга. В двух парах глаз я прочел то же, что и они в моих глазах: мы все трое видели одно и то же.
- Серенькое, - задумчиво сказал Подходцев, разглядывая призрак.
- Ничего особенного, - добавил Клинков, всегда игравший при Подходцеве вторую скрипку.
Моя деликатная, гостеприимная натура возмутилась.
- Ослы вы полосатые! Никогда вы ни от чего не приходите в восторг и ко всему относитесь с критикой! Какого вам рожна еще нужно?! Привидение как привидение! Вы на них не обращайте внимания (примирительно отнесся я к призраку). Это такие лошади, которых свет не производил. Присядьте, пожалуйста. Чайку можно? Или пуншику?
- Ничего не надо, - выдохнуло из себя привидение легкий свист. - Я так посижу да и уйду.
Оно опустилось на дальний колченогий стул, даже не качнувшийся от этого прикосновения, - и снова выдохнуло из себя сырой затхлый воздух.
- Очень заняты? - с участием спросил Клинков.
- Занят, - согласилось привидение после некоторого раздумья. - Вы Минкина знаете?
- Минкина? Как же! Позвольте, это какого Минкина? Нет, не знаем.
- Оно - сволочь, - грозно сказало привидение, поведя тусклыми глазами куда-то налево.
- Кто оно?
- Привидение Минкина. Его уже два раза исключали из сословия за то, что он - хам.
- Да что вы говорите? Экая каналья, - искренно возмутился Подходцев. - А что же он делает?
- Подлости он делает. У нас установлена очередь для появления перед людьми, а эта свинья Минкин вечно вылезает без очереди, и уж он такие кренделя выкидывает, что прямо противно. Был уж небось?
- Кто, Минкин? Нет, не заходил.
- Минкин не ходит, он, как жаба, на брюхе ползет. У него розовые глаза.
- Гм! По-моему, это довольно декоративно. Может быть, чокнетесь с нами?
- Да уж не знаю, как и быть… Столько визитов, столько визитов. Разве что стаканчик. Только я пить не могу - я горяченьким паром подышу.
- Дышите, голубчик, - великодушно разрешил Подходцев. - Дышите, сколько влезет.
Дыша над стаканом с горячим пуншем, привидение ревниво заметило:
- Если Минкин придет, вы его не принимайте…
- Минкина-то? По шее мы ему дадим, этому Мин-кину.
- Хорошо бы, - вздохнул призрак, отставляя стакан. - Только у него шеи нет. Голова прямо из груди выходит.
- Что за наглая личность! - возмутился Подходцев.
- Еще стаканчик!..
- Да уж не знаю, как и быть… - призрак пожевал губами, будто не решался высказать мучившую его мысль. Потом спросил с натугой: - А скажите… этого… вы меня очень боитесь?
Мы переглянулись. В глазах мягкого Подходцева мелькнуло сострадание. Он подмигнул мне и сказал:
- Мы вас очень боимся. Прямо жуткое зрелище!
- Ей-Богу? - расцвел призрак. - А мне казалось, что вы как-то странно меня ветре…
- Ничего подобного! - вскричал я. - Прямо-таки мы чуть не перемерли от страху. Вы ужасны.
- Страшилище! - деликатно поддержал Клинков.
- У меня до сих пор сердце на куски разрывается от ужаса!..
И добавил с явной непоследовательностью:
- Хотите, выпьем на ты? Тесс! Кто это там скребется в дверь.
- Минкин! - с бешенством вскричал призрак, вскакивая. - Не пускайте его!
- Конечно, - согласился Подходцев. - Он всю компанию испортит. Ну его к черту! Давай лучше споем что-нибудь!
- Что-нибудь веселенькое, - согласился охмелевший призрак. "Похоронный марш", что ли? Или "Пляску мертвых" Сен-Санса?
- Ого! Какие ты, Володя, вещи знаешь, - удивился Клинков. - Слушай, а как у вас там насчет женского пола, э?
- Здоровая мысль! - хихикнул призрак, хлопнув мягким, пористым, как губка, кулаком по столу. - Хотите, я вас с одной покойницей познакомлю? Вот штучка-то!..
- К черту покойницу, - критически сказал женолюбивый Клинков. - Спой что-нибудь.
Призрак откашлялся и затянул затхлым, пискливым голосом:
Старенькие трупики
Новеньких чудней -
Всюду черви, струпики -
Никаких гвоздей!!!
И хор дружно подхватил припев:
И никаких,
И никаких,
И никаких гвоздей!!
Надышавшийся пунша призрак пытался и плясать, но слабые хрупкие ноги не выдержали: одна подломилась и крякнула, как сосновая щепка. Призрак поднял ее, повертел в руках и отбросил в угол:
- Который уже это раз, - сожалительно пробормотал он. - Ломучая дрянь.
Всем очень хотелось спать. Решили улечься на ковре вповалку, прикрывшись оторванной портьерой. Капризный Подходцев никак не хотел ложиться рядом с обессилевшим призраком.
- Пошел вон! - сказал он бесцеремонно. - От тебя землей пахнет.
- Вы тоже хороши, - бормотал призрак, кряхтя и умащиваясь поудобнее. - Напоили старичка, а теперь какую-то землю нашли. Эх, напугал бы я вас, да не хочется.
- Спи уж, - оборвал его Клинков. - Бубнит, бубнит, как шмель. По шеям надо таких пьяных старичков.
Эй ты, борода, разбуди к десяти. Мне еще с визитами надо…
Проснулись мы, Подходцев и я, в два часа дня на ковре, укрытые портьерой, с Клинковым под головами вместо подушки, со старыми газетами вместо простыни.
Мы оглянулись: нас было всего трое.
- А где же этот фрукт? - спросил я, оглядываясь.
- Какой?
- Да вот этот… земляной старичок, что про трупики пел.
Клинков поглядел на Подходцева. Потом тот и другой - на меня:
- Пойди умойся, - посоветовали оба.
* * *
Ах, как приятно окатить голову холодной водой на первый день Рождества Христова!
История одного актера
Жил-был один актер. Всякий актер любит рекламу, но мой актер в этом отношении был прямо неистов. Как тигр любит пить теплую кровь из прокушенного горла своей жертвы, как пылкий влюбленный ищет губ любимой девушки, так он искал рекламу, так он любил рекламу!
Иногда вдруг ни с того ни с сего газеты сообщают:
"Кража бриллиантов у актера N на три миллиона".
Или:
"Актер N потерпел крушение экспресса. 145 убитых, 8 раненых, актер N спасся, вскочив вовремя в трубу паровоза".
Сначала публика ахала, восхищалась, удивлялась и ужасалась - потом привыкла: нервы огрубели.
Сообщают, например:
"Вчера жирафа, запряженная в коляску актера N, взбесилась и понесла. Актер N, не растерявшись, подпрыгнул, ухватился за телеграфную проволоку и, добравшись таким образом до телеграфного окошечка, дал в нашу газету депешу о случившемся".
Какой-нибудь легковерный чудак побежит к приятелю:
- Слышали? У актера N жирафа взбесилась. Пришлось ему бежать по телеграфной проволоке!
- Брехня, - скептически поморщится приятель. - У актера N не только жирафы, но и клячи водовозной нет. И не при его пузе по телеграфным проволокам скакать…
- Зачем же написано?
- Реклама.
- Что вы говорите! А вот недавно сообщали, что его поколотил какой-то ревнивый муж…
- Тоже реклама.
- Да какая ж тут реклама для человека, если его палкой по башке трахнули.
- Ну, уж там видней, что к чему. И ребенок его был недавно болен для рекламы, и жена у него сбежала для рекламы… Ничему не верю! Все реклама.
- Однако он, говорят, из очень почтенной семьи…
- И семью себе выбрал для рекламы, и сестра у него замуж за инженера вышла для его рекламы!..
Вдруг - появилась скромная газетная заметка: "Актер N опасно заболел".
- Ишь ты, шельма, - сказала, подмигивая, публика. - Какую себе рекламу закатил: болен я, говорит.
- Да, может, действительно болен?
- Он-то? Наверное, для бенефиса все. Я, чай, здоровехонек…
Новая заметка:
"Положение актера N признано безнадежным. Он при смерти".
- Ха-ха-ха! - закатывалась публика. - Ну и ловкач же. Куда метнул! Ведь даст же Бог. Я думаю после этакого дела огромный бенефисище зацепить.
И наконец, появилась газета с траурной каймой: "Актер N вчера, не приходя в себя, скончался"…
- Гениальный парнюга! - ревела восхищенная публика. - Лобастый черт! Эко придумал: "не приходя в сознание"… Надо будет на бенефис билетик спроворить. Без барышника не обойтись. Интересно, когда бенефис будет: до вскрытия или после?..
Потом были похороны: актер чинно и строго лежал в гробу с кротким, навсегда успокоившимся лицом, а сзади шла публика и грохотала:
- Ах, чтоб тебя разорвало! Ведь вот что придумал… Мозговитый…
- Однако, как хотите, реклама - рекламой, а по-моему, это - оскорбление религиозного чувства! Кощунство.
- Зато по-американски, хи-хи.
- Ребята, гляди, зарывается! Ей-Бо, живьем для рекламы в землю уходит. Как же ему там до бенефиса дышать, голубчику?!.. Чем?
- Дурень ты, не нашего Бога! Где ж ему дышать, ежели от него уже покойницкий дух.
- Эва! Нешто для рекламы не надушится?! И, расходясь, уславливались:
- Значит, до бенефиса. На бенефисе встретимся.
А в это время в гробовую щель бочком прополз земляной червяк и пытливо огляделся в темноте:
- А где тут которые актеры? Чичас жрать их будем.
Освежающий душу разговор
Он сидел на скамеечке под тенистым деревом, когда я проходил мимо него.
У него было задумчивое интеллигентное лицо, лицо много читавшего и думавшего славянина, - и это расположило меня к нему, более того, потянуло к нему.
Я присел на ту же скамейку и тут только разглядел, что ошибся, по крайней мере, в его национальности: он держал на коленях, задумчиво перелистывая, номер английского журнала "The Tatler".
- Ду ю спик инглиш, сэр? - спросил я, приподнимая шляпу.
Он удивленно покосился на меня.
- Чего?
- Простите, вы русский? А мне показалось - англичанин! Признаться, эта нация - моя слабость. Меня всегда удивляли люди, у которых довольно свободно уживаются воздушная мистика Россетти и тяжеловесная гениальность Уэллса. Не правда ли?
- Кто уживается? - переспросил господин.
- Уэллс уживается с воздушной мистикой Россетти.
- Министр?
- Кто? Россетти? Нет, художник. "Э-э, - подумал я. - Интеллигент-то вы интеллигент, а в английской живописи, видно, швах".
Впрочем, я и раньше замечал, что русский интеллигент, поражая вас своей огромной начитанностью и осведомленностью в одних вопросах, ввергает вас в ужас полным невежеством в других вопросах.
- Я могу видоизменить эту прелесть английского контраста, - с готовностью подхватил я. - Уайт-Чапель у них уживается с роскошным Пикадилли, мрачный Миддль-Таун - с Армией Спасения, Джером - с Джеком Лондоном.
- Знаю, - кивнул головой интеллигент. - Это город у них такой - Лондон?
- Нет, это писатель американский такой есть! Джек Лондон - неужели не знаете? Он еще рассказы о Клондайке писал!
- О чем?
- О Господи! О Клондайке, на Аляске.
- Это где же это будет?
- Аляска-то? Неужели вы не знаете географии приполярных стран?!
- Которых, которых?
- Господи! Возьмите вы атлас Ильина…
- Ну, где там. Теперь и к паршивенькому коленкору не приступись.
- Слушайте! Да вы форменный профан…
- Никак нет. Я Федор Николаич, Утюжков моя фамилия… Хе-хе… За другого приняли?
Я перестал стесняться. Я грубо спросил его:
- Вы знаете, что такое синтаксис? Что такое этимология?..
- Не приходилось. Все, знаете, нет времени. Я на службе больше. По счетной части.
- Почему же вы, черт возьми, читали "The Tatler"?!
- Который?
- Да вот этот, что держите в…
- Я читал? Господь с вами! Я по-французскому ни в зуб. Да и по-русскому больше, если крупная печать…
- Так чего же вы его перелистывали?!
- Вот это вот? А я прикидывал, хватит ли, если сундук внутри оклеить. А то там щели и сволочи прусаки…
* * *
Приятно иногда потолковать с русским интеллигентом о воздушной мистике Россетти, о забавных контрастах британской индивидуальности, об откровениях автора "Мартина Идена", о причудливой раздвоенности апологетов Берн-Джонса, восхищающихся в то же время и творцом "Борьбы миров"…
Отвел душеньку.
Бокс в Турции и в Европе
Недавно, проходя по узкой, кривой, грязной уличке Константинопольской Галаты, я сделался свидетелем одного из самых замечательных боксерных зрелищ в мире.
Брел по улице турок с корзинкой бубликов на спине.
Навстречу ему бодро шагал английский матрос с томиком стихотворений Шелли под мышкой.
Не знаю, с чего началось: не то бублики зацепились за Шелли, не то Шелли - за бублики…
Владелец Шелли приостановился и, заткнув Шелли за пазуху, отвесил обладателю бубликов одну из самых великолепных пощечин.
Турок снял корзину, нагнулся и боднул крепкой головой в красной феске англичанина в живот - так боднул, что поклонник Шелли перегнулся пополам.
Разогнувшись, он трахнул турка в подбородок. Тот ляскнул зубами и молниеносным ударом расплющил англичанину нос. Англичанин упал.
И никто над ним не наклонился, никто не отсчитывал над ним секунд, и никакой тренер во время этого перерыва не растирал его мохнатым полотенцем…
Англичанин поднялся, пока турок собирал рассыпанные бублики, и сбил турка на землю.
Не знаю, какой это был "роунд", но в результате у турка оказалась вывихнута нога и сломанным - палец руки.