- Вообще-то у меня всю дорогу так, - вздохнула Верна и продолжала рассказ: - Да, вот еще... В автобусе подкатывает ко мне мужичишка и прижимается к моей подружке. От самого перегаром несет и гнилыми зубами, а она ему так хитровато улыбается, паршивка. Ну настоящая потаскушка, правда, Пупси? - Верна как следует встряхнула девочку, чтобы до той дошло.
Пола уставилась на меня своими бездонными синими глазами, пухленькая бронзовая ручка с маленькими согнутыми коническими пальчиками потянулась ко мне. Узнала. Даже при тусклом свете коридора была видна отцовская кровь: раздувающиеся маленькие ноздри и блеск на черных прядях растрепавшихся волос, заплетенных сзади в две тоненькие косички, будто ее мама хотела сказать: вот она, моя негритяночка.
- Родж должен был бы съездить за вами на машине, - вынесла вердикт Эстер. Почему эта мысль не пришла ей в голову раньше?
- Я думал, что Дейл... - пробормотал я в свое оправдание, хотя дело было в другом. У обитателей нашей улицы была своя автостоянка, но расположена далековато. Если же удается найти местечко у дома, то освобождать его не хочется: тут же займут своими тачками студенты с факультета или многочисленные покупатели с бульвара Самнера. - Странно, что в День благодарения на химическом отделении кто-то был. - Я решил сменить тему.
- Были, были несколько мужиков, чего они там потеряли - не знаю. Сказали, что про аллею Мелвина слыхом не слыхивали. А она оказалась совсем рядом, за поворотом.
- Две культуры... - Я притворно вздохнул.
- Пойдемте, познакомлю вас с сыном, - пригласила Эстер, но с полпути убежала из коридора в кухню, откуда доносился аромат жареной индейки, дурманящий, как те курения, к каким в языческие времена прибегали шарлатаны-предсказатели.
Я провел Верну в гостиную.
- Здорово, умник! - небрежно бросила она Дейлу, который встал, вернее, застыл в полусогнутом состоянии. Оба обошлись без рукопожатия. Я еще раз попытался определить, спят они вместе или нет, и решил, что нет, но это заключение почему-то меня не удовлетворило. Однако, подойдя к Ричи, Верна немного подалась вперед и пожала протянутую ей с подростковой неловкостью руку.
- Так вот он какой, тот, что знает все о Синди Лопер!
- Она классная, правда? - сказал он, неуверенный и ужасно довольный. Ричи нужны друзья. Мы с Эстер в его глазах совсем старые и незнакомые. Малышом он играл с кригмановскими девчонками, но теперь Коре - той, что ближе своих сестер ему по возрасту, исполнилось пятнадцать, она стала барышней, по его выражению - шлюхой.
- Да, она ничего, - подтвердила Верна задумчиво, как настоящая взрослая. - Рóковые певички и музыканты вообще классный народец. Правда, не сами по себе, а потому что они нам нравятся.
Верна очаровательна. Она переняла у Эдны уходящие в прошлое небрежность и легкомыслие и перенесла в наше время, когда эти качества могут восприниматься как оригинальная манера поведения. На ней шерстяное платье красно-кирпичного цвета с широким вырезом. Грудь у нее низковата для девятнадцатилетней, бедра тоже тяжеловаты, они как бы соскальзывают вниз. И все же чувствовалась в ее теле жеребячья упругость и непредсказуемость. Лицо желто-бледное, а завитые волосы беспорядочными прядками спадали на плечи, так что было в ней что-то прерафаэлитское, придающее ее внешности болезненно эфемерный вид. Голову с широким плоским затылком она держала прямо, устойчиво. Уши проколоты в нескольких местах, в них две пары золотых колец. На пальцах тоже сверкали кольца, но - с чего бы вдруг! - тяжелый медный обод на указательном пальце и бирюзовый перстень на мизинце. Ногти подстрижены коротко, как у ребенка. Я был взволнован. Такая не поцарапает, обнимая.
- Па-па?.. - лепетала Пола. Маленькие босые ножки неверно ступали по нашему бухарскому ковру, словно малышка боялась провалиться. Непонятно, к кому она обращалась - ко мне, к Ричи или к Дейлу: настоящая потаскушка, сказала Верна. Боязливо приподняв и выставив вперед локотки, она заковыляла к стеклянному столику, подошла, шлепнула по столешнице с радостным восклицанием: - Па!
Дейл сел и взял ее на колени. Вернина голова на крепкой шее поворачивалась то туда, то сюда.
- Домик хоть куда, дядечка. Видно, профессора кучу денег гребут.
- Это зависит от должности. - Дом достался нам от Арнольда Принца, отца Эстер.
Дрова в камине прогорели и с треском обвалились, подняв столб искр. Ричи щипцами поправил поленья. Пола наклонилась к серебряной табакерке, которую Арнольд подарил по случаю пятилетия нашего с Эстер союза. Арнольд Принц, вдовец из Олбани, знал, как говорится, свой интерес, и мы заработали этот знак благословения лишь после пяти лет примерной совместной жизни. Впоследствии он по-царски начал выдавать дочери частями ее наследство, что окружило Эстер ореолом известной независимости и придало ей добавочную ценность. Мы зарегистрировали гражданский брак в Трое, штат Нью-Йорк, в ближайшем от сцены разгоревшегося скандала городке. Какое же это удовольствие - бросить вызов общественному мнению, оно сравнимо разве что с удовольствием убивать, которым хвастаются некоторые солдаты, оставшиеся в живых, или с удовольствием, какое испытываешь, узнав о неурядицах и неудачах других. И вот четырнадцать лет спустя я впал в конформизм, правда, немного перемешанный, и теперь с опаской смотрел на подарок тестя, зажатый в потном кулачке моей внучатой племянницы-мулатки.
- Тебе принести что-нибудь выпить? - спросил я Верну.
- О господи, неужели! А я думаю, чего это он резину тянет. Хорошо бы "черного русского", дядя Роджер.
- Угу... Что туда - водку и?..
- Кофе с ликером. Мексиканский.
- Так и знал. Нет у нас мексиканского кофе с ликером.
- Тогда "кузнечика".
- Который состоит из?..
- Не валяй дурачка, дядюшка. Догадайся сам. - Что это она, заигрывает?
- Creme de menthe?
- Ну да, потом еще чего-то добавляют. Знаю, что это обыкновенный мятный ликер и еще какой-то крем. Смешивают со льдом, встряхивают, наливают в высокий бокал и - пожалуйста, на стойку. Вкуснотища! Неужели не пробовал, дядечка?
- Когда же ты ходишь в эти дорогие бары? - спросил Дейл.
Он сложил большие ладони чашечкой, чтобы табакерка не упала на стеклянную поверхность столика. Пола открыла крышку и посасывала краешек. Из табакерки выпало несколько засохших "Английских овальных", которые остались с факультетской вечеринки в прошлом мае.
Верна снисходительно улыбнулась и мельком взглянула на меня, чувствуя, что я тоже жду ответа.
- Не обязательно дорогие. Есть, например, один в конце Перспективной, в доме, где второй этаж сгорел. Там классных "кузнечиков" подают.
- И с кем же ты туда ходишь? - спросил Дейл то, что мне тоже хотелось узнать.
- Как с кем? С ребятами... Тебе-то что? Что, девушке и повеселиться нельзя?
- Как в той песне - "Девчонки просто хотят повеселиться", - вставил Ричи, довольный своим уместным замечанием и тем, что блеснул умением орудовать каминными щипцами.
- Это точно, как в песне.
Была в Верне какая-то нарочитая вульгарность, скопированная с плохих певичек, с Шер и Бет Мидлер, - та ветвь американской эстрады, которая тянется по меньшей мере к "Сестричкам Эндрюз".
- Может, тебе сделать "Кровавую Мэри"?
- Да-вай! - манерно протянула Верна, как будто я был барменом, с которым девушка решила пококетничать назло своему спутнику.
Вдруг раздался громкий рассыпчатый стук, заполнивший всю комнату от пушистого ковра на полу до орнаментальной лепнины на потолке. Это Пола уронила табакерку на стеклянный столик. Верна вздрогнула, погасив спичку, поднесенную к сигарете в зубах, и зажгла другую.
- Видишь, дядечка? Я же говорю - поганка.
- Ничего страшного, - неискренне сказал я, подойдя к столику. Благодаря острому зрению я сразу различил большую царапину, похожую на жука, на его стеклянной поверхности и согнутый край серебряной крышки. Я потер крышку о рукав и стал собирать в табакерку рассыпавшиеся сигареты. Они крошились в моих пальцах.
На кухне Эстер расправлялась с индейкой. Волосы у нее разлетелись, сыпались заколки. Она состроила гримасу, как у Медузы.
- Чтоб я еще когда-нибудь!.. - воскликнула она. Моя жена говорит это каждый год в День благодарения.
Когда я вернулся в гостиную с "Кровавой Мэри" для Верны и бокалом белого для себя, то нашел молодежь сбившейся в кучу у стола и оживленно беседующей на языке, которого я не знаю. Горная гряда, что отделяет их долину от нашей, становится все круче и круче по мере того, как капиталистическая экономика все активнее хищнически эксплуатирует подрастающее поколение как особый рынок, куда выкидываются домашние видеоигры, лыжные ботинки с особыми креплениями и миллионы битов так называемой музыки, вбитой лазерами в ревущие, стонущие, плачущие компакты. Даешь новые высокие технологии, даешь больше бессодержательной, никому не нужной информации! На обороте какого-то конверта Дейл рисовал прямоугольники, соединенные линиями. Будучи в социологическом настроении, я заметил, что конверт - от телефонной компании. Защитники наших национальных интересов своей антимонопольной политикой разорили и раздробили могущественную "Американскую телефонную и телеграфную корпорацию". В результате счета за телефон сделались пухлыми, точно любовные послания, а когда снимаешь трубку, слышишь только треск.
Нарисованные Дейлом прямоугольники были обозначены словами "ИЛИ", "И", "НЕ". Ага, закладывался фундамент нового Евангелия.
- Как видите, - скользя кончиком карандаша по соединительным линиям, говорил Дейл Ричи, но Верна и даже Пола, казалось, слушали с интересом, - обесточенность, единица и ноль по двоичной системе счисления обеспечивают горячий выход из "ИЛИ", а не из "И", но если выход из "И" входит в "НЕ", то оттуда он выходит...
- Горячим, - подсказала Верна, поскольку мой дорогой Ричи недоуменно молчал. Я смотрел сверху на овальные лохматые головы молодых мужчин. Они были такие беззащитные и словно бы напрашивались, чтобы их погладили, потрепали. Я по-отцовски прикоснулся к волосам Ричи, тот глянул на меня с недовольной гримасой. Верна протянула руку за своей "Кровавой Мэри".
Правильно, - сказал Дейл. - И если вместо единичного бита мы поставили четыре бита, то есть половину байта, это будет выглядеть так... - Он быстро накарябал несколько нолей и единиц. Почерк у него был неразборчивый, некрасивый. Это почему-то свойственно ученым, будто точность мысли несовместима с точностью записи ее на бумаге, и наоборот (прекрасное латинское выражение - vice versa): многие священники, особенно служители епископальной церкви, пишут четко и красиво. - ...А другую половину изобразим так - что получится на выходе цепи "ИЛИ"?
После некоторой паузы, дававшей Ричи возможность ответить, Верна сказала:
- Ноль один один один.
- Сечешь! - воскликнул Дейл. - А из цепи "И" - что на выходе?
- Чего проще? - сказала она. - Ноль ноль ноль один.
- Прекрасно! А теперь, Ричи, скажи, что будет, если цепь "ИЛИ" присоединить к "НЕ"?
- Один и три ноля, - ответил я после затянувшегося тягостного молчания.
- Верно, - сказал Дейл, продолжая карябать бумагу. - Здесь видно, как с помощью простых переключателей - они называются операторами выбора - можно проанализировать поставленную компьютерную задачу, взяв входные и выходные данные любой сложности. Например, через И-оператор можно пропустить эти два четырехбитных числа, а также их противоположности, полученные из НЕ-инверторов, через ИЛИ-оператор. Итог будет ноль-один-один-ноль. В нем и совпадут начальные числа. Совпадают - значит, холодный выход, не совпадает с горячим.
- Здорово, - сказала Верна. Полбокала "Кровавой Мэри" было уже выпито. Она закурила "Английскую овальную" с розовато-лиловым мундштуком.
- Тебе надо учиться, - сказал я ей.
- Я ей тоже говорю: учись, - подхватил Дейл.
- Скажите это Пупси, - ответила Верна.
- Ииди-да, - проговорила Пола. Слюнявыми пальчиками она схватила листок из-под руки Дейла и смяла его.
Он взял листок, аккуратно разгладил и, нацелившись карандашом, снова пошел в атаку на наше невежество:
- Не буду углубляться, скажу только, что все это основано на алгебре Буля. Замечательная штука, о ней надо иметь хоть какое-то представление. Буль жил в Ирландии в середине прошлого века и придумал математическую логику. Его алгебра имеет дело с логическими законами, в основном с инстинктами и ложными высказываниями. Она-то и оказалась той математикой, которая нужна для компьютеров. Оператор ИЛИ, к примеру, суммирует по правилам Булевой алгебры. Один плюс один дает не два и не ноль, как в арифметике, а единицу. А оператор И умножает, но тоже по-своему. Любое число, умноженное на ноль, дает не ноль, как обычно, а положительное число. Инвертор НЕ просто переворачивает число. Ноль наоборот - это один, один наоборот - это ноль. Это все основы Булевой алгебры, но на них строятся умные теоремы. С такой алгеброй поразительные вещи можно делать. И она только с виду сложна, а по сути - простая.
- Ни хрена себе простая, - возразила Верна чуть-чуть заплетающимся языком. Ричи давно отвалил и шуровал в камине, углеводы снова превращались в атомы углерода, которые миллионы и миллионы лет назад составляли ядро некоей звезды. Я подумал о кончике Дейлова карандаша - неужели когда-то Вселенная была такой маленькой?
- Ты там не очень вороши, - мягко сказал я сыну. - Все тепло выйдет.
- Кажется, скоро садимся за стол, - объявила Эстер, входя в комнату. Зеленый бархат ее платья так же собирался в складки на бедрах. Подойдя к Дейлу, она сказала: - Я кое-что услышала из ваших объяснений - безумно интересно. И подумала, не могли бы вы позаниматься с Ричи, ну, скажем, раз в неделю. Поднатаскали бы его. Никак ему логарифмы не даются.
- Ничего подобного, мам! - запротестовал сын. - У нас в классе эти дурацкие логарифмы никто не понимает. Просто училка плохо объясняет.
- Учительница у них черная, - сообщила Эстер Дейлу.
- Ну и что, что черная? - тут же откликнулась Верна.
- Ничего, конечно, - вздохнула Эстер. - Знаете, одна из тех негритянок с третьеразрядным образованием. А в дорогих частных школах почему-то считают, что надо брать на работу и таких. В принципе я - за, если только дети не тупеют от этого.
- Ричи совсем не глупый мальчик, - возразил Дейл, прерывая молчание, наступившее после недемократичного заявления Эстер. - Я готов с ним позаниматься, если получится со временем. У меня неопределенный режим работы. Для компьютерных разработок приходится делить наш VAX8600 с одной девушкой. У нее своя программа, вот мы и вкалываем по очереди.
- Я уверена, - безапелляционно сказала Эстер, - что мы найдем час-другой, удобный для вас и для нас. Ричи, пойдем, поможешь мне вытащить индейку. - Она круто повернулась и энергичным шагом, не сожалея ни о чем ею сказанном, вышла из гостиной.
- Дядечка, слышь? - проворковал рядом хриплый голосок. - Пока птичка не прилетела, может, пропустим еще по одной?
На протяжении всего бесконечного гнетущего праздничного застолья, когда уже задыхаешься от еды, а в голове сокращается место для мысли, я постоянно ощущал присутствие не только Верны, чье тело с желтовато-бледной кожей уверенно, нечувствительно натягивало красное платье, чьи порывистые движения и отрывистые замечания преображались в моем затуманенном мозгу в неясные, зато обольстительные замечания, но и Эстер - такой, какой ее видел Дейл Колер: женщина старше его, миниатюрная, утомленная жизненным опытом, однако сохранившая материнскую заботливость и терпение, несмотря на резкую манеру поведения.
- Кто-нибудь хочет прочесть молитву? - спросила она, когда сели за стол.
Эстер знала, что я не люблю молиться, но если надо, значит, надо. Стоило мне раскрыть рот, сами собой полились бы заученные слова. Я уже сочинил в уме вступительную фразу и наклонил голову, как вдруг раздался жаждущий голос Дейла:
- Позвольте мне, если никто не возражает!
Никто не возражал. Мы пали жертвами его миссионерского пыла. Он нес нам, язычникам и каннибалам, слово Божие. Мы покорно сложили руки.
Дейл молился по старинке, как молились в медвежьих углах Америки наши отцы и деды, - нараспев и немного в нос. Я выключил слух, едва вознесся вверх его голос - такие голоса все время слышались у нас на факультете, - голос доморощенного благочестия. Души из захолустья так и валят к нам, словно грязные пахучие кочаны капусты, и за три года экзегетической софистики вокруг нюансов христианского вероисповедания мы рубим, режем, мельчим кочаны, превращаем в шинкованную капусту, какую купишь в любом пригородном супермаркете. Мы принимаем святых, а выпускаем священников, тружеников на винограднике неизбежного недовольства и несчастий. Давно предсказана гибель христианства, но всегда и везде будут существовать церкви - амбары, куда свозят неубывающий урожай человеческого горя.
Некоторые слова Дейла засели у меня в голове. Они напомнили, перед тем как мы набьем желудки, обо всех голодающих и бездомных по всему свету, особенно в Восточной Африке и Центральной Америке, и я мысленно задался вопросом, принял бы бог Детского фонда ООН такие молитвы, если бы не падала пугающе вниз кривая развития мироздания от сверхгиганта через бивни мастодонта и дальше. Потом мысль перескочила на трапезы и предательства: соль, просыпанная Иудой, неизменная пища Кроноса, пиры, что задавали Клитемнестра и леди Макбет. Повсюду круговорот предательства, повсюду, где собирались двое-трое или семья как одно целое. Рука Верны была в моей правой руке, и я чувствовал ее учащенный пульс. Левой рукой я держал за руку Ричи, она тоже была горячая. Эдипов комплекс с его стороны и родительская отчужденность - с моей, доходящая до животного желания уничтожить детеныша, потому что он - соперник. Более того, соперник, родившийся на твоей территории и заполняющий ее электронными шумами, вонью грязных носков и зверским аппетитом к тому, что наша недоумочная поп-культурная цивилизация почитает за жизненные блага. Прав был Эмерсон: все мы жестокосердны. Голос Дейла взмыл к заключительной завитушке, прося благословить пищу, которую мы съедим при всем нашем чувстве вины, а моя замедленная мысль, перешагнув порог дома, оказалась у Кригманов; те, будучи евреями и атеистами, не так строго блюли День благодарения, обходились без духовного холестерина, обязательного вещества в организме наших предков-пуритан, похваляющихся собственными добродетелями, а потому проводили праздник веселее, чем мы. Впрочем, в начале было много евреев - выкрестов в христианскую веру, но когда не состоялось второе пришествие Мессии, что было твердо обещано первому поколению, и в семидесятом году был разрушен Соломонов храм, они по здравом размышлении пали духом, дав римлянам возможность провести военную операцию по усмирению бунтовщиков.