- Дмитрий Васильевич, опомнитесь! - воскликнул Яствин с насильственной улыбкой. - Разве можно так? Вы нетерпимы к самой мягкой товарищеской критике! Нехорошо. Садитесь. Нельзя же в самом деле окуривать вас одним фимиамом. Верно? Дело прошлое, но между нами говоря, и фимиам приедается… - улыбнулся Яствин.
Тон был задан. Настроенные на нужную волну почувствовали себя свободней, закивали согласно головами. Если окажется теперь, что на заводе Хрулева все в отменнейшем порядке, чего никогда не бывает, его все равно дружно заклюют. Это Хрулев прекрасно понимал. Яствин умышленно делает из мухи слона и тут же организует охоту на этого слона.
"Необъективный доклад комиссии главка - вот в чем причина", - решил Хрулев и прошелся взглядом по сидящим в кабинете. Никто глаз не поднял. Трезубов, однокашник студенческих лет, смотрел куда‑то в сторону и часто вытирал платком обильно потеющие лоб и шею. И вдруг как удар - Хрулев почувствовал, будто земля начинает ускользать из‑под его ног и он остается в пустоте. Поддержки нет и ждать ее неоткуда.
Яствин откашлялся, сказал деловитым тоном:
- Плановый отдел, какие имеются соображения о деятельности завода? Нет соображений? Ах, есть… Что?
- Перерасход фонда заработной платы, - ответил плановик, пряча глаза за толстыми стеклами очков.
- Один из основных показателей? Скверно!
Хрулев покрутил головой. "Издеваются. Паясничают, будто на самом деле не знают, отчего перерасход!.." Ответил сдержанно, стараясь не сорваться.
- Объяснения приложены к месячному отчету.
- А вы своими словами. Своими… - уставился на него с прищуром Яствин.
- Причин несколько. Первая: металл поступил на завод поздно, в конце месяца, и мы уж в который раз встали перед дилеммой - выполнять план или экономить фонд зарплаты? Но выполнение плана - закон. Отсюда вынужденные сверхурочные с полуторной оплатой, которые и подкосили фонды. Причина вторая: иемерность металла: большие припуски или вовсе другие профили проката и труб. Приходится металл перегонять в стружку. Здесь уж двойные потери: и в зарплате, и в стоимости металла.
- А почему вы не получаете мерный металл? - перебил Яствин демагогически, но Хрулев не обратил внимания, продолжал:
- Третья причина: неотработанность технологии по нескольким новым типам подшипников. НИИ возится до сих пор. Мы сами хотели довести, посылали письмо в главк, но нам ответили: занимайтесь производством, а экспериментировать - дело НИИ.
- Понятно: виноваты все, кроме вас, - бросил реплику Яствин.
Хрулев опять не обратил внимания, он шел напролом:
- Главным виновником в перерасходе фонда зарплаты является отдел материально–технического снабжения.
- Что вы скажете на это? - повернулся Яствин к Любчику и перелистал страницу в папке перед собой.
"Точь–в-точь дирижер, читающий за пультом партитуру…" - отдал Хрулев должное Яствину, а вернее - той ловкости, с которой он вел разгромные дебаты.
"Голубого" чуть покоробило. Заявил тоном человека, на которого возвели неслыханную напраслину:
- Металлом завод обеспечен полностью. Иначе как бы товарищ Хрулев выполнил план по валу? Просто подчиненный директору заводской отдел снабжения неактивно реализовал материалы и комплектующие изделия.
- По валу! - воскликнул Хрулев. - Так почему же вы склоняете меня за невыполнение номенклатуры? За недостачу подшипников на экспорт? Заводу на нынешнее число недодано… - он стал перечислять по памяти, но Яствин его остановил:
- Хватит, ясно. Продолжайте, производственный отдел.
- По номенклатуре действительно недодано семь особо учитываемых типов, в том числе…
- Требую отметить в протоколе, что металла нет по сей день! - воскликнул с раздражением Хрулев, проникаясь мгновенной ненавистью к лживому скользкому "Голубому". Начальник производственного отдела продолжал:
- Экспорт… Подчеркивать излишне, что значит невыполнение. Если с соцстранами можно еще найти общий язык, договориться посредством СЭВ, то с фирмами Италии или Франции - не получится. Зато получается неустойка. За срыв поставок приходится расплачиваться государству золотой валютой!
- Подумаешь! - вставил Яствин. - А что товарищу Хрулеву до золотого запаса государства? Между нами говоря, и некоторые другие директора с отсталоместническими настроениями смотрят на интересы страны сквозь пальцы. Дело прошлое, но мы в свое время делали по–другому. Где бы ни были, что бы н. и делали, думы наши оставались вот тут, на своей земле.
Мы не стеснялись ни в средствах, ни в действиях. Дело прошлое, но для примера годится.
Перед войной послали меня, молодого директора завода, в Америку, в город Цинциннати. Целая группа товарищей отправилась, специалисты по оборудованию, станки подобрать. Стали там водить нас по заводам, всякие чудеса показывать капиталистические: автоматические и прочие линии. Мои спутники‑то оказались верхоглядами, все таращатся по верхам, но я - калач тертый, мне все это до лампочки. Я под ноги гляжу. И что же? Вижу - болты анкерные точат для станков, да такие тонкие - просто на удивление. Мне‑то известно, какие дышла суют у нас в подобное оборудование, сколько лишнего металла расходуют. Раза в три больше! Ну, пока они там то–се про высокие материи, я тихонько нагнулся, вроде шнурок завязываю на туфле, а сам незаметно - хап! - обрезок и - в карман. Хе–хе! Понимаю, скажете: аморально, мелкий экономический шпионаж. Но во имя чего?
Я прекрасно знал, чем рискую и во имя чего. Цель оправдывает средства. Все спроворил честь честью, провез, извиняюсь, в использованных подштанниках… Сдал в лабораторию на анализ, и стало известно, из какой стали делают тонкие болты. Какая экономия металла!
Я даже премию за это получил… Не в похвальбу себе, а в назидание некоторым… Верно?
Заседание одобрительно загудело. Растревоженного Хрулева просто подмывало, у него просто не было больше сил терпеть издевательства. Спросил несвойственным ему, каким‑то придавленным тоном:
- Федор Зиновьевич, неужели у нас до сих пор работают те самые станки "Цинциннати", которые вы отбирали тогда для завода?
- Да, те самые… - важно откинулся на спинку кресла Яствин.
- Извините, но я не совсем понимаю, зачем понадобился этот самый экономический шпионаж с болтами? Не проще ли было вывернуть любой болт с любого станка, поставленного фирмой, и отдать его на анализ? К чему так опасно рисковать собой?
Начальники отделов мельком переглянулись, оценили язвительную подковырку Хрулева.
Яствин густо покраснел:
- Вот видите, как вы дерзко разговариваете, товарищ Хрулев. А я ведь старше вас! Я для вашей же пользы указываю на пороки, присущие вам, руководителю, поставленному, чтоб организовывать и устранять неполадки. А у вас, между нами говоря, процветает протекционизм, порочащий самую суть социалистического производства! Как вы могли допустить, чтоб начальник участка… э–э-э… как его? - пробежал Яствин взглядом но листкам в раскрытой папке. - Да, Ветлицкий! Чтоб он с вашего благословения занимался обманом государства и подбивал на это рабочих? Не понимаете? А подшипники для вертолетов, всученные мошенническим путем заказчику? Это что! А–а! Я буду лично разбираться! - погрозил Яствин.
Хрулев пожал устало плечами. На губах мелькнула чуть приметная улыбка. Пояснил со вздохом:
- На всученных, по вашему выражению, подшипниках вертолеты прекрасно летают и будут летать, поскольку не в подшипниках крылась причина неудач. Я ездил к авиастроителям, они довольны нашей продукцией и сами изменили завышенные технические условия.
- Конечно, конечно! Я ведь не учел, что виноваты все, кроме вас…
Яствин сделал рукой движение продолжать представителю технической службы Трезубову. Этому, пожалуй, пришлось потруднее, чем остальным. Глядя вниз и куда‑то в сторону, он мямлил о потерях от брака, о производственном травматизме, о рационализации. Говорил явно через силу, истязая себя за то, что в угоду начальству городит чепуху о товарище, которого знал не один год и глубоко уважал.
Хрулев с пристальным и не совсем уместным странным любопытством наблюдал за извиваниями кривившего душой однокашника, а в груди его то накатывала, то отливала не испытываемая ранее тупая боль, и даже не боль - гнетущая тяжесть под сердцем.
К исходу второго часа совещания высказались начальники всех служб, в том числе помощник Яствина по кадрам, туповатый, подтянутый, строевого вида мужчина, не преминувший куснуть директора за текучесть кадров. Пересилив себя, чтоб не послать кадровика подальше, Хрулев с насмешливым подобострастием и теми же трескучими словами, которыми говорил помощник по кадрам, произнес:
- Уважаемый товарищ начальник отдела кадров совершенно справедливо и своевременно указал на наши недостатки, за что ему пребольшущее спасибо. Безусловно, мы здесь недоработали, каемся, учтем и впредь будем руководствоваться ценными указаниями и не делать упущений. Народ у нас передовой, сознательный в целом и в частности. Есть, к сожалению, отдельные лица малосознательные, требующие квартир, улучшения условий труда и других мелочей, якобы необходимых для нормальной жизни, но мы со всей принципиальностью и энергией примемся за борьбу с этими нездоровыми проявлениями.
Помощник по кадрам хлопал глазами, тужась определить, в каком смысле следует воспринимать слова директора: в положительном или в отрицательном, а начальники отделов давились от смеха. Нет, сегодня этот Хрулев явно не того… Сам в петлю лезет.
Яствин принялся читать заранее приготовленное решение.
"Отметить… обязать… заострить… указать… Предупредить… объявить выговор, лишить премии…"
- Я не согласен с решением, - сказал Хрулев вставая.
- Жалуйтесь, - пбжал иронично плечами Яствин, взглянув на него недобрым взглядом из‑под полуопущенных век. Затем объявил, что совещание закончено, все свободны.
…Хрулев ехал на завод, не глядя по сторонам, точно за Еетровым стеклом "Волги" были не бурлящие улицы столицы, а бесцветная пустыня. Тупое нытье под сердцем усиливалось. Думал со злостью: "Почему поднялся против меня Яствин? Перебулгачил все и вся своей комиссией?"
Вчера, в первый день работы после курорта, Хрулев сразу заметил нервозность у руководителей среднего звена. Ну, понятно - директор, другие управленцы, но при чем Ветлицкий? Кому встал поперек дороги? Будь это три года назад, когда он принял разваленный участок и принялся наводить порядки, тогда другое дело, тогда бы это имело объяснение. В такие периоды возникают недовольства, сплетни, сыплются доносы, но когда коллектив поднялся, достиг успехов… Обидно выслушивать беспочвенные обвинения от высокопоставленных ответственных лиц, передергивающих факты, раздувающих мелочи.
От мрачных мыслей, одолевавших Хрулева, и день казался пасмурным, хотя солнца - море, и горячий ветер врывается в окошко машины, и от клумб плывут густые ароматы цветущих флоксов и гвоздик.
…Из кабинета Хрулев позвонил Ветлицкому, тот явился минут через десять. Присел у двери, ожидая, когда директор закончит разговор с начальником шлифовально–сборочного цеха, приятелем Ветлицкого - Тараненко. Речь шла о целлофановых пакетиках для упаковки подшипников. Мелочь, но от нее зависит выполнение месячного плана заводом в целом. Подшипники на экспорт Тараненко собрал, а пакетов нет.
Хрулев вызвал заместителя по общим вопросам. Тот, очевидно предчувствуя, о чем будет речь, захватил с собой папку переписки с поставщиками и выложил перед директором пять копий официальных телеграмм в главк с требованием обеспечить срочную отгрузку целлофановой пленки и ответы "Голубого", гласящие, что квартальные фонды израсходованы, пленки в наличии нет и что если удастся добыть, то лишь к концу месяца в счет следующего квартала.
- Тридцатое число на носу! Когда же я буду сдавать готовую продукцию? - шумел Тараненко. - Давайте пленку немедленно! - чуть ли не за грудки брал он заместителя но общим вопросам.
- А чем я занимаюсь, как не распроклятой вашей пленкой! - рычал тот на Тараненко.
- Поезжайте сейчас же к Любчику и решайте вопрос, - приказал Хрулев.
- Поехать недолго, Дмитрий Васильевич. Хоть к черту на кулички поеду, только все это напрасно. Любчик проявляет абсолютную индифферентность, я же отлично вижу! Обращался к нему не раз.
- Все равно езжайте, - повторил Хрулев.
Собрав бумаги в папку, замдиректора понуро удалился. За ним ушел Тараненко, бубня про себя ругательства. Оставшись вдвоем с Ветлицким, Хрулев сказал:
- Делали мне нынче у Яствина компанейский втык с припаркой… Как свора голодных шавок накинулись, а я никак не уразумею, не уловлю, из‑за чего науськал их шеф? Из‑за чего ударился в амбицию? Просто корежит его. Кстати, по тебе тоже прокатывались, припомнили вертолетные подшипники, да еще что ты выгнал с участка какого‑то члена проверочной комиссии. Вот это уж, прямо тебе скажу, лишнее.
- Я выгнал члена комиссии? Как же я мог выгнать его, ежели я его не видел?
- Не знаю как, но Яствин во всеуслышанье заявил, что такой‑то кандидат наук из НИИ по фамилии… Сейчас и фамилию скажу, я отметил себе… - полистал блокнот Хрулев. - Ага, вот! Кандидат наук Конязев…
- Конязев?! - подался Ветлицкий вперед.
- Зачем ты с ним связывался?
Ветлицкий опустил глаза, молвил глухо:
- Я с ним никогда не связывался. Вы лучше его знаете.
- Туманно что‑то.
- Тумана нет, Дмитрий Васильевич, вы чихали в свое время его диссертацию.
Хрулев нахмурился и стукнул себя ладонью по лбу:
- Тьфу! Так это тот самый Конязев, обворовавший тебя со своей любовницей!
- Со своей нынешней женой и бывшей моей супругой, - уточнил Ветлицкий.
- Та–а-ак… На арене появляются знакомые лица… Эти не остановятся ни перед чем. Дом сожгут на растопку, чтобы подогреть для себя кашку…
- Яствин - родной дядя Геры, потому Конязев и оказался в НИИ, - внес ясность Ветлицкий.
- А–а-а… Вот какие, оказывается, подспудные связи! Семейная лавочка. Организованное наступление широким фронтом, хотя и с малопонятной целью.
- Дмитрий Васильевич, а не кажется ли вам, что это превентивная мера со стороны Яствина?
- Гм… Разве я ему чем‑то угрожаю?
- А как вы считаете, он должен вести себя, если бы ему внушили, допустим, что вы не считаетесь с ним и вообще не ставите его ни во что?
- Я? - забарабанил Хрулев ногтями по столешнице, задумавшись, вспоминая, очевидно, свои поступки, слова, которые могли вызвать у Яствина подобную реакцию, но, кроме глупо–подхалимского тоста Круцкого на эту тему во время обеда в лесу, не вспомнил ничего. Неужели это самое и послужило… Нет, что‑то здесь не так…
Хрулев шлепнул ладонью об стол, как бы отсекая все, говоренное прежде, и спросил уже другим тоном:
- Какие у тебя вопросы по завершению плана месяца?
- Никаких. Надо работать, - изрек Ветлицкий сакраментальное двухсловие, которым как заклинанием завершались на заводе оперативки, планерки, совещания и вообще производственные разговоры.
Ветлицкий ушел. Хрулев откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Слева под лопаткой, точно шилом, беспокойно покалывало. Сморщился, подумал со злой обидой:
"Живем на нервах, под угрозой стресса. Сражаемся на войне, где нет огня атак, где поле боя - кабинеты, в которых ранят тебя смертельно сволочи, сжигают живьем на кострах собраний, не шашкой, а бесчеловечными проработками перехватывают горло…"
Раздался телефонный звонок. Хрулев посмотрел с раздражением на аппарат. До чего ж неохота снимать трубку! Ведь все равно ничего приятного не услышишь. И все же надо отвечать, жизнь не дает забыться ни на минуту.
Во дворе за стенами, полинявшими от непогод и заводских испарений, в торчащих щербатыми клыками старых корпусах трудятся верящие в его разум и опыт люди. Надо думать о них.
Поговорив по телефону, Хрулев пододвинул к себе папки с делами и принялся мудрить над ними, как толковый шахматист над доской с фигурами, схватывая всю обстановку целиком и предугадывая последующие события на несколько ходов вперед. Но сегодня, узы! Разносное "слушание" в главке повергло его в состояние, когда голова, кажется, работает, а четкой мысли нет. Поморщился, встал и отправился на территорию завода в цеха отводить душу среди людей.
* * *
…Возле "Бланшарда" толпились люди, одетые не по–рабочему. Они стояли спиной к проходу, и Ветлицкий видел только их затылки. Рядом с ними возвышался костлявый начальник сборки Тараненко и что-то втолковывал окружающим.
"Подцепил новое пополнение, - констатировал Ветлицкий с некоторой завистью. - Конечно, в шлифовально–сборочном новое оборудование, а к новому молодежь сама тянется, агитировать не надо".
Подойдя к группе, сзади, Ветлицкий прислушался. Тараненко, закончив какое‑то объяснение, кивнул на "Бланшард", спросил:
- А теперь, товарищи, кто из вас скажет, что это стоит перед вами?
Приняв слова Тараненко за приглашение проявить остроумие, парни сгрудились возле станка, задвигались вокруг, приседая, заглядывая под станину, почесывая затылки. Ременные передачи… шкивы… рычаги…
- Знаю! - шлепнул один себя ладонью по лбу. - Это гильотина в капитальном ремонте.
- Вовсе нет, - возразил другой остряк. - На этом мимолетном виденье прошлого работал в юности Максим из одноименного кинофильма.
Тараненко окоротил их.
- Станок здесь не для смеха, он служит механику при ремонтных работах. Я же показываю его вам, чтоб до вас дошла разница между оборудованием, на котором предстоит работать вам, и вот этим, на котором делали подшипники ваши старшие товарищи и наставники. На сработанных ими подшипниках вращались, можно оказать, колеса истории нашего государства. Вами же изготовленные подшипники должны быть еще лучше, несравнимо лучше, потому что им надлежит работать в космосе и под землей, при немыслимых температурах и нагрузках, в огне и в воде месяцами и даже годами. А для этого требуется точность и еще раз точность. Что главное для рабочего в наши дни? Гнать количество? Ни в коем случае! Абы как, но побольше - не нужно. Пусть один подшипник работает год, а не двенадцать штук по месяцу. Ка–чест–во! А для этого надо быть хорошими специалистами. У каждого дела свои тонкости, учитесь секретам ремесла у наставников, понятно? Ну и слава богу. А сейчас идите в цех, там продолжим, - закончил Тараненко объяснение новичкам.
Те двинулись к выходу. Ветлицкий, подойдя сзади, стукнул по плечу приятеля кулаком.
- Ты что же, соседушко, приводишь на чужую территорию бесплатные экскурсии?
- Так ведь лучше один показ на контрастных примерах, чем сто часов болтовни. Это способ испытанный, его применяли еще древние спартанцы.
- Ты, я вижу, дюже силен в античной истории.., Когда тебя выгонят из цеха за невыполнение плана по экспортным подшипникам, приходи ко мне работать гидом. Посажу кассира, будет продавать билеты, как в Оружейную палату, - кивнул Ветлицкий на "Бланшард".
- А ты будешь водить экскурсии. Так и наскребем помаленьку на случай невыполнения финансового плана…
- Смех смехом, а к этому идет, - помрачнел Тараненко. - Обидно, черт побери, вот так! Подшипники приняты по первому классу, а сдать не могу. Тьфу!
- Я слышал краем уха, когда заходил к Дмитрию Васильевичу. Только непонятно, почему не использовать парафинированную бумагу? Заворачивай в нее!