Задержаться князю Василию было невозможно, и он стал протискиваться следом за Петром.
В Кремле узнает он о том, что благодаря заступничеству брата Бориса царь князя Василия на дыбу не отправил и казнь его, которую требовали дьяки дознания, отменил, а сослал фаворита Софьи, отправленной им в Новодевичий монастырь, на вечную ссылку в Архангельск. Но имение отнял, крестьян же подневольных отпустил на волю.
А старец мимо едущих на площадь саней, пробираясь у самой кремлевской стены, ушел с Красной площади.
Он мысленно говорил самому себе:
- Увы, но выбор не удачен. Пусть будет царь умен и властен, гуманным он не сможет стать.
Никто не слышал этих несказанных слов, а старец, завернув к деревьям, жавшимся к кремлевской стене, и сам прижался к ней. Когда же начался снова снегопад, он, никому не видимый, словно вошел в каменную стену, растворился в снежной пелене, перейдя в другое измерение, чтоб выполнить миссию историка неомира Наза Веца и найти в минувшем великого, кто смог бы отвести несчастье от планеты.
Новелла четвертая. Надчеловек
Пройдут две тысячи бездонных лет.
Кровавые победы в войнах те же.
Поверженным врагам пощады нет.
Разбой и грабежи не станут реже.Нострадамус. Центурии, XII, 41.
Перевод Наза Веца
После Египетского похода, взяв последнюю крепость Аккра перед сирийской границей, не переходя ее и собираясь в обратный путь, он безжалостно уничтожил две тысячи пленных, которым обещал сохранить жизнь, рассудив, что не проведет их не в ущерб своим солдатам через знойные пески пустыни. В Египте он после подавления восстания в Каире оставил там свои войска и почти один на жалкой рыбачьей шхуне, незамеченный, проскользнул мимо подстерегавших его английских кораблей адмирала Нельсона. Перед тем английский адмирал уничтожил французский флот, спрятанный в бухте Абукира.
Во Францию Наполеон явился не то как "дезертир", бросивший свою армию, не то как завоеватель, закончивший свой поход, как и Александр Македонский, в стране "первого чуда света" гигантских пирамид.
Но все его былые завоевания в Европе были бездарно растеряны тупыми "адвокатишками" Директории, отдавшими страну в руки разбойников, от которых сами, как казнокрады, мало чем отличались.
И только былой славой, помноженной на небывалую волю человека, словно знавшего несомненный свой успех, можно объяснить баснословный взлет "удравшего от англичан генерала" к вершинам власти над Францией, потом и над Европой.
Как "Первый консул своей страны", он показал, на что способна власть, находясь в твердой и умелой руке.
Обнищавшая Франция преобразилась смелыми реформами Наполеона, а вскоре и несметно разбогатела, когда он повторил свои грабительские завоевания европейских государств, побеждая их в одном сраженье за другим, в его отсутствии постоянно проигрываемых французами. Ряд сражений он выигрывал, даже не начиная их. Таков был ужас перед ним, "всепобеждающим чудовищем" без жалости и страха. Он властно заставлял и герцогов, и королей служить себе, как разряженных лакеев. И те готовы были кожу с себя снять, чтоб угодить ему, добиться расположенья и подачки.
Он обладал способностью кратким умным и горячим словом вдохновить солдат на бой, убедить горожан захваченных столиц стать покорными ему.
И в этот раз на площадь перед дворцом изгнанного из него вельможи Бонапарт спустился к собравшейся пестрой итальянской толпе, не пожелав остаться на балконе.
Люди в широкополых шляпах всех мастей или в повязанных на головах платках, женщины в кокетливых или крикливых шляпках, смуглые, хорошенькие или перезревшие, увядшие. Мужчины и сытые, и худые, с лицами гладенькими или в морщинах, чернокудрые или седые, все с жадным любопытством рассматривали легендарного героя, чужеземного полководца в генеральском сером сюртуке с золотыми эполетами и сверкающей звездой на лацкане, надетом поверх ослепительно белых рейтуз, со спокойным, холодным и сумрачным лицом с выбившейся из под треугольной шляпы непослушной прядью волос на высоком лбу.
Наполеон пообещал итальянцам свободу в виде пролитого нерасторопной богиней в небе вина, которое и следует выпить в честь победы освободителей.
И тут из толпы выскочил оборванец в надвинутой на глаза шляпе, подбежал к Первому консулу и занес над ним руку со сверкнувшим на солнце ножом.
Но из той же толпы вырвалось страшилище, какого люди здесь и не видывали, побольше крупной собаки, со вздыбленной шерстью по всему хребту.
Подпрыгнув, зверь вцепился в занесенную руку злоумышленника и повалил его на землю.
Даже тень не пробежала по холодному красивому лицу. Наполеон лишь чуть поморщился, сказав адъютанту:
- До чего же дурно пахнут эти гиены!
Накинувшиеся на преступника солдаты никак не могли отнять его у разъяренной гиены, не выпускавшей руки с ножом, стремясь перекусить кость. Несчастный оборванец выл зверем, попавшим в капкан.
И так продолжалось до тех пор, пока из толпы не вышел седобородый старец и не подошел, позвав зверя:
- Андра! - добавив несколько слов на неведомом языке.
Гиена тотчас отпустила свою жертву и встала у ноги странного хозяина в нездешнем серебристом плаще до пят.
Наполеон с любопытством наблюдал эту сцену, разглядывая высокого старика:
- Прошу вас, синьор, если время позволит, отобедать со мной. А вам, - обратился он к солдатам, уводившим злоумышленника, - выяснить "как надо", - подчеркнул он, - кому он служит.
- Сочту за честь признательно, - отозвался старец с гиеной. Он говорил на прекрасном французском языке, но со своеобразной ритмикой, и пошел следом за сосредоточенным Бонапартом.
Гиена двинулась за ними. Гренадеры попытались было ружьями отогнать ее, но Наполеон остановил их:
- Пусть идет с нами. Она заслужила свой хороший кусок мяса с нашего стола.
Они поднялись по мраморной лестнице в роскошный столовый зал, где длинный стол был сервирован на множество персон.
Наполеон распорядился убрать все приборы, кроме двух, пожелав остаться с хозяином гиены наедине:
- Надеюсь, вашей гиене понравится этот зал? Вы вовремя ее спустили, чтобы она попала сюда.
- Запах ее неприятен для вас? - осведомился старец.
Наполеон рассмеялся.
- Вы просто не бывали, синьор, спустя жаркий день - другой на поле боя.
- Такого не может случиться, - решительно заявил старец, садясь на пододвинутый ему лакеем в красной раззолоченной ливрее стул с высокой резной спинкой.
Другие, так же одетые слуги благоговейно разносили кушанья, ставя их перед обедавшими так, словно блюда сами собой оказались там.
- Вы египтянин? - осведомился Наполеон. - Мне там приходилось видеть одомашненных гиен.
- В Египте древнем не бывал. Но в Междуречье, близ Эдема, Александр лагерем стоял. Гиена - преданный мой друг, как память о шатре расшитом.
- Вы говорите так, будто получили ее две тысячи с лишним лет назад, - насмешливо заметил Наполеон и с издевкой добавил: - Пожалуй, сам Мафусаил младенцем выглядел бы рядом с вами. Я думаю, что нет такого языка, чтоб мне возразить.
- Наречия многие знать солдат от науки обязан.
- Я тоже солдат! - прервал Наполеон. - Но короли с мольбами о пощаде и милостях моих ко мне обратиться могут только по - французски.
- Аэды воспели походы. По - эллински их я читал.
- Похвально. Походы Александра Македонского я знаю. В честь такого воина позвольте вам налить вина?
- Простите мне, Великий консул, но я вина совсем не пью.
- Я не ослышался? Не выпить с Первым консулом, только что спасенным прекрасно дрессированной гиеной? За покорителя полмира?!
- Но в нашем мире нет напитков.
- Несчастный мир! Придется вам признаться, сколько же, синьор, вам лет?
- Исполнилось недавно сто. У нас живут намного дольше.
- Стоит ли так долго воздерживаться от наслажденья? Целый век! - с деланным отчаянием воскликнул Наполеон, выпивая свой бокал. - Итак, вы изучали войны Македонского. Я тоже интересовался его приемами побед. Конечно же не как историк!
- Они полезны вам в военном деле?
- Вы угадали. Для тактики веденья боя я отбираю то, что не устарело. Впрочем, как позволите вас называть?
- Я - Наза Вец. И весь - в науке, хотя немного и поэт.
- Историк Наза Вец. Я готов был бы вас принять за жреца - прорицателя.
- О, нет, я вовсе не пророк. Провидец - это вы, воитель!
- Я?? - удивился Наполеон. - Да я в жизни ничего не предсказал!
Вы прорицали часто, того не замечая.
- Как вам это в голову могло прийти? Предположения такие следует доказать!
- Завоевателей полмира знавали в древности, а ныне - вас!
- И что ж из этого? Полмира - это всего лишь его половина!
- Вы сами вспомните, когда предвиденье вам жизнь спасало.
- Что ж, это любопытно! Я не жалуюсь на память. И мне не исполнилось вашей сотни лет, - ухмыльнулся Бонапарт.
- Я многое могу припомнить и вас о том же попрошу.
Лакеи торжественно внесли дымящееся ароматное жаркое. Наполеон отрезал на своей тарелке кусочек мяса, пожевал и произнес:
- Жаркое не дурно! Вспомним о гиене. Я обещал ей славный кусок мяса. И баранья кость для награды вполне подойдет. Я возведу вашу Андру в капралы. А кость ей дам на закуску.
- Она возьмет лишь у меня.
- Так выучена? Не из боязни ли подброшенной отравы?
- Ее хозяин так берегся.
- И все же умер? От чего же? Не от яда?
- От комариного укуса. Ничтожество болезнь несло.
- От ничтожеств вообще нет противоядий, - сердито перебил Наполеон и добавил: - Кроме силы. И, если хотите, жестокости. Я бы сказал, необходимой. Вы помните, конечно, как я из пушек расстрелял в Париже чернь, решившую свергнуть власть и заменить одно ничтожество другим. Мы отвлеклись. Все начиналось с Альп. Вообразим картину.
- Как вашему величеству…
- Их европейские величества, - снова перебил Наполеон, - мне лижут руки и сапоги, выпрашивая подачки. Не то что ваша гиена. Лежит и ждет. Ее далекий предок мог бы принадлежать подлинному величеству - Александру Македонскому.
- Его великим называли.
- Для такого это верно. Он бесспорно того заслуживал.
- Так называть всем надо вас, кто сделал армию великой, ведя к победам ввысь.
- Высь Альп! - задумчиво произнес Наполеон. - Трудный, но славный был поход. Мы с вами тоже сейчас предпримем переход в гостиную. Там выпьем кофе. Напиток дальних жарких стран как королевское питье входит в моду в Европе, подобно куренью табака.
Наполеон поднялся из - за стола. Лакей ловко отодвинул стул из - под него и тоже сделал с Наза Вецом. Гиена тотчас вскочила на ноги.
Перешли в соседнюю гостиную, отделанную с тонким вкусом в голубых тонах. Мягкие диваны, кресла, вазы, обитые голубым шелком стены и потолок, напоминающий ясное небо.
С изящной козетки ярким мотыльком вспорхнула, вся тоже в голубом, словно нарочно в стиль гостиной, прекрасная дама, с очаровательной улыбкой идя навстречу.
- О, мой повелитель, мой кумир! - воскликнула она.
- Маркиза де Валье? - удивился Наполеон. - Откуда вы?
- Примчалась из Парижа. И сына, лейтенанта, привезла. Блестящий мальчик! Не хватает только воинской славы. Все дамы от него просто без ума! Я привезла вам от вашей Жозефины аромат ее духов!
- Но здесь, мадам, воюют не на паркете, - сумрачно заметил Наполеон.
- Ах, боже мой! Вполне достаточно отсвета вашей славы. Лишь бы быть при вас.
- Оставьте мальчика в замке. С ним познакомлюсь. И нас с заморским гостем оставьте тоже. Наш разговор, мадам, ни для чьих ушей.
- Ах, Боже мой! Вы только посмотрите, какие они у меня крохотные. От них мужчины теряли головы! Поверьте!
- Боюсь, что ваши прелестные ракушки задымятся и не на чем будет носить свои сверкающие серьги, - насмешливо заключил Наполеон.
Маркиза де Валье, небесно голубая, источающая тонкий запах духов, так знакомых Наполеону по его Жозефине, присела в глубоком реверансе.
- Как бы я хотела послушать вас, наш Первый консул и первый из мужчин! Полжизни отдала б!.. Ведь любопытство красит женщин.
- Живите обе половины. Вас пули не сразят. А мы, двое мужчин, послушаем друг друга. Счастливого пути, мадам. Привет Парижу!
Шурша шелками, дама грациозно удалилась. Перед дверью она картинно зажала кружевным платочком нос. Предстояло пройти мимо гиены.
- Когда б я был прорицателем, то это посещение предвидел бы и предотвратил, - недовольным тоном заметил Наполеон.
- Прорицанья суть в том, что жизнь лишь повторяет прожитое вашим двойником.
- Хотите вспомнить Пифагора, который утверждал, что все в мире повторяется и будто было. И жизнь повсюду подобна Вселенскому колесу, любая точка на котором вновь вернется, повторяя круг.
- И он был прав! - на полном серьезе, не поддавшись шутливому тону Наполеона, сказал старец. - События, что мы переживаем, уже случались в другой жизни с человеком, подобным вам, который жил в Пространстве не то что выше вас, а в "приподнятом", ином…
- И это тоже необходимо доказать, - потребовал Бонапарт.
- Жизнь Александра изучить, поверьте, было не труднее, чем путь ваш яркий проследить. Завоевателей полмира.
Наполеон сопоставление свое с Александром Македонским спокойно принял как должное и отнюдь не как лесть.
- Но вашей армии в горах путь преграждали и бураны, и снежные обвалы с гор.
- Да, было не легко, - согласился Наполеон, - но если тем путем прошел когда - то из Карфагена Ганнибал, то должен был пройти и я, - уверенно закончил Бонапарт.
И перед глазами Наполеона возникла никогда им не забываемая картина.
Снежный склон. Узкая обледенелая тропа между отвесной скалистой стеной и пропастью.
По горному карнизу, отчетливо видимому с моря, на многие километры темной змейкой растянулась французская армия. Ни один здравомыслящий английский моряк не мог допустить такое безумие, и ни один выстрел не был сделан с моря. Опасность крылась на пути.
Если у Ганнибала в пропасть скатывались боевые слоны, то Бонапарт спокойным взглядом провожал катящиеся по насту ящики пушечных ядер, как срывались, поскользнувшись, и летели в бездну солдаты, которых он, как Юлий Цезарь, знал по именам.
Особенно тяжко пришлось при спуске. Снег подтаял, сказывалась близость блаженного итальянского рая. И солнце предательски растапливало почву под ногами.
Споткнулся мул под Бонапартом и чуть не полетел с кручи, если б проводник, ведя его под уздцы, не натянул вовремя поводья.
Зато, пройдя снега и выйдя на равнину, они обрушились, как снег со льдом на голову растерянных австрийцев.
Их армия ждала Наполеона у границ Пьемонта, а он с огромным войском оказался далеко у них в тылу и, разбив малочисленные отряды, смог накормить и даже приодеть свою разбойничью с виду армию.
Наполеон был крут, как победитель, и накладывал нещадные контрибуции, не останавливая грабящих солдат. Ведь надо их же поощрить перед грядущими боями да и набраться сил, а главное, обуться. Предстояли тяжкие переходы.
Они начались с погони за прославленным австрийским генералом Меласом, уклонявшимся от боя.
Но под Маренго он был вынужден принять сраженье. Загнанные в угол, припертые к горе австрийцы дрались, как тигры, их базы были близко, в отличие от французов, воевавших в чужом краю. И это в конце концов сказалось. Решающий бой на просторах Ломбардии под ласковым итальянским солнцем становился сокрушительным для армии Наполеона. Мелас послал в Вену гонца с реляцией о победе над Бонапартом, узурпатором, грабителем, врагом народов, поднявшим руку на преемника Великой Римской империи, на Австрию!
Наполеон сидел на обрыве и задумчиво жевал былинку. Ему докладывали неутешительные вести, он согласно кивал, срывал новую былинку и сумрачно молчал, ничем не выдав беспокойства, сказал всего одну лишь фразу:
- Генерал Дэзэ.
То была его резервная шеститысячная армия, спешившая к месту проигрываемого сражения. И успела вступить в бой, ведомая бесстрашным генералом, который первым пал от пули в грудь.
Наполеону это было потрясением, но все равно он остался хмуро спокойным, продолжая руководить кровавым действом. И оно обернулось полным разгромом австрийской армии. Мелас с ужасом ускакал с места боя и послал в Вену второго, мрачного теперь гонца с известием, что Австрия лишилась всего своего войска. И беззащитна!
В Вене, в императорском дворце, спешно собирали чемоданы, закладывали в кареты лошадей…
- Вы точно знали, полководец, что выйдете австрийцам в тыл?
- Конечно, знал. Ведь Ганнибалу это удалось.
- В Маренго не был Ганнибал.
- Да, там я был один. Лишь бедный Дэзэ вовремя пришел на помощь.
- Что впереди победа, знали?
- Это твердо знал.
- Не только знали, а "помнили"!
- Помнил? Как можно помнить то, что еще не произошло?
- Живя во временных слоях, мы в них свой след оставим, и он определяет шаг за нами следом всех идущих, пусть через сотни сотен лет.
- Хотите сказать, что бой под Маренго произошел задолго до меня? И кем был выигран?
- Происходил бой в неомире, и вы увидели его. Там был двойник ваш, полководец. Вот почему вы - прорицатель, все знали, КАК ПРОИЗОЙДЕТ.
- Какая ересь и чепуха, нелепее поповских сказок! - возмутился Наполеон. - Играете под "мудреца", считая всех за дураков. Придумали, как втереться мне в милость.
- Мне милость ваша не нужна, мне образ ваш великий нужен. И потому хочу спросить.
- О чем еще? - нахмурился Бонапарт.
- Если б не армии в Маренго, а всей Земле грозила гибель, смогли бы вы ее спасти?
- Для этого потребовалась бы моя власть над миром. А все людишки так мелки, что если бы корабль "Земля" шел ко дну, они схватились бы не за ведра, а за узлы и чемоданы. Мир слишком глуп, чтоб браться за его спасенье.
- Но ради власти над страной отважно вы взошли на мост с завесою пуль беспощадных. Ступить туда никто не мог.
- Не мог, но должен был. Я выигрывал войну, а не спасал планету. И гренадерам должен был служить примером. Храбрые солдаты мешками падали рядом со мной. Но остальные шли за знаменем в моих руках, достигли берега, где засели стрелки, и в ярости разделались с ними так, как следовало. И вся армия смогла без потерь пройти в Италию и одержать мою победу. Италия - крупинка на планете, но была очень нужна мне.
- И у владетельных вельмож взять золото, брильянты, власть.
- Таков закон войны, он неизменен. Мне вас приходится учить, удивляясь, как вы до старости дожили в таком неведении.
- Закон войны, вы говорите? Но он походит на разбой.
- Военные потери должны окупаться, наивный собеседник мой. Без трофеев кампания будет проиграна. А по мосту в обратном направлении вскоре двинулся золотой обоз, он Францию обогатил и утвердил славу армии и авторитет полководца.
- Солдатам праздник вы давали для похоти и грабежа.
- Конечно, в войне этого не избежать. И даже без голубого тумана, - по - солдатски сострил Бонапарт, намекая на графиню. - Солдатам надобно утолять потребности. Иначе они своею жизнью рисковать не станут. Даже ради победы!