Торжество открытого огня
Очень скоро период возведения на скорую руку сборных типовых домов закончится, и Британия энергично примется за крупномасштабное строительство постоянного жилья.
Тогда станет необходимо решить вопрос о том, какой вид отопления мы хотим иметь в домах, и можно заранее быть уверенным, что немногочисленное, но шумное меньшинство захочет избавиться от старомодных угольных каминов.
Эти люди – они также обожают самобалансирующиеся стулья из газопроводных труб, столы со стеклянными столешницами и считают приспособления, облегчающие труд, самоцелью – будут доказывать, что угольные камины неэкономны, неэффективны и от них много грязи. Они будут убеждать, что таскать по лестницам ведра с углем утомительно, а вычищать по утрам золу – крайне неприятное занятие, и непременно напомнят, что атмосфера наших городов стала намного грязнее из-за тысяч дымящих вытяжных труб.
Все это, безусловно, правда, но она сравнительно маловажна, если думать о жизни, а не только о том, как избавиться от хлопот.
Я не утверждаю, будто угольные камины – единственно возможная форма отопления, я говорю лишь о том, что в каждом доме или квартире должен быть хотя бы один камин, вокруг которого могла бы собираться семья. В нашем климате следует приветствовать все, что тебя согревает, и в идеале все системы обогрева должны быть установлены в каждом доме.
Комнатам, предназначенным для любого вида работы, лучше всего подходит центральное отопление. Оно не требует особых забот и, поскольку равномерно обогревает всю площадь, позволяет расставлять мебель соответственно рабочим нуждам.
Для спален лучше всего подходят электрические и газовые камины. Даже самая скромная керосиновая плита дает много тепла и обладает тем достоинством, что ее можно переносить с места на место. Очень удобно прихватить ее с собой зимним утром в ванную комнату. Но для комнаты типа гостиной подойдет только угольный камин.
Первое его великое преимущество состоит в том, что он обогревает лишь один конец комнаты, и это заставляет людей собираться вокруг него дружной компанией. Сейчас, вечером, когда я это пишу, в сотнях тысяч британских домов можно наблюдать такую картину.
С одной стороны от камина сидит отец, читает вечернюю газету. С другой стороны – мама, вяжет. На коврике перед камином дети играют в "змеи и лестницы". Прямо перед каминной решеткой, поджариваясь от огня, лежит собака. Благостная картина, прекрасный сюжет для будущих воспоминаний, и сохранность семьи как института общества, быть может, зависит от нее больше, чем мы отдаем себе в этом отчет.
Кроме того, есть волшебство – для ребенка неисчерпаемое – в самом созерцании огня. Огонь даже в пределах двух минут не бывает одинаков, вы можете смотреть в красное сердце углей и видеть пещеры или лица, или саламандр – все, что подсказывает ваше воображение; вы даже можете, если родители позволят, раскалить докрасна кочергу и согнуть ее между прутьями решетки или бросить щепотку соли в огонь, чтобы он стал зеленым.
По сравнению с этим газовый или электрический огонь, или даже антрацитовая печь – вещи отчаянно скучные. А самое удручающее впечатление производят фальшивые электрические камины, призванные имитировать живой огонь. Разве сам факт имитации не предполагает, что подлинник гораздо лучше?
Если – а я настаиваю на этом – открытый огонь способствует созданию дружелюбной атмосферы и обладает эстетической привлекательностью, которая особенно важна для детей, то разве не стуит он тех хлопот, которые влечет за собой?
Да, это правда, что от него много грязи и он требует затрат и работы, которой можно избежать, но ведь то же самое можно сказать о ребенке. Суть в том, что о домашнем устройстве нужно судить не просто по его эффективности, но по удовольствию и уюту, которые оно создает.
Пылесос – вещь хорошая, поскольку он избавляет от орудования щеткой и совком. Мебель из газовых трубок плоха тем, что нарушает уют, не добавляя существенного удобства.
Наша цивилизация одержима представлением, будто самый быстрый способ что-то сделать непременно есть и самый хороший. Славная металлическая угольная грелка, которая согревает сухим теплом всю постель, перед тем как вы в нее запрыгнете, уступила позиции влажной недостаточно горячей бутылке с водой только потому, что угольную грелку утомительно таскать наверх по лестнице и ее приходится каждый день чистить.
Есть люди, одержимые идеей "функциональности", они готовы сделать все комнаты в доме голыми, чистыми и "трудосберегающими в эксплуатации", как тюремная камера. Они не задумываются о том, что дома предназначены для жизни и поэтому все комнаты должны обладать разными качествами. Кухня должна быть рациональной, спальни – теплыми, а в гостиной должна царить дружеская атмосфера, которая в этой стране требует возможности разжигать добрый, щедрый угольный огонь в камине на протяжении около семи месяцев в году.
Я не отрицаю, что угольные камины имеют свои недостатки, особенно в наши времена отощавших газет. Многие преданные коммунисты вынуждены наперекор своим принципам выписывать какую-нибудь капиталистическую газету просто потому, что "Дейли уоркер" недостаточно толстая, чтобы разжечь ею камин.
И огонь по утрам занимается в камине слишком медленно. Было бы неплохо предусмотреть при строительстве новых домов, чтобы каждый открытый камин был снабжен тем, что в старину называли воздуходувкой – подвижным металлическим щитом, с помощью которого можно создавать тягу воздуха. Он гораздо эффективней, чем пара мехов.
Но даже самый плохой камин, даже если он дымит вам в лицо и в нем постоянно нужно ворошить угли, лучше, чем его отсутствие.
В доказательство сказанного представьте себе унылый рождественский вечер – как в семье суперэнергичного героя романа Арнольда Беннетта "Карта" – вокруг позолоченного радиатора!
"Ивнинг стэндарт", 8 декабря 1945 г.
Спортивный дух
Теперь, когда короткий визит футбольной команды "Динамо" закончился, можно во всеуслышание сказать то, о чем думающие люди говорили между собой еще до приезда динамовцев. А именно: что спорт – безотказная причина для недоброжелательства, и что если этот визит как-то сказался на англо-советских отношениях, то мог их только ухудшить.
Даже газеты не скрывали, что по крайней мере два из четырех матчей определенно вызвали дурные чувства. Человек, присутствовавший на игре с "Арсеналом", рассказывал мне, что дело дошло до драки между английским и русским игроками, а судью ошикали. Матч с "Глазго Рейнджере", сообщили мне, с самого начала превратился в потасовку. А затем начались споры, типичные для нашего националистического века, – о составе команды "Арсенал". Была ли это сборная Англии, как утверждали русские, или всего лишь клубная команда, как утверждали англичане? И не закончило ли "Динамо" свое турне раньше срока, чтобы избежать игры со сборной? Как обычно, каждый отвечал на эти вопросы в соответствии со своими политическими пристрастиями. Впрочем, не каждый. Занятным примером нездоровых страстей, пробуждаемых футболом, показалось мне то, что спортивный корреспондент русофильской "Ньюс кроникл" не принял сторону русских и утверждал, что "Арсенал" не был сборной. Спор этот, конечно, еще долго будет отзываться эхом в сносках книг по истории. А пока что результатом динамовского турне, если можно говорить о каком-нибудь результате, будет усилившаяся враждебность с обеих сторон.
И может ли быть иначе? Я всегда изумляюсь, когда слышу, что спорт способствует дружбе между народами, и что, если бы простые люди всего мира могли встречаться на футбольных или крикетных полях, у них не было бы желания встретиться на поле боя. Если даже не знать конкретных примеров (таких, как Олимпийские игры 1936 года), то можно из общих соображений заключить, что международные спортивные состязания приводят к оргиям ненависти.
В наши дни почти весь спорт – соревнования. Вы играете, чтобы выиграть, и в игре мало смысла, если вы не стараетесь изо всех сил победить. На деревенском лугу, где ты выбираешь команду, и чувство местного патриотизма никак не затронуто, можно играть просто для удовольствия, для здоровья; но как только встает вопрос престижа, как только ты почувствовал, что ты сам и твоя группа в случае проигрыша будете опозорены, пробуждаются самые дикие боевые инстинкты. Об этом знает всякий, кто играл хотя бы за школьную футбольную команду. На международном уровне спорт откровенно имитирует войну. Но существенно тут не поведение игроков, а отношение зрителей, а за зрителями – народа, который из-за этих абсурдных состязаний впадает в неистовство и всерьез верит – по крайней мере короткое время, – что беготня, прыжки и свалка вокруг мяча – это испытание национальной доблести.
Даже вяловатая игра вроде крикета, требующая скорее изящества, чем силы, может вызвать большое недоброжелательство, как показали нам споры о грязной подаче и грубой тактике австралийской команды, посетившей Англию в 1921 году. Футбол – спорт, где травмируются все, и каждая сторона имеет собственный стиль игры, иностранцам кажущийся неприглядным, – гораздо хуже. А хуже всего бокс. Одно из самых отвратительных зрелищ на свете – бой между белым боксером и цветным перед смешанной публикой. Впрочем, публика на боксе всегда отвратительна, а поведение женщин, в частности, таково, что армия на свои матчи их, кажется, не допускает. Во всяком случае, два-три года назад, когда происходил боксерский матч между армией и войсками местной обороны, меня поставили часовым у входа в зал с приказом не пропускать женщин.
Помешательства на спорте хватает и в Англии, но еще более жаркие страсти кипят в молодых странах, где спортивные игры и национализм – недавнее приобретение. Скажем, в Индии и Бирме на футбольных матчах необходимы сильные полицейские кордоны, чтобы толпа не бросилась на поле. Я видел в Бирме, как болельщики прорвались сквозь полицейское ограждение и в решающую минуту вывели из строя вратаря противников. Первый большой футбольный матч в Испании лет пятнадцать назад закончился массовыми беспорядками. Как только возникает острое чувство соперничества, сразу забываются все представления о том, что играть надо по правилам. Люди хотят видеть своих победителями, а противника поверженным и забывают, что победа, добытая жульнически или благодаря вмешательству толпы, ничего не стоит. Даже когда зрители не вмешиваются физически, они пытаются повлиять на ход игры, подбадривая свою команду и глумясь над чужой. Серьезный спорт не имеет ничего общего с честной игрой. Он отравлен ненавистью, ревностью, презрением к правилам и садистическим удовольствием от насилия на поле – другими словами, это война без стрельбы.
Вместо того чтобы болтать о честном, здоровом соперничестве на футбольном поле и о великой роли Олимпийских игр в сближении между народами, полезнее было бы разобраться, как и почему возник теперешний культ спорта. Большинство наших игр – древнего происхождения, но в период от римлян до девятнадцатого века к спорту, судя по всему, относились не слишком серьезно. Даже в английских частных школах культ игр возник лишь к концу девятнадцатого века. Доктор Арнольд, которого принято считать основоположником современной частной школы, смотрел на игры как на пустую трату времени. Затем прежде всего в Англии и Соединенных Штатах игры превратились в весьма коммерческое предприятие, способное привлекать громадные толпы и возбуждать неистовые страсти, – и зараза эта поползла от страны к стране. Шире всего распространились виды, где наиболее силен элемент яростной состязательности, – футбол и бокс. Вряд ли можно сомневаться в том, что всё это связано с ростом национализма, то есть с безумной современной привычкой отождествлять себя с тем или иным мощным коллективом и рассматривать всё в свете соревновательного престижа. К тому же организованные игры процветают скорее среди городского населения, где человек чаще ведет сидячую или по крайней мере ограниченную в пространстве жизнь и отлучен от творческого труда. В сельской местности у мальчика или молодого человека излишки энергии расходуются на ходьбу, плавание, игру в снежки, лазание по деревьям, езду на лошадях и различные забавы, связанные с жестокостью по отношению к животным, такие как рыбная ловля, петушиные бои и охота с хорьком на крыс. В больших городах, когда нужно дать выход физической энергии и садистическим импульсам, приходится прибегать к групповым упражнениям. К играм серьезно относятся в Лондоне и Нью-Йорке; к ним серьезно относились в Риме и Византии; играли и в Средние века и, по всей вероятности, весьма грубо, но игры не смешивались с политикой и не вызывали групповой ненависти.
Если бы мы хотели добавить к запасам взаимного недоброжелательства, уже скопившимся в мире, трудно придумать что-нибудь лучше для этого, чем серия футбольных матчей между евреями и арабами, немцами и чехами; индийцами и британцами, русскими и поляками, итальянцами и югославами в присутствии смешанной публики на стотысячных стадионах. Я, конечно, не хочу сказать, что спорт – одна из главных причин международного соперничества; большой спорт сам, по-моему, следствие тех причин, которые породили национализм. Тем не менее мы только ухудшаем дело, посылая команду в одиннадцать человек, именуемую чемпионом страны, сражаться против других команд, когда у обоих народов существует сознание, что проигравший "потеряет лицо".
Надеюсь поэтому, что мы не ответим на поездку динамовцев таким же визитом британской команды в СССР. А если уж придется это сделать, давайте пошлем второразрядную команду, которая наверняка проиграет и не может рассматриваться как представительница британского футбола. Реальных неприятностей и так достаточно, не будем умножать их, заставляя молодых людей бить друг друга по лодыжкам под рев разъяренных зрителей.
14 декабря 1945 г.
В защиту английской кухни
В последние годы ведется много разговоров о необходимости привлечения в нашу страну иностранных туристов. Хорошо известно, что двумя самыми серьезными недостатками Англии, с точки зрения приезжего иностранца, являются унылость наших воскресений и трудности с покупкой спиртного.
Их устранение непременно натолкнется на противодействие фанатичных групп граждан, которые станут возводить множество преград, в том числе требовать разработки пространного законодательства. Но есть одна сфера, в которой общественное мнение могло бы способствовать быстрым переменам к лучшему: я имею в виду нашу кухню.
Принято считать, в том числе и у самих англичан, что английская кухня худшая в мире. Предполагается, что она не только, мягко выражаясь, неизысканная, но и подражательная, и недавно я даже прочел в книге какого-то французского автора такое умозаключение: "Лучшая английская кухня – это, разумеется, – французская кухня".
Ну, это просто неправда. Как знает каждый, долгое время живший за границей, существует великое множество деликатесов, которые совершенно невозможно найти за пределами англоговорящего мира. Безусловно, список может сколько угодно пополняться, но вот лишь некоторые яства, которые я сам искал в зарубежных странах и не смог найти.
Прежде всего: копченая селедка, йоркширский пудинг, девонширский сливочный крем, булочки и дрожжевые оладьи. Далее – список пудингов, которому не будет конца, если стараться перечислить их все; я упомяну особо лишь рождественский пудинг и пудинг с патокой. И еще яблочные клецки. Почти таким же длинным будет список печеных десертов: например, темный фруктовый кекс (такой, какой когда-то, до войны, подавали у Баззарда), песочные коржики и шафранные булочки. А также бесчисленное множество разновидностей печенья, которое существует, разумеется, и в других странах, но повсеместно признано, что лучшее и самое рассыпчатое – в Англии.
Далее. Есть разнообразные способы приготовления картофеля, свойственные только нашей кухне. Где еще вы увидите картошку, запеченную под мясным окороком, между тем как это самый что ни на есть замечательный способ ее приготовления? Или вкусную картофельную запеканку, которую делают на севере Англии? Готовить молодую картошку гораздо лучше по-английски – то есть отварить ее с мятой, полить растопленным маслом или маргарином, а потом обжарить, – чем просто жарить ее, как делают в большинстве стран.
Существует много специфически английских соусов. Например, хлебный соус, хренный соус, мятный соус и яблочный соус, не говоря уж о желе из красной смородины, которое прекрасно сочетается с бараниной и зайчатиной, а также о разнообразных душистых маринадах, коими наша кухня изобилует больше, чем любая другая.
Что еще? Нигде за пределами наших островов я никогда не видел ни хаггиса – там бывает разве что консервированный, из банок, – ни дублинских креветок, ни оксфордского джема, ни некоторых других разновидностей варений (кабачкового джема и ежевичного желе, например), ни таких сосисок, как у нас.
Затем, конечно, следуют английские сыры. Их немного, но я полагаю, что стилтон – лучший из родственных ему сыров в мире, не намного уступает ему и уэнслидейл. Невероятно хороши также английские яблоки, особенно оранжевый пепин Кокса.
И наконец, я бы хотел сказать доброе слово об английском хлебе. Любой хлеб хорош – от громадных еврейских хлебов, обсыпанных семенами тмина, до русского ржаного хлеба цвета черной патоки. И тем не менее если и существует на свете что-то вкуснее мягкого ломтя английского деревенского каравая с хрустящей корочкой (когда же мы снова увидим эти деревенские караваи?), то мне оно неизвестно.
Конечно, некоторые из тех блюд и продуктов, которые я перечислил, можно найти в континентальной Европе, так же как в Лондоне можно найти водку или китайский суп из птичьих гнезд. Но родные для них – наши берега, а на огромных чужих просторах о них и не слышали.
Скажем, я не могу себе представить, чтобы к югу от Брюсселя можно было найти пудинг на сале. Во французском языке даже не существует слова, точно передающего понятие сала. Также французы никогда не добавляют мяту в свои блюда и не используют в кулинарии черную смородину – разве что делают напитки на ее основе.