Ну еще бы, Мэгги и поныне помнила неодолимую скуку, которую нагоняла на нее громыхавшая по всему дому увесистая музыка Вагнера. И собственное отчаяние, когда она пыталась рассказать нечто важное: "Я и Эмма пошли в…" – а мать перебивала ее: "Мы с Эммой, будь так добра". Она поклялась тогда, что со своими детьми так обходиться не будет, уж лучше послушает, что им хочется рассказать, а грамматика путь сама о себе позаботится. Не то чтобы ей удалось соблюсти этот обет, во всяком случае, не в отношении Джесси.
А может быть, сама она скатилась вниз намеренно. И если так, за что же ей винить Джесси? Возможно, он всего лишь выполняет ее тайные революционные замыслы, а иначе стал бы – как знать? – адвокатом вроде отца миссис Дейли.
Ладно, об этом говорить уже поздно.
Научившись ползать, Лерой выбралась из ящика стола, и на следующий день Айра принес домой кроватку. И собрал ее, не говоря ни слова, в их с Мэгги спальне. А Фиона стояла, не говоря ни слова, в дверном проеме и наблюдала за ним. Кожа у нее под глазами выглядела землистой, грязноватой.
В сентябре, в субботу, праздновался день рождения отца Айры. По установленной Мэгги традиции, они отправлялись для этого на ипподром "Пимлико" – все вместе, пусть Айре и приходилось закрывать мастерскую. Брали с собой кучу еды в плетеных пикниковых корзинах и по десять долларов на каждого, чтобы делать ставки. В прошлом все семейство затискивалось в машину Айры, но, разумеется, теперь это было невозможно. В том году к ним прибавились Джесси с Фионой (годом раньше они отсутствовали – медовый месяц) и Лерой, и даже сестра Айры Джуни решилась поехать. Поэтому Джесси позаимствовал фургончик, в котором его группа перевозила инструменты. По боку его тянулась надпись: ВЕРТИ КОТА, "В" и "О" были полосатыми, как тигриные хвосты. Они загрузили в фургончик корзины с провизией, детские вещи и поехали к мастерской, чтобы забрать отца и сестер. Джуни была в ее обычном выходном костюме, скроенном по косой линии, и с зонтом от солнца, который не складывался, отчего в фургончик она забралась не без затруднений. А Дорри прижимала к груди свой "чемодан", хлопот с которым было еще больше. Впрочем, вели себя все доброжелательно – даже отец Айры, всегда твердивший, что он слишком стар, чтобы суетиться по поводу дней рождения.
День выдался прекрасный, из тех, что начинают с прохлады, но затем солнце прогревает тебя снаружи, а там и внутри. Дэйзи пыталась уговорить всех спеть "Скачки в Кэмптауне", отец Айры улыбался, скупо и смущенно. Вот так и должна выглядеть семья, думала Мэгги. В автобусе, на котором они ехали от парковки, – наполовину заполненном их семейством, если считать сиденья, занятые корзинами и пакетом с пеленками, а также перегородившую проход складную прогулочную коляску, – Мэгги даже прониклась жалостью к другим пассажирам, едущим парами, а то и в одиночку. Выглядели они как-то буднично: практичная одежда, серьезные лица – эти люди направлялись на ипподром, чтобы выигрывать деньги. А Мораны ехали праздновать.
На ипподроме они заняли целый ряд дешевых мест, поставив коляску с Лерой у торца скамьи. Мистер Моран, считавший себя знатоком лошадей, пошел к паддоку посмотреть, на кого сегодня следует ставить, Айра отправился с ним, для компании. Джесси увидел знакомую парочку – парня в байкерском облачении и девушку в кожаных брючках с бахромой – и ушел с ними: азартным лошадником он не был. Женщины остались выбирать лошадей по звучанию их имен – метод, который работал ничуть не хуже прочих. Мэгги отдала предпочтение кобыле по имени Бесконечное Милосердие, но Джуни заявила, что у лошади с такой кличкой наверняка не хватает боевого духа.
Малышка немного капризничала – то ли зубки резались, то ли по другой какой причине, – поэтому женщины разделились: первыми пошли делать ставки Фиона и сестры Айры, а когда они вернулись, к окошкам тотализатора отправились Мэгги и Дэйзи, из которой так и перли премудрые советы. "Самое безопасное, – заявила она, – поставить два доллара на то, что твоя лошадь придет в первой тройке". Однако Мэгги ответила: "Если бы мне нужна была безопасность, я бы сидела дома" – и поставила всю свою десятку на победу четвертого номера. (В прошлом она пыталась уговорить семейство скинуться и отправиться прямиком к окошку, где принимались ставки от пятидесяти долларов и выше, – месту опасному и волнующему, Мэгги к нему так ни разу и не приблизилась, но теперь уже знала, что с ним и связываться не стоит.) По пути они встретили Айру с отцом, которые беседовали о статистике: какой жокей сколько весит, какие у кого прежние достижения, когда и какое лучшее время было показано лошадью, – понимающему человеку тут было о чем подумать. Мэгги поставила свои десять долларов и ушла, а Дэйзи осталась с мужчинами, которые застряли у окошка и никак не могли принять окончательное решение.
– Этот ребенок меня умучает, – сказала Фиона вернувшейся Мэгги.
Лерой явно не желала оставаться на руках матери и все тянулась к земле, усыпанной окурками и язычками от пивных банок. Дорри, которой полагалось вроде бы помогать Фионе, раскрыла вместо этого свою одежную коробку и ровным рядком раскладывала зефирины с одного конца скамьи до другого. Мэгги сказала: "Давай я ее подержу, овечку бедную" – и отнесла Лерой к изгороди, чтобы девочка посмотрела на лошадей, которые уже подходили мелкими, резвыми шажками к стартовым воротам. "А как говорят лошадки? – спросила Мэгги и подсказала: – И-го-го!" Айра с отцом вернулись, продолжая спорить. Теперь их предметом был список наиболее вероятных победителей, купленный мистером Мораном у какого-то беззубого мошенника.
– Так за кого вы проголосовали? – спросила Мэгги.
– Здесь не голосуют, Мэгги, – ответил Айра.
Заезд начался, лошади казались такими изящными, словно игрушечными. Они пронеслись мимо Мэгги со звуком, напомнившим ей хлопки флага на ветру. И все сразу закончилось.
– Как быстро! – пожаловалась Мэгги. Никак ей не удавалось привыкнуть к скоротечности заездов; в них и смотреть-то было почти не на что. – Все-таки, – сказала она малышке, – бейсбол дает лучшие представления о времени.
На электрическом табло зажглись имена победителей, и четвертого номера среди них не оказалось. Мэгги даже почувствовала облегчение: делать еще раз выбор ей не придется. Единственным, кто оказался с прибытком, был мистер Моран. Он выиграл шесть долларов, поставив на рекомендованный в его списке восьмой номер. "Вот видишь?" – сказал он Айре. Дэйзи и вовсе ничего не ставила, экономила деньги для заезда, в результатах которого была более-менее уверена.
Мэгги отдала ей малышку и начала распаковывать еду.
– У нас есть ветчина на ржаном хлебе, индюшка на белом, ростбиф на черном, – объявила она. – А к ним куриный салат, яйца по-русски, картофельный салат и овощной. Еще персики, свежая клубника и дынные шарики. Да, и оставьте место для торта, день рождения все-таки.
Люди вокруг жевали всякую ерунду, купленную с лотков здесь же, на ипподроме, и с любопытством посматривали на корзины, каждую из которых Дэйзи накрыла накрахмаленной клетчатой тканью, заткнув ее по краям в переплетения прутьев. Мэгги раздала салфетки.
– А где Джесси? – спросила она, оглядывая толпу.
– Понятия не имею, – ответила Фиона.
Лерой почему-то снова оказалась у нее на руках. Фиона быстро перебросила ее себе на плечо, Лерой сморщилась и недовольно запищала. Что же, этого и следовало ожидать. Дети не любят резких движений, неужели Фиона этого еще не поняла? Да тут и простого инстинкта достаточно. У Мэгги от раздражения даже в пояснице что-то слегка закололо. Хотя, говоря по совести, раздражала ее не столько Фиона, сколько недовольные "эк, эк" Лерой. Если бы руки Мэгги не были заняты бумажными тарелками, она забрала бы девочку у Фионы, а так смогла только предложить:
– Попробуй усадить ее в коляску, Фиона. Может, она заснет.
– Не заснет. Просто вылезет из нее снова, – ответила Фиона. – Господи, ну где же Джесси?
– Дэйзи, пойди поищи брата, – велела Мэгги.
– Не могу, я ем.
– Все равно пойди. Ради бога, не заниматься же мне всем сразу.
– Разве я виновата, что он уперся куда-то со своими дурацкими дружками? – спросила Дэйзи. – Я только-только бутерброд надкусила.
– Послушай, юная леди… Айра?
Однако Айра с отцом снова ушли к окошку тотализатора. И Мэгги сказала:
– Что за… Дорри, будь так добра, сходи поищи Джесси, ладно?
– Я же зефир раскладываю, – ответила Дорри.
Зефирины лежали на их скамейке ровной, идеальной, похожей на пунктирную линией. Вот только сидеть всем стало негде. Некоторые люди направлялись к этой скамье, собираясь присесть, но, увидев зефирины, шли дальше. За спиной Мэгги поплыл в чистом, спокойном воздухе звук горна, однако она вертела головой, пыталась отыскать в толпе Джесси. И тут Джуни отпихнула в сторону несколько зефирин и торопливо села, держа обеими руками зонт.
– Мэгги, – пробормотала она, – мне что-то не по себе стало, не знаю, ни с того ни с сего…
– Дыши поглубже, – быстро ответила Мэгги. Такое случалось время от времени. – И не забывай, ты здесь не ты, а кто-то другой.
– По-моему, я сейчас в обморок упаду, – объявила Джуни и вдруг, без какого-либо предупреждения, забросила на скамью ноги в туфлях на высоком каблуке и легла. Зонт торчал из рук, сложенных на груди Джуни, точно растение. Дорри смятенно засуетилась вокруг сестры, пытаясь спасти зефирины.
– Дэйзи, это не твой брат стоит вон там с какими-то людьми? – спросила Мэгги.
– Где? – заозиралась Дэйзи, однако Фиона оказалась быстрее. Она резко повернулась и подтвердила:
– Ну точно, он. – А затем во все горло закричала: – Джесси Моран! Тащи сюда свою задницу!
Голос у нее был тягучий, пронзительный. Все вокруг обернулись. Мэгги сказала:
– Ой, ну, я бы не…
– Ты слышишь? – провизжала Фиона, и Лерой расплакалась.
– Не надо так кричать, Фиона, – сказала Мэгги.
– Что? – опешила Фиона.
Она гневно уставилась на Мэгги, игнорируя вопящую малышку. Наступило одно из тех мгновений, когда Мэгги хотелось отойти во времени назад и начать разговор сначала. (В присутствии разгневанной женщины на Мэгги всегда нападало что-то вроде столбняка.) Между тем Джесси, который не мог, конечно, не услышать собственного имени, начал проталкиваться к ним.
– Ну вот он и идет! – сказала Мэгги.
– Вы приказываете мне не кричать на моего собственного мужа? – спросила Фиона.
Проорала на самом-то деле. Пришлось – из-за вопящего ребенка. Личико Лерой побагровело, колоски мокрых волос прилипли ко лбу. Выглядела она, по правде сказать, некрасиво. Мэгги захотелось отойти в сторону, притвориться, что к ней вся эта компания отношения не имеет, но вместо этого она тоном по возможности легким ответила:
– Нет, я имела в виду, что он не так уж и далеко от нас, понимаешь, и…
– Ничего вы в виду не имели, – заявила Фиона, слишком крепко прижав к себе ребенка. – Вы пытаетесь, как всегда, управлять нами, лезете в нашу жизнь.
– Но, право же, Фиона…
– Что случилось? – беззаботно поинтересовался подошедший Джесси.
– Ма и Фиона ругаются, – ответила Дэйзи. И не без изящества откусила от бутерброда.
– Мы не ругаемся! – воскликнула Мэгги. – Просто я предложила…
– Ругаетесь? – спросил Айра. – Из-за чего? – Он и мистер Моран уже стояли в проходе за спиной Джесси. – Что происходит? – еще раз спросил Айра, тоже стараясь перекричать Лерой.
– Ничего не происходит! – ответила Мэгги. – Боже ты мой, я всего лишь сказала…
– Вас, девушки, и на минуту одних оставить нельзя? – спросил он. – И почему Джуни по скамье разлеглась? Как быстро у вас все меняется.
Нечестно, нечестно. Послушав его, можно подумать, что они каждый день такие сцены устраивают. А сам он стоит в очереди за Нобелевской премией мира.
– К твоему сведению, – сказала ему Мэгги, – я всего лишь занималась здесь своим делом…
– За все время, что я вас знаю, вы ни разу только своим делом не занимались, – заявила Фиона.
– Поостынь, Фиона, – сказал Джесси.
– А ты! – взвизгнула, разворачиваясь к нему, Фиона. – По-твоему, это только мой ребенок? С какой стати я вечно сижу с ней как приклеенная, пока ты развлекаешься со своими дружками, ответь мне!
– Они мне не дружки, они всего лишь…
– Он еще и пил с ними, – пробормотала Дэйзи, не сводя глаз с бутерброда.
– Подумаешь, великое дело, – ответил Джесси.
– Пил из серебристой плоской бутылочки, которую ему та девушка дала.
– Ну и что с того, мисс Добродетель?
– Послушайте, – сказал Айра, – давайте-ка присядем на минутку и успокоимся. Мы людям поле загораживаем.
И, подавая пример, сел.
– Мой зефир! – жалобно завопила Дорри.
– Не надо его здесь раскладывать, Дорри. Сидеть же негде стало.
– Ты раздавил мой зефир!
– По-моему, меня сейчас стошнит, – сказала спицам своего зонта Джуни.
Лерой заходилась в крике так, что ей не хватало дыхания.
Айра встал, отряхнул сзади брюки. И сказал:
– Послушайте, девушки…
– Перестаньте называть нас девушками! – потребовала Фиона.
Айра испуганно замер.
Мэгги, почувствовав, что ее тянут за рукав, обернулась. Это был мистер Моран, как-то успевший зайти ей за спину. Он держал перед собой билетик.
– Что? – спросила она.
– Я выиграл.
– Что выиграли?
– Выиграл в последнем заезде! Моя лошадь пришла первой.
– А, в заезде, – сказала Мэгги. – Ну, разве это не…
Однако ее внимание отвлекла Фиона, перечисляющая свои обиды, список которых, она, похоже, составляла для Джесси все эти месяцы.
– …С самого начала знала, надо быть дурой, чтобы выйти за тебя, так и говорила. Но ты же настаивал, ты, с твоими сосками и твоим доктором Споком…
Люди на соседних скамьях старались смотреть куда-нибудь в сторону, но обменивались понимающими взглядами и тайными улыбочками. Мораны устроили целый спектакль. Мэгги не могла это вынести.
– Пожалуйста! – взмолилась она. – Давайте просто посидим.
– Ты и твоя знаменитая колыбель, – продолжала Фиона, – ради которой ты пальцем не пошевелил, хоть и обещал мне, клялся…
– Ничего я не клялся! Что ты все время лезешь ко мне с этой колыбелью?
– На Библии клялся! – заявила Фиона.
– Да господи боже ты мой! Может, и была у меня такая мысль, дурацкая, как я теперь понимаю. Папа все время стоял бы рядом, критикуя каждый сделанный мной удар молотком, объясняя, какой я безнадежный болван, а когда я закончил бы, ты бы с ним, как всегда, согласилась. Нет уж, я в такую историю ни за что не полезу!
– Но деревяшки-то ты купил, разве нет?
– Какие еще деревяшки?
– Такие длинные деревянные палки.
– Палки? Для колыбели? Никаких палок я не покупал.
– Мне твоя мать сказала…
– Из каких это палок я мог сколотить колыбель?
– Стоечки, так она их назвала.
Оба уставились на Мэгги. И даже малышка примолкла – икала, набирая воздуха в грудь. Густой бас объявил через громкоговоритель, что Растрату сняли с заезда.
Тут Айра, откашлявшись, сказал:
– Вы говорите о рейках? Так они были моими.
– Нет, Айра! – взмолилась Мэгги, потому что все еще могло уладиться, если он не станет лезть со своими мелкими, занудными фактами.
– Стоечки для твоей колыбели, – сказала она Джесси. – У тебя и синьки были. Верно?
– Да какие синьки? Я только и сказал, что…
– Если я правильно помню, – перебил его занудливый Айра, – эти рейки были куплены для сушилки, которую я поставил на задней веранде. Вы все ее видели.
– Для сушилки, – повторила Фиона, впившись глазами в Мэгги.
– Ну ладно, – сказала Мэгги, – вся эта история с колыбелькой попросту глупа, ведь так? Что-то вроде дешевеньких бус, из-за которых родственники начинают ругаться после похорон. Это просто… И потом, Лерой уже и колыбелька-то не нужна! У нее есть хорошая, купленная Айрой кроватка.
Лерой больше не кричала, но продолжала икать, пристально глядя на Мэгги.
– Я ради этой колыбельки за тебя и вышла, – сказала Фиона Джесси.
– Ну, это уже смешно! – заявила Мэгги. – Ради колыбельки! Никогда не слыхала такой…
– Хватит, Мэгги, – сказал Айра.
Мэгги умолкла, забыв закрыть рот.
– Если ты вышла за Джесси ради колыбельки, – сказал Айра, – то прискорбным образом ошиблась.
– Айра! – вскричала Мэгги.
– Заткнись, Мэгги. Зря она рассказала тебе о колыбельке, – продолжал Айра, обращаясь к Фионе. – Есть у Мэгги такая слабость: она верит, что изменять человеку жизнь – это хорошо и правильно. Считает людей, которых она любит, лучшими, чем они есть на самом деле, и в угоду этим своим представлениям пытается изменить все, что их окружает.
– Ну ни словечка правды, – сказала Мэгги.
– Однако факт остается фактом, – спокойно продолжал Айра, – Джесси ничего не способен довести до конца, даже простенькой колыбельки. Это его недостаток. Я понимаю, что он мой сын, однако у него имеются недостатки, о которых тебе следует знать. Он лишен упорства. Месяц назад он потерял работу, но вместо того, чтобы искать другую, каждый день болтается где-то со своими приятелями.
Мэгги с Фионой в один голос спросили:
– Что?!
– Там узнали, что он не закончил школу, – объяснил им Айра. И добавил, словно только что вспомнив: – Он еще и с другой девушкой встречается.
– О чем ты говоришь?! – воскликнул Джесси. – Она просто мой друг.
– Имени ее я не знаю, – сказал Айра, – но она состоит в рок-группе под названием "Малышки в беде".
– Говорю же тебе, мы просто друзья! И вообще она – девушка Дэйва!
Фиона казалась сделанной из фарфора. Смертельно бледное спокойное лицо; зрачки как черные игольные острия.
– Если ты давно это знал, – спросила Мэгги у мужа, – почему ничего не сказал?
– Не считал себя вправе. Я не из тех, кто норовит изменять окружающий людей мир, – ответил он. А затем (как раз когда Мэгги приготовилась возненавидеть его) лицо Айры словно обвисло и он, устало опустившись на скамью, добавил: – Да и сейчас ничего говорить не стоило.
Опустившись, он сбросил со скамьи целый ряд зефирин, однако Дорри, умевшая чувствовать обстановку, не возмутилась, а молча нагнулась и собрала их.
Фиона протянула к Джесси раскрытую ладонь:
– Дай ключи.
– Что?
– Ключи от машины. Давай их сюда.
– Куда ты поедешь? – спросил Джесси.
– Не знаю! Откуда мне знать? Просто хочу убраться отсюда.
– Фиона, я разговаривал с той девушкой только потому, что она не считала меня болваном, как все остальные. Поверь мне.
– Ключи!
– Отдай ей ключи, Джесси, – сказал Айра.
– Но…
– Мы поедем автобусом.
Джесси полез в задний карман джинсов. Вытащил связку ключей, прикрепленную к миниатюрному кеду из черной резины.
– Так ты будешь дома? – спросил он. – Или где?
– Не имею понятия, – ответила Фиона и вырвала ключи из его пальцев.
– Но где же? У сестры?
– Где угодно. Не твое дело. Не знаю где. Я уж как-нибудь сама распоряжусь своей жизнью.
Пристроила малышку на бедро и ушла, оставив пакет с пеленками, прогулочную коляску и бумажную тарелку с картофельным салатом, уже подернувшимся налетом цвета слоновой кости.
– Все обойдется, – сказала Мэгги сыну. А затем мужу: – Этого я тебе никогда не прощу, Айра Моран.