Полгода от неё не было вестей. Трофим потерял сон. Исхудал. Еле-еле управился с уборкой пшеницы. Даже слабый ветерок покачивал его, как сухое дерево с подточенными корнями. Миновала осень. Пала лютая зима. Всюду люди рассказывали о чёрных днях: на станциях железной дороги - виселицы… По ночам гремят залпы… Царь рассвирепел: подавайте ему больше крови!.. Расстрелы без следствия и суда…
"Уцелела ли Вера? Жива ли?" - спрашивал себя Трофим. А что он мог ответить? Знал только одно - будет ждать и год, и два, и десять лет…
Она вернулась среди ночи. Едва живая, пришла пешком. Правая рука была на перевязи…
Это случилось с ней в Томске. Чёрная сотня подожгла дом, в котором собрались революционеры. Пришлось выбрасываться в окна. А внизу поджидали верзилы с дубинами… Вера спрыгнула со второго этажа… И вот - перелом кости…
Трофиму она представилась птицей с перебитым крылом, приземлившейся после своего последнего взлёта.
Он осторожно подхватил её, лёгкую, бледную, с ввалившимися щеками и сухим подбородком, но ещё более, чем прежде, милую и дорогую для него, и уложил в постель.
- Ничего, Троша… Я поправлюсь, - говорила она.-
И дети у нас будут. Воспитаем их хорошими… Они за нас сделают, что мы не смогли…
Зима была на редкость суровой: воробьи замерзали на лету и камушками падали в снег. А весна оказалась обманчивой: в конце марта зажурчали ручьи, но только на два дня, затем снова навалился мороз и заковал землю в лёд. До половины лета яблони стояли чёрные, будто обуглившиеся. Ни один листочек не развернулся. В саду застучал топор.
Соседи злорадствовали:
- Ну, как, дошёл?
- Дойдём! - упрямо повторял Дорогин, думая о Вере Фёдоровне. - Мы с женой дойдём! Из семян вырастим. Вот увидите!
Семена ему обещал прислать Мичурин из города Козлова. И ещё обещал саженцы своей северной яблоньки под названием Ермак Тимофеевич.
Уж коли Ермак двинулся через Урал - завоюет Сибирь!
Жена поправилась, и у Трофима прибавилось упорства. Он вырастит яблоки, узнает их вкус, и соседей угостит!
Вера Фёдоровна целые дни проводила на огороде. Чуть слышно напевала что-то о детской колыбели…
Но ребёнка они дождались не скоро…
3
В большом шатровом доме, построенном декабристом, сменилось несколько хозяев. В последней четверти прошлого века в нём поселился скупщик шерсти и бараньих овчин. Он застроил двор сараями и амбарами, дорогу к пристани замостил сосновыми брусьями.
В те годы, как грибы-мухоморы после дождика, выросли купеческие лавки; появилась паровая мельница; открылась контора Русско-Азиатского банка, и Гляден превратился в заштатный городок.
После смерти скупщика в шатровом доме обосновались гололицые люди в шляпах с необъятными полями. Брюки они затягивали ремнями поверх клетчатых рубашек, обувались не в сапоги, а по-бабьи, - в ботинки.
- Мериканцы! Из-за моря приехали, - говорили о них старожилы.
Над тесовыми воротами взгромоздилась вывеска с золотыми буквами:
"МЕЖДУНАРОДНАЯ КОМПАНИЯ
ЖАТВЕННЫХ МАШИН В РОССИИ"
Международной компания называлась только потому, что орудовала в чужом доме. Её хозяевами были американские фирмы Мак-Кормик, Диринг, Осборн и другие. Эта компания раскинула свою сеть, как паутину. В одной Сибири было открыто двести пунктов. Старьё, уже потерявшее спрос за океаном, здесь ловко превращалось в золотые слитки.
В Глядене, на просторном дворе стояли жатки и сноповязалки. Под сараем возвышались горы мешков с клубками манильского шпагата. Бывая там. Дорогин засматривался на машины. Хорошо придуманы! На облегченье людям. Но не всем…
Из окрестных деревень приезжали покупатели, бородатые мужики с волосами, смазанными топлёным маслом, в сапогах, от которых пахло дёгтем, в сатиновых рубахах, перехваченных гарусными поясами, и в чёрных войлочных шляпах. Они по нескольку раз приценивались к машинам.
Однажды в базарный лень там собралась толпа. Дорогин зашёл послушать разговор. Гарри Тэйлор, представитель компании, высокий, поджарый, с длинным жилистым лицом, на котором выделялся острый нос. нависший над выдвинутой вперёд нижней челюстью, расхваливал машины и советовал всё больше и больше сеять хлеба. Покупатели отвечали, что они и сами стремятся к этому, но земля не позволяет, - в их волости распаханы все поляны.
- Вы говориль неправда! - возразил Тэйлор, дымя сигарой. - Вы имеет много земля! Много такой маленькой дерьево растут, забыль, как их имья.
- Березник, - подсказал один из покупателей. - У нас разговор с ним короткий - топором под корень и вся недолга. А то, бывает, палы пустим…
Что есть русско слово "палы"?
- Просто - огонь. Весной солнышко припечёт, мы, благословясь, сухую траву подпалим, и всё кругом загорит, заполыхает. Глядеть весело. Осередь ночи на улицу выйдешь, в поле - светло, как днём. Огоньки бегут и бегут, траву, кусты, берёзки - всё, как пилой, под корень режут. Которые берёзки потолще, те не сгорят, а только подсохнут: мы их - на дрова. Вырубим подчистую и начинаем плугом буровить землю-матушку.
Гуд! Гуд! Пахать всё! Один хозяин, другой хозяин, третий хозяин надо брать себе больше земля. Маленьки не надо. Пусть маленьки хозяин будет вам работник, много работник!
- Мы, господин Тэйлор, силу копим. И от землицы берём всё, как сметану с молока снимаем. Лет пяток пройдёт - бросим. Другую пашем…
- Делай ферма! Русски называется - хутор. Ваш министр господин Столыпин есть умный человек. Делай большая ферма! Это есть америкэн метод. Пахать, пахать, всё пахать.
- До земли мы, как мухи до мёду! Падкие.
- Вон есть земля! - Мистер Тэйлор взметнул руку, указывая на степь, что раскинулась за рекой. - Много земля!
- Там кочуют люди. Туда с плугом не сунешься, - вздыхали покупатели.
- Ххы! Льюди?! Там дикарь живёт!
Для Дорогина неправда - как нож в сердце. Среди кочевников у него были дружки, - вместе ездили на охоту, на летних пастбищах пили кумыс, и сейчас у него горели руки. Он раздвинул толпу бородачей, довольных разговором, и встал впереди, заложив тяжёлые, будто налитые свинцом, кулаки за ремень.
Мистер Тэйлор покосился на босого соседа. Чего ему надо? Ходит, смотрит да слушает, прищурив недоверчивые глаза.
Жадно пососав сигару и выпустив тучу дыма, Тэйлор продолжал:
- Вы, богатый сибиряки, бери себе вся земля! Пахать, там, там, там. А америкэн льюди будут привозить машины. Много машин. Костюм будут привозить. Такой шляпа, - Он подёргал свою ковбойку за огромное поле. - Всё привозить. Торговать. Делать хороший бизнес. Это есть америкэн метод!.. Берингов пролив знаешь? Оттуда построим железной дорога. Америка - Сибирь. О-кей! Мы сделаем порядок!
- Вроде здесь дом не ваш, - угрюмо заметил Дорогин, сдвинув колючие брови. - И земля не ваша. Есть у неё хозяева! И порядок без вас…
- Ну ты, умник! Не раскрывай хайла! - закричали покупатели машин. - А то до урядника недалеко!..
- Не пугайте. В ссылку не закатают. В Сибири живём. И гнать нас некуда.
Дорогин даже босой был на голову выше всех, и драчуны опасались наскакивать на него. Не вынимая кулаков из-за ремня, он растолкал вправо и влево горластых крикунов и неторопливым шагом вышел со двора.
- Молодой жеребёнок есть глупый! - ухмыльнулся Тэйлор. - Хомут ему плечи бьёт - голова учит. Будет тихий лошадь!..
Покупатели всё чаще и чаще приезжали за машинами, привозили мешочки, туго набитые золотыми монетами, подписывали обязательства о ежегодных платежах. Весь край был у Тэйлора в долгу.
На чистой гриве "справные мужики" захватывали всё больше и больше общинной земли, - кто сколько успеет. Выжигались и вырубались берёзовые рощи, под ударами топоров падали сосны на песчаных холмах. Когда-то весёлые речки, в которых водились щуки и налимы, язи и окуни, теперь превращались в жалкие ручьи. Из степи дули суховеи, наваливались на поля горячие песчаные бураны. В воскресные дни в церквах "подымали хоругви", и крестный ход отправлялся то на одну, то на другую гриву. Земля была сухая, на дорогах её разбивали в мелкую пыль, а на полосах она спекалась в крепкие глыбы. Урожаи падали, и попы в церквах служили молебны "о даровании плодородия". Староверы в своих молитвенных домах били лбами Антипе-водополу, чтобы побольше пригнал полых весенних вод, молились Василию-землепару, чтобы получше запарил землю, молились Захарию-серповидцу, чтобы побольше дал работы серпам, а чаще всего просили Илью-пророка, чтобы запряг свою тройку в колесницу, промчался бы по небу да пригнал бы дождевые тучи. Но суховеи не унимались, и земля не становилась щедрее.
"Справные мужики", постепенно захватив по двести- триста десятин, богатели год от году. Бедняки, сеявшие хлеб по хлебу на своих маленьких полосках, в неурожайные годы окончательно разорялись. Подёнщики становились годовыми работниками.
Гарри Тэйлор радовался: торговля машинами шла бойко.
4
На рубеже века в тридцати верстах прошла железная дорога и, словно острой косой, подкосила Гляден.
Возле железнодорожного моста через реку зародился новый город. Купцы, как на приманку, один за другим тянулись сюда; перевозили магазины и жилые дома. Переехал и мистер Тэйлор со своими машинами. Будто водой смыло с берега пенистую накипь и перенесло на другое место.
А Гляден захирел, снова превратился в село…
В середине лета к Тэйлору приехал гость из Америки. Невысокий, плотный, с маленьким клинышком как бы выцветшей бороды, с большими синими глазами и покатым светлым лбом, с мягким медовым голосом, он казался добродушным, милым человеком. Его звали - Томас Хилдрет. Торговцы машинами говорили о. нём с гордостью:
- Америкэн профессор!..
Тэйлор привёз ею к Дорогину и сказал, что гость занимается изучением трав, кустарников и деревьев.
- Ботаник, значит? - переспросил Трофим, которому уже доводилось встречаться с профессорами Томского университета.
- О, да! - обрадованно подтвердил Хилдрет и стал рассказывать, что на его ферме собраны растения со всего света. Вот и сюда, в далёкую Сибирь, он прибыл для того, чтобы увезти к себе в Америку семена, черенки и саженцы. О дерзаниях молодого садовода он многое слышал в губернском городе от основателя музея и хотел бы осмотреть сад.
- Милости просим, - пригласил Трофим- Чем богат - всё покажу; чего нет - не взыщите. У каждого, говорят, своя любовь. Мне вот яблоня в душу запала.
- О-о! Яблоня - хорошо! У нас в Америке говорят: одно яблоко в день сохраняет тебя от врача!
- Мы здесь в садоводческом деле покамест - малые ребята. Только ещё учимся ходить. А умные люди говорят: первый шаг шагнуть - всё равно, что мир перевернуть. Однако и я от вас добрым словом попользуюсь.
Профессор взглянул на босые, покрытые пылью ноги садовода. Тот, учтиво улыбаясь в небольшую, но уже волнистую бородку, объяснил с добродушной крестьянской искренностью:
- Без обувки лучше: нога землю чует. И здоровье закаляется, как горячий топор в студёной воде. Нам без этого нельзя. Кто простуды боится, того яблонька испугается: хилый в пестуны негоден!
Он провёл своих собеседников в сад, прямо к плодовым деревьям. На одной из молодых яблонек наливались круглые плоды. Подобно ягодам вишни, яблочки висели на длинных плодоножках и так густо, что крепкие ветви уже в июле гнулись к земле.
- Эта ранетка никаких морозов не боится. Она от всех отменная - красномясая!
Красная мякоть плодов особо заинтересовала Хилдрета, и он заговорил о черенках. Трофим ответил:
- Осенью можно нарезать. Берите. Пользуйтесь. Дома садоводам раздайте…
Потом он пригласил гостей "откушать хлеба-соли"…
Хилдрет искал ямщика для продолжительных поездок по окрестностям села. Трофим в то лето не мог ехать и указал на Митрофана. Тот поджидал прибавления семейства, копил деньги на постройку домика и потому охотно нанялся в ямщики к щедрому иностранцу.
Всё лето они ездили по лугам и полям, не раз побывали в тайге, на склонах гор. Хилдрет всюду рассматривал травы и кустарники, образцы укладывал между листов бумаги и сушил; собирал семена, отмечал то, что осенью можно выкопать с корнем.
Митрофан рассказывал братy и снохе о находках профессора. Тут были многочисленные разновидности смородины, облепихи, ежевики. Были травы: душистый донник, жёлтая люцерна, розовый тысячелистник и многое другое, что могло пригодиться для полей, садов и цветников. Профессор заверял, что всё это он улучшит. Ягоды будут крупнее и слаще, цветы красивее и душистее. И тогда он вернёт это богатство русским. Конечно, не бесплатно. Не за спасибо. За золото!
- Будто мы сами не можем вырастить, что надо, - ворчал Трофим. - Пользу и красоту без него понимаем.
Более всего Хилдрет интересовался дикой сибирской ягодной яблоней, что росла в низинах ущелий и поймах горных рек. Деревья крепкие, высокие. Глянешь на вершину - шляпа сваливается. А Митрофан с лёгкостью кошки взбирался на них и кидал вниз ветки с ягодами. Они были разные и по величине и по окраске. Профессор упаковывал семена в отдельные мешочки. Их набралось несколько десятков, и он считал свою коллекцию ценнейшей в мире. На этих деревьях растёт золото! Но никто и не подумывает открыть прииск. Восторгаясь богатой землёй, Хилдрет упрекал сибиряков за то, что они не умеют вести хозяйство. Он хвалил Америку, называл страной свободы и благоденствия, а своих соотечественников - предприимчивыми людьми сильной воли.
Так было каждый день, и Митрофан поверил, что лучше Соединённых Штатов нет ничего на свете.
5
В тот год на семью Дорогиных навалились несчастья: весной похоронили мать, в сентябре умерла от родов жена Митрофана. Вдовец ходил чёрный, как туча.
- Не давайтесь грусти, - успокаивал его Томас Хилдрет. - Вы есть молодой человек!..
Он беспокоился о благополучной доставке большого груза живых растений и начал сговаривать Митрофана поехать с ним за океан; уверял, что там нетрудно скопить деньги и для начала приобрести маленькую ферму. А когда будет ферма - будет и жена. Он, Томас Хилдрет, в этом не сомневается. Он обещает помощь и содействие…
Митрофан объявил семье:
- Охота мне поглядеть, как люди за морем живут.
- Живи дома, на своей земле, - твёрдо, как большак, осадил его Трофим. - Нечего по свету бродяжить…
- Может, в Америке разбогатею. Профессор говорит - там все богатые…
- А ты сказкам веришь!
- Там, говорит, слобода…
- Для кого - свобода, а для кого и слёзы.
Вера Фёдоровна дала прочесть рассказ Короленко "Без языка", но Митрофан не стал читать. Зачем понапрасну убивать время? Его всему научит профессор, мягкий и добрый человек.
- Кто мягко стелет, у того жёстко спать. - сказала Вера Фёдоровна.
- Ну-у, нет, профессор не такой. Видно же человека…
- Смотри, Митроха, - сердито предупредил Трофим. - Там тебе, однако, намнут бока и синяков наставят.
Но через день младший брат показал деньги:
- Вот задаток! Глядите сколько!
Никто из родных не взглянул на хрустящие радужные бумажки. Митрофан спрятал их в карман и залихватски тряхнул головой:
- Попытаю счастья!..
Трофим хмуро шевельнул бровями.
- Ежели хватишь горького до слёз - приезжай назад: место в доме всегда найдётся…
- А может, вы ко мне прикатите. Может, там и вправду лучше…
- Нет, спасибо. Без корня, говорят, и полынь не растёт. А наш корень врос в свою землю. И к солнышку мы привыкли - своему…
Митрофан сбрил бороду и усы; щеголял в старом костюме Хилдрета.
Мальчишки показывали пальцами:
- Глядите - мериканец идёт! Ггы!..
Вера Фёдоровна ещё долго отговаривала Митрофана от поездки, но всё было бесполезно. И она стала собирать его в дальнюю дорогу за океан.