- Загордилась, славутница. Без провожатых и дороги к Але не знаешь. Видела ведь в окошко, что Аля приехала…
- Нет, не видела. Я только с фермы пришла.
- Аля приехала - и сразу ко мне с вопросом: "Где-то Нюра? Чего она не идет? Сбегаю, мама, к ней". С матерью двух слов сказать не успела, а уж к тебе бежать собралась. Сиди, говорю, вертихвостка. Не отпустила ее. Так пока на стол собирала, она все равно улетела к тебе.
Петиха опять посмотрела на туфли. Под ними темным пятном скопилась вода. И не стерпела, укорила дочь:
- Ухайдакаешь туфли-то.
- Да ладно, мама, - остановила ее Алевтина. - Илюша новые купит.
- Напокупаешься на тебя, - вздохнула старуха и обеспокоенно посмотрела на дочку: чего-то она никак не могла в ней понять и оттого тревожилась.
Перед тем как садиться за стол, Алевтина повела Нюрку в горницу - показывать наряды. Платья и кофточки у нее были красивые, но Нюрка не завидовала подруге: в деревне в таких куда пойдешь? Разве в район когда съездить, так и то вырезы на груди велики слишком.
Но у Нюрки повлажнели глаза, когда она увидела паспорт. На гербованных листочках старательно выведена тушью новая фамилия Алевтины. Нюрка непривычно повторила ее:
- Елсукова.
Илюшу по фамилии в деревне никто не звал. Как железом каленым выжгли, на всю жизнь припечатали прозвище Илюша Центнер. И был-то он худенький, с рукавицы весом, а вот поди ж ты - Центнер, и всё.
Слыл Илья недотепой. Про таких говорят в деревне: на ходу уснет. Ветром вырвало с крыши у Елсуковых тесину, так все лето упиралась она одним концом в желоб, а другим - в землю. И только когда уходили ребята в армию, пришли к Илье пиво пить, Коля Задумкин не вытерпел, забрался на крышу.
Девки обходили Илюшу за три версты, даже на проводы не заглянули к нему. А он, отслужив три года, остался в армии на сверхсрочную - в кладовщики пошел, - приехал в первый же отпуск да и увез Алевтину.
- Вот тебе и Илюша, - дивились бабы. А уж больше-то всех удивилась Нюрка. Три зимы с Алевтиной на ферме вместе работали, все пополам делили. Уж кто Алевтину лучше Нюрки знал - никто.
Перед отъездом пришла Алевтина на дойку, смеется:
- Илюша Центнер замуж зовет.
Посмеялись вместе, а на другой день не явилась она на работу: Елсуковой стала.
Чего же делают с девками паспорта.
…Мария Петиха заглянула в горницу:
- Самовар-то стынет. Второй раз ставить не буду.
Сели за стол. Выпили по рюмочке красненького. А разговор, как раньше-то, не вязался. Отвыкли, видать, одна от другой, Алевтина спросит, Нюрка ответит коротко. Нюрка для приличия вопрос задаст - Алевтина проронит слово. А думают, видно, каждая о своем.
- Вы, девки, как умирать собрались, - не выдержала Петиха и еще налила по стопке. - Аль! Ну вот ты посмотри на Нюру, - сказала она озабоченно. - По-о-олнень-кая, как помидорчик… А ты-то чего иссохла вся?
И опять затуманились у старухи глаза.
- Да хватит, мама, - поморщилась Алевтина. - Дай хоть посидеть с человеком.
- Да я ведь чего… - покладисто согласилась Петиха. - Я молчу…
Она отщипнула от пирога кусок мякиша, вместе с крошками, подобранными со скатерти, бросила его на язык и долго и отрешенно перетирала беззубыми деснами. Отвернулась даже от девок в угол. А в глазах не таяла, синела тревога, и Петиха, наверно, сама не заметила, как снова ввязалась в беседу:
- Я ведь только чего и сказала-то - что Нюра полненькая…
- Ну, завелась как пластинка…
Петиха положила пирог на стол, заморгала повлажневшими ресницами. И дочь, предупреждая ее обиду, ущипнула Нюрку за бок:
- А тебя и правда ухватить не за что, - сказала она неестественно весело. - Как мячик стала…
- Сама-то какая была, - сказала Нюрка.
- Вот и я ей про то толкую, - обрадовалась неожиданной поддержке Петиха. - Сама-то мягонькая была, аккуратненькая…
Алевтина возразила ей строго:
- А теперь полные-то не в моде.
Петиха всплеснула руками:
- Да перед матерью-то чего выкручиваешься? Вижу ведь, не слепая: по абортам заладила.
- Ну, мама-а…
- Ладно, ладно, не мамкай. Замужнее дело такое - стыдиться нечего.
Алевтина встала из-за стола:
- Спасибо за хлеб-соль.
Позвала Нюрку в горницу.
Петиха растерянно посмотрела ей в спину:
- Да я ведь чего и сказала-то… Вот, Нюра, при тебе весь разговор наш был… Ты как своя… Не пойдешь по людям трезвонить… Вот скажи ты ей: ну разве есть за что на меня обижаться, не правду, поди, говорю ей?.. Сердце-то у меня ведь тоже не каменное. Матерь ведь я. И пофыркивать на матерь нечего…
Лицо у нее покраснело и сморщилось. Углами платка - то одним, то другим - она стала сушить под глазами, тихонько всхлипывая.
В горнице Алевтина снова выдвинула из-под кровати свой чемодан и отыскала под ворохом платьев белые носки.
- Вот подарок тебе.
Когда-то такие носочки было днем с огнем не сыскать. Кто б ни поехал в город, от всех девок один заказ - купи носочки.
- Ой, Алька, да не носят теперь такие…
По простоте сказала. Лучше бы промолчать. От подарка разве отказываются?..
Алевтина захлопнула чемодан, на кровать села.
- А раньше-то как гонялись, - сказала она задумчиво.
Вспоминать было начали, как бегали раньше плясать на игрищах, парней-то прежних всех перебрали, кто где пристроился да кто женился уже.
Но разговор выходил невеселый. И Алевтина, то ли желая взбодрить его, то ли задумав выведать подробности, о каких в письме не расскажешь, спросила:
- А ты, чертовка, скоро ль замуж пойдешь?
- У меня женихи не выросли.
- Ну не скажи-и, - возразила Нюрке подруга. - Твой жених давно в переростках бегает. Вот, правда, работа у пастуха ответственная - для женитьбы времени не найдешь…
Нюрка заалелась вся, понимая, что Алевтина намекает на Колю Задумкина.
- Он у тебя ничего-о, - не унималась подруга. - Я б за таким глаза закрыла - и хоть сегодня в омут. Ой, и налюбились бы с ним на дне-то омута…
Алевтина захохотала. "Ну и кобыла", - подумала Нюрка, чего-то пугаясь и оттого не находя слов, какими можно урезонить насмешницу.
- А может, он у тебя такой: и тебя блюдет, и по бабам не бегает? - затаившись в прищуре, спросила Алька.
- Не бегает!
- Неужели такой терпеливый? До тридцати-то лет? Ох, не маху ли я дала, поторопилась с замужеством. Ведь и глянулся мне раньше-то. - Алевтина пронзительно посмотрела на Нюрку, и та поразилась: смеху-то нет у хохотуньи в глазах, смех-то во рту завяз.
Нюрка, охваченная смутным беспокойством, засобиралась домой. Алевтина ее не удерживала, сидела, обмякнув, на кровати.
Не получилось ни разговора у них, ни шутки.
2
Нюрка торопилась с работы. И проскочила бы Алевтинин дом, если бы подруга ее не окликнула:
- Куда военным-то шагом да с перебежками?
Алевтина сумерничала на скамеечке у ограды. Подолом прикрыла за спиной крапиву: боялась, видно, платье измять, сидела на голой доске. Она лениво встала и, покачивая бедрами, завышагивала с Нюркой рядом:
- Пойду к тебе ночевать.
И раньше такое случалось: захочется языки почесать - спать ложились вместе.
- Смотри, рано вставать мне, - предупредила Нюрка. - Боюсь разбудить тебя…
Алевтина почувствовала насмешку:
- А ты не бойся, - сказала она и прищурилась, как вчера, когда говорила про Колю. - Я на ферму с тобой пойду.
Многозначительно как-то сказала.
Нюрка стрельнула в нее глазами:
- Ну, ну, покажись, какова теперь стала…
Алевтина хотела что-то ответить, но навстречу шли двое парней. Один был с Алевтину ростом, а другой чуть пониже, бритый.
- Здравствуйте, - сказала им Алевтина.
Парни удивленно поозирались и молча прошли мимо. Уже на бугре, сообразив, что, кроме них, на улице никого не было, они обернулись разом, обрадованно воскликнули:
- Здравствуйте, девочки.
Алевтина громко и как-то неестественно захохотала.
- Ты чего? - испугалась Нюрка. - Это ж не наши.
Парни выжидательно постояли, подумали и, закурив, пошли дальше.
А у Нюрки все еще дрожал в ушах ее смех.
- Сумасшедшая, - сказала она. - Разве можно с чужими-то?
- Ты смотри, какая пугливая, - не поверила Алевтина. Или притворилась, что не поверила. - А чужие-то разве хуже?
И опять засмеялась натянуто.
3
Кровать под марлевым пологом у Нюрки стояла в левом углу повети, свободном от сена. Девки легли и еще долго смотрели сквозь марлю на шелестящую крышу, пока темнота не замазала узкие полосы света. И тогда поветь начала жить таинственной жизнью. Шуршало, уплотняясь от собственной тяжести, сено, будто в нем бегали мыши. Внизу, во дворе, одиноко вздыхала корова, и, невидимые, зудели над пологом комары.
- Тишина-то какая, - прошептала гостья. - Отвыкла я уже от такой.
Нюрка устроилась поудобнее, закрыла глаза.
- Ты не перепугайся завтра, - предупредила она подругу. - У меня над кроватью будильник висит.
- А ты уж спать собралась?
- Да ведь рано вставать…
Алевтина вздохнула:
- Доярка как солдат в карауле, - сказала она задумчиво. - Солдат два часа спит, два - бодрствует, а два - на часах стоит. За сутки и набирается вроде бы восемь часов сна и восемь свободного времени, а из караула очумевшим приходит…
- Это ты про Илью?
- Нет, про доярку. Сравниваю просто.
- Чего-то раньше не сравнивала…
- А раньше не с чем было…
Завозились на нашесте куры. Под осторожными шагами кота глухо прошелестела на крыше дранка. И опять стало тихо.
Алевтина не могла молчать в такой тишине:
- Я вот только теперь и вздохнула всей грудью.
- Когда за Илюшу выскочила? - подколола Нюрка.
Алевтина не обиделась на нее, и Нюрка по вздрогнувшему телу гостьи догадалась, что та усмехнулась.
- Вот вы - Илюша, Илюша… А может, лучше Илюши и мужа нет.
- Ну, конечно, нет.
Алевтина будто не поняла подковырки, не шелохнулась даже.
- Илюша со службы придет - чаю попьем, идем гулять, - голос у нее мягкий и ласковый, каким сказку детям рассказывают. - Улица у нас тихая, в березках вся - как деревня… Иной раз на танцы сходим, а то в ресторан заглянем - не старые ведь. Ресторан от нас на трамвае в десяти минутах всего… Все-то рядом, удобно-то как, ног никогда не запачкаешь. Каблучками выстукиваешь по асфальту, а встречные парни оглядываются, так и едят глазами. Илюша сердится даже. - Она засмеялась тихонько, как ручеек зажурчал. - Говорит, ходи в босоножках. А ведь, Нюра, чего худого в этом. Пускай оглядываются, если понравилась, - меня не убудет…
Нюрка не видела лица Алевтины, но ей казалось, что та улыбается воспоминаниям.
- А то Илюша друзей позовет. Посидим за столом, радиолу послушаем, поговорим, посмеемся. Ребята у нас хорошие, деревенские все. А есть старшина, веселый такой: на аккордеоне играет и песни поет. Он родом из Кировской области. Вот это, Нюрочка, парень! - И неожиданно предложила: - Хочешь, пошлет тебе карточку?
Нюрка задышала ровно и глубоко.
- Спит, - устало вздохнула гостья, отвернулась к стене и согнулась калачиком.
А Нюрка лежала с открытыми глазами, не смея пошевелиться. Какое-то странное состояние сковало всю - хоть реви, хоть кричи на всю улицу. Но рядом не спала Алевтина, прислушиваясь к ее ровному дыханию, и завидовала, наверно, что она быстро уснула.
Вот вся-то жизнь в зависти. Тот легко засыпает. Той посылки идут от родни с Украины. А ту муж в город увез, пристроил к легкому делу…
Бабы долго рядили, каково-то будет за Ильей Алевтине. По-разному мнения складывались, только все сходились в одном:
- Развязалась хоть с фермой-то.
У Нюрки не было зависти к Алевтине. Была лишь обида: подруги все-таки не делают так, чего скрытничать, на шею к ее Илье не бросилась бы. Да, господи, кому он нужен, Илья-то… Смех и горе…
Завидовала Нюрка в своей жизни однажды только. Да вместе с Алевтиной и говорили об этом, ревели даже от зависти, кажется.
В школе они учились вместе с Галькой Мартьяновой. Нельзя сказать, что Алевтина и Нюрка хорошо успевали по всем предметам. Но уж не на тройках, как Галька, ехали. Школу окончили - куда сунуться? Об институте и не мечтали: только проездишься - рублей сто, не меньше, - да славу худую домой привезешь - ну-ка, провалили бы экзамены, стыда ведь не оберешься.
А белый свет посмотреть охота.
- Поедем, девки, на льнокомбинат устроимся в Вологде.
Председатель колхоза не отпустил:
- Мне доярки нужны - не ткачихи.
Пришлось Алевтине с Нюркой идти на ферму. На Гальку власть председателя не распространялась: отец у нее продавцом работал, а мать - уборщицей в клубе. Не колхозники. Гальке паспорт еще в девятом классе выдали. И она со спокойной совестью укатила в город.
Алевтина ходила злая.
- Не я буду, если не вырвусь отсюда…
- А чего ты там потеряла, в городе-то? - спрашивала Нюрка.
- По-твоему, коровы к нам за хвосты привязаны?
Нюрке тоже было невесело, но сама себя сдерживала, не распускалась, как Алевтина.
Конечно, город тянет к себе, есть на что посмотреть. Но ведь и из города едут в деревню. Агроном - чем не парень? Из рук ничего не валится. И землю знает - дай бог каждому так понимать ее. Я, говорит, с этой земли ни на шаг. А ведь сам ленинградец, привык, наверно, к асфальту, в сапоги залезать несподручно было.
И Галька через полгода вернулась домой, в библиотеку устроилась.
- Ну как там, в городе-то? - пытали ее.
Она только отмахивалась:
- Ой, девки, везде ведь работать надо…
Но хоть своими глазами увидела. Хоть не надо было Илюшу искать.
…Илюша приехал, едва схлынуло водополье. В логах, правда, было полно воды, но коров уже выпускали на свежую зелень.
В день приезда он обошел всех соседей, с каждым за руку поздоровался. Сапоги от блеска горят. Бабы с ног и начинали разглядывать его.
- Ох, Илья, какой ты стройный-то стал.
Илья пружинисто прохаживался по избе - то ль сапоги скрипят, то ль половицы - и, довольный, прислушивался к скрипу.
Нюрка столкнулась с ним - лоб в лоб - на лестнице. Сержант надраивал бархаткой зеркальные голенища.
- Немного забрызгался, - забыв поздороваться, сказал он.
Нюрка пригласила гостя зайти, усадила его к столу, а сама села наискосок, к другой стене. Илюша снял форменную фуражку, повесил ее на колено.
- В отпуск приехал, - сообщил он радостно и спросил: - Ну, как вы тут?
- Да ведь у нас изменений нет, - сказала Нюрка. - Коров доим.
- Ну, ну… А ребята где, с которыми я призывался?
Нюрка подумала: "Знаешь небось. Получаешь из дому письма-то". Но все же ответила:
- А кто где… Витька вторунский - трактористом в колхозе…
- Это какой Витька? Перминов, что ли?
- Я и говорю, что вторунский. Не забыл Вторунку-то?
Илюша смутился, а Нюрка, не обращая на это внимания, обстоятельно рассказала о всех парнях, и, когда добралась до Коли Задумкина, Илюша заулыбался:
- Коля-то все за тобой?.. - он будто подбирал слова. Уколоть решил или как был, так и есть недотепа?
Нюрка нагло спросила:
- Уж не ждешь ли, когда освобожусь для тебя?
Илюша только зевнул и остался с открытым ртом.
В это время и влетела в комнату Алевтина.
- Илюша? В отпуск приехал? - И закричала на Нюрку: - А ты чего прохлаждаешься? Коров ведь пригнали. Хоть бы в окошко выглянула. А то через всю деревню к тебе делай крюк. Видишь, уж на бугре коровы-то?
Они забыли о госте, выскочили из дому как угорелые.
Коровы и вправду были уже на бугре. Сейчас они спустятся вниз. Заведующая фермой Мария Попова откроет двери во двор, и коровы, толкаясь в проеме, зайдут в пропахшее молоком и навозом тепло. А когда поймут, что никто не собирается их привязывать к кормушкам, никто не несет им корм, разбредутся по темному двору и начнут в тесноте бодаться…
- Девчата, куда через ратники-то? - испуганно крикнул вдогонку Илюша и, забыв, что надраены сапоги, побежал за доярками. Но на угоре остановился. В эту пору через гнилые ручьи в ложбинах, которые не зря в деревне прозвали ратниками, не перескочишь.
До фермы было рукой подать. И зимой и летом тропинка прямая: летом по лаве из двух шатких бревнышек, переброшенных через реку, да через ложбину - и вот она, ферма; зимой прямо по льду - ни ручьев, ни болотины не заметишь. Но в водополье приходится делать обход через мост - крюк через всю деревню и через раскисшее поле. В водополье не так страшна река - лава все-таки высока: берега у Комьи крутые, - как страшны проклятые ратники. Воды в ложбинах скопится столько, что никакую лаву не перебросишь. Да и какая тут лава - ратники-то без берегов: в одну весну снега набухают синью только до поворота тропки, откуда она начинает круто взбираться вверх, а в иную - до самой кривой березы, прислонившейся к вытаявшей земле посредине взлобка.
Нюрка перебежала реку по лаве. Внизу крутило темную воду. Пенистые вьюны, хлопаясь о деревянный настил, уходили вглубь и всплывали наверх уже под осыпистым берегом, обнажившим корневище старой сосны.
- Как через ракитники-то? - спросила ее Алевтина.
- А кто его знает…
В логу снежницу уже расплавило, и вода шла на убыль. Была она мутновато-желтая, дно не проглядывалось. Нюрка разулась, взяла в руки кол.
Коля Задумкин пас коров на бугре, увидел доярок, заметался испуганно:
- Девки, вернитесь, ноги настудите.
Нюрка услышала крик, и ее как током кольнуло: "Тревожится". Она, прощупывая колом землю и вытянув в свободной руке сапоги, осторожно перебирала ногами по дну.
Песчаный склон уходил под воду не круто, и Нюрка с облегчением отметила, что глубина будет чуть повыше коленей.
- Девки, куда вы? Патракеевские без вас подоят.
Коля торопливо спускался с угора, ноги расползались в мыльной грязи, и он размахивал руками как пьяный. Расстегнутый плащ цеплялся полами за кусты.