Как Раффлз, так и Банни, разумеется, лишены каких бы то ни было религиозных убеждений, да и настоящего этического кодекса у них, в сущности, нет – есть лишь некие правила поведения, которым они полуосознанно следуют. Но именно здесь кроется глубокое моральное расхождение между "Раффлзом" и "Нет орхидей". Раффлз и Банни, в конце концов, джентльмены, и для них невозможно нарушить те нормы поведения, которые они признаю́т. Какие-то поступки для них просто "недопустимы", и у них даже мысли не возникает совершить их. Например, Раффлз никогда не нарушит правил гостеприимства. Он может совершить грабеж в доме, куда приглашен в качестве гостя, но жертвой будет лишь такой же гость, как он сам, хозяин – никогда. Он не пойдет на убийство и по мере возможности будет избегать насилия, предпочитая грабить без оружия. Дружба для него священна, и он ведет себя по-рыцарски, хотя и не высокоморально, с женщинами. Он способен на дополнительный риск ради "спортивного интереса", а иногда даже из эстетических побуждений. И, что превыше всего, он пламенный патриот. Он отмечает шестидесятилетний юбилей царствования Виктории ("Банни, шестьдесят лет нами правит, несомненно, самый замечательный монарх, какого видел свет"), послав королеве по почте старинный золотой кубок, украденный им в Британском музее. Он крадет – отчасти по политическим причинам – жемчужину, которую германский император посылает одному из врагов Британии, а когда разражается бурская война, все его мысли сосредоточиваются на том, как попасть на передовую. На фронте он разоблачает шпиона ценой собственного разоблачения и геройски погибает от бурской пули. Этой комбинацией преступности и патриотизма он напоминает своего почти современника Арсена Люпена, который тоже одурачивает германского императора и искупает свое очень грязное прошлое, записавшись в иностранный легион.
Важно отметить, что по нынешним стандартам преступления Раффлза можно назвать мелкими. Ему и драгоценности ценой в каких-то четыреста фунтов кажутся превосходным уловом. И хотя рассказы убедительны в физических подробностях, в них очень мало натурализма – совсем не много трупов, почти нет крови, нет преступлений на сексуальной почве, садизма, извращений. Создается впечатление, что за последние двадцать лет детективы по крайней мере в своих лучших образцах стали намного кровожадней. В некоторых ранних детективах вообще нет убийств. Например, они имеют место далеко не во всех рассказах о Шерлоке Холмсе, а в некоторых из них вообще не идет речи о преступлениях, которые преследуются по закону. То же и в рассказах о Джоне Торндайке, и среди историй о Максе Каррадосе лишь немногие основаны на убийствах. Однако начиная с 1918 года детектив, в котором нет убийства, становится большой редкостью, и начинают широко эксплуатироваться отталкивающие подробности расчленения и эксгумации. К примеру, некоторые рассказы о Питере Уимзи определенно наводят на мысль о некрофилии. Рассказы о Раффлзе, написанные с точки зрения преступника, гораздо менее асоциальны, чем многие современные произведения, где повествование ведется с точки зрения детектива. Основное впечатление, которое они оставляют по прочтении, – ребячество. Они относятся к тому времени, когда у людей имелись принципы, хотя порой глупые. Ключевое слово в них – "недопустимо". Водораздел, который проведен в них между добром и злом, не более осмыслен, чем какое-нибудь полинезийское табу, но по крайней мере у него есть то преимущество, что все его признаю́т так же, как полинезийцы свое табу.
Но довольно о "Раффлзе". Теперь нырнем в выгребную яму. Роман "Нет орхидей для мисс Блэндиш" Джеймса Хедли Чейза был опубликован в 1939 году, но наибольшей популярности достиг, судя по всему, в 1940-м, во время битвы за Британию и блица. В общих чертах сюжет таков.
Мисс Блэндиш, дочь миллионера, похищена гангстерами, которые почти сразу же после этого оказываются убитыми неожиданно напавшей на них более многочисленной и лучше организованной бандой. Эта банда удерживает девушку ради выкупа, требуя с ее отца полмиллиона долларов. Изначально ее собираются убить сразу по получении денег, но случай спасает ей жизнь. Один из участников банды – молодой человек по имени Слим, единственное удовольствие которого состоит в том, чтобы всаживать ножи в животы людей. В детстве его образование сводилось к тому, что он научился лихо кромсать ржавыми ножницами живых зверушек. Слим импотент, но по отношению к мисс Блэндиш испытывает нечто вроде влюбленности. Мать Слима, которая является истинным мозгом банды, усматривает в этом возможность излечить сына от импотенции и решает держать мисс Блэндиш в заточении, пока Слиму не удастся изнасиловать ее. После многочисленных попыток и долгих "уговоров", включая порку мисс Блэндиш резиновым шлангом, цель достигнута. Тем временем отец мисс Блэндиш нанимает частного детектива, и с помощью подкупа и пыток тому вместе с полицией удается выследить и уничтожить банду. Но Слим бежит, прихватив с собой мисс Блэндиш, однако после очередного насилия убивают и его, и детектив готовится вернуть мисс Блэндиш семье. Только вот к тому времени у нее появился такой вкус к "ласкам" Слима, что она уже не может жить без него и прыгает из окна небоскреба.
Необходимо сделать еще несколько замечаний, чтобы читатель в полной мере осознал смысл романа. Во-первых, основной сюжет этой истории является бессовестным плагиатом романа Уильяма Фолкнера "Святилище". Во-вторых, заметим, что это не писанина какого-то полуграмотного литературного поденщика, а блестяще написанное произведение, в котором нет почти ни одного лишнего слова или фальшивой ноты. В-третьих, вся книга, как текст от автора, так и диалоги, написана на американском языке: автор, англичанин, который (насколько я знаю) никогда не бывал в Соединенных Штатах, сумел мысленно и психологически полностью перенестись на американское "дно". И в-четвертых, по информации издателей, продано не менее полумиллиона экземпляров.
Я уже пересказал в общих чертах сюжет, но текст романа гораздо более омерзителен и жесток, чем просто события, в нем описанные. В книге выведено восемь закоренелых убийц, изображено не поддающееся подсчету количество случайно убитых и раненых, показаны эксгумация (с тщательным описанием смрада), избиение мисс Блэндиш, пытки другой женщины, о кожу которой гасят сигареты, стриптиз, сцены неслыханной жестокости и многое другое в том же роде. Подобное чтение предполагает незаурядную искушенность читателя в вопросах секса (например, есть эпизод, в котором гангстер с предположительно мазохистскими наклонностями испытывает оргазм в момент, когда его закалывают ножом), а крайняя степень развращенности и эгоизма как норма человеческого поведения считается само собой разумеющейся. Поэтому детектив здесь почти такой же негодяй, как и гангстеры, и руководствуется почти теми же мотивами. Так же, как они, он охотится за "пятьюстами кусками". Для развития сюжета необходимо, чтобы мистер Блэндиш отчаянно хотел вернуть дочь, но помимо этого такие чувства, как привязанность, дружба, благодушие или даже обыкновенная вежливость, просто не существуют. Так же как в большой степени и нормальные сексуальные отношения. В сущности, на протяжении всей истории работает лишь один мотив: погоня за властью.
Следует отметить, что книгу нельзя назвать порнографической в обычном смысле слова. В отличие от большинства произведений, затрагивающих тему сексуального садизма, здесь акцент делается на жестокости, а не на удовольствии. У насильника Слима "мокрые слюнявые губы"; это отвратительно, и автор хочет, чтобы это выглядело отвратительно. Правда, сцены, где описывается жестокость по отношению к женщинам, сравнительно поверхностны. Настоящий "гвоздь программы" – изуверства, которые мужчины совершают по отношению к другим мужчинам, в особенности эпизод пыток гангстера Эдди Шульца, которого привязывают к стулу и бьют дубинкой по горлу, а когда он вырывается, ему ломают руки. В другом романе мистера Чейза "Теперь это ему ни к чему" герой, который по замыслу должен быть симпатичным и, возможно даже, благородным персонажем, впечатывает каблук в лицо одному из действующих лиц и поворачивает его снова и снова в уже развороченном рту. Даже тогда, когда не описываются физические насилия подобного рода, психологическая атмосфера всегда остается неизменной. Основная тема – это борьба за власть и победа сильного над слабым. Более крупные гангстеры уничтожают более мелких с той же безжалостностью, с какой щука пожирает рыбью мелочь в пруду; а полиция истребляет преступников с той же жестокостью, с какой рыболов убивает щуку. Если в конце концов кто-то переходит на сторону полиции и начинает бороться против гангстеров, то делает он это лишь потому, что полиция лучше организована и более могущественна, и потому что на самом деле закон – более выгодная афера, чем преступление. Кто силен, тот и прав: vae victis.
Как я уже сказал, роман "Нет орхидей" был на пике популярности в 1940 году, хотя пьеса по нему пользовалась успехом еще некоторое время после этого. Одним из факторов, способствовавших его успеху, было то, что он служил утешением людям, уставшим от бомбежек. В начале войны "Нью-Йоркер" поместил фотографию: маленький человек подходит к газетному лотку, на котором разложены газеты с такими заголовками, как "Великие танковые сражения в северной Франции", "Большое морское сражение в Северном море", "Ожесточенные воздушные битвы над Каналом" и т. д. и т. д. Но человек говорит: ""Экшн сториз", пожалуйста". Этот маленький человек воплощал собой многомиллионную аудиторию одурманенных людей, для которых мир гангстеров и ринга был более "реальным" и "убойным", чем войны, революции, землетрясения, семья и эпидемии. С точки зрения читателя "Экшн сториз", описание бомбардировок Лондона или борьбы европейских подпольных организаций было "чтивом для девчонок". Между тем какая-нибудь ничтожная перестрелка в Чикаго, в результате которой погибло всего-то человек шесть, казалась им по-настоящему "убойной". Подобное умонастроение чрезвычайно распространилось в последнее время. Солдат, у которого в одном-двух футах над головой свистят пули, когда он ползет по развезенной от дождя траншее, в редкие часы передышки отвлекается от невыносимой тоски чтением американской гангстерской истории. Что же делает эту историю такой захватывающей для него? Тот факт, что люди в ней стреляют друг в друга из автоматов! Ни солдат, ни кто бы то ни было другой не видят в этом ничего странного. Для них само собой разумеется, что воображаемая пуля щекочет нервы больше, чем настоящая.
Очевидное объяснение заключается в том, что в реальной жизни человек обычно является пассивной жертвой, между тем как, читая приключенческий рассказ, он может представлять себя в центре событий. Но не только поэтому. Здесь необходимо снова обратиться к любопытному факту: почему роман "Нет орхидей" написан – пусть с вероятными техническими огрехами, но, безусловно, весьма искусно – на американском языке?
В Америке существует огромная масса литературы более-менее того же толка, что и "Нет орхидей". Помимо книг есть гигантское множество "макулатурных журналов", способных удовлетворить самые разные фантазии, но объединенных в большой степени одинаковой атмосферой. Малое их количество занимается откровенной порнографией, но большинство открыто адресуются садистам и мазохистам. Продававшиеся по три пенса за штуку под названием "Янк мэгз", они некогда были весьма популярны в Англии, но когда из-за войны их поток иссяк, замены им не нашлось. Теперь существуют английские аналоги американских "макулатурных журналов", но сравнения с оригиналами они не выдерживают. Английские криминальные фильмы опять же сильно уступают американским в брутальности. При этом творчество мистера Чейза показывает, как глубоко проникло к нам американское влияние. Он не только сам ведет вымышленную жизнь среди чикагского преступного мира, но и может рассчитывать на сотни и тысячи читателей, знающих специфические словечки и выражения, читателей, которым не требуется производить в уме неких "арифметических" действий, чтобы перевести их на английский английский. Совершенно очевидно, что существует великое множество англичан, неплохо усвоивших американизированный язык и, следует добавить, моральные принципы. Потому что "Нет орхидей" не вызвал в народе протеста. В конце концов, книга была изъята, но лишь задним числом, когда более поздний роман "Мисс Каллиган впадает в печаль" привлек внимание властей к произведениям мистера Чейза. Судя по разговорам того времени, рядовым читателям непристойности, коими полон роман "Нет орхидей", слегка щекотали нервы, но в целом они не усматривали в книге ничего предосудительного. Кстати, многие считали, что это американский роман, переизданный в Англии.
То, что рядовых читателей должно было бы возмущать – и несколькими десятилетиями ранее наверняка бы возмущало, – это двусмысленное отношение к преступлению. На протяжении всего романа "Нет орхидей" подразумевается, что быть преступником достойно порицания только в смысле невыгодности. Выгоднее быть полицейским, но моральной разницы между ними нет, поскольку полиция пользуется, в сущности, теми же методами. В такой книге, как "Теперь это ему ни к чему", различие между преступлением и борьбой с преступлениями практически исчезает. Это новшество для приключенческой английской литературы, в которой до недавнего времени всегда проводилась четкая разделительная линия между правым и неправым и существовало общее согласие, что добро должно восторжествовать в последней главе. Английские книги, прославляющие зло (современные преступления, такие как пиратство и разбой, это другое), весьма редки. Даже такие произведения, как "Раффлз", о чем я уже говорил, обусловлены безоговорочными табу, и с самого начала совершенно ясно, что рано или поздно Раффлз должен будет искупить свои преступления. В Америке – и в жизни, и в литературе – гораздо четче выражена тенденция относиться к преступлению терпимо, и даже восхищаться преступником, если преступление совершено успешно. В конце концов, именно такое отношение и сделало возможным столь широкое процветание преступности. Об Аль Капоне написаны книги, едва ли отличающиеся по своей тональности от книг о Генри Форде, Сталине, лорде Нортклиффе и прочей братии "попавших из бревенчатой хижины в Белый дом". А вернувшись на восемьдесят лет назад, мы обнаружим, что таким же было отношение Марка Твена к отвратительному бандиту Слейду, повинному в двадцати восьми убийствах, и вообще к головорезам с Запада. Они действовали успешно, "выбились в люди", поэтому он ими восхищается.