Я был потрясен. Из слов Ёко выходило, что она не причисляет себя к людям, - странно, почему она так говорит? Неужели даже Ёко, соблазненная визитной карточкой, стала моим врагом? Нет, Ёко, безусловно, человек - это видно невооруженным глазом. В таком случае, неужели она не понимает, сколь комично то, что она говорит? Грусть сродни страху заволокла мое сердце, покрыла его ледяной коркой. Как трудно не дать словам сорваться с губ - у меня было чувство, будто я откусил себе язык. Немного переждав, я осторожно, стараясь подражать кошке, шаг за шагом приблизился к ним почти вплотную и на этот раз услышал голос визитной карточки:
- Я все равно не теряю надежды. Неужели мнение людей так много значит для тебя?
- Как прекрасно то, что вы говорите, - ответила Ёко.
- Видишь ли, эту проблему следует рассматривать философски. - Визитная карточка лопалась от гордости.
- Поскольку говорите это вы, значит, так оно и есть на самом деле... - Это действительно сказала Ёко, причем каким-то отвратительным тоном.
Я почувствовал, как почва уходит у меня из-под ног.
Немного помолчав, визитная карточка стала объяснять свою философию:
- Видишь ли, человек творит добро одним тем, что не жаждет делать зло, - нет, иначе: творит зло одним тем, что не жаждет делать добро... может быть, так? Все равно, и так и эдак подходит, - когда речь идет о подобных пустяках, никакой разницы нет. Эти отвратительные людишки будут говорить о нашем падении, о ненормальности наших отношений - в общем, все, что есть на свете дурного, будут приписывать нам. Но нас не проведешь. Все это для них не более чем предлог, чтобы избежать ответственности за свою неполноценность. Рай для бездельников, мир, где уничтожена грань между необходимостью и случайностью, - жалкие потуги подлецов прикрыть все это перекладыванием ответственности на нас. Добропорядочные мужчины, добропорядочные женщины поглощены одним - ожиданием Страшного суда. В годы войны слабаки, не способные на сопротивление, жаждали одного - потери рассудка. Голодающие, встав утром, проклинают наступающий день и тоскуют по вечной ночи. Стоящие на краю гибели верят в демонов. Лишенные жизненных сил чахоточники слагают легенды о дьяволах... Ну что за идиоты! Превратив в реальность эти жалкие мечты, мы отдаем их подлецам, заставить их сказать "да" - вот в чем наше возмездие.
- О-о! - послышался удивленный возглас Ёко. - Философия - одно это слово способно вызвать волнение.
Визитная карточка смущенно, что ей совсем не было свойственно, ответила:
- Правильно, философия в некотором роде - поэзия.
Как раз в эту минуту я, сделав еще один шаг, оказался прямо за спиной визитной карточки. Готовый броситься на нее, я затаил дыхание и подался вперед. И тут моя одежда стала точно жестяной, и я, не в состоянии разогнуться, застыл в согнутом положении.
Как я и ожидал, визитная карточка обернулась. Вызывающе улыбаясь, она толкнула Ёко коленом - мол, пошли. Они встали, посмотрели на меня и, переглянувшись, рассмеялись. Моя поза действительно была комичной. Я изо всех сил старался сохранить достоинство, но, скрюченный в три погибели, не мог даже пошевелиться. От сознания своего позора я покрылся потом, но все же нацепил на лицо маску безразличия.
- Человек-утка, а? - сказала Ёко.
От этих слов поясницу сковало еще больше.
- Точно, надо его в клетку посадить.
Они оба расхохотались.
- Ёко! - единственное, что я смог с трудом произнести, и выкрикнул это слово, точно обнимая Ёко.
- Фу, как противно! Откуда этот человек-утка знает мое имя?
Словно увертываясь от моего крика, Ёко укрылась за визитной карточкой. Но на самом деле она, по-моему, нисколько не испугалась, наоборот, смотрела на меня с интересом. Из каждой поры моего тела сочилось молчаливое осуждение, и я, собрав в своем взгляде все презрение, излил его на Ёко.
Однако, присмотревшись как следует, я обнаружил свою ошибку. Это была не Ёко. Я принял за Ёко манекен.
Однако и платьем, и голосом - вылитая Ёко, я глазам своим не верил. И имена совпадали, так что это не была простая галлюцинация, я даже подумал, не серьезное ли метафизическое расстройство этому причиной. Возможно, подобно тому как основания, подтверждающие, что я есть я, оказываются поколебленными, стоит мне столкнуться лицом к лицу с визитной карточкой, поколебленными оказываются и основания, подтверждающие, что Ёко есть Ёко, поскольку она рядом с визитной карточкой. Ёко = Ёко; Ёко - Ёко = 0; Ёко + Ёко = 2 Ёко; Ёко × Ёко = ?.. Я пытался делать расчеты, мысленно строя самые разные уравнения и стирая их. Нет, все равно это не Ёко, а манекен, - несомненно.
Этот манекен я видел не впервые. Он был хорошо известен мне. Лет десять назад, еще школьником, я утром и вечером по дороге в школу и домой с замиранием сердца рассматривал его в витрине специального магазина манекенов на боковой улочке в районе Г. Женщина-манекен в струящемся мягкими складками от плеч к пышной груди прозрачном шелке казалась мне очаровательной, и, честно говоря, в глубине души я был влюблен в нее. Я думаю, это была моя первая любовь.
Где известная величина, где неизвестная величина - уравнения, которые я непрерывно строил в своем мозгу, смешались.
В конце концов имя Ёко утратило свое реальное значение и стало восприниматься мной как некий символ.
- Что за невоспитанный человек-утка. Уставился на нас, а имени своего не называет. Интересно, кто он такой? - подленько улыбаясь, сказала визитная карточка.
Если бы я мог сказать, кто я, проблемы бы не было. Я уже открыл рот, чтобы ответить: "Хотя тебе это прекрасно известно...", но силы оставили меня, и я в изнеможении закрыл глаза. Полились слезы, в ноздри, казалось, залетели мошки.
- Да, интересно, - расхохоталась Ёко-манекен беззаботно, как играют в молодой листве солнечные лучи.
Я с необыкновенной остротой ощутил нелепость своей позы - точно повис в воздухе. И хотя понимал, что это не та Ёко, мне все равно представлялось, будто настоящая Ёко издевается над моими слезами.
Раздался звонок - зоопарк закрывался.
- Пошли, - сказала визитная карточка.
- Да, - ответила Ёко-манекен, и они легкой походкой, прижимаясь друг к другу, удалились.
Когда они ушли так далеко, что разглядеть их стало невозможно, моя задубевшая одежда вдруг стала прежней, и я как подкошенный повалился на землю.
Все вокруг выглядело тусклым, будто было залито водой. Перед моими глазами что-то мелькало, словно пролетали светлячки. Мне казалось, что я куда-то плыву, как бревно в речном потоке.
Когда я пришел в себя, была уже ночь. Я шел вдоль канала по тихой улице, освещенной фонарями. Повернув за угол, я оказался на боковой улочке в районе Г. - передо мной была витрина магазина, где когда-то стоял тот самый манекен.
Витрина была пуста. Она выглядела мертвой и унылой. У дверей, рядом с вывеской, был выставлен все тот же манекен мужчины, которого я, тогдашний школьник, воображал своим соперником.
Искоса глядя на неприятно поразившую меня пустую витрину, я уже прошел было мимо, но манекен вдруг явно по-военному шагнул вперед, преградив мне путь, и дружелюбно улыбнулся:
- Где Ёко, вам, я надеюсь, известно?
- Ёко? - переспросил я.
- Неизвестно? Быть не может. Это же ваша знакомая еще с детства, которая всегда здесь стояла. Скажите, пожалуйста, прошу вас. Я имею право знать.
- Ёко... - начал я туманно. - Честно говоря, я сам ее разыскиваю.
Манекен зло посмотрел мне прямо в глаза и сказал укоризненно:
- Но где она была, вам, наверное, известно? Я деловой человек и знаю принцип: ты мне - я тебе. Если вы мне скажете, где она, я вас тоже отблагодарю - у меня для вас кое-что приготовлено. Может быть, у вас остались неприятные воспоминания об этой ветренице? - И, немного запнувшись: - Или вы не решаетесь сказать? Возможно, мне следовало бы постыдиться говорить все это, но я просто не могу молчать. Скажите, пожалуйста. Вы не раскаетесь, верьте мне. Я убежден, что вы будете удовлетворены тем, что я приготовил для вас. Вам необходим сейчас правильный совет. Прошу вас, скажите, пожалуйста: где Ёко?
Меньше всего я рассчитывал на его благодарность, но он так настойчиво просил, что я подумал: не такое уж это дело, чтобы скрывать его.
- Да, совсем недавно я встретил ее в зоопарке...
Манекен стал допытываться:
- С кем? Наверное, с вашей визитной карточкой?
- Да.
- Благодарю вас. Я так и предполагал.
- Ну а чем буду вознагражден я? - спросил я, не проявляя особой заинтересованности. На лице манекена появилась приветливая улыбка, но тут же сменилась прежним недовольством. - Собираетесь пригласить меня в закусочную?
- Нет. Я не такой скупердяй, чтобы отделаться закусочной. Ну так слушайте же. - И уже другим тоном: - В настоящее время вы являетесь обвиняемым.
Я вздрогнул. Он держал себя так развязно, что я подумал: нет, никогда не смогу с ним подружиться.
- Откуда вам это известно?
- Известно. Мы здесь теперь только о вас и говорим. - И продолжал, задумчиво посмотрев на меня исподлобья: - К тому же, я в хороших отношениях с некоторыми, кто связан с судебными кругами, от них я и получил самые достоверные сведения о вас.
Даже если манекен лишь делает вид, что душевно относится ко мне, из этого все равно можно извлечь для себя какую-то пользу, подумал я.
- В таком случае, может быть...
Не успел я закончить фразу, как манекен прочел мою мысль:
- Да, вы совершенно правы. Хотя это выглядит иначе, но суд над вами сейчас продолжается и здесь. Если пожелаете, я могу попросить судей прийти сюда.
- Ну что вы, они больше всего боятся, что я их увижу, и вряд ли появятся здесь.
- Почему же, ненадолго придут.
- Нет, не нужно. Я им не особенно симпатизирую.
- Как знаете, против вашей воли ничего делать не стану. Но не будем говорить об этом слишком громко, - сказал манекен, приблизив лицо к самому моему уху. - Имейте в виду: все ваши действия, вплоть до самых незначительных, находятся под строжайшим надзором, о них докладывают, составляют подробные отчеты...
Я весь сжался от такой близости, но, преодолевая себя, спросил:
- Есть ли какой-либо способ выйти из создавшегося положения?
- Да, так вот слушайте. Это один из самых последних докладов. Требования со стороны прокурора, кажется, становятся для вас все более неблагоприятными.
- Разве на том суде был и прокурор?
- Разумеется, был. Каждый из членов суда по совместительству выполняет его роль. Согласно обвинительной речи, все раскрытые преступления, а следовательно, и все судебные процессы, ведущиеся в настоящее время, имеют к вам прямое отношение. Дело в том, что виновным во всех преступлениях названы вы, и поэтому во всех судебных делах значится ваше имя.
- Полнейший абсурд!
- Ш-ш, не говорите так громко. Никакого абсурда тут нет. Вы спросите почему? Потому что вы оказались без имени - вот в чем дело. И у вас нет никаких оснований, которые позволили бы отклонить обвинение. Так что ваше будущее весьма проблематично, и пока вы не вернете свое имя, останетесь в неопределенном положении - ни виновный, ни безвинный, - суд над вами будет продолжаться до бесконечности. Все до одного преступления, которые совершатся в этот период, будут инкриминироваться вам, так что, если вы не вернете свое имя, смертного приговора вам все равно не избежать.
- Удивительная логика. Все произошло потому, что у меня нет имени, и если мне только удастся вернуть его, а оно у меня не запятнано никакими преступлениями...
- Вы хотите сказать, что невиновны? Не стройте, пожалуйста, иллюзий. Начать с того, что вы не тот человек, который способен вернуть свое имя. Это ясно. Теперь рассмотрим проблему с того момента, как с вами произошли известные события. Итак, я имею все основания утверждать, что в обозримом будущем вам не удастся избежать смертного приговора. В связи с этим в ходе продолжающегося вечно суда вы, как опасный преступник, окажетесь под неусыпным надзором и тем самым доставите массу хлопот судьям. Мало того...
Он говорил так, будто наслаждался моим несчастьем, и я не на шутку разозлился.
- Выкладывайте побыстрее свои доводы.
- Не хотите меня спокойно выслушать - ваше дело, мне все равно. Прекратим разговор.
Я приуныл:
- Я этого не говорил. Продолжайте, пожалуйста.
Манекен с удовольствием откашлялся, слюна попала мне в ухо, но его лицо было так близко, что я даже не мог добраться до уха рукой и вынужден был терпеть, не стирая ее.
- Ну что ж, выполняю ваше желание. - Манекен для пущей важности еще больше понизил голос. - Дело в том, что речь идет не просто о строгости надзора за вами, - сам судебный процесс неблагоприятно отразится на вашей судьбе еще и потому, что на весь период, пока он будет длиться, то есть на вечные времена, вы лишитесь охраны со стороны закона. Видите ли, права человека тоже непосредственно связаны с его именем. Теперь, если вы разрешите, я бы хотел сказать вот что: мыслимо ли каким-либо образом избежать этого двойного бедствия?
Манекен замолчал, и я должен был понимающе кивнуть:
- Действительно, дело чрезвычайно серьезное.
- Совершенно верно. Чрезвычайно серьезное. Но формулировать его можно предельно просто. Помните последние слова членов суда, произнесенные ими, когда закончился суд в зоопарке?
- Да, они сказали, что суд будет следовать за мной везде, куда бы я ни скрылся.
- Yes, однако no. Вы забыли очень важную деталь. В их словах содержалось еще одно весьма серьезное условие: "везде на этом свете". Важно как раз то, что это будет происходить с вами на этом свете. Понимаете? Следовательно, чтобы убежать от суда, вы должны бежать на край света.
- На край света?..
- Ш-ш, тише! Да, бежать на край света. Вам следует отправиться в путешествие.
- Край света... Я уже несколько раз видел такие листовки.
- Правильно. Край света - это вроде современной моды.
- Неужели есть и другие люди, оказавшиеся в таком же положении, как и я?
- Пожалуй, но поскольку отличить их от вас почти невозможно, то вполне мыслимо утверждение, что такая судьба постигла вас одного. Ну ладно, для долгих разговоров времени нет, отправляйтесь.
- Хорошо. Я и сам думал: как бы мне сбежать от своего позора.
- Сделайте это обязательно. В этом единственный смысл вашего существования. Давайте на этом и закончим. Вот вам билет на лекцию и кинофильм о крае света, которые состоятся сегодня вечером. Вы извлечете для себя немалую пользу.
С этими словами манекен быстро сунул мне в руку плотную карточку и, поспешно вернувшись на свое место, застыл в прежнем положении. Я поднес карточку к свету витрины - текст был тот же самый, который я видел на листовке, но место и время указаны не были.
- Я хотел бы спросить...
Однако манекен и бровью не повел, подступиться к нему было невозможно. У меня возникло неприятное чувство: не иначе как он посмеялся надо мной, - и я решил было порвать карточку и выбросить, но потом в сердцах сунул ее в карман. Выкинуть ее - пользы никакой, а вред вполне возможен.
Выглянула луна, на улице посветлело, мерцала черная вода в канале. Вниз по каналу бесшумно плыл черный пароход, издавая запах ацетилена. Детским голосом мяукала кошка.
Вдоль противоположного берега канала шла улица, пропахшая поджаренным хлебом. Почувствовав неожиданную пустоту в желудке, я по мосту перешел на другую сторону. И оказался на узкой сырой улочке, утонувшей в звуках пластинок, напоминавших скрежет трущихся между собой фарфоровых черепков; висели вывески из подсвеченного изнутри цветного стекла; у входов в заведения стояли расплывшиеся женщины.
СПЕЦИАЛЬНАЯ ЗАКУСОЧНАЯ "ГОЛУБЬ"
КАБАРЕ "РОНДО"
ЛА КУМПАРСИТА
- У вас билет с собой? - деликатно окликнула меня женщина в черном платье - это была Ёко-манекен.
От неожиданности я смутился, словно ребенок, и стал податливым и послушным. Непроизвольно опустив руку в карман и зажав карточку, я спросил:
- Какой билет?
- Вот тебе на, разве вы не получили только что билет от манекена?
- А-а, этот?
- Ну да.
Ёко-манекен, кокетливо сложив губки, кивнула и толкнула обитую сукном дверь. Пол был ниже уровня земли, и воздух в сыром помещении, освещенном лампами дневного света, казался пропитанным влагой. Картонная банановая пальма колебалась, как трава на дне моря. Точно прилипшие друг к другу утопленники, колебались до отказа набившие зал мужчины и женщины. В простых до примитивности ритмах колебались пять-шесть джазистов.
- Заходите, пожалуйста. - Ёко-манекен опередила меня и повела между столиками - словно поплыла.
В конце зала была лестница. Поднявшись по ней, мы оказались в темном коридоре, терявшемся в бесконечной дали. Я решил, что меня ведут в специальный кабинет. Вспомнив вдруг, что произошло со мной днем, я забеспокоился и схватил Ёко-манекен за руку.
- Потом, - сказала она строгим голосом и быстро пошла вперед.
Этим все и кончилось - я пытался догнать ее, но мне это никак не удавалось, нас все время разделяли несколько шагов.
Мы поднялись еще по одной лестнице, коридор поворачивал то вправо, то влево. В нем становилось все темнее, и Ёко-манекен исчезла во тьме, светлым пятнышком мелькал лишь ее затылок. Я совсем забыл, что меня куда-то ведут, и думал только о том, чтобы не отстать от светлого пятнышка.
Вдруг оно оказалось перед самыми моими глазами, и одновременно раздался отвратительный скрежет двери.
- Сюда, - услышал я голос, и меня изо всех сил толкнули в спину. Еле удержавшись на ногах, я влетел в комнату, расположенную ниже уровня коридора. Это было огромное помещение, пропитанное запахом пыли, откуда-то проникал тусклый свет. Под ногами носились полчища крыс. Я оглянулся - и дверь, и Ёко-манекен исчезли. Там, где они только что стояли, теперь высилась серая, грубо оштукатуренная стена.
Я осмотрелся - выхода нигде не было. Лишь голые стены без окон, а впереди небольшое возвышение, напоминавшее сцену. В углу валялись три сломанных стула, а рядом лежали части какого-то аппарата, завернутые в брезент. Я было двинулся вперед, чтобы лучше рассмотреть комнату, но поднялась такая страшная пыль - она точно снежным сугробом покрывала пол, - что я чуть не задохнулся.
Тут брезент вдруг приподнялся, и оттуда вылез горбун.
- Ваш билет, - прохрипел он и, не глядя на меня, протянул руку в мою сторону. Длинную, чуть ли не до пола, руку. Я дал ему карточку (по-прежнему очень послушно), он внимательно осмотрел ее со всех сторон и, как бы отказываясь от дальнейшего изучения, спрятал во внутренний карман пиджака, потом, что-то ворча себе под нос, вытащил откуда-то во много раз сложенный кусок материи.
Это было перепачканное белое полотно.
Горбун развернул его и, чтобы расправить, стал размахивать им из стороны в сторону, я поспешно зажал рот. И пока он, волоча за собой полотно, не поднялся на сцену и не прикрепил его к стене, я так и стоял с зажатым ртом, не в силах от пыли вздохнуть полной грудью.