6
День был на исходе, когда Векшина вышла от Дорогиных. На улице она встретилась с Забалуевым и дородной девушкой, которая не уступала председателю ни ростом, ни шириной плеч. Это была Лиза Скрипунова. Представив ее Дарье Николаевне как звеньевую высокого урожая, Сергей Макарович сказал, что они идут к агроному Чеснокову посоветоваться о наилучшем сорте пшеницы для рекордного посева. Может, Дарья Николаевна пожелает пройти вместе с ними и посмотреть, какой добротный дом колхоз отдал под контору сортоиспытательного участка? Как, она уже успела побывать там?! А он-то, Забалуев, даже не знал об этом. Вот обмишурился! Этак, чего доброго, может опоздать с показом хозяйства? Наверно, Дарья. Николаевна уже везде заглянула?
- Нет, я без хозяина не заглядываю, - поспешила успокоить его Векшина.
Лизу она спросила, какое обязательство взяло ее звено. Девушка смущенно пробормотала:
- Как можно богаче урожай вырастить… Чтобы лучше всех в районе….
- На тридцать центнеров замахнулись девки! - пришел на помощь Забалуев. - И соберут! Даю слово хлебороба! Соберут с рекордного участка! - Спохватившись, понизил голос: - А в поле… Ты, Дарья Николаевна, сама знаешь, старая земля… Пырей душит. Родится пшеничка по десятку центнеров. И то…
- А ты заставь родить больше. Помнишь, что Мичурин советовал? Не ждать милости…
- Это не нам - садоводам.
- Ты так думаешь?
- Точно. Хоть у Чеснокова спроси. Башковитый человек!..
- Тут и спрашивать нечего. От Мичурина новые пути… Надо бы вам, кружок организовать, лекции послушать… К весне обещают тракторов немножко добавить. Можно будет землю обрабатывать уже по всем правилам. Агрономы-то советуют лущить несколько раз…
"И за каждое лущение платить…" - мысленно возразил Забалуев. А вслух сказал:
- Высокие урожаи - первая забота… Но природа, язви ее, упрямая. Да и земля не позволяет. Не зря хлебопоставки-то с нас берут по низшей группе.
- Только что хвалился, а теперь прибедняешься, - заметила Векшина. - Раньше у тебя не было такого шараханья.
- Правду говорю… Сорняки…
Лиза боялась, что в разговоре о том, как добиться высокого урожая, она еще больше растеряется, и, кивнув головой, ушла. А Векшина и Забалуев направились к старому дому, с шатровой крышей, которая успела прогнить и так сползти на один бок, что из-под досок едва виднелась вывеска правления колхоза. Ни тесовых ворот, ни забора не было. От столбов остались пеньки. По- видимому, сторожиха топором откалывала щепы на растопку печей.
- Да-а! - покачала головой Векшина. - Эдак ты, чего доброго, будешь крыльцо разбирать на дрова.
- Нет, нет. Что ты… - замахал руками Забалуев. - Это, понимаешь, до моего приезда начали ограду в печах палить…
- А ты прикончил. Хозяин!.. Ведь ты же, Сергей Макарович, подымал отсталые колхозы.
- Другая была пора. В каждом дворе - по мужику. А теперь - вдовы. Я между ними как захудалый петух - землю скребу, кур созываю, но им поклевать нечего. Вот и разбредаются по своим огородам…
Под ногами скрипели широкие доски покосившегося пола. Забалуев провел Векшину в кабинет. Там возле стен, с которых штукатурка наполовину обвалилась, стояли хромые скамейки, а посредине - стол, забрызганный чернилами.
- Бедно!
- Мы, Дарья Николаевна, копейку берегли: больше ста тысяч внесли на постройку самолетов да танков! Я сам передавал летчикам аэроплан от нашего колхоза. У нас благодарности имеются…
- Ну, а теперь-то уже можно бы побелить. И наглядной агитации нет: ни плакатов, ни лозунгов.
- Мог бы я диванов накупить, обставить контору, как бюрократ. Но на мягких диванах дремлется. А я не люблю, когда люди засиживаются по кабинетам. Ой, не люблю! И сам все время - на производстве, с народом… А плакаты, что же, их наклеить недолго…
Сняв шапку, пальто и оставшись во фронтовом кителе, Векшина прошлась по кабинету. Сергей Макарович опустился на табуретку и сложил руки на стол.
- Потолкуем о делах и пойдем ко мне ужинать. А то, понимаешь, обидно: первый раз приехала и… - Забалуев пожал плечами. - К кому пошла обедать? К Бесша… к Дорогину. Колхозники видели…
- Ну и что же?! - Векшина подсела к столу. - Хороший человек, передовой…
- Не перехваливай. Лучше у меня спроси. Избегают его ответственные-то работники. Товарищ Неустроев к нему - ни ногой…
- Почему? Разве есть что-нибудь компрометирующее?
- Еще бы! Связь с заграницей!
- Какая там связь - несчастье.
- Американские деньги получает, посылки… И то забывать нельзя: в единоличниках крепко жил.
- Мне кажется, ты преувеличиваешь. Он был середняком.
- А сынок его, преподобный Гришенька?.. Слыхала?.. Вот тут-то и загвоздка!
- И что же?.. Старик не должен отвечать за взрослого сына.
- Э-э, Дарья Николавна! - Забалуев погрозил толстым пальцем с крючковатым ногтем. - Про бдительность забыла! Поговори с товарищем Неустроевым: он тебе мозги вправит!
- Подожди-подожди. Кто такой Дорогин? Вспомни. Кто первым в колхоз вступил? Он! Кто был первым председателем? Его жена, старая партийка, светлой души человек! А ты за недругами повторяешь… Да как же это можно забыть? Сергей Макарович! Ты же здешний человек, все знаешь. Ну и растолковал бы Неустроеву…
- Попробуй сама…
- А чего страшиться? Для нас правда всего дороже. Поставлю вопрос прямо. И в крайком пойду. Понадобится - в Москву поеду.
- Валяй, - усмехнулся Забалуев, махнув рукой. - Тебе, видать, шею еще не ломали?
- Старого опытника затерли, - продолжала Дарья Николаевна горячо и возмущенно, - заслуженного человека… Как же это можно терпеть?.. У вас с ним какие-то личные нелады? Из-за чего?
- Да нет… Теперь вроде ничего личного. Разве что из-за этих окаянных прививок. Только. Выдумал он летом делать. Пес его знает, какие такие прививки. Агроном Чесноков взял да и проверил - брехня! Вредная затея! Ну, понятно, написал…
- А в редакции поторопились напечатать.
- Ты погляди у Чеснокова - все летние прививки посохли. А я не хочу, чтобы колхозный сад погибал, - понимаешь, деньги дает!.. Ну и собирал бы старик яблоки, не мудрил, а он…
- Если вам Дорогин не нужен, его любой колхоз примет.
- Ну, что ты, Дарья Николаевна! Что ты! Да я с Трофимом скоро породнюсь! Вера-то просваталась за моего Семена.
- Вон что! Я не знала.
- А как же! Во время проводов в армию… Но я люблю правду говорить, - Забалуев стукнул себя кулаком в грудь: - Трофим только для своей славы старается.
- Неверно. Мне кажется, он заботится об общем деле. И больше других.
Неожиданно для Забалуева Векшина спросила изменившимся, мягким и глубоко заинтересованным голосом:
- Ну, а как ты учишься?
- Дарья Николаевна, это сложный вопрос. - Сергей Макарович провел рукой по лицу и принялся объяснять: - Ежели бы я служащим был - далеко бы ушел по учебе. Отсидел бы свои часы в канцелярии, дома спокойно пообедал бы - и за книгу. А у меня же хозяйство-то какое! Ты посмотри…
- Завтра посмотрим все. Хозяйство большое, и тебе, по-моему, надо нажимать на учебу.
- А работать кто за меня будет? Мне нужно везде поспеть, за всем доглядеть, все направить.
- Ты всего на себя не бери. Дай возможность бригадирам проявлять инициативу.
Не прислушиваясь к словам Векшиной, Забалуев продолжал:
- Мне бывает, вздремнуть некогда. Так умаюсь, что глаза слипаются, хоть распорки ставь, а я бегу и дело делаю!
- Пойми, Сергей Макарович, ваш колхоз отстает от других. Я удивилась этому. Что, думаю, такое случилось? Неужели председатель ослабил руководство?..
- Я плохо хозяйствую?! А за что мне награды давали? - шумно и обидчиво перебил Забалуев и так провел рукой по груди, что зазвенели ордена и медали. - По-твоему, правительство ошиблось?
- Об этом и разговора быть не может. Во время войны ты по хлебозаготовкам вырвался вперед других, и тебя законно отметили. А теперь по всем сводкам колхоз отстает.
Запал хвастовства у Сергея Макаровича кончился - он больше не возражал.
- Мы в райкоме советовались - пора вам в обоих колхозах Глядена создать свои партийные организации, - сказала Векшина. - Как ты думаешь?
- Пожалуй, надо бы. Но… - Забалуев почесал за ухом. - У нас в "Колосе Октября" коммунистов мало, - раз, два и обчелся.
- Пять членов партии. Разве это мало?.. И, конечно, у вас будут кандидаты.
- В секретари некого. Огнев больно горячий, да и молодой - с фронтовым стажем.
- Это хорошо, когда у коммуниста - горячее сердце… Завтра на собрании обменяемся мнениями.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
От Глядена до Луговатки по Чистой гриве - тридцать пять километров, для сибирских просторов - путь недалекий, но в зимнее время не было прямой дороги, и Векшина поехала через выселок. Там она заночевала, повидалась с колхозниками, побыла на заседании правления и, выехав в обеденную пору, только в сумерки увидела прямые, как это бывает в морозные вечера, столбы дыма.
Дарья Николаевна везла маленький сверток, которым очень дорожил ее однополчанин, гвардии рядовой Филимон Бабкин.
При каждой встрече с Шаровым Векшина порывалась отдать ему сверток, но всякий раз передумывала, - то, чем дорожил покойный, неловко пересылать с попутчиком, надо передать из рук в руки его близким…
Вот и окраина села. Дарья Николаевна приподнялась в санях. Избы маленькие, ветхие. Раньше они не казались такими. Но все окружены оградами, во дворах - поленницы березовых дров. Не то что в Глядене. А ведь оба села - на одной и той же Чистой гриве, где, за исключением заповедного бора, нет лесов, - погонялку для коня и то не отыщешь. Значит, в Луговатке сохранился добрый порядок: ранней весной сплавляют по Жерновке дрова, заготовленные в верховьях реки. А в Глядене забыли про лесосплав… Но сейчас Забалуев должен вытянуть колхоз на гору.
…О свертке, который везла Векшина, Бабкины узнали из последнего письма Филимона Ивановича. Когда онотправлял письмо, в дивизии ждали делегатов с подарками из родного края. Бабкин собирался переслать с ними сверток домой, но делегация приехала спустя неделю после его гибели. Дарья Николаевна уже лежала в тыловом госпитале, а сверток хранился в ее вещевом мешке. В дивизии об этом никто не знал. Политотдельцы ответили, что поиски оказались безрезультатными. Тем не менее Бабкины не хотели верить, что сверток исчез бесследно. И не ошиблись…
2
В те дни в Луговатке проводились собрания, на которых обсуждался по разделам в каждой бригаде и на каждой ферме проект пятилетнего плана колхоза. Вася записал в своем разделе - увеличить сад вдвое. Тридцать пять гектаров новых посадок! Он считал свое предложение смелым, знал, что для выполнения потребуются большие силы и железная настойчивость. Хлопот прибавлялось в несколько раз.
Но Шаров, человек большого размаха, со взглядом в будущее, счел его план малым.
- Увеличивай до ста гектаров. Не меньше! - настаивал он. - Колхозу потребуются деньги. Сад поможет.
Когда проект был готов, Шаров, пришел к садоводам.
- Вашу бригаду мы укрепили. Вон какая сила! - воскликнул, обводя восторженным взглядом все собрание, а затем пошутил: - Боюсь одного: летом приеду и заблужусь в новых посадках!..
На него задорно смотрели ясноглазые, веселые девушки из тех, о которых обычно говорят, что они "не сидят, сложа руки, и не знают скуки".
В углу возле печки лущили семечки да, посмеиваясь, подталкивали одна другую три подружки. В середине - Капа Кондрашова, курносая, пухленькая, обтянутая тесной для нее коричневой кофточкой, разлезавшейся по швам. Волосы у Капы были чернее смолы, глаза - тоже, и вся она, невысокая, с покатыми плечами, походила на справную черную уточку.
Капу много раз переводили с одной работы на другую, и везде она оказывалась "не ко двору". С молочнотоварной фермы выгнали за то, что не продаивала коров. Из телятника убрали за падеж телят, из свинарника- за грязь в клетках. Куда бы ее ни послали, Капа всюду больше хохотала, чем работала, и всем говорила, что ее основной прибыток - от городского базара, где она продавала ягоды. На заседании правления, когда Капу включили в садоводческую бригаду, вспыхнул смешок:
- К ней собралась лень из семи деревень. Другим не осталось.
- А все же куда-то надо определить, хоть для счета.
- Может, у нее задор разыграется. Может, в саду ее на работу потянет, - заступился за Капу Кузьма Грохотов. - Надо завсегда человека на лучшее подбивать.
- Для продажи ягод сгодится, - сказала Катерина Савельевна, мать Васи Бабкина.
И молодой бригадир не стал возражать.
Теперь он про себя усмехнулся: "Это называется - укрепили!..
Когда план поставили на голосование, Капа, отбросив шелуху семечек, поднялась со скамьи:
- А я не согласная!
Девушки из переднего ряда, усмехаясь, оглянулись на нее. Чего путного может сказать эта перелетная хохотушка?!
Вася постучал по столу карандашом, зажатым между безымянным пальцем и мизинцем. Не скажет ли Капа что-нибудь толковое?
План велик. Тяжел. Может, хоть к ее словам прислушается председатель?
- Говорите, товарищ Кондрашова! - подбодрил Шаров.
Переспросив, сколько земли отводится под новые посадки малины, Капа замахала короткими, полными, как бы перетянутыми в кистях, руками:
- Маяты с малиной не оберешься. Привередливая больно. Скажем, сегодня сняли урожай, послезавтра опять тем же кругом идите с корзиной. Из всех ягод - самая хлипкая. Покамест везешь до базара - в корзинах помнется, с утра не распродашь - к вечеру закиснет, хоть в стаканы сок разливай. Покупатели обегают такую. Уж я-то знаю, чего базар требует. По моему соображению, малины хватит в старом саду.
Вася примолк. Не о том она говорит. Надо обо всех ста гектарах. Как с ними управиться?
Шаров спросил, чем заменить малину. Капа назвала крыжовник. Ягоды вкусные, крепкие. Неделю пролежат - не испортятся. Можно возить хоть за двести километров.
- Ну, уж придумала - крыжовник! Об его колючки руки в кровь издерем.
- Собирай с него ягоды сама!
- И соберу! - задиристо подняла носик Капа. - Обойдусь с колючим, как с миленьким! Вот увидите!
- Пообнимайся с ним: он тебе кофту располосует!
- А я брезентовый фартук сошью! И рукавицы.
Девушки прыснули со смеху.
- Ой, уморила!.. Ягоды в рукавицах брать!
- Ты, Капка, собачьи мохнашки приспособь!
- Подавишь крыжовник, как медведь малину!
- А вот увидите!
Шаров поднял руку.
- Дельное предложение внесла Капитолина Матвеевна.
Капа окинула девушек торжествующим взглядом.
"Ну, что?! Не по-вашему вышло, а по-моему!.. Председатель даже взвеличил Матвеевной!.."
- Учтем поправку, - пообещал Шаров и взглянул на садовода. - Так?
Бабкин промолчал.
Подогретая успехом, Капа завела речь о том, что ее волновало больше всего:
- На собраниях говорите о разных постройках, ровно сказки рассказываете, а про трудодень молчите.
- Это неправда, - нетерпеливо заметил Вася. - Мы с вами обсуждали…
- А ты не тарахти - послушай, что дальше скажу. Уж я-то знаю. Отстаем от других колхозов. Даже в "Колоске"…
- Нашла пример! У нас электрический свет горит, а они, слышно, все еще нюхают копоть из керосиновых ламп.
- Только этим и попрекаете. А светом себя не обтянешь!
По комнате загулял шумок: одни смеялись над Капой, другие подзадоривали ее. Она повысила голос:
- Правду говорю: про людей у нас забывают. Все на строительство да на строительство. Трудодню по деньгам роста не видно.
Васе было неприятно, что в молодежной бригаде затеялся такой "отсталый разговор". Он не мог молчать и сказал об этом.
- Ты мне отсталостью в глаза не тычь, - рассердилась Капа. - И не сули праздник на старости лет. На что он мне? Уж я-то знаю. Я хочу сегодня ходить в хороших туфлях, чтобы городским ни в чем не уступать!
- Что ж, выходит - пятилетку не строить, а всю прибыль - тебе на наряды?
Девушки опять зашумели, Капа - громче всех.
Председатель встал:
- В словах Капитолины Матвеевны есть немалая доля правды. Оплату трудодня необходимо подымать. Для того мы и новый сад будем садить, и фермы строить, и урожай повышать. Все - для человека, для его лучшей жизни.
После собрания, оставшись наедине с бригадиром, Шаров сказал:
- А Капа теперь, по-моему, на месте. У нее появилась искорка интереса к делу. А где искра, там можно разжечь огонь. И критиковала правильно. Увлеклись малиной.
- Я говорил: хватили через край! - Вася махнул рукой, будто решаясь на отчаянный поступок, и продолжал с упрямым раздражением: - Тяжело мне будет с такими, как эта…
- Постой, постой, - перебил Шаров. - Не пойму я тебя. Ты просил добавить людей, а теперь открещиваешься.
- От бригадирства отказываюсь.
- Вот-те раз! На крутом подъеме вздумал выпрягаться! Ну знаешь ли… Не твои это слова!
Шаров с таким осуждением посмотрел ему в глаза, что Вася уже не ждал ничего хорошего.
- Трудно мне, - буркнул он. - Поставьте кого-нибудь постарше…
- А ты спрячешься от трудностей?
- Нет, ни от какой тяжелой работы я не уклоняюсь. А от бригады отказываюсь. Забот больно много, - ответил Бабкин.
- И тебе хочется поискать, где их меньше? Напрасное занятие. Да комсомольцу это и не к лицу.
- Я сразу говорю: не справиться мне.
- А на твоем месте другой счел бы за честь. Такой сад доверяем! Подумай, Василий Филимонович. А то ведь…
- На комсомольском собрании поставите? Дело ваше.
- Я в отцы тебе гожусь, - сказал напоследок Шаров. - И добра желаю.
Не ответив ему, Вася ушел с опущенной головой.