- За звеньевую тут работает моя дочка. Скрипунова. Может, доводилось слышать? Прошлым летом моя девуня на конопле была первой из всего звена! - Она повернулась к дочери. - Лизавета, скажи сама.
Но Лиза, ссутулясь, спряталась за подруг.
- Стеснительная девушка - во всем колхозе не сыскать такой! - Фекла потянула дочь за рукав. - Скажи, Лизавета.
- А что говорить-то? - Лиза распрямилась. - Пусть сами глядят, какой есть урожай. От моих слов он не прибавится, не уменьшится.
Желнин вышел из машины, взял в руки сноп, присмотрелся к колосьям.
- Урожай отличный! Видны забота и старание!
- Подымаем серпами, чтобы каждое зернышко сберечь, - рассказывала Фекла. - Заботливее моей Лизаветушки во всем свете нет. Пальчик серпом располоснула, а сама все жнет и жнет: боль ей нипочем!
- Мамонька, хватит, - попросила Лиза. - Не надо…
- Почему не надо? Пусть добрые люди знают, как наши колхозницы об урожае заботятся. Ни силы, ни здоровья - ничего не жалеем.
Андрей Гаврилович спешил в сад, но Фекла Силантьевна все удерживала и удерживала его своим разговором.
- Торопится моя Лизавета. Торопится, бережливая, убрать свои гектары за сухую погодушку…
- Хорошим трудом земля держится! - Желнин пожал руку Фекле Силантьевне. - Будьте здоровы! - И уже из машины добавил: - Желаю успехов!
4
Высокий тополевый заслон и ворота сада остались позади. На въездной аллее, под сводами из ветвей старых вязов, колеса машины зашуршали сухой листвой. Запахло спелыми яблоками.
Выйдя из машины, Желнин направился к сараю, где большими ворохами лежали яблочки величиной с мелкие головки мака. Одни алые, другие красные, третьи золотистые. Две женщины черпали их ведрами и через борт насыпали в трехтонку: урожай отгружался в город, на кондитерскую фабрику.
Неподалеку стоял пресс. Яблочный сок сливался в чан. От сторожки доносилось побулькивание, - там бродило молодое вино в огромных бочках…
Дорогин был далеко в саду. Заслышав легковую машину, он пошел встречать гостя.
- Вот нагрянул к вам, помешал работе, - сказал Андрей Гаврилович, здороваясь с ним.
- Давненько не были. Давненько. Лет, однако, пяток. С тех пор, как с Гришей беда стряслась…
- Слышал, слышал.
- Еще бы! Вам положено все знать… А я-то, грешным делом, счел: обегаете меня.
- Ну, что вы!
- Думалось мне: сказал что-нибудь лишнее. У меня слова не считанные. Сызмальства привык правду выкладывать, и люблю, когда мне отвечают тем же.
Выждав секунду, старик пригласил гостя в беседку, перед которой горел костер, разведенный Алексеичем, и большой чайник на таганке пофыркивал паром и позванивал крышкой.
Давно Желнин не сидел у костра, давно не любовался бойкими струйками огня, не пил из просмоленного дымом чайника. Не мешало бы с дороги пообедать и выпить чаю! Но в нескольких шагах, за зелеными стенами из кленов, прятались яблони обширного сада, который манил в свою глубину, как в детстве густой лес с его загадками: что скрывается в тенистых зарослях? Что подстерегает в чаще? Судя по ворохам ранеток, в саду есть новинки. Скорей, скорей - туда! А чай от них не уйдет…
- Говорят, соловья баснями не кормят, - сказал Дорогин с добродушной улыбкой, от которой белая борода стала еще светлее. - Сад большой - басен будет много.
Трофим Тимофеевич повел гостя в ближайший квартал ранеток, где с утра была начата стрижка. Женщины в разноцветных платьях, в ярких платках, стоя на передвижных лестницах, острыми ножницами перестригали длинные плодоножки, похожие на медную проволоку, и маленькие яблочки, сияя в раздробленных лучах солнца, рубинами падали на широкие полотнища, разостланные по земле. У стриженых деревьев плодоножки на ветках торчали, как щетинка.
Разговаривая о сложных вопросах гибридизации и направленного воспитания деревьев, гость и садовод переходили из квартала в квартал. Дошли до защитного пояса из кустов желтой акации. Дорогин протиснулся сквозь заросли и, придерживая рукой колючие ветки, пропустил Желнина в квартал, где еще не бывали сборщицы урожая. Там яблони согнулись до земли. Глянув на ближнее дерево, усыпанное круглыми багряными яблочками, Андрей Гаврилович воскликнул:
- Вот это урожай!… Какой сорт? Откуда?
- Подарок! Однако самый ценный в жизни!
Дорогин сорвал яблочко, не спеша обтер платком, кривым садовым ножом разрезал посредине и подал гостю половинку.
- Посмотрите, какая у него мякоть - красная. Я слыхал, американцы ценят такие яблочки: для варенья хороши! Откуда взялся этот сорт? Долгая история. Вернее - глава из истории северного садоводства…
Они вышли на аллею, где в тени деревьев, по соседству с клумбой разноцветных астр, стояла скамейка, и Андрей Гаврилович предложил:
- Ради "истории" можно присесть.
- Так вот слушайте, - начал старик, опустившись на скамейку. - В девятьсот шестом году в Томске расхворался профессор Леонид Петрович Карелин. Врачи дали ему совет: "Уезжай, батенька, на юг". А у профессора в саду росли гибриды яблони. Им было по три, по четыре года. Куда их девать? Леонид Петрович вспомнил обо мне. Однако потому вспомнил, что я пять недель был у него за ямщика, возил по нашим горам да лесам. И сад мой он видел. Ну, прислал мне телеграммку. Я быстренько приехал, принял гибриды, как детей на воспитание. Каждый день за ними доглядывал, все записывал. Леониду Петровичу давал полный отчет. Жаль - недолго прожил он в Крыму, сгорел в чахотке. Не дождался яблок от своих гибридов. Года через два после его кончины появились первые плоды. Редкостные! Мы с женой смотрим на яблоньки: что же они у нас живут без имен? Словно беспаспортные. А от них ведь пойдут дети. Неловко. Нехорошо. В садах все перепутается. И стали мы придумывать для них имена. Одно маточное дерево назвали ранеткой Карелина, другое - Красавицей Сибири, а третье записали просто Кругленьким. Впоследствии оно оказалось самым зимостойким и по вкусу наилучшим из всех подаренных гибридов. Вот так и появился этот новый сорт. А размножили его недавно…
Отдохнув, они встали и пошли по аллее. Саду, казалось, не было конца. Вот обрезаны сучья, - старик перепривил яблони каким-то новым сортом. К каждому пенечку прикреплены белые бумажные колпачки. В них, как в колыбельках, зеленеют молодые побеги. И под каждой веткой - деревянная серьга с короткой карандашной надписью: название сорта и день прививки. Желнин взглянул на одну серьгу, на другую, на третью - всюду первые числа июля.
- О ваших летних прививках черенком мне рассказывал профессор Петренко. Он назвал их ценным открытием!
- А меня за них ругали. Через районную газету, - улыбнулся старик. - Дескать, очковтирательство. Назвали выскочкой.
- А кто писал?
- Нашелся тут один… Агрономом работает, а прививать не умеет. Выпросил у меня черенки, но все испортил. А нынче я при свидетелях сделал летние прививки - приезжали ученые из города. Весной составим акт. Ежели все будет хорошо.
- Где же вы храните черенки до июля? Как вам это удается?
- В погребе держу. В холоде, - рассказывал Дорогин не спеша. - Черенок, конечно, подвялится. Смерть ему грозит, вот-вот подступит. И вдруг он получает соки жизни от взрослого дерева. Тут сразу пробуждается. И такую силу роста дает, что залюбуешься! Однако радость свою показывает: "Живу! Расту!" Да вы сами видели…
В доме садовода они вместе накрывали стол. Андрей Гаврилович достал колбасу, которую он захватил из дому, Дорогин принес соленых огурцов. Сокрушался, что нечем угостить: старого вина не осталось, молодое еще не готово.
Старик отошел к угловой полке, занавешенной серой ситцевой занавеской. Наверно, за хлебом. Желнин ждал, что он достанет пышный белый калач, испеченный на поду в русской печи, и, по крестьянскому обычаю, разломает на куски. Давно не ел такого хлеба… Вспомнил румяные шаньги, которыми когда-то в Луговатке любила угощать его Анисья Михайловна Грохотова: поджаренная сметанная корочка, политая маслом, хрустела на зубах, а мякиш был душистый, теплый. Но старик вернулся к столу с плотным кирпичом черного хлеба и, поправив на жесткой ладони, как на оселке, острие ножа, стал резать на ломти.
- Пайковый? - тихо спросил Желнин, и в голосе его почувствовалась горечь.
- Да. Дочь купила. Верунька. На толкучке. Иной раз удается… Из-под полы покупаем. Надоело до смерти. А что поделаешь?.. Приспособились выпекать из картошки: "кто булки, кто драники, как бы сказать - оладьи. А толкуем про зажиточную жизнь… будто все уже есть.
Желнин спросил, сколько они в прошлом году получили на трудодень.
- Крохи… - Дорогин махнул рукой. - Три четверти фунта, если считать по-старому… По нашим просторам, сеем мало, да и тот хлеб сорняки душат. Урожай плохой, а хлебопоставки высокие. Вот и не сводим концы с концами. Не в одном нашем Глядене - в государстве, я так кумекаю. С подтянутым брюхом в коммунизм не войдешь: всего должно быть вдосталь. А пока она вот, - указал глазами на колбасу, - только у вас в распределителях для больших работников, да и то, сказывают, не каждый день… Уж вы не обижайтесь на меня…
- Правда глаза не колет. Что верно, то верно, - согласился Желнин. - Хлопот у нас - непочатый угол. И многое еще нужно сделать, чтобы в стране было достаточно хлеба, всюду и у всех.
- Первым делом хвастунов бы надобно укоротить. По всему государству. А что сейчас получается? Весной газеты смотришь - сплошь обязательства: выполним, перевыполним. Осенью - одни рапорты. Цифры большие. А хлеб где? Белого, говорят, и в больницах нет. А рапортами сыт не будешь…
Слушая горестные замечания, Желнин для себя отмечал: прав старик. И говорит прямо. Говорит о том, о чем другие тоже думают, но умалчивают. И, кажется, уже привыкаем мы умалчивать о некоторых недостатках.
Заговорили о работе опытников-мичуринцев. Желнин попросил показать ему заветные грядки, на которых растут пшеничные гибриды Трофима Тимофеевича.
- Однако рано еще смотреть. Лучше в другой раз, - отговаривался Дорогин. - Когда добьюсь задуманного…
- В газете, помню, писали о них.
- Поторопились… Забалуев не утерпел, раньше времени в колокола ударил…
Нарезав хлеба, старик сложил ломти на деревянное блюдо, а крошки смел на ладонь и привычно кинул в рот.
Той порой Алексеич сварил щи из барсука, добытого им два дня назад. Хотя мясо пахло звериной норой, щи всем понравились. Котелка не хватило. Дорогин поставил на стол вазу с медом, налил по кружке чаю. Правда, заварена была лесная душица, - чай в те годы выдавали только на литерные пайки, да и то редко. У душицы был приятный аромат, и гость выпил две кружки.
5
На въездной аллее послышался стук тележки. Она остановилась у крыльца, и в дом садовода вошел Забалуев в запачканной машинным маслом и пропыленной гимнастерке. В его выгоревших на солнце бровях запутались легкие пушинки молочая, осота и пшеничной половы. Рукава и грудь - в липучках. Судя по всему, он недавно подавал снопы в барабан молотилки, может быть, отбрасывал солому или приминал тяжелыми ногами пласты на большом омете.
На его круглом задубевшем лице было крайнее изумление: его не обманули - Желнин в самом деле заехал к Дорогину. Вот он перед глазами, сам Андрей Гаврилович. В доме садовода! Зачем бы это? К чему? И наверняка уже всякого наслушался от него. Известно - старый хрыч не умеет держать слова за пазухой… Ну, это не к худому, - успокаивал себя Сергей Макарович, - скорее раскусит Желнин Бесшапочного. Поймет - горький орешек!
Во время сессий краевого совета, пленумов крайкома и партконференций Забалуев не однажды пенял Желнину: "По районам ездите вроде часто, а от нашего Глядена всякий раз отворачиваете в сторону, будто мы пасынки. Заехали бы разок".
И вот он появился - гость не вовремя. Ну что бы ему приехать раньше, когда хлеб всходил и не были заметны сорняки. А теперь… Похвалы ждать нечего. Строгий он человек! Ой, беда тебе, Сергей. Одна надежда на рекордный участок. Желнин заезжал на полосу и не мог не полюбоваться отменной пшеницей. А если он в поле заметил непорядки?.. Жаркий денек!.. Надо скорее- про рекорд. И Забалуев начал басовито и громко:
- Рапортую краевому комитету партии и лично…
Дорогин, запрокинув голову, расхохотался так, что от колыхавшейся бороды по комнате поплыл ветерок. Желнин, сдвинув брови, перебил Забалуева резким - от возмущения - голосом:
- Вы не на трибуне! К чему эту официальщину несете?
- А… да… Привык я… - забормотал Забалуев, сбившись с тона и недоуменно поглядывая то на одного, то на другого. - Хотел, чтобы вы были сразу в курсе дела…
- Ну и рассказывайте простым человеческим языком. А то начали… Я не узнаю вас, Сергей Макарович.
- Припоздал я маленько явиться, - извинился Забалуев, и на его лбу, словно смолка на оголенном стволе сосны, вздулись капли пота. - Но никак не мог оторваться от машины, поломка приключилась. Надо за всем доглядеть. Сами знаете, хлеб - великое дело!
Секретарь крайкома слушал молча, глубоко запавшие черные глаза становились все холоднее и холоднее, острый взгляд как бы просверливал насквозь. Это предвещало недоброе. Лучше бы он сразу начал "вправлять мозги", как говорит Неустроев. Но Андрей Гаврилович не произносил ни звука, лицо его оставалось неподвижным.
- Сейчас ехал мимо участка звена высокого урожая и не утерпел - заглянул, - продолжал Сергей Макарович, постепенно приходя в себя. - Уж больно пшеничка хороша! Уродилась на особицу!
- Радуетесь? - спросил Андрей Гаврилович ровным, чеканным голосом.
- Само собой! Такому хлебу, как говорится, грешно не радоваться!
- А вы слышали о засухе в Чехословакии?
- Не доводилось… По радио, вроде, не рассказывали. И в газетах не видел…
- Наша помощь требуется, и мы обязаны перевыполнить план хлебосдачи. А вы в это трудное время прикрываетесь какими-то четырьмя рекордными гектарами, как щитом.
Секретарь крайкома не повышал голоса, и это было хуже, чем самое громкое и энергичное "вправление мозгов", - у Забалуева взмокла гимнастерка на спине.
- Кому нужен такой рекорд? Начали распахивать целину и испугались.
- У нас в полях лежит непаханая земля. Не управляемся.
- А с Шаровым спорили из-за какого-то клочка! Из- за десяти гектаров, да?
- Да я уже давно сказал: пускай заливает Язевой лог, ежели силы хватит… Но он только хорохорится… К слову сказать, по хлебосдаче-то мы…
- Что вы равняетесь? С маленького урожая и хлебопоставки маленькие.
Забалуев все же нашел в себе силы возразить:
- У нас урожай не маленький, а вроде среднего.
- У вас бурьян вместо хлеба, все сорняки, какие только есть на свете!
- Не сумели. Не хватило рук для прополки.
- Слушайте, вы можете обходиться без прополки, если будете правильно ухаживать за почвой. А вы экономите на обработке. Так? Чтобы меньше было натуроплаты?
- О трудодне заботился. Хотелось побольше хлеба выдать.
- Богатый трудодень будет при богатом урожае. А вы крохоборничаете. Стараетесь собирать по крошке, а теряете тонны. Что вырастили в урожайный год? Стыдно смотреть. И как вы могли допустить такие потери? - на ладони Желнина лежали колосья. - Это с одного квадратного метра!..
- Мы их конными граблями соберем, - пообещал Сергей Макарович первое, что пришло в голову. - Переплетем зубья проволокой и начнем сгребать. Я думаю, хорошо получится!
Когда Желнин упомянул о тракторе, который вминает в землю подкошенную пшеницу, Забалуев побагровел и потряс темным от загара кулаком:
- Ах, дурные парни! Я ж им давал не такую команду… За всем нужны глаза да глазоньки. - И он обратился с просьбой: - Андрей Гаврилович, дозвольте на машине слетать - подгребальщиков на полосу доставить.
- Поезжайте, - сказал Желнин. - Да передайте секретарю парторганизации: вечером приеду на бригаду. Пусть соберет коммунистов. Поговорим. Подскажете, какая помощь нужна с нашей стороны.
Забалуев бросился к выходу. На пороге он обернулся и жестом позвал садовода, а когда старик вслед за ним вышел на крыльцо, погрозил ему пальцем:
- А ты смотри, поаккуратней разговаривай с ним, не сморозь чепухи. У тебя язык меры не знает. Чего доброго, затеешь какой-нибудь спор.
- Зарока не даю.
- Я тебя упреждаю: больше слушай, меньше говори. Уважительность покажи.
Трофим Тимофеевич хотел вернуться к гостю, но председатель задержал его:
- Завтра с утра всю бригаду гони в поле.
- Я уже отправил одно звено, да Фекла Скрипунова ушла к Лизе пшеницу жать. Хватит брать из нашей бригады. Пройди по саду и посмотри: все женщины стригут ранетки. И не успевают. Ножницами набили мозоли… Не соберем вовремя - колхоз потеряет десятки тысяч рублей.
- А ты слышал - нельзя крохоборничать? Понимаешь, хлеб - дело государственное, а за твои паршивые яблоки никто… - Забалуев осекся, подумав о том, что Желнин-то остается в гостях у Дорогина, и поспешил свернуть разговор: - Верю, старик, верю.
…Желнин стоял у рабочего стола садовода. И чего только не было на нем! И лупа, и микроскоп, и аптекарские весы, и разрезанные яблоки, и листки бумаги с оттисками этих разрезов, и засушенные листья… Будто старик взялся за составление "Сибирской помологии"!
Рядом лежала тетрадь для отзывов, замечаний и впечатлений. Андрей Гаврилович раскрыл ее. В ней было много записей агрономов и студентов, партийных работников и учителей, путешественников, проезжавших через Гляден, и участников пионерских походов. На одной из страниц знакомая фамилия - Петренко. Директор опытной станции писал:
"Метод летних прививок Т. Т. Дорогина надо изучитьи осознать с позиций Мичурина. Мы не можем игнорировать те биохимические процессы, которые претерпели ткани черенка за период его "ненормального" хранения по июнь - июль, когда черенок уже находится на грани жизни и смерти. С этим связаны быстрый рост и созревание побега за короткий срок вегетации. Нам следует кое-чему поучиться у Трофима Тимофеевича и поблагодарить его за новое слово в биологической науке".
"Почему же он не написал об этом в газете? - подумал Желнин. - Надо подсказать…".
Садовод вошел в дом. Андрей Гаврилович повернулся к нему, кивнул на стол:
- Как хватает у вас времени на все это?
- Да разве успеешь сделать все, что хотелось бы? Я делаю, однако, не больше десятой доли задуманного…
- По ночам работаете?
- Ну-у, что вы! Я ведь не ответработник! Ночными бдениями не грешу! - рассмеялся старик. - Живу по птичьим часам: пташки умолкнут - спать ложусь, на заре голосок подадут - встаю.
- Вам бы надо обзавестись молодым помощником. Мы могли бы…
- У меня есть помощница - дочь-хлопотунья! По вечерам приходит сюда…
Забалуев долго не возвращался. Желнин и Дорогин вышли на берег реки. Она спорила синевою с небом. На островах, рядом с меднолистным тальником, виднелись багровые заросли осины, малиновые пятна рябиновых кустов. Ну до чего же хороша сибирская природа! Давно отцвели самые поздние луговые цветы, пожухли травы, но даже в эту пору осеннего увядания невозможно оторвать глаз от богатства красок!..
- Оставайтесь ночевать, - предложил Трофим Тимофеевич. - Погода тихая - можно будет поплавать с лучом и острогой…