7
День был на исходе, когда Векшина вышла от Дорогиных. На улице она встретилась с Забалуевым и дородной девушкой, которая не уступала председателю ни ростом, ни шириной плеч. Это была Лиза Скрипунова. Представив её Софье Борисовне как звеньевую высокого урожая, Сергей Макарович сказал, что они идут к агроному Чеснокову посоветоваться о наилучшем сорте пшеницы для рекордного посева. Может, Софья Борисовна пожелает пройти вместе с ними и посмотреть, какой добротный дом колхоз отдал под контору сортоиспытательного участка? Как, она уже успела побывать там?! А он-то, Забалуев, даже не знал об этом. Вот обмишурился! Этак, чего доброго, может опоздать с показом хозяйства? Наверно, Софья Борисовна уже заглянула во все отрасли?
- Нет, я без хозяина не заглядываю, - поспешила успокоить его Векшина. Лизу она спросила, какое обязательство взяло её звено. Девушка смущённо пробормотала:
- Как можно богаче урожай-то вырастить… Чтобы лучше всех в районе…
- На тридцать центнеров замахнулись девки! - пришёл на помощь Забалуев. - И соберут! Даю слово хлебороба! Соберут с рекордного участка! - Спохватившись, понизил голос. - А в поле… Ты, Софья Борисовна, сама знаешь, старая земля… Пырей душит. Родится пшеничка по десятку центнеров. И то…
- А ты заставь родить больше. Помнишь, что Мичурин советовал? Не ждать милости.
- Это не нам - садоводам.
- Ты так думаешь?
- Точно. Хоть у Чеснокова спроси. Башковитый человек!..
- Неправ твой Чесноков. Мичурин говорил всем земледельцам. Вот так… Тракторов нам нынче добавят. Можем обрабатывать землю по всем правилам. Лущить несколько раз.
"И за каждое лущение платить…" - мысленно возразил Забалуев. А вслух сказал:
- Высокие урожаи - первая забота… Но природа, язви её, упрямая. Да и земля не позволяет. Не зря хлебопоставки-то с нас берут по низшей группе.
Только что хвалился, а теперь прибедняешься, - заметила Векшина. - Раньше у тебя не было такого шараханья.
- Правду говорю… Сорняки…
Лиза боялась, что при разговоре о путях борьбы за высокий урожай ещё больше растеряется, и, кивнув головой, ушла. А Векшина и Забалуев направились к старому дому с шатровой крышей, которая успела прогнить и так нахлобучиться на стену, что из-под досок едва виднелась вывеска правления колхоза. Ни тесовых ворот, ни забора не было. От столбов остались пеньки. Сторожиха топором откалывала щепы на растопку печей.
- Да-а! - покачала головой Векшина. - Пример показал! Только не в ту сторону.
- Понимаешь, ещё до меня начали ограду в печах палить, - развёл руками Забалуев. - А я…
- А ты прикончил. Хозяин!.. Ведь ты же, Сергей Макарович, подымал отсталые колхозы.
- Другая была пора. В каждом дворе - по мужику. А теперь - вдовы. Я между ними, как захудалый петух, - землю скребу, кур созываю, но им поклевать нечего. Вот и разбредаются по своим огородам…
Под ногами скрипели широкие плахи покосившегося пола. Забалуев провёл Векшину в кабинет. Там возле стен, с которых штукатурка наполовину обвалилась, стояли хромые скамейки, а посредине - стол, забрызганный чернилами.
- Бедно!
- Мы, Софья Борисовна, копейку берегли: больше ста тысяч внесли на постройку самолётов да танков! Я сам передавал лётчикам аэроплан от нашего колхоза. У нас благодарности имеются…
- Ну, а теперь-то уже можно бы побелить. И наглядной агитации нет: ни плакатов, ни лозунгов. Секретарь парторганизации не заглядывает к тебе?
- Да я и сам забегаю на минуту - бумажки подписать… Мог бы я диванов накупить, обставить контору, как бюрократ. Но на мягких диванах дремлется. А я не люблю, когда люди засиживаются по кабинетам. Ой, не люблю! И сам всё время - на производстве, с народом…
А плакаты, что же, их наклеить недолго…
Сняв шапку, пальто и оставшись во фронтовом кителе, Векшина, строгая и подтянутая, прошлась по кабинету и села возле стола. Разговор собиралась завести надолго.
Сергей Макарович ждал незначительных вопросов, так как всё значительное, в его представлении, всегда связывалось с осмотром хозяйства. Он опустился на свою табуретку и сложил руки перед собой.
Векшина заговорила о работе парторганизации, но к чему она клонила - Сергей Макарович не мог понять, и спокойствие постепенно покидало его.
В других сёлах партийные организации за время войны увеличились в два-три раза, а у них в Глядене почти все коммунисты с довоенным стажем. Нет. она не говорит, что надо форсировать рост рядов, - нужно отбирать в партию самых лучших, подготовленных людей, - но почему-то у них нет ни одного кандидата. В чём причина? Почему парторганизация не росла?
- Насчёт роста неверно, - возразил Забалуев.
- Небольшой рост дали только фронтовики. А кого вы в тылу вырастили? Ведь были достойные люди и есть они. Кого ты за четыре года приготовил в партию?
- Я не парторг. У меня, как говорится, хватало своих забот.
- А разве это заботы чужие? Разве воспитанием кадров должен заниматься только секретарь парторганизации?
Сергей Макарович замолчал. Он догадывался - главное впереди. Чего доброго, ещё начнёт расспрашивать об учёбе, - надо не сплошать с ответами.
Векшина спросила - не подавал ли заявления садовод.
- Дорогин?! В партию?! - От удивления Сергей Макарович выпрямился, оторвал руки от стола. - Да ты что, Софья Борисовна?!.
- Политически грамотный человек…
Забалуев покрутил головой.
- Обойдёмся без Дорогина. - И, поймав недоуменный взгляд, объяснил. - Связь с заграницей!
- Какая там связь - несчастье.
- Деньги получал, посылки… И анкета будет испорчена. Об этом, сама знаешь, пишется рядом с судимостью. Опять же в единоличниках крепко жил.
- Был середняком. Ну и что ж такого? Он шестнадцать лет в колхозе. Старый опытник. Заслуженный человек. А у вас какие-то нелады.
- Только из-за прививок. Выдумал летом делать. Пёс его знает, какие-такие прививки. Агроном Чесноков взял да и проверил - брехня! Вредная затея! Ну, понятно, написал…
- А в редакции поторопились напечатать.
- Ты погляди у Чеснокова - все летние прививки посохли. А я не хочу, чтобы колхозный сад погибал, - понимаешь, деньги даёт!.. Ну и собирал бы старик яблоки, не мудрил, а он…
- Если вам Дорогин не нужен, его любой колхоз примет.
- Ну, что ты, Софья Борисовна! Что ты! Да я с Трофимом скоро породнюсь! Вера-то просваталась за моего Семёна.
- Вон что! Я не знала.
- А как же! Во время проводов в армию… Но я люблю правду говорить. - Забалуев стукнул себя кулаком в грудь. - Трофим для своей славы старается.
- Неверно. Он заботится об общем деле. Ты присмотрись к нему. И держите старика поближе к парторганизации. Вот так.
Неожиданно для Забалуева она спросила изменившимся, мягким и глубоко заинтересованным голосом.
- Ну, а как ты учишься?
- Софья Борисовна, это сложный вопрос. - Сергей Макарович провёл рукой по лицу и принялся объяснять. - Ежели бы я служащим был - далеко бы ушёл по учёбе. Отсидел бы свои часы в канцелярии, дома спокойно пообедал бы и - за книгу. А у меня же хозяйство-то какое!
- И поэтому тебе надо учиться больше и прилежнее других.
- Работать кто за меня будет? Мне надо везде поспеть, за всем доглядеть, всё направить.
- А ты всего на себя не бери. Дай возможность бригадирам проявлять инициативу.
Не прислушиваясь к словам Векшиной, Забалуев продолжал:
- Мне, бывает, вздремнуть некогда. Так умаюсь, что глаза слипаются, хоть распорки ставь, а я бегу и дело делаю!
- Пойми, Сергей Макарович, хозяйство у вас начинает хромать…
- Да ты его ещё не видела.
- Сужу по отчётам, которые ты сам подписывал. А хромать хозяйство начинает потому, что ты…
- Я плохо хозяйствую?! А за что мне награды давали? - шумно и обидчиво спросил Забалуев и так провёл рукой по груди, что зазвенели ордена и медали. - По- твоему, правительство ошиблось?
- Не шуми. Мы с тобой коммунисты и должны трезво смотреть на всё. Было время - ты по хлебопоставкам немножко вырвался вперёд других, и тебя законно отметили. А потом уже делали это по привычке.
Запал хвастовства у Забалуева кончился, и он больше не возражал.
- Теперь главное - высокие урожаи. Кстати, огородников пора бы выделить в особую бригаду, снять эту обузу с Дорогина.
- Ладно. Я и сам думал. Только не сразу всё…
- Недостатков у вас уйма. Дворы, говорят, заваливаются?
- Не одни дворы. В амбарах крыши дырявые. А строить новые - плотников нет. Да и не из чего.
Векшина заговорила о кадрах. Мало в Глядене работают с людьми. Очень мало. Не заботятся о росте. А колхозники высказывают пожелание - поближе бы к ним да почаще бы проводились открытые партийные собрания. Следует прислушаться к этим словам. Пора в обоих колхозах создать свои парторганизации.
- У нас коммунистов мало - раз, два да и обчёлся, - сказал Забалуев.
- Пять членов партии. Разве это мало?.. И, конечно, у вас будут кандидаты.
- Но… в секретари некого. Огнев больно горячий, да и молодой - с фронтовым стажем.
- Вот и хорошо, когда у коммуниста - горячее сердце.
- Да так, он вроде ничего… Мужик грамотный…
- Завтра на собрании обменяемся мнениями. Надеюсь, что у вас скоро будет своя парторганизация. Вот так.
Глава шестая
1
От Глядена до Луговатки по Чистой гриве - тридцать пять километров, для сибирских просторов - путь недалёкий, но в зимнее время не было прямой дороги, и Векшина поехала через выселок. Там она заночевала, повидалась с колхозниками, побыла на заседании правления и, выехав в обеденную пору, только в сумерки увидела прямые, как это бывает в морозные вечера, столбы дыма.
Софья Борисовна везла маленький свёрток, которым очень дорожил её однополчанин, гвардии рядовой Филимон Бабкин.
При каждой встрече с Шаровым в райкоме Софья Борисовна порывалась отдать ему свёрток, но всякий раз передумывала, - то, чем дорожил покойный, неловко пересылать с попутчиком, надо передать из рук в руки его близким.
Вот и окраина села. Векшина приподнялась в санях. Избы маленькие, ветхие. Раньше они не казались такими. Но все окружены оградами, во дворах - поленницы берёзовых дров. Не то, что в Глядене. А ведь оба села - на одной и той же Чистой гриве, где. за исключением заповедного бора, нет лесов, - погонялку для коня и то не отыщешь. Значит, в Луговатке сохранился добрый порядок: ранней весной сплавляют по Жерновке дрова, заготовленные в верховьях реки. А в Глядене забыли про лесосплав… Но сейчас Забалуев вытянет колхоз на гору. Надо только спрашивать с него построже.
…О свёртке, который везла Векшина, Бабкины узнали из последнего письма Филимона Ивановича. Когда он отправлял письмо, в дивизии ждали делегатов с подарками из родного края. Бабкин собирался переслать с ними свёрток домой, но делегация приехала спустя неделю после его гибели. Софья Борисовна, участвовавшая в похоронах Филимона Ивановича, уже лежала в тыловом госпитале, а свёрток хранился в её вещевом мешке. В дивизии об этом никто не знал. Политотдельцы ответили, что поиски оказались безрезультатными. Тем не менее, Бабкины не хотели верить, что свёрток исчез бесследно. И не ошиблись…
2
В те дни в Луговатке проводились собрания, на которых обсуждался по разделам в каждой бригаде и на каждой ферме проект пятилетнего плана колхоза. Вася записал в своём разделе - увеличить сад вдвое. Тридцать пять гектаров новых посадок! Он считал своё предложение смелым, знал, что для выполнения потребуются большие силы и железная настойчивость.
Новый участок предстояло разделить на кварталы, наметить, где садить яблони, где малину, выбрать лучшие сорта и подсчитать по годам, сколько и когда понадобится саженцев. Во избежание больших расходов было предрешено самим выращивать саженцы, а для этого нужен питомник с делянками под сеянцы дичков, под яблоньки для прививки, под черенки смородины. И раньше нелегко было работать в саду, а теперь хлопот прибавлялось в несколько раз.
А лесные полосы? Для них необходимо заранее поднять, прокультивировать и перепахать землю на полную глубину. После посадки - оберегать от сорняков, от грызунов…
Надо быть агрономом, чтобы не запутаться во всём этом, чтобы всё сделать во-время и так, как требует наука. Надо быть хорошим, умудрённым опытом хозяином и организатором, чтобы правильно расставлять людей и всю работу делать в срок.
Но Шаров, человек большого размаха, со взглядом в будущее, счёл его план малым.
- Увеличивай до ста гектаров. Не меньше! - настаивал он. - Колхозу потребуются деньги. Сад поможет.
Когда проект был готов, Шаров пришёл к садоводам.
- Вашу бригаду мы укрепили. Вон какая сила! - воскликнул, обводя восторженным взглядом всё собрание, а затем пошутил. - Опасаюсь одного: летом приеду и заблужусь в новых зарослях!..
На него задорно смотрели ясноглазые, весёлые девушки из тех, о которых обычно говорят, что они "не сидят, сложа руки, и не знают скуки".
В углу возле печки лущили семечки да, посмеиваясь, подталкивали одна другую три подружки. В середине - Капа Кондрашова, курносая, пухленькая, обтянутая тесной для неё коричневой кофточкой, разлезавшейся по швам. Волосы у Капы были чернее смолы, глаза - тоже, и вся она, невысокая, с покатыми плечами, походила на сытую чёрную утку.
Капу много раз переводили с одной работы на другую, и везде она оказывалась "не ко двору". С молочнотоварной фермы выгнали за то, что не продаивала коров. Из телятника убрали за падёж телят, из свинарника - за грязь в клетках. Куда бы её ни послали, Капа всюду больше хохотала, чем работала, и всем говорила, что её основной прибыток - от городского базара, где она продавала ягоды. На заседании правления, когда Капу включали в бригаду, вспыхнул смешок:
- К ней собралась лень из семи деревень. Другим не осталось.
- А всё же, куда-то надо определить, хоть для счёта.
- Может, у неё задор разыграется. Может, в саду её на работу потянет, - заступился за Капу Кузьма Грохотов. - Надо завсегда человека на лучшее подбивать.
- Для продажи ягод сгодится, - сказала Катерина Савельевна.
И Вася не стал возражать.
Теперь он про себя усмехнулся: "Это называется - укрепили бригаду!.."
Когда план поставили на голосование, Капа, отбросив шелуху семечек, поднялась со скамьи:
- А я не согласная!
Девушки из переднего ряда, усмехаясь, оглянулись на неё. Чего путного может сказать эта перелётная хохотушка?!
Вася постучал по столу карандашом, зажатым между безымянным пальцем и мизинцем. Не скажет ли Капа что-нибудь толковое? План велик. Тяжёл. Может, хоть к её словам прислушается председатель?
- Говорите, товарищ Кондрашова! - подбодрил Шаров.
Переспросив, сколько земли отводится под новые посадки малины, Капа замахала короткими, полными, как бы перетянутыми в кистях, руками:
- Маяты с малиной не оберёшься. Привередливая больно. Скажем, сегодня сняли урожай, послезавтра опять тем же кругом идите с корзиной. Из всех ягод - самая хлибкая. Покамест везёшь, до базара - в корзинах помнётся, с утра не распродашь - к вечеру закиснет, хоть в стаканы сок разливай. Покупатели обегают такую. Уж я-то знаю, чего базар требует. По моему соображению, малины хватит в старом саду.
Вася примолк. Не о том она говорит. Надо обо всех ста гектарах. Как с ними управиться?
Шаров спросил, чем заменить малину. Капа назвала крыжовник. Ягоды вкусные, крепкие. Неделю пролежат - не испортятся. Можно возить хоть за двести километров.
- Ну уж, придумала - крыжовник! Об его колючки руки в кровь издерём.
- Собирай с него ягоды сама!
- И соберу! - запальчиво подняла носик Капа. - Обойдусь с колючим, как с миленьким! Вот увидите!
- Пообнимайся с ним: он тебе кофту располосует!
- А я брезентовый фартук сошью. И рукавицы…
Девушки прыснули со смеху:
- Ой, уморила!.. Ягоды в рукавицах брать!..
- Ты, Капка, собачьи мохнашки приспособь!..
- Подавишь крыжовник, как медведь малину!..
- А вот увидите!..
Шаров приподнял руку.
- Я вам скажу, дельное предложение внесла Капитолина Матвеевна.
Капа окинула девушек торжествующим взглядом:
"Ну, что?! Не по-вашему вышло, а по-моему!.. Председатель даже взвеличал Матвеевной!.."
- Учтём поправку, - пообещал Шаров и взглянул на садовода. - Так?
Бабкин промолчал.
Подогретая успехом, Капа завела речь о том, что её волновало больше всего:
- На собраниях говорите о разных постройках, ровно сказки рассказываете, в план пишете каменные дома, а про трудодень молчите.
Это неправда, - нетерпеливо заметил Вася. - Мы с вами обсуждали…
- А ты не тарахти - послушай, что дальше скажу. Отстаём от других колхозов. Вон в "Колоске"…
- Нашла пример! У нас электрический свет горит, а они, слышно, всё ещё нюхают копоть из керосиновых ламп.
- Только этим и попрекаете. А светом себя не обтянешь!
По комнате загулял шумок: одни смеялись над Капой, другие подзадоривали её. Она повысила голос:
- Правду говорю: про людей у нас забывают. Всё на строительство да на строительство. Трудодню по деньгам роста не видно.
Васе было неприятно, что в молодёжной бригаде затеялся такой "отсталый разговор". Он не мог молчать и сказал об этом.
- Ты мне отсталостью в глаза не тычь, - рассердилась Капа. - И не сули праздник на старости лет. На что он мне? Я хочу сегодня ходить в хороших туфлях, чтобы городским ни в чём не уступать!
- Что ж, выходит - пятилетку не строить, а всю прибыль- тебе на наряды?
Девушки опять зашумели. Капа не сдавалась, но голос её постепенно ослабевал и терялся…
После собрания, оставшись наедине с бригадиром, Шаров сказал:
- А Капитолина, по-моему, теперь на месте. У неё появилась искорка интереса к делу. А где есть искра, там можно разжечь огонь. И критиковала правильно. Увлеклись малиной.
- Я говорил: хватили через край!
- О трудодне сказала за всех. Как ты смотришь?
- Я? - задумчиво переспросил Вася и, махнув рукой, будто решаясь на отчаянный поступок, заговорил с упрямым раздражением. - Тяжело мне будет с такими, как эта…
- Постой, постой, - перебил его Шаров. - Не пойму я тебя. Ты просил добавить людей, а теперь открещиваешься.
- От бригадирства отказываюсь.
- Вот тебе раз! На крутом подъёме вздумал выпрягаться! Ну, знаешь ли… Не твои это слова.
Шаров с таким осуждением посмотрел ему в глаза, что Вася уже не ждал ничего хорошего.
- Трудно мне, - буркнул он. - Поставьте кого-нибудь постарше…
- А ты спрячешься от трудностей?
- Нет, ни от какой тяжёлой работы я не уклоняюсь.
А от бригады отказываюсь. Сто гектаров! Забот больно много.
- И тебе хочется поискать, где их меньше? Напрасное занятие. Да комсомольцу это и не к лицу.
- Я сразу говорю: не справиться мне.