- Да вы слушаете, что я говорю? - воскликнул он. - Вы хоть попытайтесь понять, что я говорю. Я пытаюсь вам сказать нечто очень важное. Они знают все! Они знали обо всем, что мы взяли. Так какой у меня был выбор? "Можете забирать стеляж, ясно? - сказал я ей. - Только не трогайте мое кресло". - "А он Томов?" - спрашивает она у меня. Вот что ей важно знать. Она хочет знать, взял ли я этот стеляж из кабинета Тома. И вот это меня и бесит больше всего. Меня вышибут потому, что я взял Томов стеляж.
- Стеллаж! - закричали мы.
- Ну да! - закричал он в ответ. - И вот из-за такой ерунды меня вышибут! У меня же ипотека. У меня жена. Я ведь, бля, профессионал. Если меня вышибут в таком возрасте, то мне конец. Это игра для молодых. Я слишком стар. Кто меня возьмет, если меня вышибут?
Йоп немного успокоился и продолжил:
- Я не вижу никакой альтернативы - только выложить ей все начистоту, а потому я ей говорю: "Ну хорошо, я вам скажу. Вы говорите об этом стеляже, так? Я его перетащу назад в кабинет Тома. Обещаю. Виноват". А она говорит: "Но вы не отвечаете на мой вопрос. Это его стеляж? Вы его взяли?" Так что вы теперь знаете, что я думаю. Я попытался быть с ней вроде как честным. Я пытался нащупать в ней хоть что-то человеческое, нормальное. Ничего из этого не получается. А потому я говорю вот что, я говорю: "Он был здесь, когда я вернулся с ланча, - вот все, что я знаю". А она говорит - смотрит на свои часы и говорит: "Сейчас пятнадцать минут одиннадцатого". И я говорю: "Да". - "Четверть одиннадцатого утра, - говорит она. - У вас ланч когда? В половине десятого?" Потом она показывает на стеляж и говорит: "И все эти книги появились тоже, когда вы вернулись с ланча? С вашего ланча в половине десятого?" Ну, я на это ничего не говорю, а она говорит: "А кресло, на котором вы сидите? Оно тоже вдруг появилось из ниоткуда?" Я и на это ничего не говорю, а она говорит: "Я пойду проверю ваши инвентарные номера, а потом вернусь. И я вам предлагаю, если это стеляж Тома, вы его лучше быстренько верните в его кабинет". И вот тут я ей говорю: "Эй, мадам, а ну-ка погодите! Что это вы этим хотите сказать - стеляж Тома? Тут ничего Томова нет. Том тут только работал. Тут его ничего не было. Тут никому ничего не принадлежит, потому что у вас все в любой момент могут р-раз (тут Йоп щелкнул пальцами) - и все отобрать". И знаете, что она ответила? - спросил он. - "Ну уж нет, - говорит она. - Боюсь, что все это принадлежит мне".
Йоп молитвенно воздел руки и выпучил глаза. Он словно ждал, что мы, услышав сказанное офис-менеджером, придем в неистовство, но на самом деле нас это ничуточки не удивило. В некотором роде все ей и принадлежало. Ее-то увольнять никто не собирался. Без офис-менеджера нигде не работают.
- Я, бля, просто рассвирепел, - продолжал Йоп. - Ничто меня так не раздражает, как эти узколобые людишки, которые заграбастали себе столько власти, но им все мало, мало, они хотят иметь ПОЛНЫЙ контроль над тобой. И вот теперь она собирается проверить эти инвентарные номера, и тогда выяснится, что у меня кресло, которое раньше было у Эрни Кесслера.
Постойте. Так это не его кресло?
- После того как он ушел на пенсию, - сказал Йоп, немного успокаиваясь. - В прошлом году.
Мы не могли поверить, что это не его кресло.
- Теперь мое. Раньше оно было у Эрни. Но потом он ушел на пенсию.
Мы чувствовали себя обманутыми. Он прежде как минимум делал вид, что это его кресло.
- Это и есть мое кресло, - заявил он. - Он сам мне его прикатил. Я про Эрни говорю. Я его попросил, и он прикатил мне свое кресло, а мое кресло укатил и поставил в своем кабинете. Когда на пенсию уходил. Мы просто поменялись креслами. Мы ничего не знали про инвентарные номера. А теперь, когда я знаю про эти номера, я вот думаю, все, мне хана. Эта офис-менеджер, она скажет Линн, что я взял Томов стеляж… и что я еще взял и кресло Эрни Кесслера, хотя в действительности он мне его сам дал. Так какой же у меня выбор? Если я хочу остаться на своем месте, то я должен делать вид, что это Томово кресло, и укатить его в Томов кабинет! Но это не Томово кресло - Томово кресло у кого-то другого… Но на прошлой неделе я именно это и сделал. После того как все разошлись по домам, я укатил его в Томов кабинет. Я стал делать вид, будто это Томово кресло, и я вот уже неделю делаю такой вид, а мне тем временем приходится сидеть на другом кресле, говенное такое креслице, но так я хоть могу надеяться, что меня не вышибут вон. Это было мое законное кресло, - сказал Йоп, и его выставленные вперед кулаки отчаянно задрожали.
Мы не винили его в том, что он так расстраивается. У него было замечательное кресло - регулируемое, с мягким сиденьем, и оно так чуть-чуть подавалось, когда вы на него садились.
Суровые меры начались с цветов в холле и вазочек с конфетами. Бенни нравилось нюхать цветы.
- Мне не хватает этих милых цветочков, - сказал он.
Потом по всему офису разослали уведомление, в котором нас извещали, что наши летние дни ликвидируются.
- Мне не хватает моих летних денечков еще больше, чем цветов, - заметил Бенни.
На общем собрании, которое состоялось на следующий месяц, было объявлено, что агентство прекращает прием на работу новых сотрудников. Потом Мы узнали, что отменены премии.
- Я примирился с потерей летних дней, - сказал он, - но теперь еще и премии?
Наконец начались сокращения.
- Цветочки, летние дни, премии - я не против, - заявил Бенни. - Только не отнимайте у меня мою работу.
Поначалу мы называли это, как и все, - сократить, выпереть. Потом мозги у нас заработали. Мы стали говорить: он получил пинка под зад, ее выкинули, их выставили. Потом появилось новое выражение: "Прогуляться по-испански в коридоре". Кто-то надыбал его из песни Тома Уэйтса, но это было старое-престарое выражение - мы его нашли во фразеологическом словаре Морриса.
"Во времена пиратства в Испанских владениях, - писал Моррис, - пираты устраивали себе такое развлечение: ухватив пленника за шкирку, вели его так, чтобы он лишь едва касался палубы кончиками пальцев".
Мы сочли такое описание вполне отвечающим нашей действительности. В песне Том Уэйтс поет о пути к месту казни, и это тоже вполне отвечало ситуации. Мы смотрели, как отделенный от нас идет по длинному устланному ковром коридору за офис-менеджером, потом исчезает за дверями кабинета Линн Мейсон, а несколько минут спустя от падения напряжения начинают тускнеть лампочки, раздается электрический треск и в наши закрытые пространства проникает запах жареного мяса…
Мы отворачивались и смотрели, как в О’Харе садятся самолеты. Мы надевали наушники. Мы откидывались на спинки кресел и закрывали глаза. Все мы думали одно: "Слава богу, не я".
Джим постучал в дверь Бенни.
- Бенни, ты в последнее время не видел Сандерсона?
- Кого?
- Сандерсона. Уилла Сандерсона.
Бенни так и не понял, о ком речь.
- Да ты что, Бенни? Сандерсон. Усатый такой.
- Ну конечно, - сказал Бенни. - Билл Сандерсон? Я думал, его зовут Бил.
- Его зовут Уилл, - сказал Джим.
- Я его не видел уже… несколько недель.
- Ты не думаешь?..
Они замолчали.
- Сандерсон, - сказал Бенни. - Господи ты боже мой, - сказал он. - Билл Сандерсон.
После того как начались сокращения, некоторые выпускали пар, развлекаясь: заходили в чей-нибудь кабинет и посылали е-мейлы с его компьютера всем работникам агентства. Письмо могло быть такого содержания: "Меня зовут Шо-НИ! Вы взяты в плен, ха-ха! Я пупи, я пупи, я пупи". Люди приходили утром на работу, читали, и каждый реагировали на свой лад.
Джим Джеккерс прочел и немедленно разослал всем такой е-мейл: "Очевидно, кто-то проник в мой кабинет вчера вечером, написал от моего имени е-мейл и разослал его всем. Приношу извинения за доставленные неудобства или обиды, хотя моей вины в этом нет и я бы хотел получить публичное извинение от того, кто это сделал. Я прочел этот е-мейл пять раз, но так и не понял его".
Мы знали, кто это сделал. Никаких извинений не последовало. Джим знал, кто это сделал, потому что был одним из нас, и Джим сказал Тому Моте, что он о нем думает. Это случилось за несколько месяцев до того, как Тома выперли. И что, вы думаете, сделал Том? Том сказал об этом Бенни за обедом - о том, что Джим как с цепи сорвался и он, Том, подстрекал Карлика ударить его. Карликом Том называл Джима, хотя у рост у них был приблизительно одинаковый. "Ну, Карлик, хер ты лилипутский, пожалуйста, стукни меня". Том рассказал Бенни, что он говорил Джиму и как это было смешно. Тогда шел только третий месяц с начала сокращений. Джим после этого никогда не уходил из офиса, не выключив предварительно почтовую программу.
Е-мейлы Тома не всегда были такими шутовскими провокациями, иногда они носили серьезный характер и рассылались с его собственного компьютера. Нас забавлял искренний тон Тома и его рассуждения о бесконечной ценности человека. Трогательные и занудные послания, которые были проникнуты сантиментами, входящими в непримиримое противоречие с поведением Тома в реальной жизни, выглядели смехотворно неуместными, шизофреническими по тону и содержанию, и их всегда ждали как развлечения посреди скучного дня. Его реноме возросло благодаря их богохульственному характеру и тому, что Том писал их в рабочее время, поскольку ему хватало духу отправлять их не только всем нам, включая Линн Мейсон, но и другим совладельцам. При этом он всегда организовывал рассылочный список в соответствии с иерархией - негласное правило. Том также отправлял копии в бухгалтерию, менеджерам по размещению рекламы, в строительные службы, отдел кадров, вспомогательному персоналу и баристе из кофе-бара.
"Вчера я провел жуткую ночь" - так начинался его последний е-мейл.
В строке "Тема" было написано: "Я препоручаю вас и ваши туфли для гольфа нижней Уэкер-драйв".
"Томаты в моем саду не дозревают, - продолжал он. - Может быть, потому, что для работы в саду у меня есть только выходные. Или, может быть, потому, что сад у меня пашут эти треклятые латиносы, которые обслуживают участок жилого комплекса, где я живу с того времени, когда штат вынудил меня продать дом в Напервилле, а Барбара увезла детишек в Феникс жить с летчиком Бобом. Есть ли у меня на самом деле сад? Ответом на этот вопрос должно быть большое жирное "нет", потому что эта чертовка из домоуправления не прислушивается к доводам разума. Она настаивает на том, что это арендная собственность, а не мой дворик. Цветочные бордюры - вот все, что нам нужно. А потому эти треклятые латиносы приходят и занимаются бордюрными бархатцами. Но вы понимаете, что я веду речь о здоровенных, сочных, вкусных красных томатах, которые я хочу выращивать своими собственными руками, пользуясь изобилием и щедростью природы! Сон закончился, когда Барб стала спать с летчиком Бобом и мы расстались с Напервиллем. Но как бы там ни было - хотел бы я иметь сад? ДА. Вообще-то, я хотел бы иметь ферму. Но, к сожалению, в настоящий момент все, что у меня есть, - это квартира 4Х в Усадьбе Колокольная гавань, которая никакая не гавань и никакая не усадьба, к тому же там НЕТ НИ ОДНОГО КОЛОКОЛА. Кто же это из вас, умников, придумал такое названьице - "Усадьба Колокольная гавань"? Пусть с ваших мудрых языков сдерут красную мягкую шкурку и засушат, нанизав на пику на каком-нибудь каннибальском острове. Ха-ха!
Меня вызовут на ковер за этот е-мейл, но я ухожу, потому что этим хочу сказать: Я НЕ УВЕРЕН, ЧТО КТО-НИБУДЬ ИЗ НАС ЗНАЕТ, насколько мы отдалились не только от природы, но от естественных условий жизни, которые на протяжении многих веков требовали от человека напряжения всех физических сил только для того, чтобы прокормиться, одеться и обеспечить свою семью. И каждый вечер все они погружались в сладкий до изнеможения, восстанавливающий, ненарушаемый, заслуженный сон, какого нам уже не суждено знать. Теперь у нас есть Феникс, куда можно долететь на самолете, и летчик Боб, который может позаботиться обо ВСЕМ, хотя он, возможно, даже не косит собственный газон. Но только не забывай, Боб, и все остальные Бобы, что "физический труд - это познание внешнего мира". Я верю, что так оно и есть.
Все вы теперь задаете себе вопрос, что же он тогда делает, этот Том Мота? Почему Том проводит свои дни в устланных коврами офисах, пытаясь скрыть пятна кофе на хаки? Чем же это он лучше летчика Боба? К сожалению, я не думаю, что я лучше. Я не познаю внешний мир. Я занят тем, что зарабатываю доллар для клиента, чтобы заработать четверть для нас и, соответственно, десятицентовик для себя, тогда останется пятачок после того, как Барбара получит то, что присудил ей суд. По этой причине я люблю мою работу и ни за что не хочу ее потерять, а потому я надеюсь, что никто из читающих это не сочтет меня самодовольным или неблагодарным. Я только пытаюсь сказать: если уж мы оказались в этом крайне неблагоприятном, недоделанном, богопротивном цивилизационном тупике, давайте все же не будем терять из виду более благородные проявления человеческой природы и лучшую часть его сущности, которая состоит не из заголовков и подписей, а из любви, героизма, взаимности, экстаза, доброты и правды. Что это еще за бред собачий, скажете вы. Я рад за вас. Можете меня пристрелить - с близкого расстояния прямо в голову. Мир вам. Том".
Вскоре после нажатия опции "отправить" Тома выперли, и если бы не жалкое выходное пособие, которое ему предложили, то мы решили бы, что это не одно из обычных сокращений, но самый настоящий пинок под зад. Но дело было в том, что Том, наверное, уже стоял в очереди. А его е-мейл просто подстегнул события - так воспаление легких может ускорить развитие раковой опухоли.
Линн Мейсон в тот майский вторник все еще опаздывала на планерку в 12.15, а потому Крис Йоп продолжал рассказывать нам историю кресла Тома Моты. В то самое утро, немного раньше, он чистил свой стол, а когда поднял голову, то увидел, что офис-менеджер стоит в дверях, сложив руки на груди.
- И вот она мне говорит, - сказал он нам. - "Я вижу, вы вернули на место стеляж Тома". Ну, я делаю вид, что ничего не понимаю, и говорю: "Прошу прощения, но я не понимаю, о чем вы говорите" - и продолжаю чистить свой стол. Но она никуда не уходит, и потому я опять поднимаю голову, а она говорит: "И я смотрю кресла его у вас тоже больше нет". И тогда я ей говорю: "Я бы хотел, чтобы вы прекратили преследовать меня. Это запрещается Трудовым кодексом". А она говорит: "Вы думаете, я вас преследую?" А я ей: "Да. И мне это не нравится". А она: "Что ж, давайте обсудим это с Линн". А я ей: "Буду только рад". А она: "А что вы сейчас делаете?" А я ей: "Пытаюсь работать. Вообще-то, некоторые люди тут создают прибыль, а вы тут мастурбируете". Не стоило мне этого говорить, я ведь только хотел подчеркнуть разницу между офис-менеджером и копирайтером вроде меня - человеком, создающим прибыль. И тогда она мне отвечает: "Я, конечно же, понимаю, какая вы неимоверно важная персона - без вас тут бы все остановилось, но если вы все-таки не возражаете, то, пожалуйста, пойдемте со мной". А я ей: "Пойти с вами? Пойти с вами куда?" А она: "Линн хотела бы сказать вам пару слов". - "Что - сейчас?" - говорю я. А она говорит: "Если вы сможете оторваться". А я говорю: "Она что, прямо сейчас меня хочет видеть?" Она, не говоря мне больше ни слова, делает движение, приглашая меня идти за ней. Ну, я встаю со своего кресла - не кресло, а говно, то есть я хочу сказать, что у меня задница на нем словно замороженная, - и мы оба шлепаем в кабинет Линн. А какой у меня был выбор? Если она говорит, что Линн хочет сказать мне пару слов, то какой у меня был выбор?
Мы спросили Йопа, как давно это было.