- Пусть будет так, - согласилась Ольга. - Но разве не могли надоесть императорам постоянные набеги с севера? Почему бы им не попытаться раз и навсегда избавиться от них, преградив русским ладьям путь из Днепра в море, сделав его доступным только для торговых судов? Для этого надобно лишь выстроить в устье Днепра сильную крепость, которая надёжно защитит империю с севера от русских и варяжских морских нападений. А имея такую крепость, можно из года в год простирать своё владычество всё выше по Днепру вплоть до Киева. Кто знает, возможно, с такой целью и явились византийские корабли к Днепру?
- Не думаю, - уверенно заявил Григорий. - Если бы Византия была в состоянии построить крепость, запирающую выход из Днепра в море, она давно возвела бы её, не допустив набегов ни князей Аскольда и Дира, ни князя Олега, ни твоего мужа. Ведь мало построить крепость, в ней необходимо разместить гарнизон, постоянно снабжать припасами, создать условия для нормальной жизни семей обитающих в ней военачальников и присланных чиновников, переселённых простолюдинов. Каким же огромным должен быть гарнизон, чтобы успешно противостоять неизбежным нападениям русов, викингов и кочующих близ Днепра печенегов? Какое число грузовых судов нужно привлечь для бесперебойной доставки в крепость продовольствия и снаряжения? Сколько боевых кораблей следует отвлечь от участия в походах против сарацинского флота и средиземноморских пиратов для охраны направляемых к Днепру грузовых караванов? Казначейские чиновники в Византии умеют хорошо считать деньги, а её полководцы неплохо знают своё дело, и, если до сих пор крепости в устье Днепра нет, значит, Византия не видит в этом необходимости. Сегодня Византии гораздо нужнее крепости на границе с южными и западными соседями, а не с Русью.
- Но ни один умный и дальновидный владыка не живёт только сегодняшним днём, он обязательно заглядывает в завтрашний. Возможно, и ромейский император прислал свои корабли, чтобы, закрепившись на Днепре, начать воевать Русь при первом удобном для этого случае.
- Закрепиться на Днепре? - удивился Григорий. - Да откуда у империи для этого силы? Посмотри на Климаты, самую восточную фему Нового Рима, соседку Руси. Она существует уже несколько столетий, некогда по праву именовалась оплотом империи на диком Востоке, а ныне едва может противиться напору хазар. Зачем Византии закрепляться на чужой земле, если она с трудом удерживает свою.
- Но, может, ромеи и задумали построить крепость на Днепре, поблизости от Корсуньской земли, чтобы помогать ей? - не сдавалась Ольга. - Императоры Нового Рима хитры и коварны, от них можно ожидать любой каверзы.
Нахмурившись, Григорий внимательно посмотрел на Ольгу, потёр переносицу, что обычно свидетельствовало о его волнении.
- Кажется, я только сейчас смог понять, зачем тебе понадобился разговор со мной, - проговорил он, не спуская с Ольги глаз. - Ты слишком умна, чтобы не знать, что никакой опасности для Руси несколько византийских кораблей не представляют, а предположение о постройке на Днепре имперской крепости не имеет под собой оснований. Значит, тебе необходимо убедить кого-то, и ты, нуждаясь в доказательствах, надеешься получить их от меня. Увы, я их не имею. Однако из этого вовсе не следует, что они не могут появиться в ходе нашей дальнейшей беседы, - многозначительно добавил Григорий. - Но для этого, великая княгиня, тебе нужно быть со мной откровеннее, чем ты была до сих пор сегодня.
- Буду, - жёстко заявила Ольга. - Жизнь заставляет меня принять христианство, и свершить это я должна прежде, чем Руси достигнет возможная весть о гибели Игоря. Чем это мне грозит, мы недавно обсуждали. Однако для отречения от старых богов у великой княгини должны быть причины... веские причины, - поправилась Ольга, - и сейчас они существуют. Это те ромейские корабли, что обосновались в устье Днепра и о которых мы с тобой говорим.
- Прости, но я не вижу между этими событиями никакой связи, - чистосердечно признался Григорий.
- Её действительно нет, - невозмутимо произнесла Ольга. - Однако она обязательно должна появиться в ходе нашего дальнейшего разговора. - Ольга усмехнулась. - Разве не ты только что высказал эту разумную мысль?
- Да, я сказал об этом. Но чтобы доказать то, чего на самом деле не существует, нужно опираться на подобие фактов и на видимость событий, которые при умелом объединении дадут в совокупности необходимую картину. Как я догадываюсь, ты намерена оправдать разрыв с язычеством угрозой, которая якобы исходит от приплывших к Днепру византийских кораблей. А поскольку она в действительности отсутствует, её следует придумать. Так?
- Так. Но гонец-порубежник и ты доказали, что неполный десяток ромейских кораблей ни при каких условиях не может угрожать Руси. Значит, кораблей должно быть столько, чтобы самый недоверчивый воевода, услышав их число, не усомнился, что если не над Русью, то над Киевом нависла смертельная опасность. Её зримое подтверждение - уже стоящие в устье Днепра вражеские корабли, которые всего лишь ничтожная часть тех сил, что следуют на Русь за ними.
- Придать правдоподобность сему вымыслу должен я, - сказал Григорий. - Представь, это не так трудно сделать. Среди моей паствы немало уважаемых в Киеве купцов, которые явятся к тебе, великая княгиня, и в чьём угодно присутствии сообщат, что либо видели сами, либо слышали от верных друзей-иноземцев, приплывших на киевское торжище, о появлении в море сильного византийского флота, держащего курс к Днепру. А один из иноземцев, прибывший из Болгарии, добавит, что на Дунае собирается многочисленное византийское войско, которое, как ему проговорился в доверительной беседе знакомый имперский военачальник, собирается двинуться на Русь по сухопутью. Повторяю, создать видимость угрозы для Руси мне не составило бы труда, если бы не одно "но"...
- Что это за "но"? - насторожилась Ольга.
- Ты сейчас крайне редко наведываешься в город, предпочитая бывать за его стенами, поэтому не знаешь, что творится в Киеве после известия о поражении Игорева воинства. Жрецы подстрекают горожан к отмщению за пролитую русскую кровь, натравливают чёрный люд на киевских христиан, прежде всего на своих и иноземных купцов, надеясь, что часть их денег и товаров достанется им как дары горожан богам. Город уже бурлит, а что случится, если вдобавок к сожжению русского флота византийцы вознамерятся вторгнуться на Русь и предпринять поход на её стольный град? Что в таком случае будет со мной и моей паствой? Останется ли что-нибудь от наших храмов и других святынь? Да и уцелеешь ли в общехристианском погроме ты сама, новоявленная христианка, принявшая веру врагов, разгромивших войско твоего мужа и, возможно, лишивших его жизни. Ты думала об этом? - строго спросил Григорий.
- Конечно, - спокойно ответила Ольга. - Дабы предотвратить в Киеве расправу над христианами, надобно поступить так. Тебе как пастырю городских христиан следует сегодня же во всеуслышание объявить от их имени, что вы скорбите об Игоревом поражении и погибших воинах так же, как другие русичи. В доказательство этого все купцы-христиане, в том числе чужеземцы, пожертвуют часть денег и товаров в пользу семей воинов, ушедших из Киева в поход с Игорем, и Перуну, в чьих руках находится их судьба. Это сразу уймёт ярость и жрецов, и городской черни, помышляющих не столько о мщении христианам, сколько о подвернувшемся удобном случае прибрать к своим рукам их добро.
- Чернь крайне неблагодарна и быстро забывает своих благодетелей, - грустно произнёс Григорий. - Да и жрецы вряд ли откажутся от возможности ещё раз получить дары. Поэтому, единожды отведя от себя щедрыми подарками угрозу погрома, киевские христиане вовсе не избавятся от повторения той же угрозы. Допустим, что остатком денег и товаров нам удастся откупиться и второй раз, но так не может продолжаться бесконечно. Что случится потом?
- Ты прав, Григорий, купцам-христианам в Киеве придётся расстаться со своим богатством в два приёма. Первый раз это произойдёт, когда гонец-порубежник сообщит сегодня на воеводской раде о появлении в устье Днепра ромейских кораблей. Думаю, для предотвращения погрома будет достаточно, если купцы-христиане пожертвуют Перуну и семьям ушедших в поход воинов внушительную сумму денег и часть товаров. Второй раз им придётся откупаться, когда Киева достигнут вести, что корабли в днепровском лимане - всего лишь передовой отряд огромного ромейского флота, плывущего напасть на Русь. Теперь купцам нужно будет отдать граду Киеву на его защиту оставшиеся деньги и товары, а главному воеводе Ярополку пожертвовать для нужд русского воинства свои корабли, чтобы ему было на чём противостоять недругу. А дабы христианам не пришлось откупаться третий раз и уберечь их от непредсказуемых последствий, я велю на следующий день после повторного приношения даров взять твою паству под стражу и отправлю своими заложниками куда-нибудь подальше от киевской черни, например, в Вышгород или Переславль. Поскольку никакого нашествия ромеев на Русь не последует, киевские христиане спокойно переждут там опасное время и невредимыми возвратятся в стольный град.
- Иногда не сбываются самые тщательно разработанные планы. А я ставлю на карту жизнь и смерть сотен моих прихожан. Так рисковать нельзя.
- Значит, не рискуй, - невозмутимо заявила Ольга. - Но знай, что я твёрдо решила принять христианство, а для этого мне крайне необходима угроза Руси со стороны Нового Рима. И эта угроза появится обязательно, даже если мне придётся воспользоваться не твоей помощью, а кого-то другого. В этом случае мне интересно было бы услышать, как ты собираешься спасать свою паству без моей помощи. Может, скажешь?
- Великая княгиня, ты не имеешь права ради своего крещения ставить на грань уничтожения всю нашу общину, сотни киевских христиан. Да что их, если последствием твоих действий может стать запрет христианам на долгие годы жить на Руси.
- Я стану христианкой, несмотря ни на что, - жёстко сказала Ольга. - Против моего решения бессильны любые доводы, потому что таким способом я спасаю собственную жизнь и борюсь за право на рождение своего ребёнка. А за это я буду сражаться против кого угодно и до последнего, не заботясь о цене своей победы. А до твоей паствы, Григорий, мне нет дела. Разве не ты уверял меня, что жизнь и смерть каждого христианина в руках Божьих, и, если твои прихожане примут гибель от язычников, значит, такова воля Всевышнего, и не тебе ей противиться. А святость моей души меня не волнует, ибо пути Господни воистину неисповедимы. Помнишь, кто первым из всего человечества вошёл в Царствие Небесное? Разбойник, который в своё время спас младенца Иисуса и Богоматерь от шайки разбойников. Церковь назвала его "благоразумным разбойником" и полагает, что это он был распят вместе с Христом по правую руку от него. Так почему и мне не стать "благоразумной княгиней-язычницей", сделавшей для блага христианства на Руси больше, нежели смогла бы вся твоя паства, и, по-видимому, желаешь свершить ты сам, её поводырь?
Взгляд великой княгини был направлен прямо в глаза Григория, голос звучал резко и сухо, и он отчётливее, чем когда-либо прежде, понял, что перед ним совсем не та женщина, с которой он некогда начинал беседы на садовой тропе. Та Ольга задавала вопросы, делилась сомнениями, а эта позволяет себе обличать его и считать свою точку зрения выше его собственной. А может, в данном случае права как раз Ольга, а не он? Сколько веков патриархи Нового Рима пытались окрестить Русь, сколько приложили для этого сил, а дело до сих пор не сдвинулось с мёртвой точки. Хотя со времён князя-христианина Аскольда Русь считается Шестидесятой Восточной (Православной) епархией константинопольского патриарха, причём два христианских храма имелись в Киеве ещё до Аскольда, хотя службы в киевских церквах ведутся на греческом и русском языках, а духовные книги давно переведены на славянский язык и писаны на кириллице, христианство оставалось чуждым подавляющему числу русов и холодно воспринималось владыками из великокняжеского терема и их окружением.
Возможно, Ольга действительно счастливый дар судьбы, на который в своё время он сделал ставку, надеясь в корне изменить положение с христианством на Руси? Разве забывал он когда-либо, что ей суждено стать после смерти Игоря полноправной правительницей Руси, а она женщина, которая умеет учиться на чужих и своих ошибках и вряд ли разделит печальную судьбу князя-христианина Аскольда? Тогда почему он колеблется и даже противится Ольге в её желании принять крещение? Не готов к решительным действиям сам или страшится за собственную участь в случае неудачи с затеей Ольги? Прочь все сомнения и страхи, ему сейчас нужно не отговаривать Ольгу от принятого ею решения, а всемерно помочь его незамедлительному претворению в жизнь, не позабыв при этом надёжно оградить себя и киевских христиан от возможных козней язычников.
- Твоё стремление стать христианкой весьма похвально, великая княгиня, и я не вправе противиться ему, - сказал Григорий. - Права ты и в том, что в этом мире всё творится по воле Божьей, и чему по его предначертанию суждено случиться с киевскими христианами, то неминуемо и случится. Поэтому давай говорить о том, что касается лишь меня, пастыря киевских христиан, и тебя, решившей стать нашей сестрой по вере.
- Предлагаю оставить в покое моих будущих братьев и сестёр по вере... пока, разумеется... и обсудить то, что требует наших с тобой неотложных и решительных действий. Ты готов сделать то, о чём я говорила: создать видимость, что Руси в ближайшие дни грозит неминуемое нашествие ромеев? Причём это ни в ком не должно вызывать сомнений и восприниматься как непреложная истина даже таким осторожным и недоверчивым человеком, как оставленный со мной главный воевода Ярополк.
- Готов. Теперь мы с тобой единомышленники, великая княгиня, и я намерен узнать обо всём, что ты замыслила. Не только потому, что не хочу напрасно рисковать там, где этого можно избежать, но и потому, что как бы ни был хорош твой план, я, возможно, смогу его в чём-то улучшить. По этому поводу на Руси говорится так: один ум - хорошо, а два - лучше.
- Мой план, Григорий, хорош тем, что предельно прост, и его исполнение вполне под силу двум людям - тебе и мне. От тебя требуется всего две вещи: убедить моих воевод и киевских горожан в том, что не сегодня-завтра под стенами Киева появятся ромейские войска, и затем тайно крестить меня. А мне предстоит сделать ещё меньше. Если на Русь придёт весть о гибели князя Игоря, я всенародно и громогласно объявлю, что являюсь христианкой, и откажусь повиноваться всем языческим законам, касающимся меня как великой княгини и женщины, и вступлю в смертельную борьбу со всеми и каждым, кто усомнится в моём праве быть наследницей всех прав и продолжательницей дел моего покойного мужа. А ежели князь Игорь возвратится на Русь живым... что ж, буду держать перед ним ответ за вероотступничество. Его я объясню тем, что в годину суровых для Руси испытаний только так смогла спасти её, себя и носимого в чреве Игорева ребёнка. Как великая княгиня я спасла Русь от вражьего нашествия, как жена и мать спасла себя и будущего княжича от происков тайных недоброжелателей, которые обязательно воспользовались бы появлением ромеев, чтобы сместить со стола великих князей меня, женщину, и занять его самим. Я постараюсь убедить князя, что в моём положении принятие христианства было единственным спасительным выходом. Ведь имперское нашествие на Русь лишь потому и не состоялось, что ромейские военачальники не осмелились без личного приказа императора и согласия патриарха начать войну с державой, правительница которой только что приняла их веру и пожелала жить с Византией в мире и согласии.
Впервые за всё время разговора Григорий усмехнулся:
- В таком случае, великая княгиня, в своём плане ты не домыслила ещё одного поступка, который мне якобы предстоит совершить - сообщить ромейским полководцам о принятии тобой христианства и стремлении жить в мире с империей. Иначе откуда они об этом узнают, чтобы не позволить своим войскам вторгнуться в пределы Руси?
- Ты начинаешь шутить, значит, у тебя улучшилось настроение, - заметила Ольга. - Рада этому. А весть о моём крещении, которую твой прихожанин якобы доставит ромейским полководцам, выглядит настолько малозначащим событием, что я не сочла нужным остановиться на нём.
- Ты права, это сущий пустяк, не заслуживающий внимания. А повеселел я потому, что мне в голову пришла мысль, как облегчить твоё положение при разговоре с мужем. Ты собираешься убедить Игоря, что приняла христианство в расчёте, что император-христианин Нового Рима не начнёт войну против такой же христианки, великой русской княгини? На месте Игоря я задал бы тебе два вопроса. Первый: действительно ли существовала угроза ромейского вторжения или это лишь плод неуёмного женского страха? Второй: даже если эта угроза на самом деле существовала, нельзя ли было остановить её каким-либо другим способом, кроме своего крещения? Что ответила бы ты на эти вопросы?
- На этот час ничего убедительного, - честно призналась Ольга. - Но если тебе пришли в голову вопросы, то, возможно, ты уже успел найти на них и нужные ответы?
- Конечно, иначе не сказал бы, что могу облегчить твоё положение в тяжелейшем разговоре с великим князем. Начну с ответа на первый вопрос. Ты получила неопровержимые доказательства, что угроза вторжения существовала с двух сторон - с юга и востока. С юга - это византийский флот, передовой отряд которого уже бросил якоря в днепровском лимане. С востока - это постоянный враг Руси - Хазария, конница которой стала приближаться к русскому порубежью. Действовали хазары в тайном союзе с Византией или самостоятельно, решив воспользоваться удачно подвернувшимся случаем и захватить ту часть русских земель, до которой не дотянутся руки империи, тебе неизвестно. Да и вряд ли нужно было знать - в том и другом случае Руси грозила смертельная опасность, особенно учитывая, что отборная часть её войск была разбита в дальнем походе, великий князь с лучшими воеводами на родной земле отсутствовал, а великокняжеский стол занимала женщина, ждущая ребёнка. На второй вопрос...
- На второй вопрос попробую ответить я сама, - остановила собеседника Ольга. - Самым надёжным способом предотвратить совместное нападение на Русь её двух стародавних недругов - Византии и Хазарии - я могла только принятием христианства. В результате я ставила императора ромеев и константинопольского патриарха в затруднительное положение: не откажись они от вторжения на Русь, весь христианский мир, его духовные и светские владыки наверняка осудили бы их за то, что они вкупе с нечестивыми иудеями подняли оружие на свою сестру по вере. Исход войны с Русью для империи был не ясен, в то время как неблагоприятные последствия при любом её исходе виделись отчётливо. Посему Новый Рим счёл за лучшее не выглядеть союзником кагана-иудея в войне против великой княгини-христианки, бросившей смелый вызов язычеству на Руси и нуждающейся во всемерной поддержке христианских правителей и высших чинов Церкви. Роль пособника иудеев особенно была опасна константинопольскому патриарху из-за его крайне обострившихся в последнее время отношений с Римским Папой, с которым они давно вступили в непримиримую борьбу за верховенство в христианском мире, доведя её до возможного раздела Церкви на Восточную и Западную. Принимая христианство, я вбивала клин между врагами Руси, и если не предотвращала их вторжение на родную землю полностью, то ослабляла вражью силу наполовину. Я верно ответила?