Глава 3
Машина миссис Стакки стояла за их "доджем", но места, чтобы объехать ее, хватало. Так, во всяком случае, полагал Айра. Мэгги думала иначе.
– Хватало бы, если бы не почтовый ящик, – сказала она. – Однако он – вот он, и, когда будешь заворачивать, ты в него врежешься.
– Врежусь, если вдруг стану глухим, немым и слепым, – ответил Айра.
На заднем сиденье тихо вздохнула Фиона.
– Послушай, – сказал Айра жене, – ты встанешь у почтового ящика. Если я подъеду слишком близко, скажешь. Все, что мне нужно, это заехать на несколько футов во двор и круто свернуть направо, на подъездную дорожку…
– Я за это отвечать не хочу! Ты собьешь почтовый ящик, а вину свалишь на меня.
– Может, мы попросим маму убрать "маверик"? – предложила Фиона.
Мэгги:
– Ох, ну…
Айра:
– Нет, я уверен, у нас получится.
Обоим не хотелось видеть оскорбленную физиономию миссис Стакки.
– Хорошо, тогда садись за руль ты, – предложил Айра, – а я буду тебя направлять.
– То есть почтовый ящик собью я и опять окажусь кругом виноватой.
– Мэгги. Между ящиком и "мавериком" добрых десять футов. Значит, миновав "маверик", нужно будет только выскочить на дорожку – и ты чиста и свободна. А когда выскакивать, я тебе скажу.
Мэгги подумала, потом попросила:
– Пообещай не вопить, если я зацеплю почтовый ящик.
– Не зацепишь.
– Пообещай, Айра.
– Царь небесный! Хорошо, обещаю.
– И ты не будешь закатывать глаза к небу или шипеть сквозь зубы…
– Может, я все-таки позову маму? – сказала Фиона.
– Нет, тут дело верное, – ответил ей Айра. – Любой идиот справится, поверь.
Мэгги эти слова не понравились.
Айра выбрался из машины, подошел к почтовому ящику, встал рядом. Мэгги переползла на его сиденье, стиснула обеими руками руль, посмотрела в зеркальце заднего вида. Оно было наклонено под углом, который годился для Айры, но не для нее, и Мэгги его поправила. В зеркальце мелькнула макушка Лерой, светившаяся тускло, как оборотная сторона наручных часов, затем показалась тощая фигура Айры, который стоял, растопырив локти и засунув ладони в задние карманы брюк. Рядом с ним почтовый ящик – домик из волнистого железа.
Водительское сиденье тоже размещалось так, как было удобно Айре, слишком далеко от руля, но Мэгги решила потерпеть, много разъезжать ей не придется. Она переключилась на задний ход. Айра крикнул:
– Ладно, резко сдай ее влево…
Почему он, говоря о трудной задаче, всегда использует женский род? Пока от "доджа" не требовалось выполнения сложного маневра, он был не "она". То же относилось к неподатливым винтам, туго закрученным крышкам банок и крупной мебели, когда ее приходилось передвигать.
Мэгги выехала на утрамбованную землю двора, обогнула "маверик" – может быть, немного быстрее, чем требовалось, но "додж" слушался ее хорошо. Затем выжала педаль тормоза. Однако педали не оказалось. Вернее сказать, она была, но совсем не там, где следовало – Мэгги забыла, что сиденье сдвинуто назад. Вместо педали ступня ткнулась в ее основание, а машина и не подумала затормозить. Айра завопил: "Какого?.." По-прежнему смотревшая в зеркальце Мэгги увидела, как он смутным пятном нырнул за ящик. Блям! – сказал ящик, когда она врезалась в него.
– Обалдеть! – благоговейно выдохнула Лерой.
Мэгги поставила машину на ручной тормоз и высунулась в окошко. Айра поднялся с земли. Отряхнул ладони. И сказал:
– Тебе очень хотелось доказать, что ты была права насчет ящика, так, Мэгги?
– Ты же обещал, Айра!
– Левый задний полетел к чертям, – сообщил он, нагнувшись, чтобы осмотреть повреждение. И ткнул во что-то пальцем. Это что-то звякнуло.
Мэгги вернула голову в машину и сидела, глядя вперед.
– Обещал ведь ничего не говорить, – пожаловалась она Фионе и Лерой. – И сразу отказался от своих слов.
Фиона рассеянно похлопала Лерой по коленке.
– Разбит вдребезги, – сказал Айра.
– Ты обещал не поднимать шума!
Айра закряхтел – это он выправлял почтовый ящик. Отсюда ящик даже помятым не выглядел.
– Думаю, нам не стоит рассказывать об этом твоей матери, – сказала Мэгги Фионе.
– Она и так знает, – сказала Лерой. – Смотрела на нас из окна.
И правда, щели на одном венецианском жалюзи имели какой-то подозрительный наклон. Мэгги сказала:
– Ох, этот день кажется каким-то… не знаю… – И соскользнула вниз, оказавшись в итоге едва ли не лежащей на сиденье.
В окошке появился Айра.
– Попробуй включить огни задние.
– Что?
– Фары задние. Я хочу посмотреть, работает она или нет.
Опять "она". Мэгги, не потрудившись сесть как следует, послушно потянула на себя головку выключателя.
– Так я и думал, – сказал сзади Айра. – Левая не работает.
– Слышать ничего не хочу, – объявила потолку Мэгги.
Айра опять появился в окошке, жестом попросил ее перебраться на пассажирское место.
– Оштрафуют нас за это – спорим? – сказал он, открывая дверцу и усаживаясь.
– Вот уж что меня совсем не волнует, – ответила Мэгги.
– Время довольно позднее, – сказал он, – мы половину пути не проедем, как стемнеет, и полиция штата сцапает нас за езду без задних огней.
– Так остановись где-нибудь для ремонта, – сказала Мэгги.
– Ага, как же, а то ты не знаешь, что такое станции обслуживания на скоростных магистралях. – Айра подергал ручку передач, проехал немного вперед и гладенько выбрался задним ходом на подъездную дорожку. Не испытав, по-видимому, никаких затруднений. – Они там руку и ногу у тебя отхватят за работу, которую в мастерской Руди выполнят почти бесплатно. Я уж лучше рискну.
– Зато сможешь объяснить, что жена у тебя – полная идиотка.
С этим он спорить не стал.
Когда они выезжали на улицу, Мэгги осмотрела почтовый ящик. Покосился немного, но в остальном выглядит прилично. Она повернулась на сиденье, чтобы взглянуть на Лерой и Фиону, – их бледные большеглазые лица обрели пугающее сходство.
– Вы целы? – спросила Мэгги.
– Конечно, – ответила за обеих Лерой. Она крепко прижимала к груди бейсбольную перчатку.
– Спорим, вы не ожидали, что мы попадем в аварию, еще не съехав с вашей подъездной дорожки, а? – сказал Айра.
– Того, что вы сами на нее напроситесь, мы тоже не ожидали, – ответила Фиона.
Айра, приподняв брови, глянул на Мэгги.
Солнце уже село, небо потускнело. Невесть откуда прилетевший ветерок пригибал траву на пастбищах так, что можно было разглядеть основания стеблей.
– А нам долго ехать? – спросила Лерой.
– Час с небольшим, – ответила Фиона. – Ты же помнишь дорогу до Балтимора.
Мэгги спросила:
– Лерой помнит Балтимор?
– Мы навещали мою сестру.
– О. Ну конечно, – сказала Мэгги.
Некоторое время она вглядывалась в окрестный пейзаж. Тускнеющий свет придавал маленьким домикам вид смирившихся с поражением неудачников. В конце концов Мэгги заставила себя спросить:
– А как твоя сестра, Фиона?
– Хорошо – для ее обстоятельств, – ответила Фиона. – Вы же знаете, она потеряла мужа.
– Я не знала даже, что она замужем.
– Ну да, откуда же, – согласилась Фиона. – Она вышла за своего друга. За Эйвери. А через шесть недель он погиб при аварии на стройке.
– Ох, бедная Кристал, – сказала Мэгги. – И что это происходит? Все теряют мужей. Я ведь говорила тебе, что мы возвращаемся с похорон Макса Гилла?
– Да, но, по-моему, я его не знала, – ответила Фиона.
– Должна была знать! Муж моей подруги Серины, я с ней в одном классе училась. Гиллы. Уверена, ты была с ними знакома.
– Ладно, они люди старые, – сказала Фиона. – Вернее, может, и не старые… ну вы понимаете. А Кристал с Эйвери едва-едва вернулись после медового месяца. Когда ты замужем только шесть недель, все еще выглядит идеальным.
А потом не выглядит, вот что она подразумевала. С этим Мэгги спорить не могла. И все-таки как грустно сознавать, что все считают это само собой разумеющимся.
Впереди показался знак остановки, Айра сбросил скорость и вскоре свернул на Первое шоссе. После сельских дорог оно производило впечатление особенно внушительное. Навстречу неслись грузовики, некоторые уже с включенными фарами. На веранде маленького кафе стояла доска со сделанной от руки надписью: ПОДАЕМ УЖИН. Хорошая фермерская еда, и сомневаться нечего, – вареная кукуруза, кексы. Мэгги сказала:
– Надо будет по дороге домой продуктов купить. Ты проголодалась, Лерой?
Лерой решительно покивала.
– У меня с утра ничего во рту не было, кроме чипсов да сушек, – сказала Мэгги.
– И пива посреди дня, – напомнил Айра.
Мэгги сделала вид, что не услышала.
– Лерой, – спросила она, – ты что больше всего любишь?
– Ой, не знаю, – ответила Лерой.
– Ну что-то должно же быть.
Лерой пристукнула кулачком по бейсбольной рукавице.
– Гамбургеры? Хот-доги? Мясо на углях? А может, кислицу?
– Кислицу? – повторила Лерой. – Фу!
Мэгги не понимала, что еще предложить.
– Жареную курицу она любит, – сказала Фиона. – Все время просит маму ее приготовить. Так, Лерой?
– Жареную курицу! Отлично! – воскликнула Мэгги. – Как въедем в город, купим все, что для нее требуется. Очень мило получится, верно?
Лерой промолчала – и неудивительно. Мэгги понимала, что выглядит чересчур оживленной, фальшивой – старухой, которая слишком тужится. Но если бы Лерой знала, что под этой старушечьей маской скрывается все еще молодая Мэгги!
Айра ни с того ни с сего откашлялся. Мэгги насторожилась.
– Э-э… – начал Айра. – Фиона, Лерой… вам известно, что завтра мы везем Дэйзи в колледж?
– Да. Мэгги мне говорила, – ответила Фиона. – Поверить не могу, крошка Дэйзи.
– Я к тому, что мы повезем ее вдвоем. Ранним утром.
– Не таким уж и ранним, – сразу сказала Мэгги.
– Ну, в восемь, в девять, Мэгги.
– О чем вы говорите? – спросила Фиона. – Вы думаете, что нам не стоит вас навещать?
– Боже милостивый, нет, конечно! – всполошилась Мэгги. – Он имел в виду вовсе не это.
– По-моему, как раз это, – возразила Фиона.
– Я всего лишь хотел убедиться, что вы понимаете, чего вам ждать, – сказал Айра. – Вы прогостите у нас очень недолго, вот о чем я говорю.
– И ничего страшного, Айра, – заверила его Мэгги. – Она сможет с утра отправиться к сестре, если захочет.
– Ну хорошо, однако начинает темнеть, а мы пока и половину пути не проехали. Вот я и подумал…
– Что, может быть, нам лучше бросить это и вернуться откуда пришли, – сказала Фиона.
– О нет, Фиона! – воскликнула Мэгги. – Мы же обо всем договорились!
– Я уже и не помню, почему захотела поехать к вам, – сказала Фиона. – Господи! О чем я только думала?
Мэгги отстегнула ремень безопасности и развернулась, чтобы видеть лицо Фионы.
– Фиона, пожалуйста. Это же ненадолго, а мы так давно не видели Лерой. Я ей столько всего хочу показать. Хочу познакомить ее с Дэйзи, сводить к сестрам Ларкин, они глазам своим не поверят, увидев, как она выросла.
– Кто такие сестры Ларкин? – спросила Лерой.
– Две старушки. Они выставляли для тебя коня-качалку, чтобы ты покаталась.
– Я такого не помню, – заявила Фиона.
– Мы проходили мимо их веранды, пустой, а когда поворачивали назад и возвращались домой, нас поджидал конь.
– Ничего такого не помню, – повторила Фиона.
– Я тоже, – подтвердила Лерой.
– Конечно, не помнишь, – сказала Фиона. – Ты была совсем маленькая. Да и прожила там всего ничего.
А вот это показалось Мэгги нечестным.
– Господи боже, Фиона, ей был почти год, когда вы ушли.
– Не было ей года! От силы семь месяцев.
– Неправильно. Ей было, наверное… о, по крайней мере восемь месяцев. Если вы ушли в сентябре…
– Семь месяцев, восемь, какая разница? – спросил Айра. – Зачем делать из мухи слона? – И он, глядя в зеркальце, обратился к Лерой: – Спорим, ты не помнишь и того, как бабушка пыталась научить тебя говорить "папа".
– Я? – удивилась Мэгги.
– Хотела поднести ему сюрприз ко дню рождения, – объяснил Айра. – Она должна была хлопнуть в ладоши, а ты – сказать по этому сигналу: "Папа". Но когда она хлопнула, ты только засмеялась. Подумала, что с тобой во что-то играют.
Мэгги попыталась вообразить это. Почему ее воспоминания никогда не совпадают с Айриными? Воспоминания у них словно чередуются: один момент хранится в памяти Айры, а следующий – в ее, как будто они договорились поделить между собой кусочки своей совместной жизни. (Нелогично, разумеется, но ее всегда беспокоило – правильно ли она вела себя в тех кусочках, о которых забыла.)
– Так вышло что-нибудь или нет? – спросила Лерой.
– Вышло?
– Я научилась говорить "папа"?
– Ну, в общем-то, нет, – ответил Айра. – Ты была слишком мала, чтобы говорить.
– А.
Судя по всему, Лерой сумела переварить эту информацию не сразу. А переварив, склонилась вперед, оказавшись почти нос к носу с Мэгги, и та различила в глазах девочки темно-синие крапинки. Похоже, у нее и глаза были веснушчатые.
– Я ведь увижусь с ним, правда? – спросила Лерой. – У него нет сегодня концерта или чего другого. Так?
– У кого? – спросила Мэгги, хоть и знала, конечно, ответ.
– У моего… у Джесси.
– Обязательно увидишься. За ужином, он придет к нам после работы. Он, как и ты, любит жареную курицу. Должно быть, это у вас генетическое.
– Дело в том… – начал Айра.
Мэгги спросила:
– Что ты любишь на сладкое, Лерой?
– Дело в том, – сказал Айра, – что сегодня суббота. А вдруг у Джесси были другие планы и он не сможет прийти на ужин?
– Он сможет, Айра, я тебе уже говорила.
– Или ему придется уйти сразу после ужина? Я спрашиваю, что мы тогда будем делать, Мэгги? Игрушек и какого-либо спортивного оборудования у нас нет, телевизор не работает. Ребенка нам занять нечем. И будь добра, повернись лицом вперед и пристегни ремень. Ты действуешь мне на нервы.
– Я всего лишь пытаюсь сообразить, что нам купить на сладкое, – сказала Мэгги. Но все-таки повернулась и протянула руку к ремню. – Твой папа больше всего любит мороженое, посыпанное мятным шоколадом, – сообщила она Лерой.
– Ой, я тоже, – обрадовалась та.
Фиона сказала:
– Ну что ты плетешь? Ты же ненавидишь мятный шоколад.
– Нет, люблю, – заявила Лерой.
– Ни капельки ты его не любишь!
– А вот люблю, ма. Я его только маленькой не любила.
– Тогда выходит, мисс, что вы были маленькой еще на прошлой неделе.
Мэгги поспешила спросить:
– А что еще ты любишь из сладкого?
– Ну, мороженое со сливочной помадкой, – ответила Лерой.
– О, какое совпадение! Джесси тоже от него без ума.
Фиона закатила глаза. А Лерой спросила:
– Правда? По-моему, лучше мороженого не бывает.
– Я не раз видела, как ты вообще обходилась без сладкого, если тебе предлагали только мороженое с мятным шоколадом, – сказала Фиона.
– Не думай, что ты обо мне все-все-все знаешь! – крикнула Лерой.
– Господи, Лерой, – сказала Фиона и обмякла на сиденье, скрестив на груди руки.
Они уже ехали по Мэриленду, пейзаж вокруг казался Мэгги другим – более пышным. Пустые, свободные от скота склоны холмов обрели сочный, идеально зеленый оттенок, длинные белые изгороди мерцали в тускневшем свете, как под луной. Айра насвистывал "Сонную девчушку". Почему, Мэгги поняла не сразу. Означает ли это, что он устал – или нечто иное? А потом сообразила: скорее всего, он вспомнил те дни, когда Лерой была совсем маленькой. Эту песню они напевали, убаюкивая ее, – он и Мэгги, на два голоса. Мэгги откинула голову на спинку сиденья и стала повторять про себя строчки, которые высвистывал Айра.
"Когда ты играешь дома, засыпая к восьми…"
Она взглянула себе на запястье и увидела сразу двое часов. Одни – ее обычные, маленькие "Таймекс", другие – большие, старые, увесистые мужские часы на широком кожаном ремешке. Собственно говоря, они принадлежали ее отцу и не то потерялись, не то сломались многие годы назад. Циферблат у них был прямоугольный, красноватый со светло-синими цифрами, которые светились в темноте. Она прикрыла запястье ладонью, наклонилась, чтобы увидеть, как загораются в маленькой пещерке сумрака цифры. От пальцев пахло жевательной резинкой. Сидевшая рядом Серина сказала: "Еще пять минут, о большем не прошу. Если за это время ничего не произойдет, мы уйдем, обещаю".
Мэгги подняла голову, посмотрела сквозь листву на двух каменных львов по другую сторону улицы. От них, изгибаясь, уходила по безупречной лужайке дорожка к старинному кирпичному дому в колониальном стиле, в этом доме жил отец Серины. Парадная дверь была сплошной, даже без маленьких стеклянных окошек, которые размещают слишком высоко, чтобы от них был какой-то прок. Мэгги не понимала, как может Серина с таким напряжением вглядываться во что-то настолько невыразительное и неприступное. Они сидели, неудобно скорчившись, среди переплетенных ветвей рододендрона. Мэгги сказала: "Ты то же самое полчаса назад говорила. Никто оттуда не выйдет".
Серина положила ей на руку ладонь: тише! Дверь распахнулась. Мистер Барретт вышел из нее, повернулся, что-то сказал. Появилась, натягивая перчатки, его жена в узком платье с длинными рукавами – коричневом, почти того же оттенка, что костюм мистера Барретта. Ни Мэгги, ни Серина ни разу, даже по уик-эндам, не видели его одетым во что-либо кроме костюма. Он похож на обитателя кукольного домика, думала Мэгги, на пластмассового человечка в нарисованной и неснимаемой одежде, с короткой стрижкой и бесцветным лицом. Он закрыл дверь, взял жену под локоток, и они двинулись по скрипевшему под их ногами песку. Проходя между каменными львами, они смотрели, казалось, прямо на Мэгги с Сериной; Мэгги различила в коротких волосах мистера Барретта серебристые иголочки. Но его лицо не сказало ей ничего, как и лицо его супруги. Оба круто повернули налево и направились к стоявшему у бордюра длинному синему "кадиллаку". Серина затаила дыхание. Мэгги же почувствовала почти удушающее разочарование. До чего же непроницаемы эти люди! Их можно разглядывать целый день и ничего о них не узнать. (Да скорее всего, и о других супружеских парах тоже.) А ведь были же и у них мгновения, о которых не ведал ни один человек на свете, – скажем, когда они впервые любили друг друга или когда разговаривали однажды, среди ночи, после того, как кто-то из них проснулся в испуге.
Мэгги, повернувшись к Серине, сказала: "Ах, Серина, я так сожалею о твоей утрате". Одетая в красное похоронное платье Серина промокала слезы бахромой черной шали. "Так сожалею, душа моя", – сказала Мэгги и проснулась, тоже плача. Она подумала, что лежит дома в постели, а рядом спит Айра, дыша так ровно, как шуршат по асфальту покрышки машин; его теплая, голая рука покоится под ее головой. Однако то была не рука, а подголовник автомобильного сиденья. Мэгги выпрямилась, кончиками пальцев смахнула с ресниц слезы.