- Кем был твой брат Сергей? Командиром танка?
- Механик-водитель, - пояснил Андрей и глухо добавил: - Сгорел в танке. И зачем он пошел в танкисты?! - выругался он. - Танк - это же вроде стального гроба! - Он в упор взглянул на капитана. - А ты кто по профессии?
- Танкист. Раньше служил в Хабаровске, был командиром танкового батальона, теперь меня перевели на Сталинградский фронт. Вот и получается, что буду защищать не только свою Родину, но и свою семью.
- А что, разве есть такой фронт? - удивился Андрей. - Я что-то не слышал.
- Недавно создали: надо же Сталинград защищать! - После паузы Иван Лукич спросил: - А почему сам не в армии?
- Ты разве не заметил? - усмехнулся Андрей, почесав затылок. - Я малость хромаю на правую ногу. Понимаешь, какая неприятная история со мной приключилась. Служил свою действительную я на флоте, плавал на спасателе водолазом. Как-то работали мы у причала на Балтике, варили на глубине железные балки, и одна из них, обрушившись на меня, придавила ногу к камням. Я даже потерял сознание от боли. Подняли меня с глубины по-аварийному и посадили в барокамеру, потом отправили в госпиталь. Благо, что по колено мне ногу не отрезали. Врач попался знающий и вытащил меня с того света. Сделали мне операцию, и я лишился трех пальцев.
5
Поезд дал пронзительный гудок, тронулся, и люди в вагонах оживились.
- Кажется, поехали, Ванек! - повеселевшим голосом произнес проводник. - Сталинград тут недалеко, так что скоро будем на месте. Отдохну пару дней и снова в рейс, а вот куда меня пошлет начальство, еще не знаю. Может, в Пермь товарняк сопровождать, может, в Куйбышев. Да мне все равно, только бы дома не сидеть без дела. У Сергея остались жена и дочь Оксана. Она уже взрослая, и все же мне приходится ей помогать. Вот и сейчас купил ей в Перми свадебное платье…
- Она что, замуж выходит? - прервал его Бурлак.
- Пока нет, но когда-то будет выходить, а тут в сундуке готовый свадебный наряд. - Андрей заулыбался. - Все заработанные за рейс деньги отдал за это платье. Что делать! Ведь дочь родного брата. Как считаешь, прав я?
- Очень даже прав. Будь я на твоем месте, тоже так поступил бы. - Иван Лукич о чем-то подумал, потом взглянул на проводника: - Оксана что, живет у тебя?
- Да нет, у них на левом берегу Волги свой дом. Но у меня бывает часто. Она знает, что сегодня я возвращаюсь из рейса, и наверняка придет. Если еще не убежала…
- Куда? - не понял Бурлак.
- На фронт, куда же еще! - насмешливо произнес Андрей. - Не все мужики переносят этот самый фронт, а куда ей, девчонке? Увидит кровь людскую - и слезы ручьем хлынут из глаз… Нет, на фронт ей никак нельзя, слабая она характером, - подытожил он. - Да, жаль мне братана, мог бы еще пожить да вот не судьба…
- А что поделаешь, надо же нам Родину оборонять от лютого врага, - промолвил Иван Лукич.
- Я разве против? - заметно обиделся Андрей. - Но чтобы успешно бить врага, нужно иметь оружие и боевую технику. На минувшей неделе в моем вагоне ехал капитан, тоже воевал под Москвой. Рассказывал, как шли в бой на немецкие танки бойцы с винтовками, в одном бою весь батальон полег. А кто в этом виноват? Не я, Иван Лукич, и не ты, а наши вожди. Небось тоже до войны напевал: "Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим"? "Вершка" - усмехнулся проводник, - а фашисты уже дошли до Сталинграда и Ростова-на-Дону…
Помолчали, потом Бурлак сказал:
- А я никак не могу свыкнуться с мыслью, что потерял своего отца. Какая-то тяжесть на душе лежит.
- Сочувствую тебе, Иван, потеря большая, - проговорил Андрей и философски добавил: - Семья без отца, что дерево без корней. Да, а чего ты пошел в танкисты?
- Нравится мне эта профессия, - открыл свой "секрет" Иван Лукич. - Когда проходил действительную службу, был в роте запевалой. Песня про танкистов моя любимая. Помнишь? "Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди мужества полны…"
- Не скажи, Иван, твоя профессия весьма опасная, - возразил Андрей.
- Чудной ты парень, - улыбнулся Бурлак, - на войне везде опасно. Можно в танке сгореть, наскочить в поле на мину, а может и шальная пуля задеть. Тут не это главное, а то, какая тебе судьба выпала. Не зря в народе говорят: "От судьбы не уйдешь". Вот ты был водолазом на флоте это, пожалуй, самая опасная профессия. Но ты же спускался на глубину, делал все, что тебе поручалось?
По лицу проводника пробежала тень.
- Ты прав, капитан, от судьбы не уйдёшь. - и вновь он грустно произнес: - Жаль мне Сергея. Права была его дочь Оксана, когда сказала, что погибшего не воскресить, но память о нем должна жить в сердце. Говорит, что после войны поедет в Подмосковье, на Истру, и положит цветы на братскую могилу. Но когда это будет? Конца войны пока не видно. Что скажешь, Иван?
- То, что нам с тобой еще придется немало горьких дней пережить, пока Гитлер будет разбит, - серьезно ответил Бурлак.
Он посмотрел в окно. Ночь медленно начала таять на горизонте небо загорелось пунцовой зарей, было видно, что наступает рассвет. "Мама небось уже хлопочет по хозяйству, - подумал Иван Лукич. - Должно быть, обрадуется моему приезду. А вот чем занята моя Кристина - вопрос! Да и занята ли?.."
В шесть утра поезд прибыл в Сталинград. Бурлак оделся, подхватил свой чемодан и, глядя на проводника, сказал:
- Ну, земляк, будь счастлив, а я пойду.
Андрей сунул ему в карман клочок бумаги:
- Там мой адрес, если что - заходи в гости!
- Дорог на войне много, глядишь, еще увидимся.
Утро тихое и теплое. Легкий ветер дует с Волги, приятно освежает лицо, не то что в купе поезда, где стояла невыносимая жара. Несмотря на ранний час, на вокзале полно народа. Шум, гам, в глаза бросаются люди с сумками и чемоданами в руках. Особенно слышны голоса у билетных касс, там народу - яблоку негде упасть. Кто-то тронул Бурлака за руку. Обернулся - это девушка с заплаканными глазами.
- Товарищ капитан, я еду в Куйбышев к мужу, но никак не могу взять билет. Помогите, а?
- А почему не можете взять билет сами? - поинтересовался Бурлак.
- Вы что, не знаете? - удивилась девушка. - В городе началась эвакуация… Муж обещал приехать за мной, но дал телеграмму, чтобы я сама ехала. А билетов нет.
- Вам лучше обратиться к военному коменданту на вокзале, - посоветовал ей Бурлак. - Он поможет Вам уехать. Кстати, я иду к нему, так что пойдемте.
Дежурный комендатуры майор с нашивками авиатора спросил:
- Что у вас, капитан?
- Вот ей, - Бурлак кивнул на стоявшую рядом с ним девушку, - надо ехать к мужу в Куйбышев, а билетов на поезд нет. Помочь бы…
- Ваши документы, гражданочка, - повернулся к девушке майор. Она дала ему паспорт, он пробежал его глазами и вернул ей, заметив: - Приходите сюда через час, и билет вам будет. - Он перевел взгляд на Бурлака: - У вас есть еще ко мне вопросы?
- Скажите, где находится штаб Сталинградского фронта?
Майор насторожился:
- Подобных справок я не даю, вам надлежит обратиться в военную комендатуру города.
- Военная тайна? - усмехнулся капитан и вручил майору предписание о своем переводе на службу в штаб Сталинградского фронта. - А прибыл я с Дальневосточного фронта.
Майор просмотрел документ, кое-что уточнил:
- Предписание подписал генерал армии Апанасенко, так? Не он ли ранее служил в 1-й Конной армии Семена Буденного?
- Он, товарищ майор.
- Мой отец служил в его кавалерийской дивизии! улыбнулся майор. - Вы, капитан, служили у генерала армии Апанасенко, а я даже не видел его. Жаль!
Он вышел в соседнюю комнату, с кем-то переговорил по телефону, вернулся и сказал, что штаб Сталинградского фронта находится в центре города в штольне.
- Через час туда пойдет наша машина, она может подвезти, - предложил он.
Бурлак, однако, возразил:
- Спасибо, товарищ майор, но мне надо прежде зайти к матери на Заречную, оставить свои вещи, а уж потом я пойду в штаб.
- Решайте, как вам лучше, - буркнул майор, пожелав ему успехов в службе. - Да, - спохватился он, - на Заречную от вокзала ходит автобус, так что поспешите.
- Вот это мне подойдет! - И Бурлак направился к выходу, подумав: "Душевный майор, вот уж никак не ожидал".
Ехали недолго. Автобус остановился у хлебного магазина. Бурлак вышел из машины, подхватив чемодан. Июльское солнце уже припекало. Минуту-две он постоял, отдышался, уняв волнение. Вот она, Заречная, вся утопающая в цветах и зелени деревьев и садов. Бурлак торопливо шагал вдоль улицы по узкой дорожке, по которой не раз ходил, когда еще учился в школе. Все ближе дом, в котором он родился и вырос. Наверное, в такую рань мать еще никуда не ушла, да и калитка закрыта. Иван Лукич тихо толкнул ее и вошел во двор. По обе стороны дорожки, что бежала к крыльцу, росли белые и красные розы. Татьяна Акимовна очень любила их и старалась, чтобы они каждое лето украшали дом. А дом этот после Гражданской войны строили всей семьей. В то время отец работал в речном порту, принимал баржи и суда с лесом и разгружал их. Начальник порта за ударную работу бригады премировал его, а также по закупочной цене отпустил ему материалы и брус для строительства дома. Иван Лукич помнил, как он с родителями переезжал из саманной хаты в новое жилье. Тогда он учился в школе. Все ему было дорого в этом доме. У него была своя отдельная комната. Из окна он видел Волгу, величаво катившую к обрывистому берегу белопенные волны, он слышал грохот, и на душе у него становилось грустно, а отчего - он и сам не знал. На Волге на пляже он познакомился с Кристиной и через две недели женился на ней.
- Зря поторопился, сынок, - попрекнула его мать. - Ты же совсем не знаешь Кристину, кто она и чем дышит. Да и любит ли она тебя?" - "Любит, мама" - возразил Иван. "Любит, да? - На лице Татьяны Акимовны появилась насмешливая улыбка. - Тогда почему она не едет с тобой в Хабаровск, куда тебя направили служить?" Кажется, он рассердился. "Ты же знаешь, что Кристина учится в институте, не бросать же ей учебу! Я этого не хочу. А вот через год, когда получит диплом, она приедет ко мне. А пока она будет писать мне в Хабаровск, и я доволен, моя душа поет. Так что все у нас хорошо". - "Дай-то Бог!"
Татьяне Акимовне Кристина не нравилась, и она не скрывала это от сына. "Руки у нее белые, сынок, - как-то сказала она, впервые увидев девушку, и добавила: - К труду не приучена. А посмотри на мои руки: натруженные, все в прожилках". Иван засмеялся: "Тебе сколько лет, семьдесят? А ей нет и тридцати!"
"Надо мне сходить к Кристине на Красную улицу, где она живет с матерью, а уж потом поспешу в штаб фронта", - подумал сейчас Иван Лукич.
Он поднялся на крыльцо и постучал в дверь.
- Кто там? - раздался голос Татьяны Акимовны. У него замерло сердце.
- Это я, мама, Иван! - с трудом разжал он губы. Звякнул засов, и дверь распахнулась.
- Ванюша, ты ли, сынок?! - запричитала Татьяна Акимовна. Она обеими руками обхватила его за плечи, прижала к себе и стала целовать. - Как я рада, что ты приехал. А у нас тут тревожно, говорят, германец рвется в город. По ночам уже слышно, как ухают орудия, самолеты вражеские нас бомбят. А если начнутся и. даже не знаю, что мне делать. Может, уехать к Родной сестре в Саратов?
Она провела его в комнату. Запахло чабрецом и еще какой-то травой, кажется мятой.
- Ставь свой чемодан да садись к столу. Я как раз собралась завтракать.
- Ты что, одна живешь? - спросил Иван Лукич.
- Сейчас одна. - Татьяна Акимовна глубоко вздохнула. - Отца-то с нами уже нет, похоронили его. Германцы бомбили город, одна бомба упала на тракторный завод, и в сборочном цехе погибли люди, в том числе и наш отец. Врачи сделали ему перевязку, хотели положить в госпиталь, но он отказался. - Татьяна Акимовна передохнула, что-то вспоминая, и продолжила: - Полежал двое суток дома, хуже ему не стало, только в груди болело, говорил, будто камень кто-то положил. И все молчал. Утром я пошла в аптеку, купила лекарство, которое выписал врач, заскочила в молочный магазин за сметаной и скорее домой. Батя наш лежал на кровати и тихо стонал. Попросил дать ему попить. Я дала ему водички, и вскоре он уснул. Пока я варила борщ и жарила котлеты, он и слова не обронил. Окликнула его: мол, что дать поесть? Он молчит. Тогда я подошла к постели, а он уже не дышит. Такая ему смерть вышла. - Татьяна Акимовна снова вздохнула. - Завод помог похоронить его. Ну а тебе я сразу же послала телеграмму в Хабаровск…
- Давай сходим на его могилу? - предложил Иван Лукич, когда выслушал мать.
- Пойдем, сынок.
Она загасила печь. Он спросил:
- А что, моя Кристина все еще в больнице? Кстати, она была на похоронах отца?
Мать помолчала, потом проговорила:
- Да нет, уже выписалась. - Она взглянула на сына, но тут же отвела глаза в сторону. - У матери она живет. После того как весной ты уехал, она ко мне не приходила. На похороны отца она тоже не пришла. По правде сказать, сынок, я не в обиде, что она не пришла.
- Почему? - спросил Иван Лукич. - Ты что, поссорилась с ней?
- Боже упаси, как ты мог подумать такое? - Татьяна Акимовна, казалось, даже обиделась. - У нее, видать, сейчас своих забот по горло. Мать у нее часто хворает, тоже весной лежала в больнице…
"И все же, мама, ты что-то от меня скрываешь, - мысленно возразил Иван Лукич. - Но не беда, я сегодня буду у Кристины и все выясню".
- Кристина тебе в Хабаровск писала? - вдруг спросила мать.
- Нечасто, но писала, а в последнее время писем от нее почему-то не было. А ты к ней не ходила?
- Собиралась, но так и не пошла: то огородом занималась, то ходила в поликлинику, то сама чуток приболела. Отца нет, а без него у меня все из рук валится.
"Ты просто Кристину не любишь", - едва не сказал вслух Иван Лукич, однако сдержался, да и зачем ее волновать? Она и так немало пережила.
Он выпил чаю и начал собираться.
- Куда ты, Ванюша? - спросила мать. - К жене небось?
- Да нет, мама. - Он сурово сдвинул брови. - Пора нам на кладбище, отца проведать. Пойдем?..
На кладбище было тихо. На могиле отца - свежая земля, будто его похоронили вчера. Иван Лукич нагнулся, взял щепотку земли. Она была рыхлой и сухой. К деревянному кресту он положил красные розы.
"Ну вот мы и встретились с тобой, батя, - мысленно говорил он отцу. - Я тебя очень любил, и в то, что тебя нет с нами, не хочется верить. Ты хотел, чтобы я стал командиром Красной армии, и я стал им. Ты хотел, чтобы у нас с Кристиной родился сын. Жаль, что пока твою просьбу мы не выполнили. Но сын будет, батя, я тебе обещаю, и, когда он подрастет, я приведу его к твоей могиле и скажу: "Здесь покоится твой дедушка, герой войны!.." Ты знаешь, что после учебы я пожелал служить на Дальнем Востоке, где довелось сражаться с японцами на Халхин-Голе. Там я заслужил медаль, теперь вот добился, чтобы меня перевели на Сталинградский фронт. Буду сражаться за наш любимый Сталинград, батя, так велит мне долг. Я продолжу твое дело - ты же в Гражданскую сражался за Царицын?.. Прощай, батя. Пусть земля будет тебе пухом!.."
- Ванюша, - прервала его раздумья Татьяна Акимовна, - умер отец тихо, и я бы желала так умереть.
- Мама, что такое ты говоришь? - упрекнул ее Иван Лукич. - Тебе еще жить и жить.
- А ради чего мне жить, сынок? - усмехнулась она, поджав губы. - Внуков у меня нет. Вот разве что ради тебя… Но ты побудешь у меня и уедешь на фронт, и опять я останусь одна, как во поле березка. Одна у меня радость: по субботам хожу в церковь и ставлю свечку за твое здоровье.
Когда они вернулись домой и Татьяна Акимовна стала готовить обед, Иван Лукич сказал, что пообедает позже, а сейчас пойдет к жене.
- Как думаешь, она обрадуется моему приезду? - спросил он. - Может, ты, мама, составишь мне компанию?
- Нет уж, сынок, иди к ней один. - Спохватившись, Татьяна Акимовна добавила: - Ты с ней сам разбирайся, у меня нет времени ходить по гостям. Ты бы поел, Кристина вряд ли тебя накормит.
- А почему не накормит? - насторожился Иван Лукич. - Я ведь ей не чужой, а муж!
"Был мужем, ныне же у нее появился другой, - едва не сорвалось с губ Татьяны Акимовны. - Но мне лучше помолчать. Пусть она сама ему скажет, если совесть еще не потеряла…"
Иван Лукич между тем побрился и, глядя в зеркало, усмехнулся:
- Вот теперь я в форме, мать, можно идти к жене! - Он пригладил волосы.
Провожая его грустным взглядом, Татьяна Акимовна с горечью подумала: "Любит он ее, а она оказалась вертихвосткой…"
Деревянный дом, в котором жила Кристина, стоял на берегу Волги. Сюда доносился гомон чаек. Они резали крыльями тугой воздух, то и дело стремительно припадали к воде, выхватывали из нее рыбешек и также стремительно взмывали ввысь.
"Только бы Кристина была дома", - подумал Иван Лукич.
Он слегка толкнул плечом калитку и вошел во двор. Окна, что выходили на улицу, были зашторены белыми занавесками. Иван Лукич поднялся на крыльцо и постучал в дверь, но ему никто не ответил. Тогда он вошел в комнату и с порога спросил:
- Здесь есть кто?
Раздался знакомый голос:
- Это ты, Алеша? Я сейчас…
Он застыл на месте. Из кухни вышла Кристина и, увидев его, вскрикнула:
- Ты? - Из ее рук выпало полотенце, а лицо вмиг потемнело.
- Я, Кристина, - заговорил Иван Лукич. - А ты ждала Алексея? - Он перевел дух. - Кто он?
- Мой муж! - дерзко, с вызовом произнесла Кристина.
Она уже пришла в себя, глаза у нее заблестели, а лицо раскраснелось так, что Ивану Лукичу сделалось не по себе. Он усмехнулся через силу и спросил:
- А я что, тебе не муж?
- Нет, - резко ответила она.
- И давно я стал не твоим мужем?
- С тех пор как уехал в Хабаровск. - Кристина насмешливо улыбнулась. - Скажу тебе правду, Ванек: я тебя не любила.
- Почему же ты не сказала мне об этом раньше?
- Думала, что полюблю, но не получилось.
- А как же наш ребенок, которого ты ждала?
- Вскоре после твоего отъезда я сделала аборт. Пойми, Ванек, зачем мне ребенок от человека, которого я не люблю и от которого твердо решила уйти?
- Ты убийца, Кристина! - глухо выговорил Иван Лукич.
- Не смеши меня, - усмехнулась Кристина. - Я все сделала по закону. Мне было плохо, начало шалить сердце, а я еще хочу жить. Рисковать ради твоего благополучия я не могла.
Он был растерян и не знал, что еще сказать. От жара распирало грудь, сердце билось учащенно, казалось, оно вот-вот вырвется наружу.
- Выходит, ты с этим Алексеем зналась давно? - спросил Иван Лукич. - Кстати, кто же он?
- Аспирант на кафедре в институте, - торопливо промолвила Кристина. - Он помогает мне в учебе. А в следующем году, когда я закончу институт, он возьмет меня к себе на кафедру. У меня, как видишь, есть перспектива. А что бы я делала в Хабаровске? - Она повела бровью. - Ты весь день на службе, пахал бы своим танком поле, а я одна дома. Нет, Иван Лукич, у меня совсем другие планы. Извини, что так получилось, но сердцу ведь не прикажешь!..
Она хотела сказать еще что-то, но в это время в комнату вошел мужчина. Был он высок ростом, черноглазый и, как успел заметить Иван Лукич, улыбался. Он громко произнес: