- Заренушка моя, кому, как не тебе, знать, что быт, как топь, засасывает. Не до большой политики будет этому министру.
- Ох, свежо предание, да верится с трудом, - вздохнула Зарена. - Выборы скоро. Что - то они покажут? Народ - он непознаваем, и все службы общего мнения не лучше былых гадалок на кофейной гуще. Как бы не отыгрался этот Борец. Интересно, кто его направляет, кто ему советует.
К богатому особняку в пригороде делового города одна за другой подъезжали роскошные автомашины, последнее слово техники и комфорта. Приехавшие, изысканно одетые, элегантные, сытые спортивного склада джентльмены, скрывались за калиткой ворот с причудливой чугунной вязью и окружающими парк стенами. Все они направлялись в густой кустарник около роскошного дома и выходили оттуда все одинаково одетые в балахоны с капюшонами. Они ныряли в маленькую дверь под парадной лестницей, спускаясь в подвальное помещение.
Подземный зал, красиво отделанный старинными символами, наполнился людьми в балахонах, прибывшими на тайное собрание Братства, которое в древности создано было для защиты строителей, но с тех пор переродилось в тайное политическое общество, не признающее государственных границ, используемое уже не для защиты людей труда, а совсем в других целях.
Сохранились лишь вековые традиции, выглядевшие архаичными, но по решению братьев высших ступеней свято сохраненные. Они удобны для проведения во всем мире нужных действий, подчиненных "тайному компасу" в руках руководителей Братства.
В наполненный фигурами в балахонах зал вкатили кресло - каталку с человеком в замшевом запоне и оранжевом капюшоне, и он открыл собрание.
Гроссмейстер Братской Ложи предложил одному из братьев выйти к его креслу - каталке и объявил:
- Сейчас мы заслушаем о делах на востоке, откуда прибыл для доклада наш доверенный брат.
И тот сообщил, что усилиями Братских Лож на старом континенте удалось провести в президенты двух видных стран своих людей, которые будут проводить рекомендованную им Братством политику.
Всеобщее одобрение прокатилось по серым капюшонам.
- А теперь, - продолжал гроссмейстер, - брат, выполнявший в особо неблагоприятном месте важное задание, сообщит результаты своей деятельности, направленной против "империи зла", подрывающей отрицанием собственности основы западной цивилизации.
К креслу - каталке подошел рослый брат, как и все, в балахоне. Он заговорил приглушенным капюшоном голосом умелого оратора:
- В основу моей деятельности лег план, разработанный старшими братьями, стоящими на страже цивилизации. Мне, профессору экономики Эльского университета, пришлось стать тренером тяжелоатлетов, чтобы продвинуть периферийного руководителя, любителя "железных игр", на более высокий пост. Он преуспел под моим руководством и в спорте, и в политике, став и чемпионом в тяжелом весе, и президентом отделившейся части страны. Тренерские советы и его реформы ослабили ее и открыли огромный рынок сбыта наших товаров. А главное, провозгласили частную собственность в былой "империи зла"! - Удовлетворенный, он сел на место.
- Хочет ли кто - либо из братьев отозваться на сообщение нашего брата? - спросил гроссмейстер.
К креслу вышел очень высокий брат, скрытый балахоном и капюшоном, отличаясь более высоким ростом, чем даже профессор Эльского университета, псевдотренера тяжелоатлетов.
Он заговорил на всем понятном языке, но в крайне неожиданной ритмической форме:
- Вступая в Братство, я хотел служить добру и благу. Так почему теперь ликуем, содеяв на Востоке Зло? Промышленность остановилась, преграды нет для роста цен, необеспеченна валюта, народ тем брошен в нищету. Возможно ли, чтобы рабочий не получал у нас зарплаты, без пенсий гибли старики? У них же так! Поверить трудно! И обессилена там власть, почувствовал простор разбой. Из тьмы возникли богачи. Наука и культура чахнут. Грозит народу вырожденье: младенцев меньше, чем смертей! А мы, узнав о том, ликуем! И станем от того богаче. Не вижу я Добру служенья и с горьким чувством ухожу… И дерзкий брат направился на свое место.
- Подожди, забывчивый брат, - сердито остановил его гроссмейстер. - Скажи, какого званья в нашем Братстве ты достиг?
- Конечно, здесь я только "мастер", хоть за плечами целый век.
- Так вспомните, прошу, "вчерашний подмастерье", - презрительно начал гроссмейстер, - что выше вас тридцать одна ступень братской лестницы, ведущей к Зодчему Вселенной, и клятву вы под угрозой шпаг карающих давали беспрекословно выполнять указанья братьев высших степеней. Вы лишь мастер, а беретесь судить о планах рыцарей звездного неба!
Зал шумел. Первый шок от разоблачений брата прошел и сменился негодованием.
Братья один за другим брали слово, чтобы защитить цивилизацию от фанатизма, представитель которого проник в их среду и пытается вырвать мирную победу над "империей зла", достигнутую без ядерной войны и потерь с нашей стороны. "Их сырье нам принадлежит по праву победителей, к тому ж мы платим за него своей продукцией, кормя их и одевая".
Отважный мастер в спор вступать не стал и вместе со всеми вышел через маленькую дверь у парадной лестницы особняка.
В кустарнике все разоблачились, становясь блестящими джентльменами. Они закуривали сигары и договаривались о деловых сделках, встречах и общих развлечениях.
Высокий старец с длинной бородой освободился от балахона в стороне.
Лицо его было печально. Он понимал, что не может мудрость иного мира сдержать безумие цивилизованной дикости, под знаменем ханжества и выгоды катящейся в пропасть.
Не оборачиваясь, он ощутил человека со шпагой за спиной, готового "казнить клятвопреступника". Не имел понятия брат со шпагой ни о параллельных мирах, ни о других измерениях. Когда он сделал выпад, то проткнул воздух. Старец для него исчез, перейдя в свой параллельный мир…
А спустя некоторое время великолепный лимузин одного из первых богачей Запада привычно остановился на душной улице Делового Города у заштатной парикмахерской. Ее хозяин, приволакивая ногу, подобострастно открыл дверь перед важным клиентом, и тот, отразившись в зеркалах заведения символом благополучия и процветания, уселся в кресле с откидной спинкой, оказавшись сразу в лежачем положении.
Хозяин сам обслуживал, намылил его холеное лицо, готовясь сделать кожу идеально гладкой. Из - за перегородки вбежал помощник.
- Эти варвары, - захлебываясь произнес подмастерье, - расстреливают свой парламент! Наша компания ведет прямую передачу с крыши противоположного дома. Крайне интересно! Уверяю вас!
Миллиардер вскочил с кресла и так с намыленными щеками побежал за перегородку. Хозяин заведения ковылял за ним следом.
На экране виднелся величественный беломраморный дворец с бесчисленными окнами, возвышаясь над мостом с въехавшими на него танками.
Все было, как в кино, но происходило на самом деле. Из орудия сверкало пламя: и тотчас из одного из окон дворца вырывался клуб дыма, и все беломраморные плиты над ним покрывались черной копотью.
- Это не болванками бьют, - в волнении объяснял подмастерье. - Это боевыми снарядами стреляют по живым людям внутри!
- Иди, встречай клиентов, - приказал ему хозяин заведения.
Миллиардер, оставшись с ним наедине, сказал:
- Так в неомире еще никогда не бывало! Я не могу себе представить, чтобы у нас в столице по приказу президента появились бы танки, расстреливая парламент, разбивая его купол, убивая сенаторов и депутатов.
- Они так понимают демократию, - угрюмо произнес парикмахер.
- Я считал, что он не решится на орудийный залп по дворцу, где заседают избранники народа. На это не пошел в прошлом веке даже гениальный узурпатор, не стеснявшийся расстреливать тысячами людей. Он ограничился барабанным боем перед загородным дворцом, куда загнал парламент.
- Здесь стрельба происходит в центре столицы, - напомнил хромой.
Танк на экране чуть вздрагивал при очередном выстреле.
- Это чудовищно! И они еще говорят о народовластии! Такое возможно лишь при диктатуре! В уродливом мире на другой планете!
- Однако у этого спортполитика хватило духу на подобный способ убеждения членов парламента. У нас в цивилизованном неомире…
Миллиардер задумался:
- Очевидно, мы выпустили джинна из бутылки, и нам остается только пользоваться открывшимся рынком.
- Как мы с вами и планировали когда - то, Рыцарь Звездного Неба, - напомнил гроссмейстер Братской Ложи.
Недолго два президента жили рядом. Страна распалась, как будто дереву все ветви обрубили. Стоял лишь ствол, а с ним Борец. Для Строгача же не осталось кресла.
Борец командовал один. Толпа советников - экономистов наперебой рвалась к нему. Он в их делах не разбирался, зато вот тренер Вердлис, тот неожиданно проявил такие знания, что слушать других не понадобилось.
И проводил Борец реформы, как умел, то есть рубил сплеча, нимало не заботясь, не пострадал бы кто. А пострадал избравший его народ. Неудерживаемые отныне цены так подскочили, что удивили самого отпустившего "коней" возницу - президента. Держал в руках он колбасу, дивясь, что та в десяток раз дороже. А вскоре дело пошло о сотнях, тысячах, десятках тысяч раз! Тогда Борец и спохватился, припомнил, кто советовал ему. Первым был его же тренер.
И Вердлис был "вызван на ковер"…
- Трудности переходного периода, - лепетал он. - В других странах так же было. Зато товар рекой идет из - за рубежа!
- А кто его способен купить? - разъяренно спросил Борец.
- Теперь каждый может заработать, - уверял Вердлис.
- А зарплату не платим месяцами! - гремел Борец.
- Прости, дружище, я не финансист.
- Не дружище я тебе, а президент. Понял? Ты, небось, теорию фундаментального поля Герловина не знаешь? А в его книге "Основы единой теории всех взаимодействий в веществе" делается вывод: не только физические системы не могут существовать, замкнутые в самих себе, но и СОЦИАЛЬНЫЕ! Понял? Значит, без западных стран нам каюк. Выходит, мы лишь сырьевщики и можем продавать то, чем нас природа наделила. А взамен - поток западной продукции, которой хвастаешься ты! Но за валютный чистоган! И концов с концами не сведешь!
- Так это же, товарищ президент, и рекомендовал вам не столько я, сколько ваши советники.
- Советники! Они боятся не того, что меня уберут, а что они останутся без тепленьких местечек. И ты тоже! Только с тобой ждать моей отставки не будем, а прямо сегодня же тебя уберем ко всем чертям. Или еще дальше.
- Как знаете, товарищ президент, я служил вам верой и правдой. В чемпионы вывел и даже в президенты.
- Ну ты, не зарывайся, прощелыга! Занимайся своими гирями и как "всяк кулик, знай свое болото". Не Вердлис ты, а ВРЕД - ЛИС, лиса вредная. Пошел вон!
Вердлис побледнел от мысли, что Борец разгадал его тайную миссию, но спорить с гневным властелином не стал.
Растерянный, весь в поту, вышел он от разъяренного Борца и долго не мог найти себе места, пока не утешился придуманной эпиграммой на обидчика:
"Дубина была у Дебила.
Дубина, что было, то била.
Дубина былое забыла,
Дубина Дебила добила.
Дубины страшился всегда я.
Дубина нужна негодяям".
"Дебил - я, дебил!" - укорял он сам себя, но как профессор Эльского университета утешался тем, что кое - что все - таки сделал: товары из других стран мира завалили здешние, прежде пустые, прилавки. Желанный рынок сбыта открыт!.. Правда, рынка (с конкуренцией) в стране Борца еще не возникло.
Но видеоинтервью, которые советник президента вальяжно и назидательно частенько давал, теперь прекратились.
Он не мог никак успокоиться, пока не "отомстил" неблагодарному ученику. И написал злую сказку, разоблачая своего подопечного.
Борец в одиночестве, как получил, внимательно прочел ее:
"СКАЗКА О ТРЕХ НЕГОДЯЯХ - РАЗБОЙНИКАХ В ГЛУХОМАНЬСКОМ ЛЕСУ"
"В неком царстве, неком государстве заповедный лес стоял - "Глухоманьская гуща".
Берегли тот лес и живность в нем лесники суровые, и среди них Тулич Стефаний, спуску охотникам до рогов оленьих, до голов кабаньих не давал. Пуля его любого доставала, раня браконьера в ногу, чтобы и не уйти, и увечным не стать.
Стоял тот лес крепостной стеной у самой границы чужой страны, что за вспаханной охранной полосой, где следы проходчиков остаются.
Туманным утром появился с той стороны злодей - негодяй. Исхитрился он на ходули встать, чтобы на охранной полосе лишь одни ямки остались. Собакам след не взять!
Пробрался он к избе Тулича и в кустах залег, ружье приладил.
Вышел из избы Тулич в рубахе посконной и с гирей в руках, воздухом лесным напиться, с гирей поиграться.
Поднял Тулич гирю над головой и вместе с нею рухнул на землю, пулею сраженный.
Позже лесничий, лес объезжая, убитого Тулича нашел, земле предал и гирю в избу втащил, дверь досками крест - накрест забил.
Другой лесник новую избу себе поставил, а прежняя так и осталась брошенная, от времени все темнее становясь.
Негодяя - убийцу так и не сыскали.
Хмурым в Глухоманьской гуще выдалось еще одно злодейское утро. Тучи свинцовые мокрой тяжестью на деревья легли. Гром сердито громыхал камнепадом невидимым.
И пробирались в сумраке предгрозовом три злодея - разбойника.
В сумках охотничьих у них вместо патронов бумага была, которая все стерпит. И торопились они в избушке брошенной укрыться. Доски с дверей злобно отдирали. Замыслили они не зубра редкого или другую запретную дичь взять, а грамотой своей, словно топором, стране, как дереву, все ветви обрубить. Ствол главному разбойнику оставить. Ветки, что покрупнее, меж собою поделить. Иначе говоря, разорвать страну в клочки…
Гневно гром грянул бомбой взорвавшейся, и ливень пролился горем неистовым, хотел словно смыть с грамоты подписи гнусные.
И содеяв дело свое преступное, старший из разбойников нашел в углу гирю и хотел с нею поиграться, но силы лесные, добрые, так гирю утяжелили, что едва вскинул ее злодей над головой, как рухнула она на пол с грохотом негодующим.
После грозы огласили негодяи - разбойники свою грамоту нечестивую, и всю нечисть таившуюся обрадовали, руки им развязали, и начались войны кровопролитные между друзьями былыми да братьями.
Был бы здесь сказке конец, кабы горе народное от злодейства того не затопило города и села половодьем горемычным. И когда сойдет та горькая вода, никто не ведал…"
Прочел Борец творенье тренера своего и в пустоту сказал:
- Дурак ты, Вердлис, хоть и тренер! Разве в избушке поганой соглашение то мы писали? В лесничестве просторном. И не втроем, а у каждого была команда мозговитая, человек но семь! А ты еще грозу выдумал. Какая же гроза зимой? Мы туда по первому снегу прибыли.
И Борец встал из - за стола, сказочку сердито скомкал и в корзину бросил, а сам в угол кабинета прошел, где заветная штанга под ковром лежала для разминки и удовольствия. Веса, конечно, не рекордного.
Он ухватил перекладину и рывком легко, казалось, поднял груз над головой. Только повела коварная штанга в сторону. Пришлось Борцу семенить за ней, чтобы вверху удержать.
Но не удалось это сделать президенту, вырвалась штанга у него из рук и грохнулась о пол, паркет повредила, прокатилась по нему и замерла, стыдливо зарылась в толстый ворс ковра.
- Дурная примета! - мрачно произнес Борец, пнул штангу и от боли поморщился…
- Это Вердлис тебя заговорил, советы нашептывал, - злобно сказал он и с твердостью добавил: - Только не знал он меня, тренер никудышный. Не знал, что я не отступаю и на помост взойду вторично свое званье подтвердить.
Так оно и было. Прошли условленные годы, народу тяжкие, познавшему законы джунглей, разбой, бессилие властей, войн грязных исступленье и оглушающую ложь, и вновь поднялся на выборный помост дремавший долго богатырь Борец, и взялся за потяжелевшую от невзгод и горя вдов властительную штангу. Боялись приближенные все блага потерять, страшился и он сам, но внезапно полностью проснулся, рванул заветный вес и, вопреки прогнозам знатоков, крякнув на весь неомир, поднял его над головой и удержал. Удержал и груз рекордный, и для дельцов раздолье, и кресло во дворце.
Ошибки прежние забыты, а новые… еще лишь впереди…
Новелла четвертая. Баррикады и захваты
Властей перебранка ведет к перестрелке.
В парламент дан пушечный залп.
От шока, от бед "переделки"
В народе - и слезы, и гвалт.Нострадамус. Центурии. VI, 64.
Перевод Наза Веца
Тяжело раненный капитан танковых войск Смельков был переведен в одноместный прозрачный бокс с аппаратурой искусственного дыхания, искусственных почек и даже временной замены сердца. Седобородый и высокий профессор из организации "Врачи не знают границ", прибывший из - за рубежа, посетил больного в этом боксе.
- Профессор, - слабым голосом произнес капитан, - я знаю, как мне худо и нет у медицины средств, чтобы справиться с моими ранами и ожогами.
- Не так! Дорогой капитан. Нет друга вернее Надежды.
- Позвольте мне, профессор, на магнитофон кое - что записать, чтоб после меня осталось… Выскажусь, все во мне переменится.
- Магнитофон для вас найдется.
- Спасибо, профессор, - прошептал раненый и закрыл глаза.
Лежал он в больнице города, с гордостью носившего имя легендарного командарма Гражданской войны, в сотне километров от границы с неспокойной областью горбоносых горцев, где лилась кровь. Заезжая знаменитость, очевидно, придавал значение тому, что может рассказать капитан Смельков, и был прав. Лечащий врач принес в бокс, где пахло лекарствами и запахом незаживающих ран, магнитофон, и больной смог облегчить душу исповедью, порой несвязно, но искренне говоря о самом своем сокровенном, тяготившим его более ожогов и ран. Врач потом старательно монтировал ленту. Она звучала так:
"Звезды той ночью светили. Люк открыл и из танковой башни голову высунул. Не знал я тогда, как еще раз эти звезды вспомню. Ветер в лицо бил, теплый такой, вроде дыхания уходящего лета. Укатанное шоссе вело прямо в столицу. Предстояло нам ввязаться там в грязное дело - в распри властей, "чрезвычайщики" решили одним махом избавиться от нововведений. Почему и зачем, признаться, не думал. Солдатская жизнь тем и хороша, что за тебя начальство думает. Есть приказ, и все тут…"
Потом было продолжение.
"Перед танком баррикада - столы, стулья, фонарный столб, всякая рухлядь. И легковые опрокинутые машины, даже троллейбус. Должны мы снести эту преграду перед Белым дворцом, где засели неугодные "чрезвычайщикам" демократы. Надо заставить их подчиниться, а толпу - разогнать.
А она была многолюдной и безоружной и тем была сильна.
Не начнешь ведь стрелять по своим безобидным. Или их гусеницами давить!..
Девушка, тоненькая, как тростинка. С нее бы скульптуру лепить, а не пулеметной очередью срезать! Не поднялась у меня рука…