Назир остановил машину у стройтреста.
- Здесь сойдете?
Женщина открыла дверцу, спрыгнула с подножки на землю.
- Спасибо! Большое спасибо!
- Вы, наверное, скоро… Я подожду, довезу до дома.
- Спасибо… Я живу здесь, напротив. Может, зайдете?
Назир улыбнулся.
- Да нет, уже поздно, а мне еще к другу завернуть надо, поговорить… До свидания!
Он посмотрел женщине вслед. На душе у него было спокойно. Закурив, он развернул машину и поехал.
И снова эта знакомая дорога, и звездочка, похожая на инжир, зовет домой, указывает путь - не заблудись! Манит и манит, и ехать к ней можно бесконечно долго, и она не устанет светить.
Сторож сулейман
Да-а, вот так история получилась! Человек старый, почтенный и даже мимо тюрьмы-то никогда не ходивший сидит вместе с мошенниками и мелкими воришками - осужден на три года. Два завсегдатая районной тюрьмы, Сашко и Франт-Туляган, хорошо знавшие уголовный кодекс, пробовали объяснить старику, почему, мол, суд прав, и чего он, старый, не понимает, но не сумели и отступились. Не согласен старик с их объяснением, хотя и признан виновным в смерти человека.
Родные и знакомые не забывают старого Сулеймана, несут узелки с лепешками и кастрюльки с пловом. Только тюрьма не чайхана, - не лезет все это в горло… Сам председатель колхоза дважды приезжал к старику, а уж о старухе-то его и говорить нечего - ходит у ворот лагеря, точно курица, не успевшая в курятник попасть. И кто бы ни пришел к Сулейману - председатель ли, старуха, родственник или просто знакомый, - всех встречает старик со слезами на глазах: его начнут утешать - он успокоиться не может. Несчастье свалилось на голову, чего уж тут, и словами горю не поможешь.
А все начиналось так славно! Старый Сулейман-ата только что вышел на пенсию, и поскольку всю жизнь занят был трудом, теперь не знал, куда себя деть, тосковал по работе. В руках сохранилась еще сила, и ноги держали хорошо, и глаза могли пока что отличать рис от курмака. Случалось, правда, и такое, что ныла поясница, - но ведь от этого не помирают… Поноет - и пройдет, особенно если теплое сразу приложить.
Как же при таком-то здоровье сидеть дома? Правда, днем старик возился у себя на бахче, а вечером шел в чайхану - ту, что в таловой роще, - колхоз специально для стариков построил, и все же чувствовал себя Сулейман-ата никому не нужным, праздным человеком.
В чайхане он поначалу рассеивался, видя таких же, как он сам, пенсионеров, но потом дурные мысли возвращались, и все надоедало, выводило из себя, и он часто ворчал без причины.
Чайханой заведовал безногий Гулам-ака, бывший фронтовик. Раз есть заведующий, должны быть и подчиненные, но у безногого чайханщика их не было, а управляться ему одному было трудновато, и потому в чайхану по очереди приходили после школы его внуки - помочь. Наверное, из-за них и повесил Гулам-ака в чайхане объявление: "Распивать спиртные напитки запрещено". И ниже подпись: "Заведующий чайханой Гулам Карабаев". Раньше Сулейман-ата не обращал на объявление внимания, но сегодня разозлился: "И что за жизнь такая пошла - выпить человеку спокойно не дадут! И заведующий-то безногий…"
- Эй, хромой, - крикнул он чайханщику, - что это, раньше ты на кипятке выгадывал, а теперь и на заварке руки греешь?
Гулам-ака понимал, отчего чувствует себя не в своей тарелке и злится друг, и не упустил случая подразнить его:
- Таким старым вредно пить крепкий чай! Что ни говори - сердце пенсионного возраста. Еще перед старухой отвечать придется!
- Вот хромой шайтан! Был бы у тебя чай всегда такой крепкий, как твой язык!
Гулам-ака рассмеялся и, стуча деревяшкой по доскам пола, принес другу чайник свежего чаю.
В чайхане обычно пусто, чаще других появляются здесь двое, Халпаранг-ата, тот, что крив на один глаз, и Хакимбек-ата, Сулейман всегда рад их приходу. "Не один я бездельничаю", - думает он, приветствуя стариков.
Несмотря на грозное объявление, друзья скидываются на бутылку и посылают дежурного внука Гулама-ака в магазин. Старый Халпаранг мастер готовить плов, сделает - пальчики оближешь, А пока плов будет париться в своем котле, старики коротают время за беседой - откуда только слова берутся, - вспоминают обо всем и обо всех, а потом и споют еще…
Расходились обычно затемно, останавливались на каждом повороте, вспоминая дорогу, и подолгу прощались.
А ночами Сулейман-ата не спал. Откуда взяться сну, если не устаешь за день? Он вставал, выходил во двор, слушал далекий лай собак и близкий стрекот кузнечиков, снова ложился. И так каждую ночь… "Будто сторожу что", - горестно вздыхал Сулейман-ата.
И вот однажды старики вчетвером коротали время в чайхане и не подозревали, что именно в этот день произойдет неожиданное. Случилось же вот что. Заглянул в чайхану заведующий колхозным садом Мирвасик и обратился к сидящим:
- Дорогие и уважаемые старики, пришел с низкой к вам просьбой! Хочу, чтобы согласился один из вас временно посторожить склад. Тетя Маруся заболела, в больницу отвез…
- Конечно, я согласен, я посторожу, - сразу вызвался Халпаранг.
- Глупости ты говоришь, уважаемый, - возмутился Хакимбек, - пиалу от чайника отличить не можешь, колхозный склад как будешь сторожить, а? Глаз там нужен зоркий, такой примерно, как мой…
- Ах ты, какой быстрый, - обиделся Халпаранг. - А кто ж приготовил плов, что все уплели за милую душу? Друзья, вы слышите, что он несет? Нашел слепого! Сам ты слепой!
- Я - слепой? - возмутился Хакимбек.
- Да-да, ты и есть! Забыл, как на похоронах Сарсанбая в арык свалился?
- Ну, довольно, хватит! - прервал друзей Сулейман-ата. - Вы оба не годитесь. Я сам буду сторожить склад. - Хакимбек и Халпаранг переглянулись, готовые вступить в союз. - Кто раньше вас вышел на пенсию, а? То-то же. Значит, мне и ружье в руки, - заключил Сулейман-ата и встал, давая понять, что разговор окончен. Мирвасику же объявил: -Идем, сынок, веди меня!
Мирвасик виновато оглянулся на неудачников и вышел за Сулейманом, а те огорченно смотрели вслед победителю.
В ту же ночь старый Сулейман приступил к работе. Старуха принесла к складу кошму, кумган - кипятить чай, разной еды и, уходя, пожаловалась:
- Опозорили вы меня. Совсем из ума выжили. Слыханное ли дело - от старухи съезжать. Все старики вечерами дома сидят…
- Не ворчи, не ворчи, старая, - защищался Сулейман. - Или одна спать боишься?
- Ой, старый бес! Тьфу!.. Нужны вы мне! Рассыплетесь вот-вот, а туда же…
- Ну хватит, эй, старая, слышишь! Распустила язык! Дай вам, бабам, волю… Иди-ка ты лучше домой, да, как я, делом займись! - распорядился Сулейман-ата и отослал жену.
Когда старуха ушла, проведать друга пришли Халпаранг и Хакимбек. Они с завистью разглядывали Сулеймана - тот ходил по двору в длинном чапане, хоть вечер был теплый, и с ружьем за спиной.
- Ну и провел же ты нас, старый пес! - пожаловался Халпаранг.
- Средь бела дня вокруг пальца обвел, - добавил Хакимбек. И столько неподдельной горечи было в их словах, что Сулейман в душе даже посочувствовал им, но виду не подал.
- Кто смел, тот и съел! - подразнил он приятелей.
- Да, повезло тебе, - грустно согласился Хакимбек. - Завтра-то придешь?
- Это куда же?
- В чайхану, конечно! Внук из Андижана рис для плова привез, лучший сорт…
- Даже не знаю, бек… - Сулейман-ата не мог сразу порвать со старой привычкой, года - что поделаешь… - Если будет время - приду, нет - не ждите. Работа - не обижайтесь…
- Да я бы пока подежурил вместо тебя…
Тут где-то за складом послышался шорох, и Сулейман-ата с криком: "Стой, кто там?" - исчез в темноте, не удостоив приятеля ответом.
- Да, настоящий сторож, - сказал Халпаранг, глядя вслед Сулейману и немножко радуясь, что у Хакимбека не получилось с пловом и заменой.
- Да, старается…
Старики помолчали немного, подождали, - Сулейман не появлялся. Пошли.
Следующим вечером Сулейман-ата в чайхану не пришел, и плов из андижанского риса сварили и съели без него.
Не пришел Сулейман и через день - не мог теперь тратить время по пустякам. Днем надо на бахче возиться, вечером на работу поспевай. Недосуг в чайхане рассиживать.
Службой своей Сулейман-ата был доволен. За плечом - ружье, в холодную ночь согревает стариковские кости теплый чапан, а еще пуще - чувство ответственности своей: знай наших - на посту стою!
Но беда подстерегала и обрушилась неожиданно.
С утра Сулейман был в хорошем расположении духа - Мирвасик рассказал, что тетя Маруся из больницы поехала прямо к сыну и будто бы останется там до весны. Мурлыча себе под нос веселую песенку, старик отправился на бахчу и полол гряды, а потом еще надо было подвязывать кусты помидоров.
От работы оторвал его внучек.
- Дедушка, вас Халпаранг-ата зовет! Ждет вас на ферме.
- Что это потерял он на ферме, бездельник? А?
- Не знаю, дедушка. Сказал, чтоб скорее шли.
На дворе фермы запыхавшийся Сулейман нашел своего друга. Тот в сознании своей важности восседал на старом ящике, подобрав под себя ноги.
- Ты что это расселся, а, чайхану новую открыл, да?
- Не видишь разве? - Халпаранг-ата обвел рукой двор. - Сам председатель меня назначил.
- Что ж, на безрыбье и рак - рыба! - Сулейман-ата посмеялся над приятелем, хотя в душе позавидовал - все-таки не ночью работает, на виду у людей. Вслух же не упустил добавить: - Что, и скребок тоже председатель вручил, да?
Халпаранг-ата поморщился, но ссориться с другом не хотел.
- Все, все председатель дал, верно говорю! И метлу, и лопату! Понадобится навоз для бахчи - теперь тебе не надо идти упрашивать кого-то. Хочешь арбу, хочешь - две, самого отборного… Да, друг, это тебе не пост тети Маруси! Настоящая мужская работа! Сам видишь, не слепой… - и он подмигнул единственным глазом.
- Так, так, работа у тебя отличная, - поддержал Сулейман-ата, - но будь осторожен… - он перешел на шепот.
Халпаранг помимо воли склонился к нему, прислушался.
- Ну-ну, говори…
- Знаешь, - продолжал Сулейман-ата, - тут на конюшне лошади есть, очень опасные. Завидят тебя, кривого такого, перепугаются да как лягнут - прямо по здоровому глазу!
Халпаранг-ата притворился, что не расслышал:
- Я позвал тебя для того, чтобы угостить пловом… из лучшего риса… Мы с тобой теперь люди работающие, не можем рассиживать в чайхане. Пошли ко мне…
Вечером, как обычно, старый Сулейман закинул ружье за плечо и отправился сторожить склад. Когда Мирвасик запер все замки и пожелал старику спокойной ночи, Сулейман-ата обошел двор, заглянул во все углы, потом развел огонь и стал кипятить в кумгане чай. Было тепло, уютно и спокойно, он прихлебывал чай и дремал, слушая, как потрескивает на огне хворост. Вдруг что-то упало то ли с крыши, то ли с забора. Старик встрепенулся, оглядел двор. Никого. Может, кошки бегают? Он снова задремал - и снова его разбудил необычный звук, но в этот раз он расслышал, что именно его разбудило - кто-то кашлянул. Сулейман-ата тут же вскочил на ноги и стал прислушиваться. За амбаром кто-то снова тихо кашлянул, послышался шепот. Сулейман кинулся на голос - и замер: двое здоровяков, разобрав у забора крышу склада, вытаскивали автопокрышки.
Сулейман-ата помнит только, что, кажется, крикнул: "Стой!" - и бросился к ворам, - один из них подскочил к старику, размахнулся и так двинул ему промеж глаз, что старый опрокинулся на землю и сколько-то времени пролежал в забытьи. Очнувшись, он, не подымаясь, трясущимися руками стащил с плеча ружье и слабо крикнул:
- Стой, стрелять буду!
Один из воров, что подальше, был занят делом - переваливал тяжелую покрышку через забор, другой же, огромный и страшный, подхватив на ходу камень, метнулся к Сулейману и… ба-ах - раскатился эхом выстрел, - старик, не целясь, спустил курок. Бандит схватился за живот, согнулся и так, скрючившись, свалился в двух шагах от сторожа.
Откуда ни возьмись появилось множество людей, поднялся крик, шум. Старик разобрал только слова подбежавшего к нему Мирвасика:
- Молодец, ата, давно мы за ними охотились, да поймать не могли!.. Спасибо вам! Давайте встать помогу, обопритесь на меня…
- Я, кажется, попал в него? - растерянно спросил Сулейман, ощупывая ушибленный лоб и глаз.
- Так ему и надо!
Через полчаса районная "скорая помощь" забрала раненого вора. А Сулейманова старуха подержала сонного внука над куском ваты и, когда он намочил ее, приложила ватку к заплывшему глазу мужа.
Наутро люди повалили в дом Сулеймана-ата, будто на какое торжество, поздравляли его и хвалили за храбрость.
- Я-то думал, - объяснял другу старый Хакимбек, - воробей вспорхнет - и сердце твое в пятки провалится, ан нет, герой ты, оказывается, джигит из джигитов…
- Да… - многозначительно-туманно поддержал его Халпаранг-ата, - вор, он тебе не лошадь, куда попало не лягнет, выбирает место… Ты уж береги глаза-то, один все-таки среди нас целый-невредимый…
У Сулеймана-ата задергался ушибленный глаз, но он ничего не ответил другу.
Пришел председатель. Поблагодарил от имени колхозников и надел на плечи Сулеймана-ата новый чапан, подарок за геройскую службу. Сказал, что воры, пойманные вчера, трижды обворовывали склад колхоза, на две тысячи украли, так что еще раз спасибо….
Несмотря на ноющую боль в глазу, Сулейман-ата наслаждался жизнью. Старуха и друзья не знали, куда посадить его, чем угостить. В общем, сделался он героем дня. А вечером прибежал внучек Сулейманов маленький и принес страшную весть: в больнице от раны в живот скончался вор…
Такого поворота дела люди не ждали. А сам Сулейман всю ночь метался в постели. Старуха пробовала успокоить его тем, что от его, Сулеймановых, мучений мертвому-то все равно не станет легче, но Сулейман не слушал ее.
А потом был суд. Сулеймана-ата приговорили было к пяти годам заключения, но затем, учитывая преклонный возраст, заменили срок на три года. Три года тюрьмы! Думал ли старый Сулейман, что так все обернется, когда радостно собирался на дежурство тем злополучным вечером! Правильно говорят: беду всегда не ждешь…
- Ата, потерпите немного, мы этого так не оставим, - успокаивал старика председатель колхоза. - Раз вам доверено ружье - может ведь оно когда-нибудь выстрелить!
Но Сулейман-ата в горе своем не слышал ободряющих слов. Да и что сказал бы он в ответ, если б услышал, - разве лишь то, что человек ведь действительно дороже имущества и за кражи не убивают. Надо терпеть - три года. Он слушал выступления на суде и почти все понял. Не понял одного: оказывается, есть четыре вида сторожей, и сторожа первых трех видов имеют право стрелять, а четвертого - нет, могут только пугать ружьем, и сам Сулейман относился именно к этому, пугающе-нестреляющему отряду сторожей. Этого он не понимал. Именно это пытались объяснить ему тюремные старожилы Франт-Туляган и Сашко, и тоже без пользы.
- Вы, ата, сами опять же виноваты, - говорил Туляган, он же Франт, старому Сулейману, - потому и сидите здесь с нами… Ну, подумаешь, взял бы он несколько шин - ведь не из вашего дома тащит! Да и сам воришка ваш - идиотом круглым смотрится! Попал бы к нам в руки, мы б из него человека сделали. Ему вот что надо было: тихонечко подойти к вам, забрать ружье и спокойно делать свои дела, а потом, на прощанье, перебросил бы он вам ружьишко через заборчик. Так-то, дело говорю!
- Неуч он! - поддержал дружка Сашко и со свистом сплюнул. - Сам виноват. Сделал бы все чисто - и сам наслаждался бы жизнью, и вы бы спали спокойно. Так что правое ваше дело - и не терзайте себе души из-за дурака этого… Вот посмотрите - отменят ваш приговор, вспомните тогда мои слова. Верьте нам… Подождать, однако ж, конечно, придется…
Сулейман-ата ждал. Но на глаза то и дело наворачивались слезы старческой немощи.
Так прошел месяц, начался второй. Чуть ли не весь кишлак перебывал в гостях у старого Сулеймана, и, конечно, чаще других - Халпаранг-ата и Хакимбек-ата. Ходили к нему два друга, ходили и вдруг перестали, исчезли, будто нет их. Сначала Сулейман обижался, потом забеспокоился и спросил свою старуху, как они, здоровы ли.
- Здоровы, что твои кони, - ответила старуха сердито: она тоже в обиде была на друзей, забывших мужа. - Что им сделается, конечно здоровы! Работу, что ли, себе в городе нашли - каждый божий день ездить повадились. А вам только о них и думать - больше дела нет, да?
- Ничего, я так просто спросил, - отмахнулся Сулейман, но на сердце почувствовал горечь.
- Председатель вам привет передает, говорит, подаст заявление куда-то высоко, чтобы вас освободили… Мирвасик тоже ездил в город хлопотать…
- Э-э, не говори мне об этом шалопае, - рассердился старик, - из-за него все так получилось, не мог кого помоложе найти!..
За месяц с лишним никаких перемен к лучшему в жизни Сулеймана-ата не произошло. Он поднимался раньше всех и кипятил чай, а потом еще убирал приемную.
Ему уже стало казаться, что время остановилось и он всегда кипятил чай и убирал приемную. Но однажды, когда чай уже вскипел и он размышлял, чем бы заняться еще, его вызвал начальник:
- Ата, пришла бумага по вашему делу, поздравляю - вы свободны!
Сулейман смотрел растерянно и молчал.
- Да-да, ата, вы свободны!
- Ия могу идти?
Он побежал в барак, но ничего не взял из своих вещей, захватил только чапан - тот, что подарил службу председатель, и поспешил к проходной. Там он замедлил шаг, чтобы отругать постового - как сторож сторожа, ибо постовой мирно посапывал, опершись о свою винтовку.
- Эй, засоня, гляди в оба, грохнет еще твоя игрушка, шалопай!
Когда Сулейман-ата вышел на дорогу, он увидел двоих под сенью тала, и стариковские близкие слезы навернулись на глаза.
- Хакимбек, Халпаранг!
- А ты небось думал, мы умерли, да? - съязвил Хакимбек.
- Что это ты раскричался, дорогой, как ты с таким голосом домой вернешься, лошади пугаться начнут, еще глаз тебе повредят! - помянул старое Халпаранг.
- Что ж это вы забыли меня совсем, а? - не утерпел, пожаловался Сулейман.
Хакимбек пустился было в долгий рассказ о том, как ходили они по разным инстанциям, как вместе с председателем добивались его, Сулеймана, скорого освобождения, но Халпаранг-ата толкнул его локтем в бок и прервал:
- Да, действительно забыли, вот старость, будь она неладна! Ведь с тебя суюнчи!
- За что же, говори скорей! - Сулейман уже не глядел в сторону тюрьмы и ждал теперь только добрых вестей.
- Оказывается, тетя Маруся не приедет совсем - сын не отпускает!
Все рассмеялись. А потом старики отправились в путь. Когда свернули на большак, Хакимбек затянул песню, Халпаранг поддержал его, и, наконец, присоединился к их голосам и тенорок Сулеймана-ата.
- Слушай, это же наш дед, - сказал Франт-Туляган. Они с Сашком клали кирпичную стену, и Франт сверху разглядел на дороге Сулеймана.
- Он самый. Говорил же ему, что освободят скоро. А он еще упрямился, не верил мне…
И мошенники прислушались к удаляющейся песне.