6
Хороши в горах осенние дни. Под ногами мягко похрустывает свежий снег, и шумят промытые дождями стебли густой полёгшей травы. Воздух кристально чистый, небо голубое, высокое. Лист с деревьев осыпался, и лучи солнца проникают всюду. У светлых родников они играют в рубиновых гроздьях калины, в густой чаще румянят рябину. Одни задумчивые кедры попрежнему останавливают их. Каждое дерево отбрасывает большую косматую тень, и снег там кажется голубым.
Капли крови лежали на снегу, словно бусы с разорванной нитки. Иногда они терялись среди мёртвой травы, с которой - то там, то тут - был сбит снежный пух. Но достаточно было присмотреться, и красные бусинки снова открывали след раненого зверя.
Дорогин шёл по следу изюбра. На рассвете ранил его на тропе, что вела из одной долины в другую. Зверь метнулся в сторону и, подпрыгивая на трёх ногах, побежал к вершине хребта. Солнце поднялось высоко над горами, а охотник, всматриваясь вдаль, всё ещё преследовал подранка. Он был уверен, что зверь не пойдёт за перевал, а ляжет где-нибудь в кедрачах. Но расчёты не оправдались: две кедровых таёжки остались позади, а красным бусинкам не было конца - зверь, не останавливаясь, поднимался к перевалу через хребет. Уже виднелась верхняя граница хвойного леса, дальше начинался голец. Впервые довелось Трофиму охотиться на таких высоких местах.
Охотник шёл, сдвинув шапку на затылок и распахнув короткий зипунчик, на плече нёс шомпольную винтовку. Только бы увидеть подранка, а в меткости выстрела он не сомневается.
Слева тянулась полоска кедрового леса. Выносливые деревья, казалось, тоже шагали к перевалу. Холодный ветер, видать, не раз пытался остановить их, но кедры упрямо продвигались всё выше и выше. Вот они откинули ветки в подветренную сторону, ссутулились, лысые и обдёрганные, но попрежнему отвоёвывали у гольца сажень за саженью. Вот они остановились, будто для того, чтобы передохнуть и собраться с силами, а вперёд послали трёх разведчиков. Те не уступали ветрам. Пригнувшись чуть не к самой земле, поднимались по крутому склону к вечным снегам.
"Ну, силища! - подумал о невиданных деревьях Трофим. - Смелы, смелы!"
Ему ещё не приходилось видеть деревьев, которые бы так упорно боролись с ветрами и морозами. Отбавить бы этой силы яблоням, хотя бы маленькую частичку.
Вот и кедры-разведчики остались позади - недалеко перевал, Неужели подранок направился за хребет? Трофим остановился, присматриваясь к камням, запорошённым снегом. В одном месте сквозь него проступали густо-зелёные пятна. Что там такое? Неужели кедры, в самом деле, ползут по гольцу? Это было в стороне от следа, но близкая разгадка так взволновала Дорогина, что он, позабыв о раненом звере, пошёл туда: взмахнув рукой, сбил пушистый снег, и у ног заколыхались густые ветки тёмнозелёной хвои. Запахло кедровой смолкой.
Да, кедр как бы полз к перевалу; полз, распластав ветки возле самой земли. Рядом так же низко расстилались ветки другого кедра.
Отложив ружьё в сторону, Трофим стал обеими руками сметать с веток снег. Странные деревья! Сучья изогнуты, искорёжены, но среди них не было ни одного погибшего. Значит, возле земли им тепло: не страшны ни ветры, ни морозы. Холодную зиму они проводят под снегом.
Дорогин опустился на колени и, сунув руки в хвою, нащупал ствол. Вот его корневая шейка. Едва показавшись из земли, деревце тотчас пригнулось и стало расстилаться во все стороны. Хорошо! Теперь всё ясно! Чем выше в горы, тем холоднее зимы. У вершины гольца они, однако, такие же суровые, как на дальнем севере. Значит, кедр здесь вроде южного дерева. Ему холодно стоять, а он взял да и лёг на землю! Приноровился - зимует под снегом, как под шубой… Да-а, интересно! А что если… если попробовать вот так же вырастить яблоню?! Возле самой земли южанка, наверно, будет чувствовать себя, как дома.
Трофим переходил от одного лежащего кедра к другому и про винтовку вспомнил лишь тогда, когда снег стал синим. Взглянув на запад, он увидел, что солнце уже закатилось и скоро догорит заря. Далеко в долине, где раскинулось, отсюда незаметное, старое село, быстро сгущался вечерний сумрак. Поскорее бы вернуться домой, рассказать жене об этих диковинных кедрах да поговорить о яблонях. Его новому плану она обрадуется больше, чем охотничьей добыче…
Вернувшись к винтовке, охотник посмотрел в сторону перевала и улыбнулся:
- Изюбру выпало счастье… Рана у него, однако, не опасная - заживёт.
Закинув винтовку на плечо, Дорогин повернулся и пошагал вниз, к тому распадку, где был охотничий стан и где его ждали товарищи по охоте.
7
Трофим продолжал поиски саженцев крупноплодных сортов яблони. В саду стало тесно. Пришлось выкорчевать добрую сотню кустов малины, хотя она и давала верный доход. - Дорогины не гнались за богатством.
В июле, когда рост саженцев заканчивался, Трофим принёс деревянные рогульки и, осторожно пригибая молодые побеги, пришпиливал яблоньки к земле.
- Привыкай, маленькая, привыкай, - приговаривал он. - Вот так вот… Нам ведь надо зиму перехитрить.
Через год у молодых стланцев появились новые побеги. Трофим отогнул их в стороны и тоже пришпилил рогульками; жене сказал:
- Годков через пять будем собирать урожай. Придём, а тут - зелёная корзина, полная яблок! Мы с тобой нарядимся во всё праздничное…
- Погоди хвалиться, - остановила его Вера Фёдоровна. Сначала добейся задуманного.
Первые цветы появились на четвёртый год. Осенью деревья, в самом деле, походили на зелёные корзины с яблоками. Крупные плоды густо облепили ветки, налились румянцем.
Трофим написал брату в Америку: "Расскажи своему хозяину, как зимуют наши яблони… А яблоки у нас, как девки, краснощёкие…" Ответа он не дождался. Через год пришло письмо, из которого Дорогины узнали, что Митрофан переехал в один из южных штатов.
"На ферме Хилдрета доллары растут не для меня, - писал он. - Поищу счастья в другом месте…"
- Всё ещё верит в сказки! - вздохнул Трофим.
В одну из поездок в город он с корзиной в руках, наполненной яблоками, зашёл на обширный склад жатвенных машин. Мистер Тэйлор провёл его в дом, усадил в мягкое кожаное кресло, сам опустился во второе. Трофим поставил корзину на стол:
- Попробуйте сибирских. И напишите профессору… Как он там? К нам не собирается?
- У-у-у! - прогудел Гарри Тэйлор, прожёвывая яблоко. - Томас сделал большой бизнес!
Захлёбываясь от восторга, рассказал о своём друге. Кто бы мог подумать, что за какие-то четыре года можно на простой травке сколотить изрядный капитал? А всё реклама! Теперь люцерна, которую вывез отсюда Хилдрет, высевается в нескольких штатах!
Неожиданно Тэйлор умолк, присматриваясь к собеседнику. Что он скажет? Конечно, позавидует. Ходили здешние мужики по золоту и не видели его. А вот нашёлся умный человек и траву превратил в доллары!
- То хорошо, что за морем пригодилась людям наша люцерна. - сказал Дорогин. - А на профессора я в обиде за брата: сманил к себе. Вот я и пришёл узнать - не приедет ли ещё? Думал: может, вместе они заявятся…
В письмах Трофим советовал брату возвращаться домой: под родным небом и бедность не так тяжела, как на чужбине, и новой семьёй он обзаведётся скорее.
Митрофан отвечал, что и там, за океаном, есть хорошие женщины. Если бы у него завелись деньги - он давно бы женился. А деньги он сколотит: у него - сильные руки, - не сегодня, так завтра найдёт прибыльную работу. Тогда можно будет купить домик в рассрочку…
К дню рождения первого сына Дорогиных Митрофан прислал в подарок доллар с надписью: "Племяннику Грише - на счастье".
Вера Фёдоровна, держа в руках хрустящую заокеанскую бумажку, покачала головой. Трофим Тимофеевич глухо проговорил:
- Уже нахватался чужих привычек!.. - Жене настойчиво посоветовал: - Брось в печку!..
- Пусть лежит, - возразила Вера Фёдоровна. - Гриша вырастет - посмотрит и всё поймёт - как надо. Я позабочусь об этом.
8
На грядках выросли сеянцы яблони. Более пяти тысяч! Куда их рассаживать? В огороде места уже нет.
В четырёх верстах от села была бросовая земля. Там, как верблюжьи горбы, торчали кочки да росла жёсткая пикулька с крупными фиолетовыми цветами. Листья острые, как ножи. Коровы не ели, кони - тоже. Даже свиньи не хотели рыть землю, - корни горькие. Никакого толку от пикульки не было.
Дорогин стал просить две десятины этой земли. Шуму на сходке было, как весной в роще у грачей. Больше всех вопил настоятель староверческой молельни:
- Знаем его бесовские замашки! Рвётся туда, чтобы от людских глаз подальше быть. Там, дескать, что хочу, то и ворочу. У него бабёнка богохульница! Её за политику пригнали. Что они будут вытворять? Выдумщики, язви их!
- Станут тучи отворачивать, чтобы яблоки дозаривать! Засуха задушит нас. Хлебушко выгорит!.. - кричали его приспешники, размахивая кулаками.
Один из соседей, красноносый старик посоветовал:
- К целовальнику сходи, неразумный! Да не поскупись…
Трофим отправился в монополку. Три смекалистых мужика вызвались помочь ему.
Сходка утихла. Сельчане расселись по брёвнам, что лежали по обе стороны крыльца. Староста, повеселев, послал десятских собирать стаканы. Писарь, облизывая губы, склонился над бумагой и торопливо заскрипел пером.
Рьяные помощники вернулись первыми, принесли по три четверти водки, столько же - целовальник, сам Дорогин- больше всех.
- Ставлю обществу четыре ведра! - объявил громогласно, разжигая весёлый шумок. - Угощайтесь на здоровье!..
В тот же год он расчистил от пикульки поляну на берегу реки и заложил новый сад. Кроме мичуринской яблони Ермак, посадил первые ранетки. Там же разместил все пять тысяч сеянцев. Но зима оказалась безжалостной: к весне их осталось двести, а ещё через год - двадцать. Из этих, достаточно выносливых, деревьев Трофим выбрал семь - те, что принесли, хотя и мелкие, но довольно вкусные яблочки.
Нелады усугублялись. Однажды урядник прогнал его с базара.
- Батюшке не поклонился! Не дал освятить! - кричал блюститель порядка. - Убирай свою погань!
- Кланяться не привык: у меня спина прямая. Таким мать родила! - с достоинством ответил садовод. - Святить? А что они от этого слаще будут, что ли? Вон огурцы тоже не святили:
- Сравнил! Дуралей! - безнадёжно покачал головой урядник. - Огурцом никто Еву не соблазнял. От него не было греха. Спроси у батюшки. А сейчас - долой! Долой!
Через несколько дней в сад приехал священник. Он был навеселе и разговор начал добродушно:
- Рай у тебя здесь. Воистину рай! С божьего соизволенья всё взросло. Тако, чадо моё, тако! Не взирай на пастыря студёными очами…
- Уж какие есть, такими и гляжу, - ответил строптивый садовод и насторожился: "Чего ему надо?"
Оказалось, что архиерей из газеты узнал: в Глядене выращены яблоки! И вот потребовал доставить к трапезе. Побольше! Самых сладких!
- Они ведь у меня негодные… Несвячённые! Урядник на базаре кричал, чтобы я свиньям скормил. Как же теперь быть? - Дорогин прищурил глаза. - Вдруг у архиерея-то брюхо заболит? Беда нам!
- Смири гордыню! - заговорил гость тоном проповедника. Гони от себя бесовские помыслы. И господь бог поможет тебе вырастить ещё краше…
- Я помощи не прошу. Обойдусь, однако, своим умом. Только бы он, бог-то, не мешал. Зачем морозами губит? Скажи там архиерею…
- Не богохольствуй! Не слушай своей ночной кукушки! А то ребят не буду крестить. Куда вы с ними?.. О вас пекусь! Вспомни, заблудший, - святые венцы на наши главы я надел, таинство бракосочетания совершил…
Эго напоминание тронуло сердце, смягчило голос.
- Из-за урядника я так… - молвил Дорогин и с корзиной в руках пошёл собирать яблоки.
9
Вокруг сада Трофим выкопал канаву и посадил тополи в два ряда. Защита только от ветров. А озорникам не помеха. В сумерки они слетались, как журавли на горох. Садовод спускал с цепи собаку, стрелял из дробовика в воздух, ничто не помогало. Каждое утро находил отломленные ветки.
Односельчанам настойчиво советовал садить яблони у себя в огородах. Ему отвечали, что дело это непривычное и что им "некогда заниматься баловством".
Набеги продолжались. Трофим затаивался под деревьями, но долгое время не мог никого поймать.
В одну из лунных ночей заметил воришку. Взобравшись высоко на дерево, мальчуган срывал яблоки, ещё не зрелые, жёсткие, и складывал в приподнятый подол холстяной рубахи. Уж этот-то не уйдёт!
Бесшумно переставляя босые ноги, Трофим подошёл к дереву и прикрикнул на огольца. Тот оборвался с яблони; падая, зацепился рубахой за старый сломок и повис над землёй.
- Дяденька, не буду!.. Дяденька, отпусти!.. - плаксиво бормотал, беспомощно трепыхаясь в воздухе.
Трофим снял его с дерева и, придерживая за ухо, глянул в лицо. Это был Серёжка Забалуев.
- Глупыш! Обормот! - стыдил Дорогин. - Пришёл бы ко мне по-хорошему, я досыта накормил бы тебя самыми сладкими. А ты… Пакостник!..
Заметив отломленный сук на земле, садовод рассвирепел:
- Лучше бы палец мне отломил, чем это. Понимаешь? Прививка! - кричал, подёргивая за ухо. - Самая дорогая прививка!.. Этого я не прощу!..
Утром повесил отломленную ветку проказнику на шею и повёл его в село. А сам нёс корзину, полную крупных яблок. Отцу мальчика сказал:
- Парню захотелось попробовать… Вот кормите его…
Макар огрел сына плетью и поставил перед ним корзину:
- Ешь, паршивец! Всё! До последнего!
У Серёжки текли слёзы. Он давился яблоками, хватался за живот, но отец взмахивал плетью:
- Шкуру спущу!.. Ешь!..
Сбежались соседи.
- Брюхо лопнет у парнишки, - шутливо заступались за Серёжку.- Дай передохнуть.
- Сразу скормлю! - гремел отец. - На всю жисть нажрётся! Будет помнить!..
С тех пор набеги на сад прекратились. Серёжку стали дразнить: "Яблок хочешь?" А он и в самом деле наелся на всю жизнь. Даже запаха не выносит, о прививках не может слышать. Пала на сердце остуда. И нет ей конца.
10
Жизнь шла в борьбе с жестокой природой, с невежеством, с ограниченными и косными людьми. Немало испытаний выпало на долю Дорогина в гражданскую войну. Но он умолчал об этом, оставив рассказ до другого раза.
После победы над колчаковцами и интервентами в газетах и журналах стали появляться статьи о сибирском садоводе. На выставках ему присуждали премии. В доме чуть ни все простенки заняли дипломы и почётные грамоты. Всё, что было взращено в саду, Дорогины в "год великого перелома" внесли в колхоз. И у Трофима теперь не было нужды разрываться между садом и пашней. Все силы он отдавал любимому делу.
Председателем колхоза в то время был токарь с Балтийского завода. Десятью годами раньше, во время боевых схваток с деникинцами довелось ему побывать в городе Козлове, на зелёном полуострове, где тысячи новых плодовых деревьев были выращены, созданы старым русским садоводом.
- Дадим тебе от колхоза научную командировку туда, - сказал председатель, покорённый мечтой о больших садах, под небом Сибири. - Достигай, браток!..
Ранним июльским утром Дорогин на пароме переплыл речку Лесной Воронеж и вошёл в сад на зелёном полуострове. Вот она обетованная земля! Вот деревья, пробуждённые к жизни мудростью человека. Отсюда яблонька под именем Ермак отправилась завоёвывать Сибирь и проложила путь-дорогу для своих сестёр. Отсюда приходили ободряющие письма, посылки с семенами и саженцами.
Десятка полтора посетителей прибыли раньше Дорогина. Они нетерпеливо и насторожённо посматривали на крыльцо двухэтажного дома: выйдет ли сегодня старик?
Позволит ли ему здоровье? Возьмёт ли на прогулку по саду?..
И вот он появился. Высокий, угловатый, сухой от недугов. Белый пиджак обвис, сваливался с плеч. Широкие поля лёгкой шляпы кидали тень на лицо, иссечённое морщинами, как земля в засуху. Старик шёл, опираясь на трость.
- Ну, собрались? На прогулку? - спросил резко, неприветливо. За долгую жизнь ему надоели любопытствующие бездельники.
Посетители, кивая головами, перебивали один другого:
- Да, да… Посмотреть… Полюбопытствовать…
- Приобщиться… Как почитатели и поклонники…
- Поклонники?.. Я не принадлежу к женскому полу, Нe девка. Не молодая вдова… - ворчал старик, поворачиваясь к дорожке в сад. - Видите ли, на прогулку явились… - повторил он и, помолчав, помягче объявил. - Возьму, если кто по делу…
- Я - по делу. - Дорогин шагнул вперёд всех. - По ермаковой тропе - сюда.
Учитель и ученик стояли лицом к лицу, оглядывая друг друга. У ученика борода - во всю грудь, на голове - копна волос.
- По командировке колхоза… - добавил он.
- А-а! - в глазах учителя загорелись огоньки, улыбка, как светлая дождевая вода в полях, залила морщины на помолодевшем лице. - Догадываюсь: сибиряк! Дорогин? Трофим? Если я не запамятовал. А отчество… Писал на конвертах, но не помню.
- Батьку моего, Иван Владимирович, звали Тимофеем.
- Вот ведь как - Тимофеевича забыл. А когда-то тебе посылал свою яблоню Ермак Тимофеевич!.. Так, говоришь, ермакова тропа привела? Славно! Пойдём, Трофим, пойдём. Рассказывай про сибирские сады.
Они двинулись по дорожке среди деревьев. За Мичуриным бежала маленькая пушистая собачка, похожая на рукавицу-мохнашку. Над головами кружились воробьи. Старики не замечали их. Дорогин рассказывал, как ведут и как чувствуют себя яблони Мичурина в условиях Сибири. Иван Владимирович время от времени останавливался у дерева и говорил с доброй мягкой улыбкой: