9
Вокруг сада Трофим выкопал канаву и посадил тополя в два ряда. Защита только от ветров. А озорникам не помеха. В сумерки они слетались, как журавли на горох. Садовод спускал с цепи собаку, стрелял из дробовика в воздух - ничто не помогало. Каждое утро находил отломленные ветки.
Затаивался под деревьями, но долгое время не мог никого поймать,
В одну из лунных ночей заметил воришку. Взобравшись высоко на дерево, мальчуган срывал яблоки, еще не зрелые, жесткие, и складывал в приподнятый подол холстяной рубахи. Уж этот-то не уйдет!
Бесшумно переставляя босые ноги, Трофим подошел к дереву и прикрикнул на огольца. Тот оборвался с яблони; падая, зацепился рубахой за старый сломок и повис над землей.
- Дяденька, не буду!.. Дяденька, отпусти!.. - плаксиво бормотал, беспомощно трепыхаясь в воздухе.
Трофим снял его с дерева и, придерживая за ухо, глянул в лицо. Это был Сережка Забалуев.
- Глупыш! Обормот! - стыдил Дорогин. - Пришел бы ко мне по-хорошему, я досыта накормил бы тебя самыми сладкими. А ты… Пакостник!..
Заметив отломленный сук на земле, садовод рассвирепел:
- Лучше бы палец мне отломил, чем это. Понимаешь? Прививка! - кричал, подергивая за ухо. - Самая дорогая прививка!.. Этого я не прощу!..
Утром повесил отломленную ветку проказнику на шею и повел его в село. А сам нес корзину, полную яблок. Отцу мальчика сказал:
- Парню захотелось попробовать… Вот кормите его…
Макар огрел сына плетью и поставил перед ним корзину:
- Ешь, паршивец! Все! До последнего!
У Сережки текли слезы. Он давился яблоками, хватался за живот, но отец взмахивал плетью:
- Шкуру спущу!.. Ешь!..
Сбежались соседи.
- Брюхо лопнет у парнишки, - шутливо заступались за Сережку. - Дай передохнуть.
- Сразу скормлю! - гремел отец. - На всю жизнь нажрется! Будет помнить!..
С тех пор набеги на сад прекратились. Сережку стали дразнить: "Яблок хочешь?" А он и в самом деле наелся на всю жизнь. Даже запаха не выносит.
10
В год великого перелома Вера Федоровна редко бывала дома. Целыми днями она ходила по дворам, склоняя женщин ко вступлению в артель; долгими зимними вечерами председательствовала на шумных собраниях; с бригадой-агитаторов райкома ездила в соседние деревни, где еще оставались единоличники. До приезда в Гляден одного из рабочих ленинградского Балтийского завода, старого члена партии, многочисленные заботы о хозяйстве артели "Колос Октября" не давали ей спать: иногда глубокой ночью она появлялась на скотном дворе, на мельнице, в конторе правления. И чем больше было хлопот, тем оживленнее становилась Вера Федоровна. Она с радостью и гордостью за свой народ несла трудную председательскую ношу, пока не свалилась от перебоев сердца.
В первую же весну к дорогинскому саду, переданному в колхоз, артельщики припахали пять гектаров целины. У Трофима Тимофеевича теперь уже не было надобности разрываться между садом и пашней. Все силы и все свое время он отдавал любимому делу.
На исходе лета новый председатель правления, которому во время гражданской войны довелось побывать возле города Козлова в большом саду на зеленом полуострове, где жил и работал Мичурин, посоветовал Трофиму Тимофеевичу:
- Поезжай-ка ты, браток, к тому старику. Погляди. Расспроси досконально. Ну, и купи для колхоза разные там диковинки.
- Поезжай, Троша. Обязательно поезжай, - настаивала Вера Федоровна. - Ты ведь давно собирался. А за сад не тревожься: я с Веруськой перееду туда…
И Дорогин отправился в далекий путь. Ранним утром он на пароме переплыл речку Лесной Воронеж и вошел в сад. Вот она, обетованная земля! Вот деревья, пробужденные к жизни мудростью человека. Отсюда яблонька под именем Ермак отправилась завоевывать Сибирь и проложила путь-дорогу для своих сестер. Отсюда приходили ободряющие письма посылки с семенами и саженцами.
Десятка полтора посетителей прибыли раньше Дорогина. Они нетерпеливо и настороженно посматривали на крыльцо двухэтажного дома: выйдет ли сегодня старик? Позволит ли ему здоровье? Возьмет ли на прогулку по саду?..
И вот он появился. Высокий, угловатый, сухой от недугов. Белый пиджак обвисал, сваливался с плеч. Широкие поля легкой шляпы кидали тень на лицо, иссеченное морщинами, как земля в засуху. Старик шел, опираясь на трость.
- Ну, собрались? На прогулку? - спросил резко, неприветливо. За долгую жизнь ему надоели проезжие бездельники, которых он узнавал с первого взгляда.
Посетители, кивая головами, перебивали один другого:
- Да, да… Посмотреть… Полюбопытствовать…
- Приобщиться… Как почитатели и поклонники…
- На прогулку явились… - ворчливо повторил старик и, остановившись у дорожки в сад, объявил: - Возьму, если кто по делу. С остальными сотрудники побеседуют. - Остановил взгляд на Дорогине. - Вот вы пойдете со мной. Издалека приехали?
- Из Сибири. - Трофим шагнул вперед. - По Ермаковой тропе сюда.
Они стояли лицом к лицу, оглядывая друг друга.
У приезжего борода - во всю грудь, на голове - копна волос.
- А-а! - в глазах Мичурина загорелись огоньки, улыбка, как светлая дождевая вода в полях, залила морщины на посветлевшем лице. - Дорогин? Трофим? Если я не запамятовал. А отчество… Писал на конвертах, но не помню.
- Батьку моего, Иван Владимирович, звали Тимофеем.
- Вот ведь как - Тимофеевича забыл. А когда-то посылал тебе свою яблоню Ермак Тимофеевич!.. Так, говоришь, Ермакова тропа привела? Славно! Пойдем, Трофим, пойдем. Рассказывай о сибирских садах.
Они двинулись по дорожке среди деревьев. За Мичуриным бежала маленькая пушистая собачка, похожая на рукавицу-мохнашку. Над головами кружились воробьи. Собеседники не замечали их. Дорогин рассказывал, как ведут и как чувствуют себя яблони Мичурина в условиях Сибири. Иван Владимирович время от времени останавливался у деревьев и с доброй, мягкой улыбкой говорил:
- Попы считали мои яблони "незаконнорожденными". Не по божьему, дескать, веленью, а по моему хотенью зачатые. Без всякого таинства. Путем искусственного опыления. Не бог, а человек создал новый сорт. И за короткое время. Природа, возможно, за тысячу лет не подарила бы такой яблони… Вот это дерево - китайка-мать. Ее-то я и опылял пыльцой культурных сортов. От нее все началось…
Иван Владимирович рассказал, как веточки молодых гибридов прививал в крону других яблонь, как бы отдавая на воспитание, добивался новых, нужных ему, качеств яблок.
Они сели отдохнуть на скамью. Воробьи опустились на землю, чирикали и подпрыгивали.
- Сейчас, сейчас… - Мичурин одну руку запустил в карман, другой указал на старого воробья с темно-коричневыми перьями, как бы взъерошенными на голове. - Это - давний друг! Всегда подлетает ко мне. Самый бойкий!.. - Бросил птицам горсть пшена. - Клюйте! Работайте!
Потом повернулся к гостю и переспросил:
- Так, говоришь, по научной командировке из колхоза? Хорошо! Вот они, настоящие хозяева земли! Каждый колхозник - опытник, преобразователь. И будущность естественных наук - в колхозах, в совхозах. А у вашей Сибири - большое будущее! Придет время - вам позавидуют южане. И саженцы плодовых деревьев начнут завозить с севера на юг, как зимостойкие.
Старик достал коробочку с мелко нарезанным табаком, предложил гостю. Тот, поблагодарив, отказался.
- Не куришь? - переспросил Мичурин и шутливо упрекнул: - Какой же ты сибиряк после этого?
Он свернул длинную тонкую цигарку, вставил ее в мундштук, закурил и, выпустив облако дыма, покосился на гостя.
- Пахнет, ничего… славно. - Дорогин закашлялся. - Только вроде горло дерет.
- То-то ж! Табачок у меня домашний! И на своей машинке крошил!..
Отдохнув, они опять пошли по саду. К дому вернулись часа через три.
- Пойдем обедать, - пригласил Мичурин полюбившегося посетителя. - К чаю будет варенье из черной рябины. Попробуешь. Если понравится, саженцы домой увезешь.
…Трофим Тимофеевич прожил у знаменитого садовода четыре дня. И каждый день учитель и ученик проводили в саду по нескольку часов. Вместе обедали. Мичурин подарил гостю одну из своих книг, надписав на ней: "Украшай садами свою сибирскую землю". На прощанье долго пожимал руку:
- Иди, Трофим,' через все трудности. Вперед и вперед. Не сгибай головы. Добивайся своего!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Сергей Макарович Забалуев, председатель колхоза "Колос Октября", вернулся из города поздно ночью, когда буран начал утихать, и утром, узнав, что в колхозе гостит Шаров, раньше обычного пришел в контору. Плечистый и массивный, с круглой бритой толовой, похожей на белокорый арбуз, Забалуев, одетый в черную гимнастерку, сидел за тонконогим столом, казалось, готовым рассыпаться под тяжестью толстых рук.
Створчатые двери кабинета то и дело открывались, и на пороге показывались бригадиры и звеньевые, доярки и скотники, кузнецы и сеновозы. Они садились на узкие скамейки и скрипучие табуретки. Всего каких-то три дня председателя не было дома, а у всех накопились дела к нему. Всем нужен он! Сергей Макарович коротко говорил- кому что делать сегодня. Ему нравилось, что с ним не спорили, что как будто все были довольны его ответами и распоряжениями. Хорошо и спокойно начался день. И все шло бы тихо, если бы не рассказы о Шарове. Хорош гость! В чужом колхозе развел агитацию! И за что? За лесные полосы!
- Ишь какой прыткий! Выдумщик! Забалуев стучал по столу кулаком, будто кувалдой по наковальне, и чернильница, вздрагивая, отодвигалась от него. - Не изволил подождать меня. Председателя! Не терпелось горячей голове…
Сергей Макарович долго не мог успокоиться и громче обычного говорил о своих успехах и о своем опыте старого хлебороба, у которого следовало многому поучиться.
К приходу Шарова Забалуев "перекипел" и почувствовал, что до поры до времени сможет удержаться от резких упреков.
С гостем пришел Никита Огнев. Сергей Макарович покосился на бригадира: уже успели подружиться! Рыбак рыбака видит издалека! Оба любят советы давать: вот так да вот этак! А он в них не нуждается.
По долгу гостеприимства Забалуев встал, подаваясь вперед широкой грудью, уперся левой ручищей в стол, а правой, как клещами, стиснул мягкую руку гостя.
- Воротился все же, домой? Ну, с прибытием тебя!.. - гремел басом. - А я-то тревожился: где, думаю, мужик пропал? Окромя молодых, почитай, все, кто в живых-то, давным-давно пришли, даже безногие и всякие калеки из госпиталей до дому доскреблись, а тебя все нет и нет. Что, думаю, такое? И где застрял мужик? Уж не навязалась ли какая-нибудь…
- В Германии служил, в наших войсках, - резко перебил Шаров, не скрывая недовольства, вызванного последними словами громкоголосого собеседника. - При одной из комендатур. Как агроном. В бывших баронских поместьях налаживал госхозы. Сами знаете, весенний сев, уборка. Семена, машины, тягло. Надо было все направлять на первых порах… Ну и крестьянам тоже помогал.
- Немцам?! Врагам?! Да ведь они, туды их в душу, на нашей земле…
- Не они, не все, а фашисты разбойничали. Народ не виноват, тем более женщины, детишки… После разгрома под ними еще земля горела, а жизнь-то уже должна была складываться по-другому, по-новому. И немецким коммунистам требовалась наша помощь. Вот меня и оставили на службе, хотя я сердцем рвался домой… Как же не помочь, не направить? Я просто чувствовал себя обязанным…
- Нет, я бы не мог. Нет. У меня и сейчас сердце кипит…
Переведя дух, Забалуев окинул гостя придирчивым взглядом:
- А ты не переменился. Верно! Какой был, такой и есть. Рад за тебя, рад.
- Ты тоже почти не изменился.
- Ну-у, что ты! - Сергей Макарович тронул голову, выбритую до блеска. - Парикмахеры помогают. А через три дня у меня тут будет седая стерня.
Гостю указал на табуретку возле стола, а сам, не садясь, начал рассказывать:
- Жарко нам, тыловикам, досталось тут. Ой, как жарко! Оставались одни бабы, старики да малые ребята… По моему характеру - лучше бы на фронт. С винтовкой в руках! В штыки! Или на коне - с шашкой на врага! А мне сказали: "Здесь обеспечивай!.."
Он подкреплял слова внушительными жестами. На его груди покачивались ордена и медали. Шаров знал: орден Боевого Красного Знамени - за ликвидацию бандитских гнезд в горах во время гражданской войны, "Знак Почета" - награда за работу последних лет.
- За хлеб получил! - Сергей Макарович тронул пальцами орден. - Представляли к Трудовому, а дали "Знак". И то на весь район - два: мне да секретарю райкома. Только! Остальным - медали.
Забалуев встал, вразвалку вышел из-за стола и, кивнув головой на двери, пригласил Шарова:
- Пойдем завтракать. У меня старуха пельмени стряпает. Пойдем, пойдем, - потянул за рукав; в сторону Огнева буркнул: - И ты, бригадир, приходи. За компанью.
Идя рядом с Шаровым, сожалел:
- Живем в одном районе, а друг у друга в гостях не бывали.
- Я - всегда за дружбу, - отозвался Павел Прохорович.
- Вот и хорошо! Приезжай с женкой Новый год встречать. Уговорились?
- Благодарю. Но…
- Вот всегда так! Я, как говорится, всей душой, а ты ко мне - затылком…
- Мы пришлем делегацию.
- И на том спасибо. Мы тоже в долгу не останемся.
- Я мог бы съездить, - вызвался Огнев. - Мне, как бригадиру…
- Правление обсудит, - оборвал Забалуев и вернулся к разговору о празднике: - Новый год отметим как следует. И поглядим, у кого будет веселее! - Расхохотавшись, добавил: - У кого, как говорится, люди будут бровями пол подметать!
Шаров больше не проронил ни слова. И Огнев тоже замолчал. Концы его светлых и, как ость ячменного колоса, жестких усов недовольно пошевеливались.
2
По дороге Сергей Макарович вспомнил, что не поинтересовался боевыми успехами гостя, хотя бы из вежливости, и теперь, у себя в доме, стал расспрашивать:
- Ну, как воевал? До каких мест дошел?
- До самого Берлина, - сдержанно ответил Шаров.
- До Берлина? Вот это здорово! Есть чем похвалиться! А наград-то сколько наполучал! Две, три, четыре… - Сергей Макарович подсчитывал ленточки. - Этак, чтобы все ордена и медали вывесить, тебе груди не хватит!
Гость осматривал горницу, как бы придавленную низким потолком из широких черных плах. В переднем углу висел, потемневший от времени, большой портрет Карла Маркса, ниже, на треугольном, столике, стоял голубой патефон.
- Премия за хлеб! - похвастался хозяин. - Мы ведь каждый год первыми выполняли план! Из всех первыми!.. Можно завести пластинку - хор Пятницкого. Я люблю проголосные песни! Ой, люблю!
- Как-нибудь в другой раз, - отговорил его Шаров и перекинул взгляд на громоздкий черный комод, на котором стояла гармошка с перламутровыми ладами.
- Сына из армии ждем! - объяснил Забалуев. - Семен-то у меня - первейший гармонист! Тоже где-то в Германии. Не слыхал?
- Не доводилось.
- Ну как же! На смотрах самодеятельной художественности выступал! Да-а!..
Сергей Макарович опять принялся расспрашивать гостя. В каком он звании демобилизовался? Какую зарплату получал в армии? Наверно, не очень-то хотелось возвращаться в деревню?
Шаров рассказал, что колхозники ждали его и писали ему едва ли не чаще, чем жена.
- Понятно - Катерина Бабкина строчила письма: от председательской должности хотела поскорее освободиться, хомут сбросить.
- Другие тоже писали. О жизни колхоза я знал все. Бывало, в блиндаже закрою глаза и вижу: возят землю на плотину, ставят столбы на улицах, Подвешивают провода!.. Когда получил сообщение: "Дали свет!" - товарищи меня поздравляли горячее, чем с первым орденом. Я вам скажу - письмо читали по всей дивизии! В армейской газете напечатали! Листовкой оттиснули и сбрасывали в немецкие тылы, чтобы русские люди могли прочитать: в такую войну, в далекой Сибири и все же закончили строительство колхозной гидростанции!..
Сергей Макарович не поддержал разговора, - опасался, что его упрекнут: в Глядене все еще нет света.
Шаров рассказал о своих планах: Луговатка и Буденновский выселок совместно построят на Жерновке вторую гидростанцию. Это недалеко от полей "Колоса Октября". Согласны тоже принять в пай. Мощности хватит и для трех колхозов. А строить общими силами - легче и быстрее.
- Хорошо! - подхватил Огнев. - Надо бы присоединиться.
- Ишь ты какой! - покосился Забалуев на бригадира и повернулся к гостю. - Зачем нам электричество на пашне? Учетчики и с лампами повечеруют…
- На токах моторы поставите, чтобы крутили веялки…
- Ну-у, нет. Несподручно это. Нет. Да и лишняя трата денег… Осень придет - из города народ пришлют на подработку зерна. Вот в село нам свет надобен. Бабы, язви их в душу, заели меня: давай и давай! Теперь мужиков натравили. Но мы смекалистые - возьмем от городской сети. Никаких хлопот и забот. И тебе не советую зря силы убивать. Послушай меня. Не советую! Недавно проезжали инженеры - ищут на реке место для постройки громадной гидростанции, вроде Днепростроя!
- А где? Выше или ниже устья Жерновки?
- Кажись, выше.
- Отлично! Нашей гидростанции это не помешает.
- Пошевели мозгами - нет резона тратиться на постройку. Нет!
- Государство строит гидростанции на больших реках, а маленькие речки обуздать - наше дело. Вот резон!
- Ишь какой богач выискался! Я тебе по-дружески говорю: в корню мало ходил, берешь сразу с места вскачь, как молодой жеребенок. Скоро запалишься. Ой, запалишься! И колхозников совсем разоришь. Будешь выдавать по три копейки. Ты прикинь все.
- Я прикидываю. Еду в город, посоветоваться…
Сергей Макарович вышел в кухню, и разговор продолжался без него. Шаров говорил, что, по его предположению, лучшее место для постройки плотины - берега возле Бабьего камешка.
- Погоди, погоди, - остановил его Забалуев, вернувшийся с полуведерным чайником в руках. - Ежели ты запрешь Жерновку возле Бабьего камешка - вода бросится вверх по Язевому логу. Так я понимаю?
- Так.
- А докуда подымется? Наши сенокосы зальет?
- Возможно.
- Ишь какой храбрый! Воз-мож-но. - Забалуев, ставя чайник, стукнул дном о стол. - А я говорю: "Невозможно".
- У вас сенокосов - глазом не окинешь! Старики рассказывают - п-пустоши… - Шаров начал заикаться, что случалось с ним в минуты раздражения. - П-пустоши и то не выкашиваете. А в Язевом логу каких-нибудь десять гектаров…
- Чужой достаток не считай. Свой наживи… На пустошах растет пырей, а в Язевом Логу - мятлик. Самолучшее сено для овечек! Ой, хорошее сено!..
Павел Прохорович пожалел, что завел разговор преждевременно. Надо было сначала пригласить инженеров для изысканий, подождать, пока будет готов проект, а уж потом объявить соседям. А теперь Забалуев поднимет шум.
- В крайкоме, Сергей Макарович, разберутся.
- Ишь ты! Сразу и - в крайком! Через голову…
- Да нет, не думал обходить Неустроева. Начнем разговор в райкоме…
- А что райком? Не пугай ни райкомом, ни крайкомом. Я не из трусливых! Нет, нет… Ты специально приехал людей мутить, когда меня дома не было. Про посадку леса начал сказки рассказывать…
В дверях показалась жена Забалуева - Матрена Анисимовна, такая же массивная, как он, и громко окликнула мужа:
- Сергей! Чего ты гостя разговорами донимаешь?