5
К вечеру Татьяна Алексеевна поднялась; веселая и оживленная, угощала гостей ужином.
- Слушай, мать, мы договор подписали, - рассказывал Шаров жене, сидя за столом. - Соревнование между двумя колхозами. По всем отраслям.
- И ты, конечно, надеешься стать победителем?
- Есть такая думка. Пшеницы мы взялись вырастить… Да, да, вырастить! Раньше сеяли на авось - что уродится, на том и благодарение небу. Пора выращивать хлеб! Сколько надо, столько и собирать…
- Ну, размахнулся! - улыбнулась жена. - Слова у тебя гладко льются…
- Ничего, мать, увидишь! Вырастим для начала по двадцать центнеров! И соседям пожелаем того же. За это и выпьем…
А утром во время завтрака он объявил, что сейчас все поедут в город, в оперный театр, где сегодня дают Бородина.
- "Князь Игорь"?! Ну это же прелесть! - Татьяна, вскочив из-за стола, подбежала к мужу и поцеловала его в щеку. - Настоящий праздник! Сто лет не слышала этой оперы!.. А ты что же молчал до сих пор? Надо же платье приготовить. А билеты-то будут?
- Билеты, мать, уже куплены. Для всех!
- Для всего колхоза? - спросил Огнев. - Умно придумано!
- Приглашаем вас. Жаль, что нет Сергея Макаровича. И для него отложены билетики.
Огнев пошел к телефону: хотелось, чтобы Забалуев побыл с ними в театре. Ему полезно. Да и с Шаровым, может быть, скорее подружится.
Эта дружба казалась Огневу необходимой - ведь у колхоза "Новая семья" есть чему поучиться, и Шаров обещает помогать во всем. Вот и встретиться бы двум председателям да потолковать по-хорошему.
Дозвониться до Глядена было нелегко, но Никита Родионович упрямо крутил ручку старого аппарата и убеждал девушку на телефонной станции, что у него разговор сверхсрочный. Наконец ответил знакомый женский голос. Огнев обрадовался:
- Тетя Нюра! Говорю я, Огнев. Никита. Огнев. Да, да. Гощу в Луговатке. В Луговатке. Поняла? Поздравляю тебя с Новым годом! Хорошо мы встретили, хорошо! Товарищ Желнин здесь был. А сейчас мы едем в город, в театр. Ты скажи нашим: в город, мол, едут. К Сергею Макаровичу сбегай. Все передай. Говорил, мол, что надо бы приехать туда. Прямо в город. Быстренько. Ты поняла меня, тетя Нюра? Пусть запрягает Мальчика и мчится. В театр. В новый театр. Ждать будем там. Скажи - билеты для него есть. Дело задумано интересное и большое. Важное, говорю, дело! Беги скорее...
Когда он положил трубку, перед окнами уже стояло несколько пар лошадей, запряженных в кошевки и добротные сани. Кони нетерпеливо топтались на месте, сдерживаемые вожжами, и вскидывали головы. Весело позванивали бубенцы и колокольчики. Ветер играл лентами, вплетенными в гривы и челки.
- Снарядились, как на свадьбу! - рассмеялся Дорогин.
- Что ж, садитесь за жениха, - ответил шуткой Шаров и предложил ему место рядом с Марией Степановной.
6
Тетя Нюра, сельсоветская сторожиха, вбежав в дом Забалуевых, запыхавшаяся, встревоженная, присела на лавку и хлопнула руками по коленям:
- Ох! Сердце зашлось! - Перевела дух и спросила у хозяйки: - Сам-то давно ли спит?
В то утро Сергей Макарович провожал гостей. Все они после его медовухи, которую он, прибедняясь, называл сладеньким кваском, едва держались на ногах, разговаривали громко, затягивали свои любимые песни, но тут же забывали слова.
Васю Бабкина всю ночь душила тошнота. Парень отлеживался на крыльце и обморозил уши. А утром ему "для поправки" влили стакан "ерша", и он опять осовел. Его вынесли на руках, уложили в сани. На улице, против дома Дорогиных, парень приподнялся, сдернул шапку, хотел что-то крикнуть, но вывалился из саней. Встать не мог. При каждой попытке падал то на один, то на другой бок.
А пьяные гляденцы потешались:
- Ползком добирайся, браток!.. Носом снег паши!..
Сергей Макарович был доволен: хорошо употчевал!
И сам употчевался изрядно. Теперь в горнице похрапывал с таким лихим присвистом, что тетя Нюра высказала догадку:
- Знать, приснилось ему: коня погоняет! Сон-то в руку! Да, - подтвердила она. - В сельсовет по телефону названивали. Буди его, матушка, буди. Дело, говорят, самое екстренное. Пусть, говорят, в город едет.
Анисимовна бросилась в горницу, а тетя Нюра торопила ее:
- Скорей буди, матушка! Сама знаешь, Макарыч не любит опаздывать. На все совешшания завсегда первым является. Не припоздал бы нынче. Чего доброго, нас с тобой завинит…
В дверях показался Забалуев и, протирая глаза толстыми пальцами, спросил:
- Что стряслось? Чего паникуешь, тетя Нюра?
- В город требовают. Явиться, говорят, сей же минут. На Мальчике велели скакать…
- Куда скакать-то?
- Прямиком, говорят, в этот, как его… Ну, где представленья играют…
- В театр? А что там такое? От кого распоряженье?
- Да от… как его… Совсем из головы фамилия выпала… Ну, секретарь он, што ли? Самый набольшой в городе.
- Неужели от Желнина?
- От него! Проздравил с Новым годом…
- Тебя проздравил? Сам?
- Явственно слышала… И приказал тебе явиться.
- Мне говорили, он - в Луговатке, - недоумевал Забалуев. - Похоже, ты напутала, тетя Нюра,
- Ну и повесил бы телефон к себе в квартеру да сам бы и разговаривал, - обиделась исполнительная женщина и, стукнув ребром ладони по колену, выпалила - Сказали: все там будут. И нашего Микиту вытребовали туда…
- Значит, что-то случилось… А может, заседание проводят? - забеспокоился Сергей Макарович. - Анисимовна! Принеси-ка огуречного рассолу.
- Капустного испей, - посоветовала тетя Нюра. - Начисто смывает хмель…
7
Сергей Макарович давно привык к тому, что на всех заседаниях его избирали в президиум. Он даже твердо знал, когда назовут его фамилию. Много раз проверял и убедился, что после старого большевика Задорожного,участника боев 1905 года, первое место всегда отводят ему. И если бы этот порядок нарушился, он счел бы за обиду и задумался бы: "А в чем тут загвоздка?.."
Ему нравилось в числе первых подыматься по лесенке на сцену, к красному столу президиума. Он был на голову выше других. И сапоги его стучали громче всех. Опоздать к началу заседания для него было хуже, чем заболеть, и он покрикивал на Мальчика, резвого вороного жеребца:
- Веселей!… Ми-и-ла-ай!
И все-таки Сергей Макарович опоздал. У входа в театр уже не было ни одного человека. А тут еще в дверях задержали, требуя билет.
- Я - на заседание, - объяснил он. - Мне звонили…
- У нас спектакль.
- Значит, заседание уже кончилось?
- Никакого заседания не было. Спектакль идет. Прислушайтесь - увертюру играют.
- А товарищ Желнин здесь? Секретарь крайкома? Срочно вытребовал меня. Велел сюда скакать…
Забалуева пропустили. Он прошел по пустому фойе, толкнул дверь в кабинет директора, где обычно перед заседаниями собирались руководящие работники. Дверь оказалась закрытой. Осушив в буфете две кружки пива, он поднялся на третий ярус, куда разрешалось входить и после начала спектакля, и стал прислушиваться к тому, что пели артисты, но разобрать ничего не мог - мешала музыка.
В антракте спустился вниз и у входа в кабинет директора столкнулся с Неустроевым.
- Я прибыл! - громко отрапортовал Забалуев. - Не успел к началу, но причина уважительная: сторожиха, язви ее, поздно сказала. - Понизив голос до шепота, спросил: - Зачем он меня вызвал? Никакого заседания тут не было. А велел, говорит, прямо сюда скакать.
- Желнин?
- Он сам!
- A-а, теперь понятно! - обрадовался Неустроев своей догадке. - Он просто хотел по телефону с тобой поговорить. Из-за таких мелочей он не вызывает. - Взял Забалуева под руку и пошел с ним по просторному фойе. - Мы, знаешь, тут обменялись мнениями и решили посоветовать тебе: отступись от этого Язевого лога.
- Что ты?! - Забалуев, остановившись, недоуменно развел руками. - Как же так?.. Мятлик-то самолучший… Да я бы…
- Чепуха. Не спорь из-за пустяка. Говори - согласен. И точка.
Подошел Огнев.
- Только сейчас приехал? Без жены?-
- Конешно… Зачем ее сюда тащить?!
Никогда Забалуева не вызывали в город с женой, и он перекидывал недоуменный взгляд с Огнева на Неустроева. Секретарь райкома посоветовал:
- В следующий раз обязательно привози жену…
К ним спешил Шаров с билетами в руках.
- Ты, Сергей Макаровну один? А мы для тебя два места бережем.
- За Язевый лог расплачиваешься! - ухмыльнулся Забалуев. - Вроде скуповато.,
- Семенами добавлю, - улыбнулся Шаров. - Клеверными! Будет у тебя сено лучше мятлика.
Забалуев не захотел сесть рядом с Шаровым, - между ними стояло пустое кресло. По другую сторону оказался Огнев. Сергей Макарович начал ему выговаривать:
- Кони не для того вам даны, чтобы маять их. Раскатываетесь по городу! А у кого спросились? Оштрафуем каждого на пять трудодней!..
Никита Родионович, довольный всем происшедшим, в душе улыбался. Он был уверен, что этот приезд, как своеобразная встряска, пойдет Забалуеву на пользу.
А Сергею Макаровичу все представлялось нарочитой затеей.
Для похвальбы перед начальством Шаров привез в театр столько луговатцев, сманил сюда своих гостей и, вдобавок ко всему, подстроил так, что и его, председателя колхоза, вызвали: "Любуйся! Вот какие мероприятия провертываем! Бери пример!.."
Раздосадованный, он едва дождался, антракта и, опередив своих соседей, направился в кабинет директора. Там были и Желнин, и Неустроев, и много других, знакомых и незнакомых Забалуеву людей.
- У меня такое мнение, - заговорил он громко, и на его голос повернулись все, - надо собрать колхозников со всего района. Вот будет праздник!
- Провернем! - подхватил Неустроев. - Спасибо за подсказ. Хорошее будет мероприятие!
- Я поголовно всех привезу, - продолжал Сергей Макарович, подбодренный удачным началом разговора. - Девяностолетних старух с печек поснимаю!..
8
Поздней ночью они возвращались в Гляден. Высокий небосвод был засыпан звездами, как горохом. Даже луна казалась на редкость маленькой.
Дорога поблескивала. Возле нее, будто вперегонки с лошадьми, мчались мохнатые тени.
Огнев сидел с Забалуевым: Сергей Макарович, захлебываясь хохотом, рассказывал о празднике. Он ведь заранее знал, что у него будет веселее! И не ошибся: гости подмели пол бровями! А молоденький-то плюгаш обморозил уши! Больно хлипкие, как гребешок у петушка!
- Чего же тут смешного? Постыдился бы говорить.
- Ишь ты! Учить принялся! Стыдно-то не мне, а им: слабаки! Как хозяин, я всех употчевал, а сам - на ногах. Порядок!.. А ежели тебе не любо слушать, так я для других слова поберегу.
Некоторое время ехали молча. Потом Забалуев, не выдержав, спросил:
- Ну, а ты чем похвалишься? Как погостилось?
Никита Родионович рассказал не о том, что они пили и ели, а что видели в Луговатке. Пока говорил о гидростанции и зернохранилище, о скотных дворах и лесопилке, Сергей Макарович сердито хлестал коня вожжами, хотя Мальчик и без того бежал так резво, что комья снега из-под копыт взлетали выше передка рогожной кошевки. А когда рассказчик упомянул о колхозном радиоузле, Забалуев не стерпел:
- Уж, грешным делом, не просватался ли ты к ним?
- Думка такая была, да не удалось: Домна за пиджак держала, - ответил шуткой Огнев.
- Значит, в агитаторы к Шарову записался?
- Про хорошее рассказывать не зазорно.
- Хорошее небось и дома найдется.
Огнев сообщил, что соседи составляют пятилетний план. Неплохо бы последовать их примеру.
- У нас не завод, - возразил Забалуев, - Не под крышей работаем - под небом. А природа часто все по-своему поворачивает. Сам знаешь, бывает, утром направляем людей сено грести да в стога метать, а через час - дождь: надо перестраиваться - брать литовки и траву косить. Вот тебе и план!
- Без плана - как без глаз.
- Ишь куда пословицу примостил! А ты мозгами пошевели. Из района планы спускают? Дюжинами! Только успевай поворачивайся. А вы с Шаровым придумали сами плановать. Ни к чему затея - из пустого в порожнее перетряхивать. Район все равно по-своему повернет.
Бригадир перешел к самому главному - к договору о социалистическом соревновании с луговатским колхозом, хотел обрадовать - Шаров обещает семена клевера, но председатель, раздраженно подергивая плечами, оборвал его:
- Ну и лопай траву, коли глупости слушаешь. А мое брюхо калачей просит. На них взрос.
- Да я в книжках читал…
- А ты не всякой книжке верь. Своим умом кумекай… Ну, а что еще вы там понаписали, умники-разумники?
Сдерживаясь, чтобы окончательно не поссориться, Огнев скупо, сквозь зубы, проронил об обязательстве садить лес в полях. Сергей Макарович, раздражаясь все больше и больше, рубанул рукой со всего плеча:
- Опять выдумки!
- А я считаю - дельное предложение. Надо обсудить.
- Тебе бы все обсуждать!.. А председатель зачем поставлен? Он - за хозяйство в ответе!
Прислушиваясь к громкому спору, доносившемуся из передней кошевки, Дорогин усмехнулся:
- Про наши обязательства толкуют!
- Я упреждала: "Не согласится Сергей Макарович, рассердится", - напомнила Домна Потаповна.
Забалуев той порой крикливо доказывал, что и в полевых бригадах, и на фермах, и в саду не хватает рабочей силы, что молодежь уходит в город:
- Добро бы - на производство: не столь бы обидно.Так нет, девки в домработницы поступают. Сельсовет не дает справок на паспорта - все равно бегут. Вот о чем нужно думать. И надо было прямо сказать Желнину, а вы затеяли про какие-то лесные посадки. Фантазеры!
9
Встревоженный морозами, Дорогин рано утром уехал в сад.
Еще издали, с Гляденского крутояра, Трофим Тимофеевич увидел высокие тополя. За ними яблони укрывались от ветров.
От ворот до сторожки - аллея из старых вязов, одетых инеем. Густые ветви сомкнулись и напоминали своды туннеля. По нему, потявкивая, бежал навстречу огромный рыжий пес Султан. Правое ухо у него болталось, левое торчало, как рог.
- Небось соскучился, чертушка?
Впрыгнув в сани, Султан хотел лизнуть в щеку, но Дорогин повалил его.
- Ладно тебе, ладно…
Предупрежденный тявканьем собаки, от сторожки шел молодцеватый старик в белом фартуке.
- Алексеич, здравствуй! - крикнул Трофим Тимофеевич, подымаясь из саней.
- Здравия желаю! Здравствуйте! - отрывисто ответил сторож, когда-то служивший в старой армии.
- Ну как, сильно пакостят косые? - спросил Дорогин в избушке, обирая ледяные сосульки с бороды.
- Отбою нет. Навалились окаянные. Нынче всю ночь напролет ходил по саду. Промерз до костей.
Трусливый, с первого взгляда как будто безобидный, заяц, про которого детишки поют веселые песенки на новогодних елках, у садоводов издавна числится во врагах. Чуть недоглядишь - заберутся косые в сад, обгложут стволы, да еще выберут те деревья, которые дают хорошие яблоки. Губа у них не дура! Что с ними делать? Перепробованы все пахучие обмазки - толку мало. Самое надежное - обвязать стволы сосновыми ветками: сунется к дереву косой - мордочку наколет. Так можно отвадить. Но в саду - тысячи яблонь, все не обвяжешь. Хлопотно!
Алексеич придумал погремушки, предложил также ребячьи ветрянки-трещотки. Косоглазые испугаются - убегут. Понаделали не меньше сотни: в бураны по всему саду - звон, гром, треск. Но в бураны заяц и сам боится запорошить глаза - дрыхнет в теплой снеговой норе. В затишливые морозы голод подымает его на разбойные дела, а в такую безветренную погоду, как на грех, шумовая защита умолкает…
- Приглядимся к грызунам, - сказал Дорогин. - И найдем какую-нибудь отваду.
Сторож встал, нахлобучил заячью шапку на брови, надел полушубок и подпоясался старым солдатским ремнем.
- Нет, - возобновил он давний спор, - что ни говори, Тимофеич, а ружьем лучше. Ежели положить большой заряд, - он сделал такое движение рукой, будто высыпал в ствол шомполки полную горсть пороха, - запыжить покрепче да пальнуть в одного - все от страху рехнутся! Опять же - мясо на варево! И шкурка денег стоит! .
- А ненароком в яблоньку попадешь - покалечишь, - убеждал сторожа Дорогин. - Век ее укоротишь.
- Малая дробинка не помеха.
- А ты выбей стекло в окне: мороз ворвется. Так же в яблоньку через рану… За канавой пали сколько хочешь.
Вооруженные палками, они вошли в сад. Волосы Дорогина заиндевели и стали еще белее. Глянув на него, Алексеич разворчался:
- Пора бы тебе шапку завести. Не молодой. Нечего форсить-то…
- Не для форсу я. Для легкости.
- Не ровен час простудишься. Вон как жмет мороз-то!
- У меня голова морозоустойчивая!
- Эх, в солдаты бы тебя!.. Повытрясли бы лишнее-то упрямство…
Алексеич направился в одну сторону, Дорогин - в другую.
Луна круглой льдинкой стыла в промерзшем небе. Возле деревьев лежали синие узорчатые тени. И в эту морозную пору сад был сказочно красив. Дорогину хотелось пройтись по нему из конца в конец, но, помня уговор с Алексеичем, он в первом же квартале остановился возле старой яблони и замер. И сторож тоже замер в условленном месте.
Тишина. Оцепенев от холода, отдыхают яблони. Но перезимуют ли они? На веку Дорогина много раз морозы опустошали сады. Бывало, поздней осенью любовался плодовыми почками, ждал хорошего урожая, а летом приходилось браться за топор да рубить черные, будто облитые кипятком, деревья, потом продавать что-то из немудреных пожитков, чтобы купить новые саженцы и все начинать сызнова.
Совсем рядом пролетела белая полярная сова. Сгущенный морозом воздух упруго шуршал под ее размашистыми крыльями.
От лесной полосы прыгал зайчишка; время от времени останавливаясь, озирался по сторонам: нигде - никого. Поводил ушами - всюду тишина. Можно приниматься за ужин. До облюбованной яблони остается несколько прыжков…
Дорогин стукнул палкой по дереву.
Зайчишка поднялся столбиком. Замер. Не столько смотрит, сколько слушает.
Из соседнего квартала донесся такой же отрывистый стук. Зайчишка в переполохе чуть не перевернулся через голову, бросился наутек.
- Погоди маленько, - рассмеялся Дорогин. - Пакостлив, а боязлив! Вот мы и покажем тебе от ворот поворот!
Передвигаясь от одного ряда деревьев к другому, садовод слышал, как в стороне скрипел снег под лыжами Алексеича. Через минуту они оба снова замерли…
Из похода вернулись перед утром. У Дорогина пряди волос примерзли к бороде, на усах повисли сосульки.
- Заледенел ты весь! - беспокоился Алексеич. - Не слушаешься меня… В газету тебя продернуть, что ли?..
Он разжег печь и подставил к ней стул.
- Садись, грейся.
Но Дорогин не сел. Он похаживал по комнате и с веселым мальчишеским задором вспоминал о заячьем переполохе.