26 февраля 1982 года
Лайнер "Москва - Вена", рейс номер 214, прибывал в международный порт Швехат точно по расписанию - в ноль часов сорок пять минут по среднеевропейскому времени.
Владимир Александрович Копыленко в дорожном элегантном костюме из темно-синей немнущейся ткани, сорокалетний, полнеющий джентльмен с вялым безвольным лицом в веснушках, сидел у иллюминатора в салоне первого класса, прильнув к темному стеклу, и ожидание, нетерпение, восторг, страх (как всегда, страх!…) переполняли его до краев.
Уже зажглось табло "Пристегните ремни", по салону прошлась длинноногая вышколенная стюардесса-куколка, улыбнулась Владимиру Александровичу, сказала:
- Через семь минут сядем.- Рейс был аэрофлотовский.- Как вы себя чувствуете?
- Спасибо, отлично.
Еще в российском небе, почти сразу после взлета, он почувствовал странную слабость, головокружение, нажал кнопку "Бортпроводница", и эта милая девушка принесла ему две таблетки сиреневого цвета и стакан минеральной воды. Через несколько минут Владимир Александрович был в полном порядке и сейчас думал: "Все это нервы. Совсем, черт побери, истрепал их".
Владимир Александрович Копыленко работал во Внешторге, занимая должность заведующего отделом по закупкам новейших компьютерных систем, созданного совсем недавно. В Советском Союзе эти системы только внедрялись, прежде всего на предприятиях военно-промышленного комплекса. Работа была действительно сложной и нервной, если угодно. Не хватало специалистов. Да и сам товарищ Копыленко был не очень-то силен в компьютерной технике, хотя закончил Бауманское училище и аспирантуру при нем, специализируясь в области космических технологий. Теперь приходилось вникать в суть на ходу, читать горы специальной зарубежной литературы, благо еще с детских лет выучили родители Владимира Александровича двум языкам, английскому и немецкому, и владел он ими в совершенстве.
В Вене предстояло подписать контракт с одной австрийской фирмой о закупке большой партии японских компьютеров (фирма выступала посредником, и с ней давно сотрудничал Внешторг). В Австрии уже три дня работали эксперты отдела, которым руководил Владимир Александрович, с ними прежде всего и предстояло встретиться "боссу" - так его за глаза называли сотрудники отдела с порядочной долей иронии.
Но эта встреча состоится не сегодня, а завтра - уже все обговорено, запланировано, расписано. Хотя номер в отеле "Империал" ему забронировали с сегодняшнего дня.
А сейчас, совсем скоро…
Вот поэтому и нервничал, можно сказать, восторженно страдал Владимир Александрович Копыленко. Сегодня, уже через несколько минут, состоится совсем другая встреча.
Он позвонил Паулю Шварцману позавчера с Главпочтамта - как всегда. И как всегда, Пауль, милый Пауль, будет его встречать.
Впрочем, откуда это дурацкое "как всегда"? У них и было всего… Сколько? Сейчас, сейчас… Пять? Нет, четыре свидания.
Три года назад он познакомился, совершенно случайно, с Паулем Шварцманом в буфете Венского оперного театра. (Давали "Аиду" Верди. Как забыть?!) Нет, не случайно - на все судьба: они сразу прониклись симпатией друг к другу. Пауль оказался немцем из Кельна, там у его престарелого отца небольшой банк, он же числится в нем управляющим. А в Вене снимает квартирку, "уютное гнездышко" в районе парка Бельведер ("Совсем рядом с волшебным замком, мой друг Влади-мир"), И часто приезжает сюда. "Потому что, Вла-ди-мир (Паулю долго не давалось имя нового "друга"), здесь атмосфера, условия. Здесь все для нас. Да и Кельн хоть и близко, но оттуда, что здесь в Вене, не увидишь и не услышишь". Прямо из театра они отправились в "уютное гнездышко" Пауля Шварцмана, и с той незабываемой ночи все началось.
"Мой Пауль,- думал сейчас Владимир Александрович,- пылкий, нежный, сентиментальный. Господи! Что мы за страна? Почему только у нас - преследования, слезы, презрение, дискриминация? Надо все держать в глубочайшей тайне, особенно если ты занимаешь высокий пост. Иначе - конец карьере, конец всему. И эта моя насильственная женитьба, отец настоял. Я не виноват, что Татьяна несчастна. Не виноват, не виноват, не виноват!… Если мы рождаемся такими - что делать? Что делать, я вас спрашиваю? Будьте вы все прокляты!"
…Лайнер шел на посадку, за иллюминатором, призрачным бескрайним ковром мерцали огни ночной Вены, а Владимир Александрович вдруг вспомнил фразу Пауля, которую тот сказал ему позавчера по телефону:
- Я приготовил тебе, Володя (он теперь так называл Владимира Александровича), сюрприз. Очень пикантный сюрприз…
Лайнер уже бежал по посадочной полосе, и мимо иллюминатора стремительно мчалась назад яркая трассирующая полоса.
"Что за сюрприз?" - подумал товарищ Копыленко, ужас и восторг опять смешались в нем, и зубы скрипнули - так с Владимиром Александровичем случалось в моменты крайнего волнения.
Все багажные, таможенные и прочие формальности заняли не более четверти часа, и вот уже с небольшим элегантным баулом, перекинув плащ через руку, Владимир Александрович спускается по эскалатору в "зал встреч".
Как он любит этот венский международный аэропорт Швехат!
Огромность сверкающих помещений, где никогда не чувствуется большого скопления пассажиров и одновременно каким-то невероятным образом созданная атмосфера уюта. И все это для вас: кафе, бары, бесчисленные магазины, комнаты отдыха с мягкой удобной мебелью, парикмахерские, туалеты.
"Боже!- думал Владимир Александрович, спускаясь по эскалатору и ища взглядом в небольшой толпе встречающих Пауля Шварцмана.- Боже! Эти туалеты в общественных местах европейских стран - в аэропортах, на железнодорожных вокзалах, в государственных учреждениях! Стерильная чистота, воздух помещений насыщен ароматическими смесями, и - невероятно!…- тихая минорная музыка из невидимого источника". Товарищ Копыленко вспомнил, что, первый раз попав в подобный туалет в Финляндии - дело было лет пятнадцать назад, на заре его карьеры во Внешторге,- он был просто ошеломлен, впал в состояние транса, особенно его сразила эта тихая музыка. Он в панике думал тогда, что оказался совсем не там, куда ему было нужно, и только вальяжный господин с изрядной лысиной, появившийся из кабины с бело-голубой дверью и на ходу застегивающий ширинку брюк, вразумил его: это здесь…
Сейчас, испытав внезапную острую нужду оказаться именно в таком месте, Владимир Александрович думал: "А ведь абсолютно точно кто-то определил: по состоянию общественных туалетов можно и следует судить о стране, об ее экономике, культуре, нравственном состоянии общества, о…"
- Володя! Я здесь! - прервал его странные рассуждения радостный голос Пауля Шварцмана.
Предмет любви товарища Копыленко уже бежал ему навстречу - высокий, стройный, с открытой головой, густые черные волосы разметались по плечам.
Они обнялись, Пауль пах дорогими сигаретами и крепкими дамскими духами (эта смесь всегда кружила голову Владимиру Александровичу, сводя его с ума…).
- Наконец-то!…- шептал Пауль.
- Наконец-то! - откликнулся товарищ Копыленко.- Только, Паша (так в моменты интимности называл Владимир Александрович своего избранника), мне срочно надо…
- Здесь, за углом,- сразу все поняв, просиял улыбкой Пауль Шварцман, увлекая московского гостя за угол мраморной стены.- Иди, а я подожду тебя вот в этом баре, закажу по чашечке кофе, и мы все обсудим.
"Что все?" - хотел спросить Владимир Александрович, но малая нужда погнала его за перегородку, облицованную синеватым камнем, с изображением мужской шляпы и трости.
Через несколько минут, насладившись туалетом международного австрийского аэропорта Швехат, Владимир Александрович Копыленко уже сидел в баре, уютном, слабо освещенном, за круглым столиком на двоих, перед ним исходила ароматным парком фарфоровая чашечка с густым черным кофе. ("Заварка по-венски",- сказал Пауль.)
Затягивалось сладостное молчание.
- Мы идем к тебе? - не выдержал он первым.
- Нет,- прошептал Шварцман.
- Не понимаю…
- То есть, Володя, мы, естественно, можем поехать сразу ко мне… Но есть сегодня еще одна возможность…
"Сюрприз!" - осенило Владимира Александровича. Сердце скакнуло и бешено заколотилось, мгновенно вспотели ладони ("Отвратительное свойство организма",- самокритично подумал заведующий отделом советского Внешторга).
- Какая возможность? - тоже шепотом спросил Владимир Александрович.
- Ты мне не однажды говорил, что хочешь попасть в один из привилегированных клубов Вены… Ну… В наш клуб. Ты еще сказал: "Хотя бы разок взглянуть".
Пауль Шварцман замолкал, ожидая реакции.
- Я слушаю, Паша. Я тебя слушаю.- Голос товарища Копыленко неожиданно сел.
- Так вот… такая возможность появилась.
- Что за возможность? - встрепенулся Владимир Александрович, и некий внутренний голос сказал ему: "Осторожно!"
- У меня появился новый знакомый,- таинственно улыбнувшись, продолжал Пауль.- Он член клуба "Георг III". Слышал о таком?
- Естественно, слышал! - воскликнул товарищ Копыленко, и внутренний предостерегающий голос стал абсолютно неслышным.
Клуб "Георг III"! Он тайно собирал о нем сведения, оказываясь в Австрии, выискивал публикации в "их" специальной литературе. Публикации, надо сказать, были чаще всего скучные, невнятные, естественно, без персоналий, а лишь с подробностями антуража. Публикации, скорее, интригующие.
- Кто этот твой новый знакомый? - И Владимир Александрович ощутил первый укол ревности.
- Станислав Ратовский.- Это имя Пауль произнес медленно, со старанием, как прилежный ученик, хорошо выучивший заданное стихотворение.- Он, кстати, эмигрант из России…
- Как эмигрант? - перебил товарищ Копыленко, и внутренний голос, хотя и с трудом начавший выбираться из темных дебрей, произнес: "Берегись, берегись…"
- То есть он не эмигрант, а его родители, отец, кажется… Этот Станислав оказался в Австрии сразу после той страшной войны совсем маленьким мальчиком, здесь вырос, получил образование, знает несколько языков, занимается переводами. Кстати, ты можешь говорить с ним по-русски…
- Где ты с ним познакомился? - перебил Владимир Александрович, успокоившись. И темная ревность снова завладела им.
- Ты можешь догадаться - где.- Улыбка скользнула по лицу Пауля Шварцмана,- Естественно, в нашем скверике, у памятника музыканту… Все забываю…
- Постой, постой! - перебил Владимир Александрович, холодея,- У тебя с ним…
- Володя! Володя! - замахал руками Пауль,- Это у тебя с ним может что-то быть. Если захочешь.
Владимир Александрович мгновенно успокоился, с облегчением вздохнув.
- Какую чушь ты несешь, Паша,- сказал он, отпив кофе.- Божественно! И привкус миндаля, что ли?
- Меня Станислав просто заинтересовал…- продолжал Пауль Шварцман.- Заинтересовал, как персонаж нашей корпоративной драмы в этом не лучшем из миров. Он - личность, интереснейший собеседник. А когда он сказал о том, что является членом клуба "Георг III"…
- Подожди! - перебил товарищ Копыленко.- Ты ему открыл меня?
- В самых общих чертах. Когда он спросил… Ты догадываешься о чем. Я не мог не сказать о тебе. Узнав о твоем желании попасть в престижный клуб, он сам предложил…
- И где же этот Ратовский сейчас? - снова перебил своего "друга" Владимир Александрович.
- Станислав тут, на площади, ждет нас в своей машине, чтобы сразу ехать…
Через несколько минут они, взявшись за руки, выходили на площадь перед огромным зданием аэропорта Швехат, запруженной множеством легковых машин и пестрыми автобусами туристических фирм.
Шел дождь с мокрым снегом.
Было без двадцати пяти два.
Ночная жизнь австрийской столицы только набирала силу.
- Серебристый "мерседес",- сказал Пауль Шварцман.- Вон там, у полицейской будки.
У новой машины с включенными подфарниками ("Номера австрийские",- отметил про себя товарищ Копыленко, в котором проснулась советская бдительность, да и внутренний голос начал нашептывать что-то предостерегающее) стоял высокий сутулый человек в плаще и фетровой шляпе с широкими полями, закрывающими лицо.
- А вот и мы! - с нотками смущения в голосе громко сказал Пауль Шварцман.
Станислав Ратовский сделал несколько шагов навстречу, приподнял шляпу - у него оказалось длинное, выразительное лицо. Тонкие, слегка подкрашенные розовой помадой губы растянулись в улыбке.
- Я уже заждался,- сказал он по-немецки.- Здравствуйте!
"Что-то в нем есть… непонятное",- начал лихорадочно соображать Владимир Александрович.
- Разрешите представить стороны,- заспешил Пауль Шварцман.- Господин Копыленко, господин Ратовский.
Они обменялись рукопожатиями, и московский гость австрийской столицы сначала почувствовал, а потом увидел на ладони нового знакомца длинный белый шрам.
. - Я Станислав,- приветливо сказал Ратовский по-русски без всякого акцента.- Если по правилам вашей страны - Станислав Янович. А вы господин Копыленко?…
- Владимир Александрович. Вот что, давайте говорить по-немецки. Чтобы мы все трое понимали друг друга. И я - Владимир,- перешел он на немецкий язык.
- Отлично! Просто отлично! - просиял Станислав Ратовский.- Вы, Владимир, как мне известно, в Вене в командировке, наверняка во времени ограничены.- Возникла короткая пауза, и в ней образовалось биополе, полное черной, взрывоопасной энергии,- Мне Пауль сказал… о вашем интересе. Предлагаю: сейчас, немедленно! Собственно, я все подготовил, договорился. "Георг III" ждет вас.
"Откажись!…" - завопил внутренний голос, оказавшийся почему-то в левой пятке Владимира Александровича.
Но дверца серебристого "мерседеса" была уже распахнута, Пауль, страстно сжимая локоть Владимира Александровича, легонько подтолкнул его вперед, и оба они очутились в салоне машины, на заднем сиденье.
Станислав Ратовский уже был за рулем и, захлопывая дверцу, сказал:
- Что же, господа, вперед!
Машина, плавно и бесшумно сдвинувшись с места, тут же набрала скорость, и показалось Владимиру Александровичу, уже через мгновение мчалась по загородному шоссе, навстречу сонму огней, которые стремительно приближались. На смотровом стекле работали дворники, счищая липнущий мокрый снег.
"Сказать, чтобы заехали в "Империал"? - пронеслось в сознании товарища Копыленко.- Оставлю документы в номере…"
"Скажи! Скажи!" - вопил и плакал внутренний голос. Но серебристый "мерседес" летел вперед, в салоне витал запах сигар и французских духов "Аполлон", звучала тихая музыка - рояль, скрипка и саксофон.
"Кажется, какая-то классическая мелодия? - расслабленно думал бедный Владимир Александрович.- О чем она? О том, что все мы умрем, а эта музыка останется. О том, что совершенно непонятно, для чего мы рождаемся на этой земле. Чтобы умереть? Какая бессмыслица! Нет… Нет! Эта музыка о любви, о любви, о любви. Да что это со мной?"
По щекам Владимира Александровича текли слезы. Он не помнил, когда плакал в последний раз. Кажется, в детстве. На даче украли великолепный американский велосипед, подаренный родителями. Тогда Володя Копыленко учился в пятом классе.
В машине все молчали. И уже за окнами была Вена, залитая ослепительными разноцветными огнями реклам, витрин, городских фонарей. Все кружилось, мчалось, мокро сияло.
"Все-таки куда мы едем? - снова проснулась бдительность в товарище Копыленко, и он стал всматриваться в проносившиеся мимо городские пейзажи,- Так-так… Кажется, понимаю".
Справа темные деревья парка. Повернули. Сплошные витрины магазинов, ярко, празднично освещенные. "Да где же это мы? Что за шпиль впереди? Это же, кажется, костел августинцев, как-то возили на экскурсию. Значит, старый город. Центр".
Но здесь "мерседес" свернул в темноватый переулок, начался ощутимый уклон вниз. "Или едем к набережной Дуная?"
- Не волнуйтесь, Владимир,- нарушил молчание Ратовский,- Мы уже рядом.
Однако машина еще довольно долго петляла по улицам и переулкам, все менее освещенным, и наконец остановилась.
Первым вышел Станислав Ратовский, распахнул дверцу, сказал:
- Прошу, господа! - В его голосе звучала торжественность.
Все трое оказались на маленькой площади, слабо освещенной несколькими тусклыми фонарями, в ее центре возвышался фонтан из гранита в виде арфы, сейчас молчавший. Возле темного трехэтажного дома в стиле барокко или скромного дворца выстроились в ряд роскошные лимузины; товарищ Копыленко узнал лишь три или, четыре "роллс-ройса", остальные марки машин были ему неизвестны. "Окна закрыты портьерами",- определил Владимир Александрович.
У тяжелых дверей горели два розоватых фонаря в старинных граненых "стаканах" из темного металла.
- Идемте, господа.- Поднявшись по ступеням к двери, Ратовский нажал кнопку звонка.
И почти тотчас тяжелая дверь бесшумно отворилась, в ее проеме показался швейцар, пожилой мужчина с лицом, полным достоинства. Ему что-то тихо сказал Станислав Ратовский, и швейцар, молча отступив назад, пропустил всех троих.
А дальше…
Потом… Потом, когда все произошло, Владимир Александрович вспоминал ту ночь не как реальность, то, что все-таки может быть на самом деле,- а как наваждение, сладостный мистический сон, ужас, погружение в преисподнюю. Или… Как сказать? В конце концов он нашел определение: "Ты оказываешься в другом измерении".
…В гардеробе полуобнаженные юноши приняли у них плащи; лестница вела вниз, и в мраморной арке, освещенной огнем камина, сидел на троне английский король Георг III, устремив на приближающихся к нему тяжелый безумный взгляд пустых глаз из-под лохматых бровей.
- Вначале нечто вроде экскурсии,- прозвучал рядом голос Станислава Ратовского.- И старайтесь, Владимир, воспринимать мир, в который вы попали, как реальность. Но вначале, после перелета… Правда, Владимир, ваша сумрачная Москва далеко-далеко, как будто ее и нет? ("Вот именно, сумрачная",- пронеслось в сознании заведующего отделом советского Внешторга.) Так вот, после перелета, да и погода слякотная, я предлагаю немного выпить.
Они оказались у стойки бара. Молодой бармен, стройный и мускулистый, в облегающем фиолетовом трико из прозрачной ткани, чью обнаженную грудь украшал золотой медальон с изображением Георга III, поставил перед ними три больших бокала, наполненных темным с гранатовым отливом вином.
- Этот напиток, господа,- тихо сказал Станислав Ратовский,- вы можете отведать только в нашем клубе, и нигде больше на земном шаре. Он так и называется - "Георг III". И выпить первый бокал надо до дна. Таков закон клуба.
Вкуса вина Владимир Александрович не ощутил - сразу перехватило дыхание, он пил мелкими глотками, потому что вино было густое, терпкое, его приходилось глотать с трудом. И пока он пил, на него не мигая смотрел молодой бармен, в его черных, казалось без зрачков, глазах, был зов…
- Вот и отлично,- засмеялся господин Ратовский,- Сейчас возникнет новое состояние.
И оно возникло…
У Владимира Александровича Копыленко походка сделалась легкой и молодой, он наполнился жизненной горячей силой - и желанием, желанием, желанием…
Он видел, что и его Пауль испытывает нечто подобное, а Ратовский… Наверно, тоже? Владимир Александрович, летя куда-то на крыльях, встретил взгляд Станислава, который, оказывается, тоже был в облегающем трико, только ядовито-зеленого цвета, и этот взгляд был пристально-внимательным и настороженным.