Однако пройдя сквозь строй дружинников несколько уверенных шагов, Братья начали вязнуть. К их удивлению недруг оказался тверд и грудью, и рукой. Привыкшие сходу рассекать шеренги саксов и франков, хирдманны не ожидали натолкнуться на упорное сопротивление. Радимичи не падали духом перед лицом потерь, не отступали и не показывали страха, свирепо огрызаясь ударами. Эти воины тоже хорошо знали, куда и под каким углом лучше всадить копье в прощелы панциря противника, как раскрыть защиту или подрубить незащищенные места над коленом, чтобы осадить в траву наступающих. Умелые выпады дружинников вырывали людей из клина Волков Одина, доходили до их огненно горячей плоти. Однако на место падавшего сразу вставал его товарищ. Упрямство радимичей только усиливало неистовство Братьев, заставляя громко верещать звериными голосами. Но каждый из детей Асов знал: сохранение нерушимого строя превыше всего. Как бы не стремились отличиться отчаянные рубаки Хумли Скала, Агнар Земляная Борода или Хегни Острие Копья, им приходилось делать то, что было необходимо для удержания ратного порядка.
Отлаженный механизм делал свое дело. Строй хирдманнов, бьющий, как один человек, с усилием, но расчленил стену воинов Званимира, оставив после себя растоптанные и еще дергающиеся в конвульсиях тела. Теперь Братья начали перестроение, растекаясь в более широкую фигуру, где уставших заменили свежие бойцы. Раскусив твердь радимичей железными зубами, они намеревались теперь перемолоть обе половины вражеского войска, раздавить и расщепить всякие остатки ее боевой силы. Однако, к изумлению и разочарованию хирдманнов дружинники, получив свободный проход к березовой роще, начали отходить к ней, избегая дальнейшего боя. Зато конники, с гиканьем и вездесущими стрелами обрушились на людей Олава, прикрывая отступление своих пехотинцев. Они вновь клевали хирдманнов, зазывая показать свою доблесть. Ярл звуком рога приказал составить полукруглую шеренгу для боя с конницей. Когда отразив несколько ее наездов, Братья перешли в наступление, радимичи снова их обманули. Метнув еще несколько стрел, они развернули коней и умчались к березнякам, подняв густую пыль. Волки Одина проводили их громкими проклятиями.
На утоптанном лугу остались мертвые и раненные. Олав Медвежья Лапа потерял тридцать два хирдманна. Убитых радимичей насчитали пятьдесят восемь. Ярл негодовал. Враг в очередной раз вырвался из рук, не пожелав биться до конца: до гибели или победы. Хумли Скала сотрясал воздух громогласными ругательствами. Зато Агнару было не до угроз - чернявый широкогрудый ратник, с которым он схватился напоследок, глубоко пропорол ему правое бедро. Пришлось делать перевязку и перетягивать рану жгутом. Больше других не повезло Альву Бешеному. Он получил жестокий удар булавой, промявший шлем и сломавший ему шейные позвонки. Воин испустил дух.
Олав стоял над телами павших Братьев, стиснув зубы. И дело было даже не в том, что он не одержал убедительной победы. Радимичи оказались куда крепче и сноровистее, нежели он себе это представлял. Хирд понес неоправданно высокие потери. Сейчас можно было лишь вспоминать четкие, уверенные действия ратников Званимира, которые в своей дисциплине и согласованности почти не уступали непобедимым покорителям морей. Можно было вспомнить и силу этих лесных воинов, умеющих лихим ударом снести голову с плеч или расколоть пополам дубовый щит. Доселе ярл, искушенный в битвах, еще не сталкивался с противником, способным биться столь достойно, не рассыпаясь под мощным натиском Волков Одина.
Олав хмурил брови. Из этого боя он не мог вынести для себя никакой пользы. Радимичи выскользнули из его медвежьей хватки, потери задержат хирд еще на некоторое время для погребения павших и врачевания многочисленных ран. А ведь каждый человек здесь, в сердце этого глухого враждебного мира, стоит для него дороже десятка золотых слитков! Когда запалили костры, а Братья провожали в Вингольв отважных героев, отмеченных Одином, ярл постарался придать своему лицу торжественное выражение, скрывая тревожащие его чувства. Хирдманны, отерев свою и чужую кровь, благодарили Повелителя Битв за то, что он послал им победу, вот только среди них не нашлось ни одного, кто мог сегодня в полной мере этой победе порадоваться.
Еще не сгустилась ночь, когда остатки воинства радимичей достигли Берестяного Мольбища. Усталая редкая стена гридней на замученных конях, покрытых пеной и кровью, выстроилась перед крыльцом терема, на котором появился князь.
- Где Молнезар? - было первое, что спросил Званимир.
- Погиб воевода, - отозвался сотник Прелют. - Долго решал, кого по твоему слову к Сбыславу послать, да не нашел никого справного. Сам поехал, с десятком воев. Сбыслав его в засаду заманил на дороге к Сорочьему Логу. Один Воемил спасся, да нам все поведал, - сотник указал на молодого курносого парня без шелома, с сухим кровопоттеком во всю щеку. Кольчуга его была пробита в двух местах.
Званимир стиснул кулаки.
- А сами почто сюда явились? Хотите урман за собой привести?
- Не брани их, княже, - рядом с князем незаметно возникла Рысь. - Урмане сами сюда дорогу ведают. Близок уж топот их ног. А ведет их твой гость недавний, которого ты на погибель всем нам за стол посадил…
- Кто? - резко обернулся Званимир.
- Вещун бродячий, Августин. Знатный кобник да чародей оказался… Даже мне не выстоять против его чар, - Рысь сверкнула глазами. - Так что тебе нынче каждый человек дорог. Вели накормить воев, да пошли их отдыхать.
- Прелют, отправь молодцев в гридницу. После ужина уложи, где место сыщешь: кого в верхнице, кого в закуте. А сам с Воемилом меня отыщи.
Сотник кивнул, отдав приказ ратникам спешиваться.
Пока дружине варился в котлах на дворе небогатый ужин, князь выслушал Прелюта, заглянувшего в его горницу.
- Как только весть от Воемила получили - стремглав полетели на выручку Молнезару, - рассказывал сотник. - Да вот незадача: сами на засаду кривичей нарвались. Отроки мои даже мятель княжий видели - Сбыслава рук дело…
- Сколько вас тут?
- Была сотня комонников, да столько же ополченцев взял. От Сбыслава почти два десятка пешцев потеряли. В бою с урманами полегло без малого шесть десятков воев. Еще раненных много - и от кривичских клинков, и от урманских.
- Как же вас на урман-то вынесло? - удивился Званимир.
- Сами не понимаем. Наскочили на нас ни с того - ни с сего… - оправдывался Прелют.
Князь даже скрипнул зубами, но сдержал свой гнев.
- Ладно. Поутру разбираться будем. Размещай людей, только не взыщи - места тут немного.
- Да не впервой, - отозвался сотник.
Едва он скрылся за дверью горницы, поднялась и Рысь, тихо сидевшая у окна.
- Ступай за мной, - велела она князю таким голосом, что тот даже не подумал возражать.
Незримой тропой достигли они чащи леса, а потом тропой лесной прошли к капищу Яр-бога, за которым скрывалось хранилище берестяных и деревянных книг. В волоковом окне избушки горел огонь, и князь различил склонившуюся над лучиной фигуру.
Когда Званимир и Рысь переступили порог, поглощенный чтением человек их даже не заметил. И лишь когда старая ведунья приблизилась к лавке и протянула руку, Бьорн поднял на нее глаза. Послушник покорно отдал ей плашку.
Глава 20. Гибель ладьи
"… Ярило-Батюшка! Среди лесов, полей и рек ты освещаешь нам путь своим Ярым Оком. На зеленом, цвета спелых трав, скакуне везешь нам жита колос и от Солнца добрую весть. Мы же, дети твои, творим тебе славу за свет и тепло небес, за росу жизни и мудрость, позволяющую отличать Правду от Кривды. В трудный час для земли нашей ты укрепляешь наши длани, сжимающие оружие, и направляешь клинки наши на врага, повергая иноплеменных супротивников. Так было со времен Богумила-князя, отстоявшего светоч Прави, когда сыны твои проливали кровь-суряницу в битвах с лютыми ворогами, хотевшими погрузить мир в темень безумия и страха.
Восславляем тебя, Ярый Боже, и требы тебе приносим, ибо пламень твой, со Сварожьих Небес струящий, дарит нам здраву и могуту, радость и удаль. Дух твой, который вмещают наши сердца и очи, дает зарод новой жизни для оратая и воя на раздолье полей и дубрав. Яри же нас, Яр-Буй Отче, чтобы вились верви родов наших и не пресекалась в них сила божественной Правды. Чтобы не переводились мед и хмель в наших домах, клети ломились от жита, загоны от скота, а ворог стороной обходил край наш, помня о тверди наших мечей. Ведь твердь эту отцы и деды наши доказали премногими славными деяниями, по которым судят о нас в землях заморских со времен князя Идан-Турса и до последних князей Русколани…"
Рысь отложила доску с буквицами и посмотрела в глаза Званимира.
- Предки наши наставляли нас в мудрости богов и завещали не щадить живота во благо родной земли, - проговорила она. - Но еще они вещали, что коловерть времен движется, мешая в себе свет и мрак. Неминуемо наступают дни, когда ясное солнце застилает тьма войны и разора, отвратить которые подчас непосильно для воли человеческой. Не раз уже погибал и возрождался порядок жизни среди колен Сварожьих. Однако мы, дети Яр-бога, сберегали обычаи и искон пращуров, которыми стояли всегда: уходили ли на чужбину из-за бед непосильных, жили ли скрытниками в лесах в годину перемен, когда рати инородцев, неисчислимые, как звезды, топтали наши травы и осушали реки. Можно потерять дом, край, жизнь, но веды Прави, таящие мудрость божескую, важно сохранить для блага грядущего и для процветания наших потомков - тех, кто бросит свежие зерна жизни в оскудевшую почву.
Князь молча согласился со старой ведуньей.
- А ты, отрок? - повернулась Рысь к неподвижно сидевшему Бьорну. - Готов ли помочь сохранить то, к чему довелось тебе прикоснуться?
- Да, - просто ответил тот. - Только один я столько не унесу!
Званимир усмехнулся по-доброму.
- Будет тебе помощь. Но почему он? - он поднял глаза на Рысь.
- Сердце его всецело принадлежит трисветлому Даждьбогу. Я наблюдала за ним последние дни и поняла, что северянин пробудился. С его духовного взора спала завеса и он готов посвятить свою оставшуюся жизнь служению ведам Прави. Верно ли молвлю? - спросила ведунья у послушника.
Тот лишь молча кивнул.
- Добре, - промолвила Рысь. - Тем паче, что ворог нынче силен. И Сбыслав Кривичский, за помощь инородную продавший веру отцов, и урмане-ратоборцы, забывшие узы родства, и темные кобники, искуссные в лиходействе. Не выстоять нам горсткой малой супротив такого скопища. И железом вострым со всех сторон опоясаные, и чарами оделеные. Черная туча Сваргу застит, затмение скроет лик Солнца Красного, повергнув родовичей наших в пучину горя. Однако то - лишь один виток Круга Сварога, через недолю воспитующий крепь нашего духа. За ним воспоследует новый рассвет, улыбка Ярилы Весеня, от которой воспрянет наша земля. Так было всегда: за лютой годиной приходит возрождение.
- Доводилось ли прежним князьям, матушка, переживать столь суровые испытания? - осведомился Званимир.
- Не единожды, - заверила ведунья. - Вспомни Белояра-князя. Велика была земля его, могуча лепшими воями, да и сам князь волховского был призвания. Однако в час затмения светил вражьи воинства растерзали рать его, а самого князя взяли в полон, предав страшной казни. Сумрак морочный напитал силою черные полчища Амала Венда, обрекая словенский род на долгие невзгоды. Лишь при князьях Словене и Буримире вновь поворотилось Колесо Сварога, растопив темь живительной ярью, а пращуры наши начали строить защитные кольца градов от беспокойных недругов, возрождая лад на нашей земле. Прими судьбу, сплетенную тебе Макошью, без ропота и недовольства, ибо нельзя ноне избежать перемен. Пуще всего страшиться надо, чтобы книги сии не попали в руки Августина-проповедника. Немедля отряди надежных людей с Бьорном в Архону, просить помощи у побратимов наших-бодричей. Таблички пускай сберегут жрецы из святилища Святовида.
- Сделаю, матушка, - пообещал Званимир. - Я уже приглядел тех, кому это будет по плечу. На них вся надежда.
Рысь с задумчивым взглядом протянула руку к табличкам и взяла одну из них.
- "Сварог-Отец научил нас раять родную землю, запасая в амбары жито; превращать руду в железо и ковать из него плуги и серпы, мечи и секиры; защищать род и отчизну с оружием в руках; славить богов наших, кои суть - старшие родичи и наставники на стезе Прави, - зачитала она. - Владыка Сварожьего Круга даровал нам всемудрые законы, помогающие жить в согласии с Небом и Землей. За это мы неустанно чествуем отца нашего колославами, требными зернами, медом и сурьей.
Перун Сварожич, Ратай Небесный, утвердил порядок для всех, кто живет во Яви и оградил сей порядок от жара Огня Подземного своим щитом. Во славу его, небесного воеводы, научившего нас премудростям ратным, свершали мы великие подвиги, отвращая недругов от земли нашей, и ходили в походы, укрепляя наши рубежи. В тех войнах сплотились Перуновы дети единой семьей, и не было супротивников, способных поколебать нашу силу и твердь нашего духа.
Непры, рузы, дулебы, борусы и белояры в те дни создали союз, скрепив его клятвой Перуновой, и добирались дружинами до самых дальних закатных земель, заставляя инородцев трепетать перед нашими клинками. О временах тех еще не остыла память людская и многие с почтением произносят имена князей Тривера, Боеслава, Куломира и Сивояра…"
- Слабость родов словенских ныне - в том, что одиноки они, каждый сам за себя постоять только и может, - промолвила ведунья, отложив буковицы. - Виданное ли дело, чтобы братья проливали кровь друг друга на потребу иноземцам? Канули в прошлое могучие союзы Сварожичей. Закатные страны зарятся на нашу землю, покушаются на веру отцов. На юге - поляне стонут под натиском франкских да греческих воинов. С севера грозят урмане.
- Долго ли продлиться еще Ночь Сварога, матушка? - поинтересовался Званимир.
- Без малого век. Пока князь бодричей, Орел из рода Сокола, наставляемый жрецами Святовида, не съединит разрозненные роды, положив начало великой державе Перуновых детей.
Складки на лице Званимира разгладились.
- Слава богам нашим. Значит, дети и внуки мои увидят светлые времена.
- Об этом тебе еще предстоит позаботиться, - сказала Рысь. - Отправь Любаву в Архону вместе с посланниками. Здесь ей оставаться нельзя - ворог уже рядом, в лицо дышит.
- А ты? - после некоторого молчания спросил князь. - Готова ли ты, матушка, сопровождать моих посланцев в Архону или поручишь это своим дочерям?
- И я, и дочери мои останемся здесь, - ошеломила его своим ответом Рысь. - На этой земле мы родились, здесь мы и умрем. Негоже нам скитаться, точно беспризорным сбегам по дальним краям.
- Я полагал, что твое призвание - охранять древние письмена наших пращуров, - осторожно промолвил Званимир. - Нужно ли тебе принимать участие в сече, которая, как видно, станет для нас последней?
- Письмена священные - есть только оттиск вещего сердца, - ответила Рысь. - Пока существуют на земле нашей волхвы - всегда будет, кому научить сородичей наших внимать истоку Рода небесного и следу родов земных. Будет, кому растолковать знаки божеские и прочесть летопись деяний наших славных дедов.
- Ты хочешь сказать, что дощечки эти не столь важны?
- Суть не в самих буковицах, ибо нетленное отражение их существует и в небе, и на камнях, и в водных омутах. Мы - хранители родовых письмен. Но служим мы не плашкам с резами, а отчей земле.
- Я понял тебя, матушка, - проговорил Званимир. - И все же, письмена эти важны родовичам нашим - всем, кто ведет род свой от Сварога-Батюшки, всем, в чьих жилах струит кровь Даждьбога и Перуна. Чтоб научиться читать знаки земли и неба, потребно немалое время, чего подчас не достает в суровую нашу годину, полную войн и кровавых распрей. Послания же пращуров, выбитые в резах и чирах буквенных доступны очам каждого. Через приобщение к ним воздымается дух людей словенских, возгорается ярь праведная, помогающая край свой боронить и силу предков могутных в своих дланях ощущать.
- То верно, князь, - согласилась ведунья. - Потому надобно сберечь наши писания и донести до жрецов-ратариев, под защитой коих им ничто не будет угрожать.
Князь встрепенулся - за окном раздались быстрые шаги.
- Скорее! - в избушку вихрем ворвалась Любава. - Урмане подходят! Надо уходить, и уносить с собой все!
- Мы не сможем унести Золотую Ладью из ее земляного ложа! - возразил Званимир.
- Надеюсь, ее не найдут, - Любава потупилась. - Никто не знает к ней тропу, а если мы уйдем - урманам и спросить будет некого.
- Зови Черноглаву, - велела Рысь. - Собирайте книги. А ты, князь, удержи урман, пока не уйдут Бьорн с твоей дочерью.
- Батюшка! - Любава повисла у князя на шее, тот с трудом оторвал ее и вышел быстрыми шагами.
Из дальнего перелеска, освещенные слабым блеском факелов, уже появились первые ряды урман. Измученные ратники Званимира с трудом собирались возле ограды хором, готовя луки и копья.
- Помните - князя или его дочь надо захватить живыми, - предупредил Августин. - Никто, кроме них да старой колдуньи, не знает места укрытия Золотой Ладьи. Колдунья вам все равно ничего не скажет, а вот от князя вы, я думаю, добьетесь ответа, если полоните его дочь.
- Как бы они не выскользнули из рук в этой проклятой темноте, - проворчал Олав. - Лес стоит со всех сторон.
- Они не уйдут, - уверенно заявил Августин. - Там хранятся их святыни, за которые радимичи будут драться до конца. Но позволь мне сначала поговорить с ними - быть может, князь сдастся сам?
- Ну, это вряд ли, монах, - возразил ярл. - Званимир - воин, а настоящий воин никогда не сдается. Я бы, на его месте, уж точно не сдался.
- И все же, попытаться следует.
Августин, бормоча молитву, двинулся к высокому частоколу, опоясывающему двускатные деревянные постройки.
У ног его ударила стрела, и монах остановился.
- Почто грозишь оружием божьему человеку? - воззвал он в темноту с угрозой в голосе.
- Божий человек не приводит врагов к святыне хозяев! - ответил князь громким голосом, приближаясь к воротам. - С чем пришел?
- Дозволь мне войти, - попросил Августин.
- Ну, уж нет, - усмехнулся Званимир. - Один раз я уже поверил тебе. Второй раз ты на эту уловку меня не поймаешь. Ты, я вижу, нашел себе новых друзей - вот им и рассказывай о милости Божьей.
- То есть, ты твердо решил умереть и погубить свою дочь? - бесстрастно вопросил монах. - Что же, это твое право. Но знай - куда разумнее подчиниться силе, которой не сможешь противостоять, нежели сопротивляться - и погибнуть в безнадежной борьбе.
- С чего ты взял, что борьба безнадежна? - возразил князь. Он понимал, что напрасно тратит время на бесполезный спор, однако промолчать не смог. - Еще на памяти моих дедов никто не слыхал о франках. Они занимались мелкими спорами у себя на западе - и вдруг из ничего возникла держава, перед которой я должен преклониться? Почему же ты считаешь, что мы тоже не можем объединиться и явить силу, перед которой склонится и ваша сила?