– Так, мэм. – Мэгги от нечего делать воткнула палец в дырку виниловой обшивки сиденья и выковыряла оттуда кусочек набивочной ваты.
– Мне иногда кажется что она хочет меня на посмешище выставить, – сказала Анита.
Что ответить на это, Мэгги не знала.
В конце концов Серина вернулась с обернутым в бумагу подарком в руках.
– Миссис Наултон попросила не вскрывать его до брачной ночи, – сказала она. Мэгги покраснела и скосилась на Аниту. Анита просто смотрела в окно, выпуская из ноздрей две струйки дыма.
В церкви преподобный Коннорс увел Серину с матерью в боковую комнату. Мэгги осталась дожидаться остальных певцов. Мэри Джин уже пришла, вскоре появилась и Сисси с мужем и свекровью. А вот Айры не было. Ладно, времени еще хватает. Мэгги сняла с плечиков длинную белую мантию хористки, накинула ее через голову, запутавшись в складках и растрепав, естественно, волосы, – пришлось идти причесываться. Но и когда она вернулась, Айра так и не появился.
Начали подходить гости. Борис сидел на скамейке в неудобной близости к хору и слушал, уважительно, понимающе кивая, то, что говорила ему дама в пятнистой вуали, однако Мэгги уловила некоторое напряжение в наклоне его головы. Она взглянула на дверь церкви. Самые разные люди входили в нее – родители Мэгги, их соседи Райты, старик, когда-то учивший Серину управляться с булавой во время шествий. Но высокого, смуглого Айры Морана среди них не было.
Прошлым вечером она дала ему уйти одному. Может быть, он решил больше не возвращаться?
– Простите, – сказала она и, повалив целый ряд складных стульев, помчалась к вестибюлю. Один ее пышный рукав зацепился там за шишак открытой двери, по-дурацки дернул ее, развернул, однако Мэгги освободилась еще до того (понадеялась она), как кто-нибудь что-нибудь заметил. На ступеньках она остановилась. "Привет! – сказал ее одноклассник. – Э-э…" Мэгги пробормотала что-то, прикрыла ладонью глаза, оглядела улицу. И увидела лишь новых гостей. Они вызвали у нее раздражение – пустые, подумала Мэгги, люди. Все они улыбались, приветствовали друг друга с любезностью, которую только для церкви и приберегали, женщины шли, старательно разводя в стороны носки туфель, поблескивая под солнцем белыми перчатками.
Появившийся в двери Борис позвал ее:
– Мэгги?
Она не обернулась. Сбежала по ступенькам в развевающейся белой мантии. Ступеньки были широкие, на редкость мелкие, не подходящие для нормальной походки, и она спускалась по ним, запинаясь. "Мэгги!" – крикнул Борис, и ей, добравшейся до тротуара, пришлось перейти на бег. Она пробилась сквозь толчею гостей и понеслась по улице, белая ткань плескалась за ее спиной, как парус под ветром.
"Багетную мастерскую Сэма" отделяли от церкви всего два квартала, но зато длинных, к тому же утро стояло жаркое, июньское. Добежав до мастерской, Мэгги вспотела и сбилась с дыхания. Она открыла толстого стекла дверь, вошла в тесное, унылое, выстланное потертым линолеумом помещение. С колышков желтоватой древесноволоконной плиты, которая покрывала целую стену, свисали образчики рамок, прилавок был выкрашен в холодный серый цвет. За прилавком стоял сутулый старик с козырьком на лбу и торчащими во все стороны прядями белых волос. Отец Айры.
Увидеть его здесь Мэгги не ожидала. Насколько она знала, в мастерской он больше не показывался. Мэгги замялась, а старик спросил:
– Чем могу быть полезен, мисс?
Она всегда думала, что глаза Айры – самые темные, какие только бывают, однако глаза старика оказались еще темнее. Куда они смотрят, сказать было невозможно, на миг ей показалось, что старик слеп.
– Я ищу Айру, – сказала она.
– Он сегодня не работает. Участвует в одном мероприятии.
– Да, в свадьбе, поет на ней, – сказала Мэгги. – Но он там еще не появился, вот я и пришла за ним.
– О, – произнес Сэм. И склонился к ней, как будто его за нос потянули, – ощущение слепоты при этом нисколько не уменьшилось. – А вы случайно не Маргарет? – спросил он.
– Да, сэр, – ответила она.
Старик обдумал ее ответ. А затем хихикнул – коротко и хрипло.
– Маргарет Эм Дейли, – сказал он.
Мэгги не шелохнулась.
– Так это вы решили, что Айра умер, – сказал старик.
– Он здесь? – спросила Мэгги.
– Наверху, одевается.
– Вы не могли бы позвать его?
– С чего вы взяли, что он умер? – поинтересовался старик.
– Я перепутала его с другим. С Монти Рэндом, – промямлила она. – Монти погиб в военном лагере.
– В военном лагере!
– Пожалуйста, позовите Айру.
– Айра в военный лагерь попасть не мог, – сказал Сэм. – У него иждивенцы на руках, он все равно что женат. Хотя при нашем положении жениться он никогда не сможет. Меня сердце вот уже сколько лет допекает, а одна из его сестер – слабоумная. Я думаю, армия не взяла бы его, даже если бы он в добровольцы подался! Нам с девочками пришлось бы тогда жить на пособие, обременять нашими персонами государство. "Вали отсюда! – сказали бы ему в армии. – Возвращайся к тем, кому ты нужен. Мы с тобой возиться не желаем".
Мэгги услышала, как кто-то сбегает по лестнице, – приглушенный, барабанный звук. В желтой стене за прилавком открылась дверь, голос Айры произнес:
– Пап…
Он замер, глядя на нее. Темный, плохо сидящий костюм, тесная белая сорочка, из-под воротника свисает незавязанный темно-синий галстук.
– Мы опаздываем на свадьбу, – сказала Мэгги.
Он отдернул манжету, посмотрел на часы.
– Пойдем! – попросила она, думая не только о свадьбе. Мэгги чувствовала почему-то, что оставаться рядом с отцом Айры опасно.
И пожалуйста, Сэм сказал:
– Мы с твоей маленькой подружкой только что обсуждали твою службу в армии.
– В армии?
– Айра не может служить в армии, сказал я. У него есть мы.
Айра ответил:
– Ладно, пап, я отлучусь всего на пару часов.
– Так надолго? Это ж все утро пройдет! – Сэм повернулся к Мэгги и сказал: – Суббота у нас – самый оживленный день.
Интересно, подумала Мэгги, почему же тогда в мастерской так пусто? И пробормотала:
– Да, ну, мы…
– На самом деле, если бы Айра пошел в армию, ему пришлось бы это заведение закрыть, – сказал Сэм. – Распродать все до последнего гвоздя, а между прочим, в октябре исполнится сорок два года, как оно принадлежит нашей семье.
– О чем ты говоришь? – спросил Айра. – Зачем бы я пошел в армию?
– Твоя маленькая подружка думала, что ты вступил в армию и тебя там убили, – пояснил Сэм.
– А, – сказал Айра. Похоже, и до него дошло, что положение становится опасным, потому что на сей раз он сам сказал: – Нам пора.
– Она решила, что тебя разорвало на куски в армейском лагере, – сообщил ему Сэм. И снова хрипло фыркнул. В том, как он обходится со своим носом, подумала Мэгги, есть что-то кротовое, беспощадное. – Взяла да и написала мне соболезнующее письмо, – продолжал он. – Ха! – И повернулся к Мэгги: – Я даже испугался. На полсекунды задумался: минуточку, Айра умер? Если да, я бы узнал об этом первым. Вот так я впервые узнал о вас. На самом деле впервые за многие годы понял, что есть девушка, которой он интересен. У него же друзей-то теперь и нет. Школьные приятели были ребятами башковитыми, все разъехались по колледжам, связь с ними он потерял, и знакомых одних с ним лет у него не осталось. "Вот смотри! – сказал я ему. – Наконец-то девушка появилась". То есть сказал, когда у меня прошло первое потрясение. "Хватай ее обеими руками, пока не сбежала" – вот что я ему посоветовал.
– Пошли, – сказал Мэгги Айра.
Он поднял закрепленную на петлях часть прилавка, вышел из-за него, однако Сэм так и продолжал разглагольствовать.
– Горе в том, что теперь ты знаешь – она и без тебя обойдется, – сказал он.
Айра остановился, не вернув дверцу на место.
– Написала соболезнующую записочку и стала преспокойно жить дальше, вот и все дела, – сказал ему Сэм.
– А ты чего ожидал – что она будет рыдать на моей могиле?
– Ну, ты должен признать, что со своим горем она справилась образцово. Написала мне записку, наклеила на конверт марку и занялась приготовлениями к свадьбе своей подружки.
– И правильно, – сказал Айра и, опустив дверцу, повернулся к Мэгги. Неужели его ничем не проймешь? Глаза спокойные, ладонь, которой он взял ее за руку, не дрожит.
– Вы не правы, – сказала Мэгги Сэму.
– Да?
– Я вовсе не обходилась без него легко и спокойно! Я была едва жива от горя.
– Не стоило вам так уж распаляться по этому поводу, – сказал Сэм.
– И к вашему сведению, очень многие девушки считают его совершенно замечательным, я не одна такая, а говорить, что он не может жениться, просто смешно. Вы не имеете на это права, жениться может каждый, было бы желание.
– Он не посмеет! – заявил Сэм. – Потому как обязан думать обо мне и сестрах. Вы хотите, чтобы мы все в богадельню попали? Айра? Ты не смеешь жениться, Айра!
– Это почему же? – спокойно спросил Айра.
– Потому что ты обязан заботиться обо мне и о сестрах!
– И тем не менее я на ней женюсь, – сказал Айра.
После чего открыл дверь и отступил от нее, пропуская Мэгги вперед.
Выйдя на крыльцо, они остановились, Айра обнял ее и привлек к себе. Она почувствовала щекой узкие кости его груди, услышала, как бьется под ее ухом сердце Айры. Сэм, наверное, видел все сквозь стекло двери, и тем не менее Айра наклонился и поцеловал Мэгги в губы. Поцелуй получился долгим, теплым, проникновенным, у нее даже коленки ослабли.
А потом они пошли к церкви – с одной, впрочем, заминкой: дверь защемила подол хоровой мантии Мэгги. Чтобы освободить его, Айре пришлось снова открыть дверь (на отца он даже не взглянул).
Однако разве можно было догадаться, просматривая фильм Серины, что ему предшествовало? В нем они выглядели самой обычной парочкой, ну, может, по росту друг другу не очень подходили. Он слишком высокий и худой, она слишком низенькая и полненькая. Лица у обоих серьезные, но догадаться по ним, что совсем недавно произошло нечто, перевернувшее их жизнь, было никак нельзя. Они безмолвно открывали и закрывали рты, а зрители пели за них, с шутливой мелодраматичностью. "Природа дает нам знак, что живем мы не просто так…" И только Мэгги знала, как ладонь Айры легла ей на спину.
Следом двойняшки Барли запели псалом, прислонившись одна к другой и подняв, точно птенцы, лица кверху, а камера переметнулась от них к одетой во все белое Серине. Она плыла по проходу с матерью, которая словно висела на ее руке. Занятно: оттуда, где стоял с камерой дядя Макса, ничего такого уж нетрадиционного ни в той ни в другой видно не было. Серина сосредоточенно смотрела вперед. Анита немного перестаралась с косметикой, но, в принципе, она могла быть чьей угодно матерью, взволнованной и выглядевшей старомодно в своем узком платье. "Ты только посмотри на себя!" – со смехом сказал кто-то Серине. Тем временем остальные пели: "Хоть я и не знаю, где взять слова…"
Камера снова переметнулась, появился Макс, стоящий перед алтарем с преподобным Коннорсом. Певшие один за одним примолкли. Милый Макс: в стараниях придать себе достойный, отвечающий моменту вид он поджал растрескавшиеся губы и сощурил голубые глаза, глядя на подходившую к нему Серину. Пленка немного выцвела, однако веснушки по-прежнему выделялись на широких щеках Макса, как металлические блестки.
Слезы навернулись на глаза Мэгги. Некоторые в гостиной сморкались.
Никто же, подумала она, не знал тогда, насколько серьезным может все оказаться.
Но разумеется, вскоре зрители опять повеселели, потому что пение чересчур затянулось и новым супругам пришлось стоять, ожидая под лучезарной улыбкой преподобного Коннорса, когда двойняшки Барли наконец закруглятся. Потом новобрачные обменялись обетами, и Шугар встала, чтобы исполнить заключительное песнопение, а большая часть сидящих сейчас вокруг Мэгги людей принялись подталкивать друг друга локтями, ожидая дальнейшего. Кто же мог забыть случившееся следом?
Макс повел Серину по проходу слишком медленно, размеренным, скованным шагом, который он, по-видимому, считал приличествующим случаю. И пение Шугар завершилось раньше, чем они добрались до дверей. Серина тянула Макса за локоть, торопливо говорила ему что-то на ухо, а последние несколько ярдов почти пропятилась, выволакивая его в вестибюль. И как только они скрылись из глаз, какое же там началось сражение! Шепот сменился шипением, шипение воплями! "Мог бы и побывать на чертовой репетиции, – кричала Серина, – а не уматывать за твоими бесконечными родственниками на вокзал, я тут одна потела, а ты даже не знал, как быстро меня нужно вести…" Оставшиеся в церкви сидели, не зная, куда девать глаза. Глупо улыбались собственным коленям, но в конце концов рассмеялись.
– Серина, лапушка, – говорил Макс, – замолчи. Ради бога, Серина, тебя же все слышат, Серина, радость моя…
В фильме ничего этого, конечно, не было, он уже закончился, на экране замелькали какие-то корявые цифры. Но по всей комнате зрители его делились воспоминаниями, возрождая ту сцену к жизни.
– Жахнула дверью так…
– Аж вся церковь задрожала, помнишь?
– Мы только смотрели в сторону вестибюля и не знали, что делать.
Кто-то поднял штору – сама Серина. Комнату залил свет. Серина улыбалась, но щеки ее были мокры. К ней обращались со словами: "И тут, Серина…" и "А помнишь, Серина?" – и она кивала, улыбалась и плакала. Старушка рядом с Мэгги произнесла: "Милый, милый Максвелл!" – и вздохнула, не понимая, быть может, что все остальные грустить уже перестали.
Мэгги встала, взяла сумочку. Ей нужен был Айра, она как-то терялась без него. Мэгги огляделась в поисках мужа, но увидела только других людей, бессмысленных и пустых. Подошла к столу, однако и среди гостей, набиравших с больших блюд еду, его тоже не было. Мэгги прошла по коридору, заглянула в спальню Серины.
Ну да, вот он, сидит у стола. Пододвинул к нему кресло, переставил выпускную фотографию Линды, чтобы расчистить место для пасьянса, который уже раскладывал по полированной столешнице. Одна согнутая в локте загорелая рука повисла над валетом, готовая переместить его. Мэгги вошла в спальню и закрыла дверь. Приблизилась к Айре, опустила сумочку на пол, обвила его сзади руками и сказал ему в волосы:
– Ты пропустил хорошее кино. Серина показывала фильм, снятый на ее свадьбе.
– Совершенно в духе Серины, – ответил он и переложил валета на даму. От волос Айры пахло кокосом – его прирожденный аромат, который всегда рано или поздно пробивался сквозь душок любого шампуня.
– Мы с тобой пели дуэтом, – сказала Мэгги.
– И ты, я полагаю, прослезилась и затосковала по прежним временам.
– Да, так и было, – признала она.
– А вот это совершенно в твоем духе, – сказал Айра.
– Верно, – согласилась она и улыбнулась в стоящее перед ним зеркало.
В своих последних словах она почувствовала едва ли не хвастовство. Если ее чувства и легко всколыхнуть, думала Мэгги, она, по крайней мере, сама выбирает тех, кто это делает. Если она и не может выйти за определенные рамки, то, по крайней мере, определила эти рамки сама. Она чувствовала себя сильной, свободной, твердой. Айра сгреб сложенные рядком бубны, от десятки до туза, и поместил их поверх валета.
– Мы походили на детей, – сказала ему Мэгги. – На младенцев. Мы же были совсем немногим старше, чем сейчас Дэйзи, ты только представь. И не думали тогда, где и с кем проведем следующие шестьдесят лет жизни.
– Ммммм, – отозвался он.
Он смотрел, раздумывая, на короля, Мэгги прижалась щекой к макушке Айры. Похоже, она снова влюбилась. В собственного мужа! А что, и удобно, и приятно – как будто находишь в кухонном шкафу всю утварь, какая нужна тебе, чтобы опробовать новый рецепт.
– Помнишь наш первый год после свадьбы? – спросил она. – Ужас. Мы каждую минуту ругались.
– Худший год моей жизни, – согласился Айра и, когда Мэгги переступила вперед, немного отодвинулся от стола, чтобы она могла сесть ему на колени. Бедра Айры под ней были длинными, костлявыми – похожими на две доски. – Не смешай мне карты, – сказал он, однако Мэгги почувствовала, что в нем пробуждается некий интерес. Она положила голову ему на плечо, провела пальцем по шву нагрудного кармана рубашки.
– Помнишь, как мы пригласили Серину и Макса пообедать у нас в воскресенье? – спросила она. – Наши первые гости. До их прихода мы успели раз пять мебель переставить. Я вышла на кухню, вернулась, а ты уже все стулья в угол задвинул, и я сказала: "Ну что ты наделал?" – и переставила их по-новому, но когда пришли Гиллы, кофейный столик лежал ножками вверх на кушетке, а мы орали друг на друга.
– Мы были до смерти испуганы, только и всего, – ответил Айра. Он уже обнял ее, Мэгги слышала, как веселый сухой голос Айры вибрирует в его груди. – Пытались вести себя как взрослые, но не знали, получится ли.
– А наша первая годовщина, – сказала Мэгги. – Какое фиаско! В маминой книге по правилам хорошего тона говорилось, что ее называют либо "бумажной свадьбой", либо "часовой", кому как нравится. И мне пришла в голову блестящая мысль смастерить для тебя подарок из набора, который рекламировали в одном журнале, – заводные бумажные часы.
– Вот этого не помню.
– Да потому что я их тебе даже не показала.
– А что с ними стало?
– Ну, наверное, я что-то там собрала неправильно, – ответила Мэгги. – Все инструкции я выполнила, но как полагалось часы не заработали. То отставали, то останавливались и снова шли, один край у них завернулся, под двенадцатью покоробилась бумага, я там перестаралась с клеем. В общем, штучка получилась… кустарная, любительская. Мне стало так стыдно, что я выбросила их в мусорный бак.
– И зря, милая, – сказал Айра.
– Я испугалась, что у меня получился такой символ или еще что – символ нашего брака, понимаешь? Мы тоже были тогда кустарями, а я этого боялась.
– Черт, мы просто учились, – сказал он. – И не знали, что нам друг с другом делать.
– Зато теперь знаем, – прошептала Мэгги. И уткнулась губами в одно из своих любимых мест – в теплую ямку там, где челюсть Айры встречалась с шеей.
А пальцы Мэгги сползли тем временем к пряжке его ремня.
Айра произнес:
– Мэгги? – но помешать ей не попытался.
Она выпрямилась, чтобы расстегнуть ремень и ширинку.
– Можно прямо здесь, в кресле, – прошептала она. – Никто не догадается.
Айра застонал, прижал ее к себе, поцеловал, губы у него были очень гладкие и твердые. Мэгги казалось, что она слышит, как ее кровь стремительно бежит по венам, гудя, точно морская раковина.
– Мэгги Дейли! – произнес голос Серины.
Айра дернулся, Мэгги спрыгнула с его колен. Серина неподвижно стояла, держа ладонь на дверной ручке. И во все глаза смотрела на Айру, на его расстегнутую ширинку, из которой торчал клок рубашки.
Ладно, кончиться все может либо так, либо этак, подумала Мэгги. С Сериной заранее не скажешь. Она могла просто поднять их на смех. Но, наверное, похороны дались ей отнюдь не легко, или на нее фильм подействовал, или общее ощущение вдовства. Как бы там ни было, она сказала:
– Поверить не могу. Не могу поверить.
– Серина… – начала Мэгги.
– В моем доме! В моей спальне!
– Пожалуйста, прости нас, нам обоим так жаль… – пролепетала Мэгги, и Айра, приведя наконец в порядок свою одежду, добавил:
– Да, мы, честное слово, не…